ОТДЕЛ III ПРОИСХОЖДЕНИЕ МАГИИ
ОТДЕЛ III
ПРОИСХОЖДЕНИЕ МАГИИ
В последнее время положение, можно сказать, изменилось. Область исследований расширилась; немного лучше начинают понимать древние религии; и со времени того жалкого дня, когда Комитет Французской Академии, возглавляемый Бенджамином Франклином, исследовал феномены Месмера лишь для того, чтобы провозгласить их шарлатанством и ловким мошенничеством, – как языческая философия, так и месмеризм приобрели определенные права и привилегии, и теперь на них смотрят совсем с другой точки зрения. Но восстановлена ли по отношению к ним полная справедливость и лучше ли их теперь оценивают? Мы боимся, что нет. Человеческая натура ныне та же самая, как в то время, когда А. Поп сказал о силе предрассудков, что:
Разница настолько же велика между
Глазами видящими, как и между предметами увиденными.
Всевозможные манеры принимают оттенки
от наших собственных,
Или же теряют цвет чрез наши выявившиеся страсти,
Или же луч фантазии нашей их увеличивает, умножает,
Сжимает, выворачивает и тысячи окрасок им придает.
Так, в первые десятилетия нашего века и церковники и люди науки смотрели на герметическую философию с двух совсем противоположных точек зрения. Первые называли ее грешной и сатанинской; последние же отрицали категорически ее подлинность, несмотря на свидетельства, приводимые наиболее знающими людьми всех веков, включая наш собственный. На ученого отца Кирхера, например, даже не обратили никакого внимания, и над его утверждением, что все фрагменты, известные под заглавиями трудов Меркурия Трисмегиста, Бероса, Ферекида из Сироса и т. п., являются свитками, избежавшими пожара, который пожрал 100000 томов великой Александрийской библиотеки, просто хохотали. Тем не менее, образованные классы Европы знали тогда, как и теперь знают, что знаменитая Александрийская библиотека, «чудо веков», была основана Птолемеем Филадельфом, что многочисленные ее рукописи были тщательно скопированы с иератических текстов и старейших пергаментов на халдейском, финикийском, персидском и на других языках, и что количество этих транслитераций и копий доходило, в свою очередь, до других 100000 свитков, как утверждают Иосиф и Страбон.
Имеется еще дополнительное свидетельство Климента Александрийского, которому следовало бы верить до некоторой степени.[60] Климент свидетельствует о существовании добавочных 30000 томов Книг Тота, помещенных в библиотеке Гробницы Озимандии, над входом в которую были начертаны слова: «Лекарство для Души».
С тех пор, как всем известно, целые тексты «апокрифических» трудов «ложного» Пэмандра и не менее «ложного» Асклепия были обнаружены Шампольоном в наиболее древних памятниках Египта.[61] Как сказано в «Разоблаченной Изиде»:
После того, как Шампольон-старший и Шампольон-младший посвятили целиком свои жизни изучению записей древнеегипетской мудрости, они, несмотря на пристрастные суждения, с которыми осмелились выступить некоторые поспешные и неумные критики, публично заявили о том, что Книги Гермеса «действительно содержат множество египетских традиций, подлинность которых постоянно подтверждается неоспоримыми по подлинности надписями на египетских памятниках самой седой древности».[62] [63]
Заслуги Шампольона, как египтолога, никто не будет оспаривать, и если он заявляет, что все говорит за правильность писаний таинственного Гермеса Трисмегиста, и если утверждение, что их древность уходит во тьму веков, подтверждается им в мельчайших подробностях, тогда, действительно, критика должна быть вполне удовлетворена. Шампольон говорит:
Эти надписи являются просто верными эхо и выражениями наиболее древних истин.
С тех пор как эти слова были написаны, некоторые из «апокрифических» стихов «мифического» Орфея также были обнаружены скопированными слово в слово иероглифами в некоторых надписях четвертой династии, обращенных к различным божествам. Наконец, Крейцер открыл и немедленно указал на очень значительный факт, что многочисленные отрывки, находимые у Гомера и Гесиода, были неоспоримо заимствованы этими двумя великими поэтами из «Орфических гимнов», таким образом доказывая, что последние намного старше, чем «Илиада» или «Одиссея».
И так, постепенно права и претензии древних оправдываются, и современной критике приходится подчиняться свидетельствам. Много теперь стало писателей, которые признают, что такого типа литература, как герметические труды Египта, никогда не может быть датирована чересчур удаленно в доисторические века. Тексты многих из этих древних трудов – включая и Книгу Еноха, так громко провозглашенную «апокрифической» в начале века – были теперь обнаружены и опознаны в наиболее сокровенных и священных святилищах Халдеи, Индии, Финикии, Египта и Центральной Азии. Но даже такие доказательства не убедили большей части наших материалистов. Причина этого очень проста и очевидна. Все эти тексты, пользовавшиеся всеобщим почитанием в древности, обнаруженные в тайных библиотеках всех великих храмов; когда-то изучавшиеся (если и не всегда успешно) величайшими государственными деятелями, писателями-классиками, философами, царями и простыми людьми, так же как и прославленными мудрецами – что представляли собою эти тексты? Не что иное, как трактаты по магии и оккультизму; высмеиваемую теперь и запретную теософию – вот откуда этот остракизм.
Были ли люди в дни Пифагора и Платона так простодушны и легковерны? Были ли миллионы людей Вавилонии и Египта, Индии и Греции вместе с ведущими их великими мудрецами – были ли они все дураками, что в течение тех периодов большой учености и цивилизации, которые предшествовали первому году нашей эры – последняя породила только интеллектуальную темноту средневекового фанатизма, – так много во всех других отношениях великих людей посвятили свои жизни голой иллюзии, суеверию, называемому магией? Так казалось бы, если удовлетвориться словами и выводами современной философии.
Каждое искусство и наука, однако, какова бы ни была присущая ей ценность, имела своего открывателя и практика, а затем – своих специалистов, которые преподавали ее. Каково же происхождение оккультных наук, или магии? Кто были ее профессорами, и что известно о них в истории или в легендах? Климент Александрийский, один из наиболее умных и ученых ранних отцов христианства отвечает на этот вопрос в своей «Stromateis». Этот бывший ученик неоплатонической школы говорит:
Если имеются наставления, должен быть и учитель.[64]
И так он показывает, что Зенон учил Клентеса, Аристотель Теофраста, Эпикур Метродора, Сократ Платона и т. д. И он добавляет, что когда он добрался еще дальше в прошлое до Пифагора, Ферекида и Фалеса, ему пришлось продолжать поиски их учителей. То же самое с египтянами, индийцами, вавилонянами и с самими магами. Он не прекращал исследований, он говорит, чтобы узнать, кого они все имели своим учителям. И если бы он (Климент) довел бы свое расследование до самой колыбели человечества, до первого поколения людей, он все еще бы повторял свой вопрос – «кто их учитель»? Конечно – он говорит – их учителем не мог быть «кто-либо из людей». И даже если бы мы могли добраться до ангелов, то должны были бы задать им тот же самый вопрос: «Кто были их (подразумевая «божественных» и «падших» ангелов) учителями?»
Целью длинных аргументов этого доброго отца, разумеется, является выявление двух различных учителей: одного – наставника библейских патриархов, другого – наставника язычников. Но ученикам Тайной Доктрины нет надобности так утруждать себя. Их профессора хорошо осведомлены о том, кто были Учителями их предшественников по оккультным наукам и мудрости.
Климент, наконец, выследил двух учителей; и они суть, как и следовало ожидать. Бог и его вечный враг и противник – Дьявол; предмет исследований Климента относится к двойственному аспекту герметической философии, как причина и следствие. Признавая нравственную красоту добродетелей, проповедуемых в каждом оккультном труде, с которым он ознакомился, Климент желает узнать причину кажущегося противоречия между учением и практикой, магией добра и магией зла, и приходит к заключению, что магия имеет два источника – божественный и дьявольский. Он ощущает ее раздвоение на два канала, отсюда его дедукция и вывод.
Мы тоже ощущаем это раздвоение, но без обязательного его заклеймления дьявольским, ибо мы судим «путь левой руки» таким, каким он вышел из рук своего основателя. Иначе, если так же судить по следствиям собственной Климента религии и по поведению в жизни некоторых ее исповедующих, после смерти их Учителя, – оккультисты имели бы право делать почти такие же выводы, какие сделал Климент. Они имели бы право сказать, что в то время как Христос, Учитель всех истинных христиан, был во всех отношениях божественным, те, кто прибегали к ужасам Инквизиции, к унижению и пыткам еретиков, евреев и алхимиков, протестант Кальвин, который сжег Сервета, и его наследники протестанты-преследователи, вплоть до бичевателей и сжигателей ведьм в Америке, должно быть, имели своим Учителем Дьявола. Но оккультисты, не верующие в дьявола, предотвращены от отплачивания таким образом.
Однако свидетельство Климента ценно постольку, поскольку оно показывает 1) огромное количество трудов по оккультным наукам в те дни; и 2) необычайные силы, которыми посредством этих наук овладели некоторые люди.
Например, всю шестую книгу из своей «Stromateis» он посвящает этому исканию первых двух «Учителей» истинной и ложной философии соответственно, которые, по его словам, обе сохранились в египетских святилищах. Очень уместно также он обращается к грекам с вопросом, почему бы им не признать «чудес» Моисея, как таковых, когда они требуют признания такой привилегии для своих собственных философов, и он приводит ряд примеров. Это, как он говорит, Эах, вызвавший с помощью своих оккультных сил чудесный дождь; это Аристей, заставивший ветры дуть; Эмпедокл, утихомиривший бурю и принудивший ее затихнуть и т. д.[65]
Больше всего его внимание было направлено к книгам Меркурия Трисмегиста.[66] Он также не скупится на похвалы Гистаспу (или Гуштаспу), Книгам Сивилл, и даже правильной астрологии.
Во всех веках магию и употребляли и злоупотребляли ею, так же как теперь употребляют месмеризм или гипнотизм и злоупотребляют им. Древний мир имел своих Аполлонов и Ферекидов, и мыслящие люди в этом могли разобраться, как могут и теперь. Например, в то время как ни один классический или языческий писатель не нашел ни одного слова упрека в адрес Аполлония Тианского, не так обстоит дело в отношении Ферекида. Хезихий Милетский, Филон Библский и Евстахий безудержно обвиняют последнего в том, что он построил свою философию и науку на демонических традициях, т. е. на колдовстве. Цицерон заявляет, что Ферекид является potius divinus quam nedicus, «скорее предсказателем, чем врачом», и Диоген Лаэртский приводит длинный ряд повествований о его предсказаниях. Однажды Ферекид предсказывает кораблекрушение за сотни миль от него; другой раз он предсказывает пленение лакадемонян аркадийцами; наконец он предвидит собственный ужасный конец.[67]
Имея в виду те возражения, которые будут выдвинуты против учений эзотерической доктрины в том виде, как они здесь излагаются, пишущая эти строки вынуждена опровергнуть некоторые из них заранее.
Такие вменения в вину, как те, которые Климент выдвинул против «языческих» адептов, только доказывают существование сил ясновидения и предвидения во всех веках, но не являются доказательствами в пользу Дьявола. Поэтому они не имеют никакой ценности, за исключением как для христиан, для которых Сатана является одним из главных столпов вероисповедания. Бароний и де Мирвиль, например, находят неоспоримые доказательства демонологии в вере в совечность Материи с Духом!
Де Мирвиль пишет, что Ферекид:
Постулирует в принципе изначальность Зевса или Эфира, и затем на том же самом плане некого принципа, совечного и содейственного, который он называет пятым элементом или Огенос.[68]
Затем он указывает, что Огенос означает то, что затворяется, что держит в плену, и что это есть Гадес, «или, одним словом, ад».
Эти синонимы известны каждому школьнику безо всяких объяснений маркиза, который их дает Академии; что же касается его вывода, то каждый оккультист, разумеется, отвергнет его и только улыбнется его глупости. А теперь мы подходим к богословскому заключению.
Резюме взглядов Латинской церкви – как оно выражено авторами такого же типа как маркиз де Мирвиль – сводится к следующему: герметические книги, несмотря на заключающуюся в них мудрость – полностью признаваемую в Риме – являются «наследием, оставленным человечеству Каином, проклятым». «Общепризнано», говорит этот современный мемуарист Сатаны в Истории:
Что сразу же после Потопа Хам и его потомки снова распространили древние учения каинитов и утонувшей Расы.[69]
Во всяком случае это доказывает, что магия или колдовство, как он называет ее, является допотопным искусством, и таким образом одно очко выиграно. Ибо, как он говорит:
Свидетельство Бероса отождествляет Хама с первым Зороастром, основателем Бактрии, первым автором всех магических искусств Вавилонии, Хеменесуа или Хамом,[70] этим бесчестным [71] из верного потомства Ноя, и наконец, предметом обожания Египта, который, присвоив его имя ??????, откуда возникла химия, построил в свою честь город, названный Хоэмнис, или «Город огня».[72] Сказано, что Хам обожал его, отчего возникло название Хаммаим, данное пирамидам, которое, в свою очередь было вульгаризированно и превратилось в наше современное «чимни»[73]*. [73]
Это утверждение целиком неправильно. Египет был колыбелью Химии и местом ее рождения – это хорошо известно в наше время. Только Кенрик и другие показывают, что корень этого слова – chemi или chern, что не есть Cham, или Хам, но Khem, египетский фаллический бог мистерий.
Но это не все. Де Мирвиль склонен отыскать сатанинское происхождение даже в ныне невинном Таро.
Он продолжает:
Что же касается средств распространения этой злой магии, то традиция указывает на это в неких рунических письменах, обнаруженных на металлических пластинках (или листьях, des lames), которые избегли уничтожения во время Потопа.[75] Это можно было бы принять за легенду, если бы последующие открытия не доказали, что это далеко не так. Пластинки были обнаружены покрытыми любопытными и совершенно неподдающимися расшифровке письменами, письменами неоспоримой древности, которым хамиты (колдуны, по мнению автора) приписывали происхождение их чудодейственных и страшных сил.[76]
Благочестивого автора можно пока оставить при его ортодоксальных верованиях. Во всяком случае, он кажется совсем искренним в своих воззрениях. Тем не менее, его талантливые аргументы будут подорваны у самого их основания, так как то, кем или, вернее, чем в самом деле были Каин и Хам, должно быть доказано на математическом основании. Де Мирвиль только верный сын своей церкви, заинтересованный в том, чтобы удержать Каина в его антропоморфической роли и в его нынешнем месте в «Священном Писании». Но ученик оккультизма, с другой стороны, заинтересован исключительно в истине. Но век должен следовать по естественному ходу своей эволюции.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.