18. Приказ есть приказ

18. Приказ есть приказ

В начале следующего года службы я получил отпуск – 30 суток. В январе! Что было делать? Как в том анекдоте.

– Водку теплую любишь?

– Нет.

– А девок потных?

– Нет, конечно.

– Тогда пойдешь в отпуск зимой.

Нас выгоняли в отпуск, потому что летом, в Олимпиаду, намечалось слишком много работы. Перед этим четверо ребят весьма оригинально использовали необходимость зимнего отдыха – взяли билеты на поезд до Владивостока и обратно (время в пути в отпуск не входит, билеты оплачиваются). Взяли с собой несколько колод карт, ящик водки и всю дорогу до Владика не вылезали из купе. Вышли, прогулялись по городу, посмотрели на Тихий океан и обратно, тем же порядком. Что они делали еще тридцать суток? Не знаю.

Я с Юбой поехал в Питер. Юба через оргкомитет договорился, что нас там встретят и устроят. Для аборигенов мы были хоть и мелкое, но начальство. От торжественной встречи мы отказались. Выйдя из поезда на Московском вокзале, мы тут же позвонили председателю ленинградского Спартака, такому Кочубею. Нас спросили, какая гостиница для нас удобнее Астория, Европейская… Мы ответили, что приехали отдыхать за свой счет и платить по 25 рублей за день в крутой гостинице в наши планы не входит. Нам предложили вариант попроще – гребной клуб на Каменном острове.

Пока мы туда добирались, я сообразил, что это тот самый гребной клуб, который описан у А. Толстого в «Гиперболоиде инженера Гарина». Мы были заинтригованы, но после прибытия на место энтузиазм наш стал таять на глазах. Нас, конечно, встретили, прогнулись перед московскими гостями. Летом, в тени деревьев, на берегу Невки, клуб смотрелся бы очень мило, но в морозный зимний день, дощатое строеньице выглядело не очень уютно.

Директор клуба провел нас по всем помещениям, доложил об успехах воспитательной и спортивной работы по всем возрастным категориям гребцов, которых самих, слава богу, не было в связи с зимними каникулами. С каждым этажом вверх комнаты спортсменов становились всё хуже и хуже. У меня уже созрел текст телефонного разговора с Кочубеем, я шел и мысленно редактировал его, убирая наиболее сильные выражения. Наконец мы дошли до комнаты, предназначенной нам для недельного отдыха. Я не люблю обижать людей и, готовился после осмотра комнаты сухо попросить телефон для дальнейших переговоров, но уже золоченая ручка на двери обнадежила. Когда же директор распахнул дверь и пригласил нас зайти…

Я думаю, что в Астории номера хуже. Это была трехкомнатная квартира со всеми удобствами, отделанная по старой моде, очень добротно. В советские времена мы не были разбалованы хорошими условиями в гостиницах и мысли у нас обоих с Юбой потекли в другую сторону – сколько ж это великолепие может стоить за день проживания?

– Полтора рубля, – разрядил наши сомнения директор.

– С каждого?

– Нет, за весь номер.

В довесок к условиям проживания, на первом этаже имелась неплохая сауна с бассейном, соединенным с речкой и широкой комнатой отдыха с камином и огромным дубовым столом. А говорят, в советское время всё было плохо. В отдельных местах могли же?

Всё остальное в эту поездку было обычным. Походили по музеям, попили водки в каминном зале сауны, (опохмелялись шампанским в Эрмитаже). Ничего особенного.

Впрочем, вру, было одно.

В Питере тогда, в отличие от Москвы, было много маленьких кинотеатриков. В одном таком, на Невском проспекте, мы с Юбой посмотрели американский фильм, который стал для меня знаковым, не сам фильм, а один эпизод. Главный герой, в очень трудную для себя минуту, приходит к отцу просить денег взаймы. Отец, человек, безусловно богатый, отказывает сыну, сказав, что, если сейчас он ему поможет, то в дальнейшем цена этому сыну будет три копейки в базарный день, выкручивайся сам, дескать. Не сказать, чтобы после этого просмотра я совсем отказался от помощи родителей, но с тех пор стараюсь рассчитывать только на свои силы.

В те времена все военнослужащие должны были ходить на работу в форме, это сейчас стали переодеваться на службе, но весной, и на всё лето, нас переодели в гражданское, чтобы мы не бросались в глаза иностранным туристам. Нам выдали фирменные кроссовки, джинсы и куртки, но я не думаю, что у кого-нибудь возникали сомнения в нашей военной принадлежности, особенно во время утренних построений, хорошо видимых из окон гостиниц. Для нас же в такой форме одежды или в иной служба оставалась службой.

Не служивших обычно пугают армейские термины. Действительно, звучит грозно: гарнизон, рапорт, устав, приказ. На самом деле это всё понятия бытовые и вполне удобные для пользования. Особенно «приказ» удобен, для тех, кто понимает. После того, как получил приказ, ты становишься свободным человеком. Это кажется парадоксом, но так оно и есть. Невыполнимых приказов не отдают. В этом случае ты можешь потребовать уточнений, приказ должен быть не только дан, но и принят, а для этого общая задача должна быть разложена на ряд простых, понятных действий. Например: всех впускать, никого не выпускать, в случае сопротивления, открыть огонь на поражение. Всё ясно, понятно.

Однажды я сопровождал две французских фуры с комплектом покрытия для травяного хоккея на стадион Юных пионеров. Я по-французски говорю с трудом, французы по-русски совсем никак. Подъезд к стадиону со стороны нынешнего третьего кольца муторный, ну и начудил я, с точки зрения правил дорожного движения. Подъезжает гаишник – подать мне сюда водителей, я их сейчас… Я выбираюсь из машины, надеваю фуражку и строго так и громко:

– А у меня приказ! – причем, называю самую высокую инстанцию, какую только могу, – Ты что, лейтенант, под суд захотел (мать, мать, мать).

Гаишника как ветром сдуло. Когда я вернулся в машину, француз мне козырнул по-своему. Почему я сказал, что человек с приказом это свободный человек? Потому что он свободен от ответственности за свои действия. Как бы делаешь это всё не ты, а тот, кто тебе такой приказ дал. Особенно это актуально, когда действовать приходится за пределами части и вообще, военного ведомства.

Это рассуждение, кстати, распространяется не только на армию. Любой человек на самом деле постоянно находится в таком же положении, только не понимает этого. Мы всё время выполняем приказы своей Судьбы. Кто-то может называть судьбу Кармой или Роком, не имеет значения – дело вкуса. Это точно так же, как в армии, делает нас свободными, но мы, почему-то, не желаем этого понимать и упорно зовем судьбу злодейкой. Позже мы обязательно поговорим об этом поподробней, если не в этой книге, так в следующей.

Как то, я помню, получил приказ занять для нас отдельную комнату в Олимпийском дворце. В том самом, где я когда-то работал от ГПИ. Я обошел все возможные варианты, планировку я хорошо знал. За комнаты там уже шла драка, между заинтересованными организациями, но я нашел одну пустую, как раз в районе того места, где была пропущена колонна при монтаже. В комнате стоял стол, стул и был телефон. Я уселся, позвонил в часть, чтобы присылали людей и новый замок. Заходят двое и, не обращая на меня внимания, ругаются между собой. Один доказывает, что эта комната отдана какой-то спортивной федерации, а второй, что здесь уже расположилось центральное телевиденье. Я дал им время немного спустить пар друг на друга, а когда они стали уже выдыхаться, встал, сделал деревянную рожу и сообщил им, что комната занята нами. Я был не в военной форме, и пришлось показать удостоверение. Особого впечатления это не произвело. Они уже вдвоем попытались наброситься на меня. Я взял телефон, набрал номер нашего дежурного, представился по форме и дальше:

– Так, – говорю, – Лейтенант (такой-то) пришлите мне срочно наряд, тут нужно арестовать двух штатских.

– Ты что обалдел? Какой наряд? – это дежурный мне в трубку.

– Да, с оружием! Жду.

Я повесил трубку и ласково посмотрел на своих оппонентов. Они, конечно, высказали мне, что это произвол и хамство, после чего исчезли тут же. Может быть, это действительно солдафонское хамство, но у меня приказ. А приказ должен быть выполнен любой ценой (в пределах разумного). И потом, я же их не арестовал, хотя мог бы, если б имел пару солдат под рукой.

В саму Олимпиаду запомнилось немногое: пустая Москва, похороны Высоцкого и репетиция открытия Олимпиады.

О смерти Высоцкого все как-то узнали сразу, до того, как в газете появился крошечный некролог. Власти боялись, что похороны его омрачат благостное настроение спортивно-политического праздника. У нас был приказ по его поводу – офицерам было категорически запрещено идти на похороны. Запреты действуют чаще всего в обратном направлении, я, может быть, пошел бы, но тогда у меня еще не прошла обида за сорванный им год назад концерт.

Я тогда еще не знал, что на таких людей как он нельзя обижаться. Это не люди, это природные явления. Никто же не обижается на тучи за то, что они проливают дождь там, где уже идет наводнение, и не дают ни капли дождя на погибающее от засухи поле. Пожалел, что не пошел я уже на следующий день. Кто-то из ребят принес последнюю его пленку. До этого я не слышал, что «купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще господь замечал» и то, что «сколь веревочка не вейся, все равно совьешься в кнут». Последние песни Высоцкого были настолько пронзительны и поистине велики, что впечатление не проходит до сих пор. Я понимаю, что не все со мной согласятся, но с того момента и до сих пор, я считаю, что в России было всего три великих поэта, это Пушкин, Есенин и Высоцкий. Было много хороших поэтов, но все остальные это хорошие, очень хорошие и замечательнейшие поэты, но не великие.

Сейчас я гораздо больше жалею о том, что где-то линии легли не в ту сторону и не состоялся концерт в нашем институте, а то, что я не ходил на похороны – это мелочь.

У меня, как сотрудника оргкомитета, был свободный вход на все олимпийские объекты. Можно было прийти сесть на свободное место и посмотреть соревнования. Я иногда пользовался этим, но почти ничего не запомнилось, кроме репетиции открытия.

Дело в том, что, во время этой репетиции, шел осеннего типа дождь, но, не смотря на это, все сто тысяч возможных зрителей, может, чуть-чуть меньше, присутствовали на трибунах. Все эти люди получили пригласительные билеты и были счастливы посмотреть грандиозное действо. А у действующих лиц получалось надо сказать, не очень. Было скользко и на намокшей траве, и на специальных площадках. Особенный скандализ получился, когда бегун с факелом, подымавшийся по длинной лестнице, чтобы зажечь олимпийский огонь, поскользнулся и упал. Кстати, вражеские телекомпании на следующий день вмонтировали это падение в церемонию открытия.

Само открытие прошло спокойно и без дождя, тучи разогнали самолетами. Я проезжал тогда мимо Лужников, в машине было включено радио с трансляцией открытия. Солнышко вышло над стадионом как раз в тот момент, когда объявляли о прибытии Генерального секретаря, председателя… и прочая, и прочая, и прочая… Л. И. Брежнева.

Кстати, о машине. Во время олимпиады я получил в распоряжение персональный Рафик с гражданским водителем. Пустячок, а приятно. Перед тем как поступить в распоряжение оргкомитета, т. е. в мое лично, водитель получил большую коробку с красным крестом. Водитель был уже в возрасте и, не то чтобы ленивый, но очень неспешный и не любопытный. Эту коробку открывали мы с ним вместе. И чтобы там оказалось? Расширенная автоаптечка? Фига с два! Комплект средств защиты от венерических заболеваний на десять применений с подробнейшей инструкцией по использованию. В комплект входили далеко не только презервативы, а еще какая-то суперэффективная химия наружного и внутреннего употребления. Прилагалась и подробная инструкция, что нужно делать до того, во время того и после того. Организаторы Олимпиады видимо были уверены, что мы все сразу же набросимся на прибывших в Москву иностранных гражданок и, в качестве дома свиданий, будем использовать нашу довольно вместительную машину. Или эти гражданки должны были наброситься на нас? И все с венерическими болезнями, диверсантки!

Работы летом действительно было много, иногда даже ночевать приходилось на службе, но были и развлечения. Одним из главных был спорт по запаиванию родных и близких фантой. Тогда это был экзотический напиток, ближайший родственник пресловутой кока-колы. Нам её привозили бесплатно в огромных количествах, пей, сколько хочешь, но требовали моментального возврата бутылок. А бутылки тогда были дорогие.

Я с детства помню этот процесс сдачи пустой посуды в специальных пунктах по приему стеклотары. Нужно было отстоять очередь, а люди приходили с большими сумками, с рюкзаками и даже с чемоданами. Семь бед – один ответ, за все последние гулянки. Грязные приемщики в телогрейках и немыслимых фартуках тщательно исследовали каждую бутылку. С шампанского, например, обязательно нужно было снимать фольгу. Не дай бог, внутри что-нибудь окажется или выбоинка будет на горлышке – всё это молча отставлялось в сторону и не принималось никаких объяснений. После закрытия эти дефектные бутылки конечно забирались. И пункты эти работали крайне не регулярно. Табличка «НЕТ ТАРЫ» была тогда не менее популярна, чем «ПИВА НЕТ».

Впрочем, пустые бутылки можно было сдать и в магазине, в винном отделе, но там принимали одна на одну. Можно было, конечно, с просительной, униженной улыбочкой всучить продавщице одну-другую сверхнормы, но при этом велика была вероятность нарваться на грубость.

И вот однажды, я прихожу в винный отдел и прошу мне ПРОДАТЬ пять-шесть пустых бутылок 0, 33. Продавщица чуть в обморок не упала. А я всего лишь создавал личный обменный фонд для фанты.

Фанта нужна была не только для дома, для семьи. Это был хороший подарок, и даже взятка. Помню, возле аэровокзала я поставил машину в неположенном месте. Возвращаюсь, а меня уже караулит гаишник. Я ему говорю, брось, братан, я же в оргкомитете работаю, сейчас тебя фантой угощу. Он тут же вернул мне документы и пошел со мной к багажнику.

Открываю – а в ящике одни пустые бутылки. А документы то он мне уже вернул! Я пообещал, что уж следующий раз непременно и обязательно… и уехал.

Второй армейский отпуск получился грустным. В Барнауле умер мой тесть от саркомы легкого. Это было очень странно. Обычно два снаряда в одну воронку не бьют, а тут, у тестя только что умер родной брат от рака легких, и почти сразу он сам попал в больницу с тем же диагнозом. Странно.

После Олимпиады пришло время задуматься о дальнейшей службе. Из армии мне уходить не хотелось и я попросил отца составить мне протекцию. Он познакомил меня с начальником ЦСКА и с начальником Спорткомитета МО. У них тогда освобождалась должность, полностью соответствовавшая моей военно-учетной специальности. Шикарная должность! Капитан N, начальник вещевой службы ЦСКА готовился к отъезду в ЗГР т. е. в Западную группу войск, а еще проще в Германию. Капитана понять можно, на такой должности слишком долго засиживаться было нельзя, к тому же за границей платили валютой, что тоже было не хреново.

Но он так и не уехал. Что-то с анализами видно было не так. А больше интересных должностей не подворачивалось, поэтому чтобы остаться в кадрах, нужно было соглашаться служить в любой точке, что называется. Даже в пределах Московского военного округа разброс был слишком велик, примерно от Вятки до Гороховецких лагерей, а тут возникло еще одно обстоятельство. Отец на Олимпиаде судил соревнования по стрельбе из лука и, в качестве награды за хорошее судейство ему предложили на выбор: орден или ордер. /Ордер (устаревш.) – маленькая бумажка на получение квартиры. Сейчас можно сравнить с чеком на пять миллионов рублей. /

Отец естественно выбрал второе и предложил мне с женой и сыном переехать туда. И что мне было делать? Уехать неизвестно куда из новой квартиры в Тушино?

Я уволился из армии, а через полгода появилась должность. Та самая, которую занимал отец в пятидесятые годы – начальник хоккейной команды ЦСКА. Я попытался вернуться, но это оказалось слишком сложно. Видать – не судьба.

Еще один анекдот:

Из пункта А в пункт Б по одноколейке вышел поезд. Из пункта Б в пункт А по тому же пути вышел еще один. Оба вовремя пришли в пункты назначения, в пути не встретившись. Вопрос: почему?

Ответ: НЕ СУДЬБА!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.