НЕБИБЛЕЙСКОЕ СЛОВО «ТРОИЦА»

НЕБИБЛЕЙСКОЕ СЛОВО «ТРОИЦА»

Пожалуй, в заключение стоило бы еще обратить внимание на то самое, что отмечается большинством религиоведов, говорящих о Троице. А именно: слово «Троица» – небиблейское (как, обыкновенно, выражаются эти религиоведы).

Что это значит? Возьмем, для начала, Ветхий завет. Мы можем его залистать до дыр, но ничего подобного слову «Троица» – при всем его огромном объеме – мы в текстах Ветхого завета не обнаружим. И, более того, мы не найдем там не только слова – мы не обнаружим ничего не то, чтобы близко, но даже и отдаленно напоминающего идею Высшего Триединого Божества.

Благодаря широкой распространенности Библии каждый христианин может убедиться в этом собственными глазами. За эту возможность надо сказать спасибо тому, кто придумал включить ветхозаветные тексты в Библию. Потому что эта возможность помогает опровергать ересь евионитов, свирепствующую ныне по всему миру, которая утверждает, что христианство, якобы, зародилось в недрах иудаизма. (Доказательств этому никаких, но мировые СМИ тупо и со страшной силой штампуют абсурдный термин «иудеохристианство». Как если бы они руководствовались принципом Геббельса: ложь, повторяемая бездоказательно, но миллионнократно, «становится» правдой.)

Ветхий завет представляет собой, по сути, перевод иудейских священных текстов. Так вот, как бы христианство могло произойти от иудаизма, если важнейшее, центральное богословское понятие христианства – понятие Бога-Троицы – в иудаизме отсутствует?

Богопонимание Торы даже не альтернативно христианскому богопониманию, а представляет совсем иной уровень понимания Бога, нежели христианское богопонимание. И этот уровень Торы, с точки зрения последовательного христианина, принципиально недостаточен для постижения Истины. И недостаточен даже и для какой-либо внутренней подготовки души к постижению ее.

Поэтому Христос так противился попыткам иудаизировать Его учение. «Не вливают новое вино в мехи ветхие» (Мф 9:17). Для иудеев учение Христа есть нечто принципиально новое, «соблазн» (1 Кор 1:23), в их традиции ничего подобного нет. Галилеяне же, просвещенные Христом, восприняли религию сопредельного государства – Иудеи – как нечто «ветхое». То есть – как бы сказали сейчас, наверное, – «морально устаревшее». Так это и осталось в апостольском учении: «Говоря “новый” (завет), показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» (Евр 8:13).

Во время благовествования своего миру первые христиане сталкивались со всевозможными заветами (традициями) самых разных народов. Но только иудейский завет оказался определен с точки зрения христианской как «ветхий». Такое не было сказано ни про северный ведизм скифов, ни о произошедших от него в разные эпохи индуизме, митраизме и зороастризме (многие последователи всех этих духовных учений, внимая проповеди мужей апостольских, крестились во Иисуса Христа).

Как «ветхая» не была определена и эллинская традиция, хотя среди адептов ее многие уже столь оязычились, что воспринимали христианскую проповедь как «безумие» (1 Кор 1:23). В чем тут дело? По-видимому, первые христиане имели в виду, прежде прочего, уровень богопонимания, присутствующий в традиции народа.

Что это за «зверь» такой: уровень богопонимания? Легко видеть, что – исторически – таковых четыре. Чтобы не впадать в утомительные «измы», попробуем описать сущность каждого в самых простых словах. Первый: только у нашего народа есть настоящий бог – все остальные поклоняются камням или бревнам; поэтому остальные – не люди даже, а только напоминают людей своим внешним обликом. Второй: у других племен тоже боги, но они слабее нашего бога (наших богов); другие племена тоже люди, но мы – лучшие люди, и с помощью бога нашего мы победим все другие племена. Третий: над всеми людьми и богами (духами) властен Всевышний Бог. Четвертый: этот Всевышний суть Единый в Трех Лицах (Главах).

Если все-таки впадать в «измы», четыре уровня богопонимания можно отнести, соответственно, к: этнотеизму, язычеству, монотеизму, ведизму. Въедливому педанту самое время затеять уводящий в сторону спор о корректности атрибуций, но это нас, в данном случае, меньше всего волнует. Интересует же нас иное: тексты иудейской традиции, определенные христианской Библией как завет ветхий, – какой из уровней богопонимания заключают в себе они?

На это не настолько просто ответить, как может показаться с первого взгляда. Некоторые ветхозаветные тексты прямо указывают на наиболее примитивный уровень богопонимания. Например: «Вы (евреи) – человеческие существа, но остальные народы земли не человеческие существа, а животные» (Втор 7:2–6). Кстати, не этим ли объясняется столь яростное сопротивление иудеев христианству? Действительно, как же они признают Христа Богом, если, согласно Второзаконию, Галилеянина Ису[63], Назарея, которого евреи прозвали «Га-Ноцри» – то есть чужеземец, инородец – они даже человеком признать не могут?[64]

Но существуют и такие ветхозаветные тексты, которые указывают, скорее, на второй уровень. «Господь велик больше всех богов в том самом, чем они превозносились» (Исх 18:11). «Велик ты, Господи мой, ибо нет подобного Тебе… изгнавшему народы и богов их» (2 Цар 7:22,23). «Велик Бог наш более всех богов» (2 Пар 2:5). «Страшен будет для них Господь, ибо истребит всех богов земли, и Ему будут поклоняться, каждый со своего места, все острова народов» (Соф 2:10,11). Имеются и такие тексты среди ветхозаветных, которые намекают на третий уровень богопонимания. Например: «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес… Вы – боги, и сыны Всевышнего» (Псалом 81). «Славьте Бога богов, ибо вовек милость Его» (Псалом 135).

Первые три главы книги Бытия также свидетельствуют в пользу третьего уровня. Большинство религиоведов считают, что тексты о сотворении мира и о потопе заимствованы из египетского и шумерского эпосов. Предания же (в том числе и древнееврейские) говорят, что некоторые псалмы писал еще Мелхиседек, царь-волхв народа иевусеев, основателей Града Божьего, захваченного и разграбленного евреями во времена царствования Давида.

Так оно или иначе, а Ветхий завет сам противоречит себе. Те тексты, что знаменуют в нем первый уровень богопонимания, вступают в конфликт с теми текстами, которые свидетельствуют о третьем.

Так, например, книга Бытия говорит: «Сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт 1:27). Но книга Второзакония возражает. В ней сказано, что только евреи – люди, «но остальные народы земли не человеческие существа, а животные» (Втор 7:2–6). То есть Бог, якобы, сотворил не человеческое существо, а просто еще одно животное после сотворения всех остальных животных, которое и назвал Адам; животное это стало «плодиться и размножаться» и, после долгой череды тысячелетий и поколений, произошло от него животное по имени Евер. Оно-то и породило первого из евреев – а значит, если верить Второзаконию, и первого человека на земле – Авраама.

Конечно, мы далеко не первые, кто обращает внимание на подобного рода несообразности. У некоторых даже возникла мысль, что Бог книги Бытия и Господь Второзакония – совершенно разные сущности. Известно ведь, что в 622 году до Р.Х. в Иерусалимском храме «нашли» вдруг свитки с дополнениями к закону Моисея, которые были сделаны, якобы, Моисеем же. И эту книгу назвали Второзаконие. Как это показал Андрей Королев, евреи начали называть своего бога именем «Яхве» только с этого времени. А самое слово «яхве», как отмечает он же, в переводе с еврейского означает «будет»[65].

Складывается впечатление, что религиозные реформаторы времен «обнаружения» дополнений к закону Моисея решили: пусть у еврейского народа БУДЕТ отныне несколько иной бог, чем тот, о котором его около тысячелетия назад учил Моисей (последний обучался у египетских жрецов и мог, хотя бы и в искаженном виде, исповедовать монотеизм фараона-философа Эхнатона). Иудаизм – религиозное учение, опирающееся, в основном, на Второзаконие – окончательно сформировался в 444 г. до Р.Х. усилиями, по большей части, евнуха Неемии, впоследствии объявленного пророком. Имя «Яхве» в иудаизме считается столь священным, что его даже запрещается произносить вслух, а можно лишь намекать на «четыре буквы» – знаменитый тетраграмматон каббалистов. Некоторые евреи отказались принять иудаизм. Потомками их была основана секта ессеев. То есть, по отношению к учению Моисея, это была как раз не секта, а ортодоксия, в отличие от иудаистских сект фарисеев и саддукеев. Ессеи переняли от зороастрийцев обычай встречать молитвой восходящее Солнце. Те немногие представители еврейства, которые приняли Христа, были, в основном, из ессеев.

Исследователь А. Королев идет весьма далеко в интерпретации символизма засекреченного иудейскими раввинами имени бога «Будет». Поскольку существует сатанинская величальная формула «он есть тот, кем он будет» (в смысле: после планируемого низвержения Бога сатана займет Его место), Королев подозревает, что этот Яхве – сам сатана. Он видит подтверждения этому в текстах Второзакония и Пророков. «Дуновение Яхве – как поток серы» (Ис 30:33). «Я подъемлю к Небесам руку мою и говорю: живу я вовек!» (Втор 32:40). Последнюю фразу можно перевести и как «подъемлю на Небеса руку мою» и тогда получается, что Яхве книги Второзакония угрожает Небу. Еще во II в. подобное исповедовал Сатурнин Антиохийский, а также Василид и Карпократ Александрийские. В Х же веке македонский болгарин протопоп Василий Богомил принял огненную мученическую смерть, отстаивая учение о демонической природе Второзакония и подобных ветхозаветных текстов. Не лишне будет упомянуть здесь также исповедания Маркиона – Аполлоса – Гермы (II в.), что бог Ветхого завета есть демиург планеты Земля, но не Бог – Отец Иисуса Христа.

Так или иначе, а еврейский завет существенно обветшал со времени Моисея. Как видно из всего сказанного выше, на настоящий день он представляет собой смешение разных уровней богопонимания, вступающих иногда в явное противоречие друг с другом. Впрочем, ученики Христа не одобрили сей завет и в том виде, каким он был во времена Моисеевы. Апостол Павел речет: служение Моисея было «служением смертоносным буквам» (2 Кор 3:7). Любимый ученик Иоанн свидетельствует: «Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин 1:17). То есть, говоря иными словами, Моисеев закон был безблагодатным и не содержал в себе истины. (Знаковый весьма факт: в Новом Завете благодать упоминается ровно 111 раз, а в Ветхом, который по объему в три раза больше, – всего 11.)

Почему же апостолы осудили столь строго еврейскую традицию? Дело в следующем: ко времени воплощения Слова на земле в ней вовсе не осталось указания на четвертый – всесовершенный – уровень богопонимания. А именно: иудейский завет не учит, что Всевышний Бог – Триедин. А без такого учения человек не может оказаться спасен – обожен. Без веденья о Троичности Вышнего Божества человек не может стать сопричастником окончательной Истины. Заветы других народов, почерпнутые некогда из единой перворелигии – из ВЕЧНОГО завета, который принесли на землю легендарные аркты, – обветшали не столь. Как сердцевина систем эллинских философов сияет платоническое учение о божественной Триаде. Подобные богословские построения видим и, например, в индуистском трактате «Трипура Рахасья», который не моложе Махабхараты. Веданта вообще пронизана представлениями о единстве Брахмана, Ишвары и Атмана. Примеры можно приводить долго. Распространение христианства потому и было взрывообразным, что народы Земли, помнившие о Троице испокон[66], узнавали воплотившееся Второе Лицо Ее.

Впрочем, есть указание, что некогда и традиция евреев содержала сходное ведение. То есть, завет их не был изначально безблагодатен, а, именно, обветшал, почему он и справедливо именуется «Ветхий» в Библии. Книга Бытия повествует, что Аврааму явились однажды три ангела (Быт 18:2). Случилось это после того, как он заплатил церковную десятину царю-волхву Мелхиседеку, властителю Града Божьего и первосвященнику Бога Триединого Всевышнего (потомки Авраама не соблюдали этот благочестивый обычай своего праотца и Моисей поставил им первосвященником брата своего Аарона). Явление произошло у дуба Мамрейского (дуб есть древо, которое почитается священным у друидов и у волхвов древних руссов). Однако это единственный намек на идею Триединства Всевышнего во всем огромном объеме ветхозаветных текстов.

Что же до Завета Нового, то тексты его все прямо-таки дышат идеей Троицы. Младенцу Иисусу приходят поклониться трое волхвов. Некоторые христианские народы называют в своих преданиях их то волхвами, а то царями. То есть это были цари-волхвы или, если употребить для обозначения славянских священнослужителей[67] соответствующий латинский термин, – понтифики. Когда Господь преобразился на горе Фаворской, то созерцать это чудо позвал Он с Собою трех, именно, учеников. А также жен мироносиц, которые оповестили апостолов о том, что Христос воскрес и тела Его нет более во гробе, тоже числом было три. С полной определенностью, исключающей какие-либо иные толкования, Триединство Всевышнего исповедуется Евангелиями при описании крещения в Иордане. С небес тогда звучит глас Отца: «Сие есть Сын Мой возлюбленный»; и с неба же на Христа нисходит Святой Дух в образе белого голубя (Мф 3:16,17).

Педанты могут сказать: но, все-таки, самое слово «Троица» в Новом завете отсутствует. Почему? В ответ укажем на Евангелие от Фомы, которое представляет речения Иисуса Христа, записанные этим апостолом. А именно, на речение 35: «Где Троица, там и боги». В первые века христианства пользовались равным почетом все двенадцать Евангелий. В IV веке четыре – только – были канонизированы. Некоторые из остальных восьми оказались позабыты или же перевраны, потому что над ними не простиралось эгиды авторитета официальной церкви. Но только не святое благовествование Фомы. Многие христиане так и не смирились, что это Евангелие, на которое ссылался еще Климент Александрийский (II в.), не канонизировали в дополнение к четырем[68]. Поэтому другое название, закрепившееся за благовествованием от Фомы – Пятое Евангелие. То есть христиане воспринимали его – а некоторые понимают и по сей день – как неотъемлемую часть Нового завета.

Фома и другие апостолы исповедовали первым христианам учение о Пресвятой Троице. Оно воспринималось легко. Ведь «скифы» были подготовлены к высшему уровню богопонимания веденьем о Великом Триглаве, индусы (им, как раз, проповедовал Фома) – текстами Трипуры и вообще ведантой, эллины – философией о Триаде, которая представляет собой Монаду, надстоящую над Диадой. Послание Феофила Антиохийского к Автолику свидетельствует о том, что ко второму веку понятие Троицы уже было для христиан привычным. Святой ведь говорит в нем: «Три дня, которые были прежде создания светил, суть образы Троицы». Если бы Феофил, как это полагает сейчас большинство, «ввел» понятие Троицы – столь скрупулезный богослов[69] прежде дал бы развернутое определение этого понятия, и только после говорил бы о том, что может быть понимаемо как образы его или символы.

Итак, понятие Троицы было канонизировано на Вселенском I соборе вослед затем, как произнес Константин знаменитое ?????????, то есть исповедал Сына Единосущным – Отцу и Духу. Откуда вообще пришло в христианство это – центральное во всем его богословии – понятие Троицы?

Завет Ветхий, как это мы говорили выше, подобного не содержит. [70] Иные же богословские системы – такие как эллинизм, индуизм, северный ведизм – напротив, опираются испокон или долгие века именно на это понятие. Какая же из этих систем удостоилась высокой чести предоставить свой понятийный аппарат в качестве формы запечатления главного христианского канона?

Обыкновенно на эту роль предлагают эллинский платонизм или, точнее, неоплатонизм, перенявший немало от стоиков и от пифагорейской школы. Тем более, что с платонизмом и пифагорейством (последовательными!) совпадает и почти все другое в учении христианской церкви, как о том свидетельствуют ее отцы. В частности – Иустин Мученик (II в.): «Когда говорим, что все устроено и сотворено Богом, то кажется, что мы высказываем учение Платоново; когда утверждаем, что мир сгорит, то говорим согласно мнению стоиков; когда учим, что души злодеев и по смерти будут наказаны, а души добрых людей, свободные от наказания, будут жить в блаженстве, то мы говорим то самое, что и философы» (Апология I, 20).

И все же трудно представить, что именно Триада платоников явила прообраз Троицы. Изящные построения Модерата, Нумения, Аммония и даже самого Плотина грешат, все-таки, чрезмерным рационализмом. У человека должен быть вкус или даже страсть к философии, чтобы он захотел разбираться в подобных тонкостях. Канону же богословскому надлежит быть внятным и простецам.

Поэтому на роль матери понятийного прообраза христианской Троицы могла бы претендовать индуистская веданта, делающая акцент не на «рацио». Напрасно такой возможности не рассматривают. Веданта ведь испокон утверждает адвайту, то есть концепцию, что Атман (некое изначальное «Я есмь!») единосущен Брахману (Абсолюту). Всяческие же отделенность и множественность есть лишь иллюзия (майя). Писания Даттатрейи (который был прозван, кстати, скорее всего в честь Даждьбога) способны подвести сознание ищущих весьма близко к состоянию возможности скачка, дарующего постижение Тайны. Однако это исключительно путь медитации, созерцания. Едва ли может прочувствовать всю глубину его трактата «Трипура» не удалившийся от мира, то есть не выбравший путь монаха (или же здесь требуется незаурядная духовная одаренность). Канон, однако, должен одухотворять и чувства мирянина, а не только монаха.

По-видимому, наиболее вероятна, все же, прообразующая роль Русской Северной Традиции. Сей «скифский путь» представляет собой как древний исток обсужденных выше учений, так и, можно сказать, золотую середину меж ними. Выверенный тысячелетиями и переросший всяческие чрезмерности – как умничанье, так и анахоретство – он и явил ко времени воплощения Слова то «немудрое мира», о котором учил апостол (1 Кор 1:27). Ведение о Великом Триглаве, ровное и простое, как дыхание самой Вечности, естественным образом оказалось понятийным фундаментом христианского учения о Пресвятой Троице.

Есть ли еще какие-либо доказательства этого прообразования, кроме рассуждений, которые приведены выше? Таких как минимум два.

Первое. Христианская вера, с самого начала появления своего на Земле, звалась ПРАВОСЛАВНОЙ[71]. В точности, как называли веру свою последователи северного ведизма, которые исповедовали Великого Триглава и СЛАВИЛИ ПРАВЬ. Христианство не прозвалось ни эллинистичным, ни ведантичным[72]. Только в XI веке, когда западные священники переврали учение о Троице добавлением filioque и сделали тем свою Троицу отличающейся от Великого Триглава древних, они – то есть католики – по справедливости перестали называться православными.

Второе. Некоторые христианские рукописи раннего средневековья содержат рассуждения о том, что Ипостаси Пресвятой Троицы нельзя понимать как… головы, «поскольку голова не может рождать голову и от головы не может исходить голова». По-видимому, несколько веков христианский мир употреблял в качестве Имени Божьего славянское образно-символическое понятие «Триглав». Однако неофитам народов, которые не обладали метафоричностью восприятия древних руссов, Бог, именуемый так, начинал представляться чуть ли не чем-то вроде Змея Горыныча. Сначала с этим попытались бороться, а после просто перестали употреблять название «Триглав», заменив его менее емким, но более строгим «Троица» («??????», «Trinitas»). Такая замена представляет естественное следствие преобразования всеславянской религии в мировую. Заметим только, что наши древние предки желали подчеркнуть этим образом-символом «Триглав» то же самое, на чем настаивает преподобный Андрей Критский в своем «Каноне»: Троицу нельзя понимать трехчастной – Она несоставная, «простая».

5 мая 2009 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.