4 ЗАКОЛДОВАННЫЙ ДУХ

4

ЗАКОЛДОВАННЫЙ ДУХ

«История естественного процесса природы, космогонического образования природы, отражается и повторяется в человеческом сознании, в человеческом духе на первоначальных стадиях человеческого сознания в форме мифологии, поэтому мифологическое сознание полно космическими мифами, в них раскрывается человек, как природное существо, связанное с духами природы, раскрывается связь его с тем первоначальным процессом миротворения и образования мира, который лежит глубже самого отвердения материи, того отвердения материи, с которого научное сознание начинает рассматривать процесс эволюции мира».

Н.А.Бердяев Смысл истории М, 1990, стр. 63.

«Как велика земля и как громадна! Как тяжек груз! Как путь мой долог!»

Х.Л.Портильо. Кецалькоатль М, 1982, стр. 146.

Долгое время наличие мифологической части в древних исторических хрониках, особенно восточных, не находило никакого объяснения, так же, как и сами мифы. Со временем данная проблема была разрешена все тем же избитым в истории человечества путем: то и другое есть плод воображения и фантазии самого человека. Однако вопрос о том, как зародился такой странный плод и как он вызревал, перед наукой не возникал. И только в XX веке, когда появился в научных кругах интерес к культуре и философии Востока, многие историки, хотя и не признавали мифологическую часть исторических хроник, но уже перестали отрицать ее как объект для исследования. Со временем взгляды на мир стали меняться, что постепенно привело к определению места мифологии в историческом процессе. «Связь исторического начала с мифологическим, ? справедливо отмечается в энциклопедическом справочнике, ? истории и мифологии несомненна уже для космологических текстов. Ряд их особенностей оказал существенное влияние на структуру и содержание раннеисторических текстов»[70].

Если мы посмотрим на проблему глубже, с точки зрения космической эволюции, то обнаружим в мифе не только связь с ранней историей человечества, но и увидим в нем исток всей последующей. Однако качество истока было совсем иным, нежели то, что потом из него вышло. Исток содержал, как позже выяснилось, информацию, заключенную в образах, настолько полную и многообразную, что она продолжает и сейчас влиять на нашу культуру и мышление. «Религии, философские системы, искусство, общественные формы бытия примитивного и современного человека, первые научные и технические открытия, даже мучительные сновидения ? все это вытекает из единого мифологического источника»[71].

Где же собственно те ручейки, которые сформировали мифологию, ставшую источником для всей духовно-культурной деятельности человечества? Где находилось их время и пространство? Как складывались и кем бессмертные и точные образы богов, космогонических действий, человеческого творчества, характеров и поведения? Следы начального процесса такого «творения» мифа пока не обнаружены. В наш исторический период мы имеем дело с уже сложившимися и завершенными мифическими образами, рассыпанными по огромным пространствам земли. Несмотря на некоторые различия этих образов и явлений, их принципиальная культурно-философская и космогоническая основа оказывается одинаковой для самых отдаленных друг от друга территорий. Возникает ощущение, что мифологическая информация появилась как-то сразу и напоминала скорее какой-то грандиозный одновременный «посев», нежели процесс, связанный с формированием определенных философско-художественных представлений.

Если сам исторический процесс, история, как таковая, были по земному реальны, то мифология несла в себе как бы иную реальность. Там существовало иное время, иные пространства, а участники сакральных и космогонических действий обладали неземными возможностями. Герои мифов могли менять свои тела, превращаться в животных, легко переходили из одной сферы в другую. «В языке мифа, ? писал мексиканский ученый Ф.Д. Инфанте, ? нет определенных времен: прошлое переходит в настоящее, будущее сливается с прошлым; образы выступают в роли многокрасочных масок, меняющихся под воздействием сложных механизмов отрицания и забвения»[72]. Из этой иной сакральной реальности выросло не только своеобразное осмысление ранней истории человечества, но и его культовая практика.

«…религиозная правда всех преданий и мифов, ? отмечал Н.Бердяев, ? заключается вовсе не в том, что они дают какие бы то ни было естественно-научные или исторические познания, которые могут конкурировать с современной историей, геологией, биологией и т. д., а в том, что они символически раскрывают какие-то глубочайшие процессы, совершавшиеся за гранями, отделяющими время нашего эона от другой вечной действительности»[73]. Русский философ был одним из первых, кто созвучно творцам Живой Этики отнес миф к реальности «другой действительности». «Миф же есть не вымысел, а реальность, но реальность иного порядка, чем реальность так называемой объективной эмпирической данности»[74].

Решить загадку происхождения и сути мифа можно, лишь принимая во внимание взаимодействие духа и материи, ту их двойственность, которая свойственна и самому человеку.

«Человек был и на протяжении всей истории остается двойственным существом, сопричастным двум мирам ? высшему Божьему миру, который он в себе отображает, миру свободному и миру природно-естественному, в который человек погружен, судьбы которого он разделяет и который многими путями действует на человека и связывает его по рукам и ногам настолько, что сознание его затемняется, забывается высшее происхождение его, сопричастность его высшей духовной действительности»[75].

Идея двойственности проходит красной нитью через мифологию и ранние исторические писания. История культур Центральной Америки дает ярчайший пример такого процесса. В Пантеоне тольтеков и других народов существовал бог Ометеотль ? «Владыка двойственности», который обитал на 13-м небе. Кецалькоатль ? «Пернатый змей», ? несший даже в своем имени эту двойственность, мифический культурный герой и

Кецалькоатль. VI–IX в.

Национальный Музей Антропологии. Мехико.

реальная историческая личность, тесно связанная странным и непостижимым образом со своим мифологическим прототипом, принес в Тулу, незадолго до начала испанской конкисты, учение. «Основа всего двуедина ? люди и боги, небо и земля, жизнь и смерть»[76], ? утверждал он.

В удивительной поэме о Кецалькоатле, созданной талантливым и своеобразным поэтом Хосе Лопесом Портильо, описывается появление Кецалькоатля:

«Я возникаю в этом двуедином месте»

И затем:

«Ночь непроглядная, бурун и ветер

его на берег бросили…

Нагой, забывший все, что было ранее.

Лишь в глубине сознания мерцает слабо мысль звездой далекой».

Прозрение поэта и глубокое проникновение в учение Кецалькоатля ? человека и в мифологию дали возможность автору описать в художественных образах сложнейший энергетический процесс, с которого начинается творчество и творение, вхождение искры духа в материю.

«Я возникаю в этом двуедином месте

…забывший все, что было ранее».

Эти две мысли крайне важны в последующем осмысливании сути мифа. Диалектика энергетического процесса в Мироздании обуславливает одно парадоксальное явление ? эволюция начинается с инволюции. В этом процессе смысл самой двойственности выступает ярко и необратимо. Искра духа изначально входит в материю для того, чтобы вновь подняться вместе с материей, которую эта искра одухотворяет и изменяет. В этом заключается смысл противоположения инволюция ? эволюция. Только противоположение, как таковое, порождает энергетику эволюционного коридора, без этого условия нет эволюции.

«Я ? Кецалькоатль, Змей пернатый.

Дано мне ползать и летать.

Земля и ветер.

Грязь и небо.

Я пал, но поднимусь».

«Произошло ниспадение человека, ? пишет Н. Бердяев, ? в природные недра, сковывание природными стихиями, в которых дух человеческий был заколдован и из которых он своими собственными силами никак не мог подняться, не мог расколдовать того страшного колдовства, которое повергло его в среду природной необходимости»[77].

Где-то там в пространстве энергетического процесса, несущего двойственность в своей сути, возникает та единственная точка, где эта двойственность реализуется, где сливается земное и небесное, пересекаются заповедные границы, где соединяется материя иной действительности с земной. Вот в этой точке эволюционного синтеза и возникает то пространство первотворения мира и человека, которое запечатлевает мифология. И появляется, на грани небесного и земного, в том «двуедином месте», первая страница истории земного человечества, но в своей изначальности более похожая на небесную, нежели на земную.

Сотворение мифа на основе информации «иной действительности», того первоисточника, присутствие которого всегда ощущается, есть важнейший духовно-культурный процесс, с которого и начинается эволюция земного человека и осознание им своей безусловной причастности к Космосу. «Это первая страница повести о земной человеческой судьбе после его небесной судьбы, после пролога, свершившегося в небесной истории»[78].

Однако неведомый нам пока энергетический процесс вхождения духа в материю невероятно сложен и может менять качество несомой этим духом информации «иной действительности», искажать ее или и вовсе утрачивать ? «забывший все, что было ранее». И только постижение закономерностей этого процесса может дать нам возможность установить эти изменения и отклонения и проникнуть в глубину энергетики самого мифотворчества. Восприятие мифа как явления иных миров сохранилось у некоторых народов, чья архаическая культура в какой-то степени оставалась долгое время нетронутой внешним влиянием. Например, австралийцы называют мифическую эпоху первотворения «временем сновидений», что совершенно определенно указывает на связь этого времени с «иной действительностью», возникающей перед нами в снах. Таков энергетический путь нашей с ней связи. Чукчи рассматривают миф как «весть эпох начала творения»[79]. Что тоже является в какой-то мере осознанием причастности к мифу «иной действительности».

В силу двойственного характера того энергетического пространства, где совершается мифотворчество, миф, в свою очередь, так же обретает черты двойственности. Принадлежа как бы и небу, и земле, миф закрывает последнюю страницу истории небесной человеческого духа и открывает первую страницу земной человеческой истории.

«В самой глубочайшей глубине времени, ? пишет Н.Бердяев, ? в той глубине, в которой совершается первичная судьба человека, первичное его нисхождение к грани, резко отделяющей время нашей действительности от вечности, в этой глубине первоначальной стадии нашего исторического времени воспринимаются моменты, еще причастные к вечности, и лишь в дальнейшем, уже в другом времени, происходит затвердение, замыкание нашего мирового эона, который начинает противополагаться вечности. То, что мы называем небесной вечностью, удаляется в трансцендентную даль, которая из этого мира оказывается изъятой. Но в первоначальных религиозных мифах, в преданиях человечества все эти грани между вечностью и временем еще не резко проведены, и это и есть одна из величайших тайн, затрудняющих постижение древней религиозной жизни»[80].

Мифология в сознании человека еще долго была тесно сплетена с историческим процессом, а потом еще многие века оказывала на осмысление последнего свое влияние, покидая поля истории медленно и неохотно. Процесс этого ухода имел свои ступени, на каждой из которых терялась определенная часть «небесного» содержания, и образовавшееся пространство заполнялось земной реальностью. Это небесное и земное не имело четко выраженной границы, и поэтому обе реальности как бы смешивались в сознании человечества; смешение порождало мир причудливый и иногда мало узнаваемый, время и пространство которого было трудно определить. Архаическая, а потом классическая мифология постепенно переходила в исторические предания, некую переходную форму, еще тесно связанную с самим мифом, но в недрах которой уже рождалась земная историческая реальность.«…Все происходит как будто на этой нашей земной планете, в этом нашем времени, в этой нашей мировой действительности, и вместе с тем происходит в другом времени, другом мире, до возникновения нашего мирового эона»[81]. Это относится и к библейским преданиям, к эпическим сказаниям, таким, как «Махабхарата», «Рамаяна», «Илиада», «Одиссея», «Сказание о Гесэр-хане» и др. Историческое предание, как и сама мифология, предшествовало как обязательная часть ранним историческим хроникам и представляло собой ценнейший и редчайший источник, тесно связанный с культурно-духовной эволюцией человечества.

Понадобилось немало времени и веков, чтобы сознание человека полностью смогло оторваться от мифологического истока и перейти к той истории, процесс которой стал осмысливаться уже с других позиций. При переходе от космологической традиции к исторической, от мифа к истории, «время» и «пространство» (и соответствующие им персонифицированные и деифицированные объекты типа Кроноса, Геи, Урана и т. п.) из участников мифа, космологической драмы превратились в рамки, внутри которых развертывается исторический процесс[82]. Отрыв истории от мифологии в сознании человека был сложным и противоречивым, как и любое земное явление. На этом пути мы чуть было не потеряли мифологию как эволюционно-историческую категорию. Наука долгое время отрицала ее значимость, в результате чего при исследовании исторического процесса была утрачена та основополагающая связь с «иной действительностью», которая только и могла объяснить смысл изначального периода истории. Поэтому долгое время историки не владели, да и сейчас еще не владеют, информацией свыше, которая обозначила путь вхождения искры духа в материю. Согласно мысли немецкого философа Шеллинга, миф есть изначальная история человечества. Эта изначальная история определила все особенности земного исторического процесса, его природные и космические связи.