Глава 9 «Капсюль-детонатор» для «Олимпа»

Глава 9 «Капсюль-детонатор» для «Олимпа»

Шло время. Сэнсэй интенсивно выявлял подводные камни империи Кроноса. На данном этапе ассоциация была юридически зарегистрирована, и все силы брошены на сколачивание денежного общего фонда. В честном бизнесе это предполагает добровольное пожертвование средств вступивших в новую организацию бизнесменов. Но Тома, в основном заправлявший делами ассоциации, следуя принципам своей криминальной «школы», превратил этот процесс в сплошное вымогательство. Сэнсэй не перечил деятельности Томы и позволил ему крутиться на своё усмотрение. Всё, что интересовало Сэнсэя, — это необходимая информация. А Тома, изрядно любивший похвастать своей осведомлённостью, стал неплохим источником.

Обсуждая как-то дела ассоциации, Тома произнёс:

— Вот бы хорошо заиметь для нашего дела таких людей, как Чика у Кроноса или Люка у Тремовых!

Тремовы — два однофамильца, объединивших свой бизнес в одну корпорацию. Это были самые богатые бизнесмены в империи Кроноса.

— И чем эти люди хороши? — равнодушно спросил Сэнсэй, провоцируя Тому на подробный разговор.

— Как чем? Это же самые крутые киллеры! Ты что, про Чику и Люку не слышал?

— Так, слышал что-то мельком.

— О-о, — с наслаждением протянул Тома. — Их даже сам Кронос побаивается.

Сэнсэй с сомнением посмотрел на собеседника.

— Я тебе отвечаю! — клялся тот. — Тут один из жидов недавно зажрался. Сука! Барыга! Забыл, кто его прикармливал и на ноги ставил. Ну, Кронос и послал ему в гости Чику. Так тот даже их шестимесячного ребёнка не пожалел. Прямо на глазах родителей вспорол ему живот и вырвал все внутренности. Затем за жену принялся. Такие зверства над ней учинил, так тело изуродовал, что этот жид в один миг поседел. А потом и очередь этого барыги пришла… Тот уже почти невменяемый был после всего увиденного и даже не сопротивлялся. Так Чика его медленно по кусочкам чикал, чтобы тот подольше в мучениях умирал. А в конце сердце вырезал. Кровищи!.. Чика всё это на «видик» заснял, чтоб доказательство своей работы представить, поскольку потом все трупы сжёг. Ну вот, это сердце крупным планом показал, как он его хирургическим скальпелем пластовал. Так потом, говорят, когда Кронос плёнку просматривал, ему плохо стало, чуть сознание не потерял.

— Хм… А кличку Чика ему за что дали? За то, что тела чикать любит или под Чикатило косит?

Того даже передёрнуло от такого спокойствия и хладнокровия Сэнсэя. Другие, когда им это же рассказывал, тряслись от страха. А этот сидит себе и спокойно про кличку рассуждает. По телу Томы пробежал холодок.

— Не знаю, — ответил он, пряча свой смущённый взгляд. — Наверное за то, что чикает искусно. Его Кронос всегда как последний аргумент выставляет. Если к кому Чика в «гости» собирается — всё! Лучше сразу застрелиться, так хоть без мук помрёшь. Это знают все.

— А Люка?

— Люка тоже не подарок. Они с Чикой прямо соревнуются, кто извращённее да искуснее убьёт… Ты думаешь, почему Чика устроил такое кровавое шоу? Да потому, что Люка перед этим год назад его переплюнул. Тоже одних барыг завалил, шкуры лоскутами живьём посдирал. Посымал скальпы, разбил черепки и весь товар, который они закрысили, их же мозгами и вымазал. Вот такие дела… Чика и Люка — это несокрушимая сила, самое доходчивое слово Кроноса. Их боятся все, даже менты. Все их дела с рук спускают. Оно, конечно, понятно, все хотят дожить до старости, — вздохнул Тома.

Эти данные стали для Сэнсэя именно тем недостающим «капсюлем-детонатором», благодаря которому и должен по идее произойти «большой взрыв» и, соответственно, переворот в умах «королей и придворных» этого криминального царства.

¶¶¶

Через несколько дней после этого разговора у Сэнсэя была встреча с Филёром.

— Ну, как дела? — традиционно задал он вопрос.

— Как в сказке: чем дальше, тем страшнее, — улыбнулся Филёр. — Но кое-что имеется.

— Вижу, вижу, аж глаза блестят… Ну, выкладывай, не томи.

Филёр передал папку. И когда Сэнсэй раскрыл её, не без гордости прокомментировал:

— План «Олимпа». Схема всей охранной сигнализации в подробностях.

Сэнсэй присвистнул:

— Вот это да! Ну, молодчина! Как же тебе удалось?

— Наверное, сам Бог на нашей стороне… Это здание — бывшая гостиница. И когда Кронос выкупил её, то пригласил югославских специалистов для оборудования охранной системы. Так вот, один из наших интернациональных братьев и поделился «впечатлениями» о содеянном…

Сэнсэй в который раз убедился в высоком профессионализме Филёра, благодаря которому тот находил ёмкие решения в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях.

— Степеней защиты, конечно, много, — продолжал Филёр, — сразу видно, «профи» руководил. Здесь есть и видеонаблюдение, и инфракрасные датчики, и датчики движения, и датчики изменения температуры помещения… Двери бронированы. Даже окно имеет соответствующий угол кривизны стекла, чтобы исказить возможное прослушивание. Но самое интересное, что кабели от датчиков выводились не только в комнату наблюдения — вот она на первом этаже — но и дублировались в подвальное помещение. Им даже пришлось продалбливать стены в эту секретную комнату. Кстати, именно в этой комнате есть все степени защиты, что разбросаны по зданию. Окон нет. Туда ведёт одна-единственная дверь. Но и та тщательно замаскирована. Снаружи облицована плиткой под кирпич фундамента. Выглядит как одна из пристроек к фундаменту. Скорее всего, это личный бункер Минокса. Кто ещё так продублирует и тщательно оборудует, как не начальник охраны, тем более бывший контрразведчик? В остальных комнатах — вот на схеме — отмечено значками, какая степень защиты стоит. Тут кабинет Кроноса, тут его покои… А вот Миноса. Живут они здесь семьями. Прямо целый клан.

Сэнсэй внимательно просмотрел бумаги.

— Ну, а про внешнюю защиту ты уже знаешь. Капитальный забор с колючей проволокою. Сторожевые башни с охраной. Во дворе постоянно дежурит от 8 до 10 человек с собаками. Вооружены.

— Хорошо… Просто отлично!.. У меня к тебе ещё одно крупное дельце назрело. Слышал про киллера Кроноса — Чику?

— А как же!

— Надо будет раздобыть на него побольше информации. На него и на Люку, что работает на Тремовых. Сделать это желательно побыстрее. Накопай всё, что сможешь: официалку и то, что говорят по слухам.

— Лады.

— Ну, всё! Ещё раз спасибо. До скорого!

¶¶¶

Пока Филёр добывал информацию, Сэнсэй усиленно трудился над разработкой ударной комбинации. И если данные Филёра подтвердят его догадки, то на «Олимпе» в ближайшее время произойдут грандиозные события.

Когда, наконец, наступила долгожданная встреча с Филёром, тот, смеясь, сказал:

— Ну и красавчиков ты мне дал в разработку, просто волосы дыбом становятся!

Филёр вытащил две папки:

— Вот, на тебе занятие для бессонных ночей. По слухам, они такие зверства творят, что Фредди Крюгер по сравнению с ними — просто невинное дитя. Вот, к примеру, за Чику. Он, оказывается, по молодости учился в мединституте, но был исключён. Отличается повышенной жестокостью при расправе над своими жертвами. Кромсает их, точно несостоявшийся хирург. Любит продлевать их мучения.

Кличку «Чика» получил после одного инцидента. Подельщик кинул его на бабки в совместной сделке. Так Чика убил не только его, но и всю его семью, причём с особым цинизмом и жестокостью. Тела, словно ножницами бумагу, почикал. Естественно, первое подозрение в преступлении пало на него. И главное, было очевидно, что сделал это Чика. Но никаких прямых улик, следов и явных доказательств не обнаружили. К тому же сам Чика ни в чём не признавался, выдержав все пристрастные допросы. Дело получило широкую огласку. И произошло это как раз в период поднятия авторитета Кроноса. Кронос за Чику и заступился, а потом забрал его к себе в противовес Люке Тремовых. Тем более что о Чике уже пошла молва как о полном отморозке и беспредельщике.

А второй, Люка, тот вообще натуральный псих. Он стоял на учёте у психиатра. Несколько раз лежал в психиатрической больнице. Последний раз сбежал оттуда перед развалом Союза. Отличается повышенной агрессивностью и непредсказуемостью в действиях. Как написано в его медкарте, «психопатическая личность, утрачивающая вменяемость при актуализации комплекса неполноценности, связанного с уровнем развития и фрагментными воспоминаниями детства…». Рассказывали даже такой случай: однажды он перерезал жертве горло и прямо перед пришедшими с конфликтующей стороны «парламентёрами» демонстративно наполнил стакан свежей кровью и выпил её. Этого зрелища, говорят, тем хватило на всю оставшуюся жизнь.

По слухам, за Чикой и Люкой числится более десятка убийств. Органы ссылаются на трудности доказательств, грешат на отсутствие прямых улик. Хотя, если даже таковые появляются, то дела передаются сговорчивым следователям. И весь этот процесс хорошо оплачивается — от высшего начальства до следователя. Так что улики моментально растворяются, и дело превращают в «глухаря». В общем, за этими киллерами стоит большая крыша. И, скорее всего, Кронос — это лишь видимое звено. Здесь чувствуется чья-то рука из большой политики. Иначе бы так долго это не продолжалось, и начальство из областного УВД уже давно сменили бы за такой беспредел. Это, пожалуй, основное. Остальное в папке.

— Понятно. А как у них с семейным положением?

— Чика женат. Но детей нет. Я проверял по больничной карточке. Чика, оказывается, «стерильный». Но, видимо, держит это в тайне. Всем рассказывает, что жена бесплодная… Живут в роскошной пятикомнатной квартире в самом центре областного города.

— А Люка?

— Люка — этот тип сам себе на уме. Живёт один, за городом, в большом частном доме, на окраине возле леса. Вокруг много сараев. Массивный, высокий забор из кирпича. Нелюдим. С соседями не знается. Да, есть у него одна странность. Часто покупает на рынке какое-нибудь домашнее животное: овцу или свинью, или корову, или птицу. Непременно живьём. Но соседи говорят, что не видели, чтобы он этих животных разводил, скорее наоборот, убивает. Однажды они слышали как он, разговаривая с каким-то мужиком, который к нему приезжал, говорил, что «брезгает падалью питаться»… Ну, одним словом, своим странным поведением породил много слухов на селе, вплоть до мистических. Его дом местные кличут не иначе, как дом вурдалака… Среди бандитов тоже ходит немало легенд о его «подвигах».

Люку и Чику в криминальных структурах считают чуть ли не дьяволами во плоти. Им везде просто нечеловечески везёт в их тёмных делах. И по силе, извращённости преступлений они могут разве только соревноваться между собой. По крайней мере, в этом уверены как бандиты, так и милиция. Всё это рождает слухи, что якобы над ними висит некий ореол непобедимости.

Сэнсэй усмехнулся и сказал:

— Ну, так ли уж они непобедимы… На каждого Виджая найдётся свой Раджа.

— Что? — не расслышав, переспросил Филёр.

— Я говорю: на всякое действие есть противодействие… И эти отморозки отнюдь не исключение из общих правил.

— Возможно.

— Ладно. Разберёмся… Молодец! Хорошо поработал.

Сидя вечером в кресле под лампочкой ночника, когда добрая часть людей сладко спала, Сэнсэй размышлял над полученными материалами. Время от двенадцати ночи до четырёх утра являлось для него самыми лучшими часами «творческой работы», когда можно всецело сконцентрироваться на деле и не спеша во всём разобраться. Он привык к этим часам. В будние дни это было лучшее время для серьёзных медитаций. Вокруг стояла тишина, покой. Темнота делала все предметы одинаково серыми, призрачно-иллюзорными, что способствовало соответствующему чёткому настрою мыслей в заданном направлении.

Природа даровала Сэнсэю бо?льшую чувствительность к её тонким явлениям, чем обычным людям. Поэтому и процессы, в ней происходящие, он видел гораздо глубже, сквозь призму своего духовного опыта и мироощущения. Мысли рождали образы. Образы творили действия. Сэнсэй проигрывал наиболее реальные ситуации, всё более чётко представляя их в сознании. С каждым разом он видел их яснее и яснее. В конце концов, в его голове выстроилась совершенно отчётливая картина действий. Он видел всё настолько явно, как дотошный режиссёр, только что просмотревший смонтированный фильм на экране. «Просмотрев» несколько раз готовый результат своих мыслей, Сэнсэй остался вполне удовлетворённым. Внешне по основному сюжету картина выглядела вполне логично для доверчивого «зрителя», охваченного потрясающим впечатлением от иллюзии кадров. Хотя на самом деле всё в ней строилось на тайне подтекста.

¶¶¶

На презентацию данной картины образов Сэнсэй пригласил своего верного друга — отца Иоанна. Встретившись с ним вечером за городом, Сэнсэй стал обрисовывать ему всю сложившуюся ситуацию и последующие действия. Слушая информацию о киллерах, отец Иоанн нахмурился:

— Я с тобой согласен. Это просто нелюди, выродки рода человеческого.

— Насчёт выродков ты верно заметил, — согласился Сэнсэй. — В самую точку попал. Оба самые настоящие выродки рода человеческого. Возьми хотя бы Чику. Он давно нарушал свод высших законов по отношению к людям, ещё до своего громкого дела. Более того, нам известно, что он «стерилен». А ты сам не хуже меня знаешь, кого постигает такая кара Божия, превращая в мёртвый род… Чика — натуральный садист. А его садизм, в свою очередь, вызван болезненной жаждой власти, патологической потребностью доминировать, командовать, подчинять себе окружающих. Причём не столько физически, сколько психологически. Поэтому он и старается усиленно поддерживать свой ореол суперубийцы, дабы держать в трепете и страхе как можно больше народа. Страх других людей питает его больную психику иллюзией полной власти. А под «крышей» Кроноса у этого садиста сами собой открылись долгожданные перспективы ненасытного удовлетворения своих скрытых потребностей.

— Да, судя по Библии, хозяин его души — дьявол, который всегда стремился к безграничной власти.

— Совершенно верно. Чика, по своей психологии, прирождённый вождь. Давно известно, что все прирождённые вожди — потенциальные преступники. А прирождённые преступники — потенциальные вожди.

Немного помолчав, Вано сказал:

— Да. Чика, конечно, сволочь порядочная.

— Да и Люка не лучше.

— Как там говорят, человек, не умеющий думать, опасен только тогда, когда что-нибудь придумает.

— Это точно… А знаешь, Люка в психушке лежал неспроста. Он — плод родственного кровосмешения, причём второго поколения. Его отец женился на дочери своей двоюродной сестры.

— Тьфу ты, погань! Прямо как родители у Адольфа Гитлера.

— Вот, вот.

— Да, кровосмешение — тяжкий грех. Люди даже не понимают, что такими смешанными браками подписывают кровью договор с дьяволом. И откуда берётся такая «любовь»?

— Полная дегенерация, болезненная привязанность, психологическая фиксация на обожаемом объекте — вот тебе и преувеличенная болезненная любовь между родственниками, от которой один шаг до половой связи.

— Хитёр дьявол! Надо же, как прячется за такими благородными человеческими чувствами и порывами, как любовь, в конечном итоге доводя их до полного абсурда и крайности…

— И вот, пожалуйте, результат, — соглашаясь, продолжал рассуждать по-своему Сэнсэй. — Наслоение генетических характеристик. Одни характеристики переразвиты за счёт недоразвитости других. Природа таких вещей не прощает. Воплотили в жизнь свои абсурдные мысли — получите плод вашего больного воображения: дегенератов, психов, душевно неуравновешенных людей… В итоге — вот вам безумцы, гении, идиоты. Только почему-то последних гораздо больше, чем всех остальных, вместе взятых.

— Поэтому православная церковь запрещает браки между родственниками, вплоть до седьмой степени родства, — подчёркнуто вставил отец Иоанн.

— И ещё говорят о случайности, — в задумчивости размышлял вслух Сэнсэй, не обращая внимания на его слова. — Не бывает случайностей. Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.

— Это ты верно заметил, — согласился отец Иоанн, и добавил о своём наболевшем: — Ты знаешь, я сам поражаюсь, о чём люди говорят на исповеди. Такое впечатление, будто они с утра до ночи думают лишь о зле, живут со злом, окружают себя злом и творят сами это зло. Каждый, конечно, по-своему. Они, точно слепые котята, постоянно пищат и совершенно не видят окружающую красоту. Хорошее принимают как должное. Плохое — как кару. И плохое всасывают в себя моментально. Понимаешь, будто их сознание настроено на работу в отрицательной волне. А в церковь они приходят, можно сказать, в самый пик этого всплеска.

— Естественно. Потому что душа присутствует в теле каждого человека, за очень редким исключением. А в период отрицательного всплеска она также активизируется в противостоянии животному началу…

Разговор вновь перешёл в русло вечной человеческой тематики, которую отец Иоанн с большим удовольствием всегда обсуждал с Сэнсэем. В этих беседах он всегда черпал нечто новое для себя, хотя был вполне начитанным и грамотным человеком. Но такого бальзама для собственной души он не находил больше ни в одном человеке.

После небольшой паузы Сэнсэй перешёл к обсуждению насущной темы серых будней.

— Да уж, — произнёс отец Иоанн, когда разговор вновь коснулся киллеров. — Чика и Люка — это ещё хуже, чем ядовитая выродившаяся пшеница — плевела.

— Безусловно. Это паразиты, которые убивают не одни лишь плоды, но и само дерево… Надо же, такие ничтожества, а скольким людям судьбы покалечили своими зверствами… Ну да ладно, хоть напоследок послужат во благо своими телами. Всю жизнь они использовали чужие страхи. Я думаю, этим оружием мы их и победим.

Сэнсэй начал подробно излагать придуманную схему действий, уточняя подробности. Она включала в себя три этапа: тайное проникновение в «Олимп» и демонстративное исчезновение каких-нибудь секретных бумаг из сейфа Кроноса и Миноса; устранение Люки Тремовых; устранение Чики Кроноса. При умелой раскладке этих событий одно логически накладывалось на другое и, в конечном счёте, привело бы к последующему развалу всей криминальной структуры Кроноса.

Обсудив детали, друзья расстались.

¶¶¶

В день операции стояла тёплая ночь, прямо как по заказу. Вано с Сэнсэем облачились в чёрные униформы. Тщательно замаскировали свои автомобили. И двинулись в темноте ночи в сторону грозного сооружения «Олимпа», пугающего население региона уже долгие годы не столько своей неприступностью, сколько абсолютным беспределом его обитателей. Когда до этого комплекса оставалось метров четыреста, две тени слились с землёй. Вано достал прибор ночного видения и стал рассматривать объект.

— Так… Так… На вышках по охраннику… Итого двенадцать человек.

— Тринадцать, — тихо, но уверенно прошептал Сэнсэй который, лёжа рядом, просто вглядывался в темноту.

Вано ещё раз посмотрел в прибор ночного видения. Он прекрасно знал о способностях друга «видеть» и ощущать больше, нежели другие «простые смертные». Но, глядя в прибор, ничего подозрительного не обнаружил.

— Двенадцать.

— Тринадцать, — вновь настойчиво повторил Сэнсэй. — Тринадцатый сидит на корточках в левой дальней вышке и разговаривает с охранником.

Внимательно всмотревшись, Вано минуты через две увидел едва заметно мелькнувшую макушку тринадцатого охранника.

— Точно. А этот какого хрена тут примостился? — и с хитринкой в голосе спросил: — Может ты слышишь, о чём они разговаривают?

— О девках, — безразлично ответил Сэнсэй.

Вано посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит правду. За долгие годы работы эти два понятия настолько в нём переплелись, что любая шутка могла оказаться правдой, а правда — шуткой. Ухмыльнувшись, Вано молча продолжил осмотр объекта. И когда завершил общий обзор, произнёс:

— Они эту колючую проволоку от детей, что ли, натянули, чтобы мячик на их территорию не попал? Ерунда! Тоже мне охрана! У Шарафа Ахмедова и охрана была покруче, и дворец побольше, и то… «осечка» у них вышла.

Сэнсэй усмехнулся, вспоминая, как осенью 83-го все газеты пестрели сообщениями на главных полосах о том, что «скоропостижно скончался видный деятель коммунистической партии и Советского государства, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, член Президиума Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Ахмедов Шараф Рашидович…». Естественно, его некролог был расписан в самом лучшем виде. В нём тогда отсутствовал даже намёк на то, кем он являлся на самом деле. То, что Ахмедов создал прочную клановую систему личной власти, под контролем которой находились целые области, и установил в республике почти полуфеодальный режим, где местные партийные руководители распоряжались крестьянами, словно рабами, — об этом вся страна узнала позже, когда её необъятные просторы потрясло сенсационное расследование знаменитого «узбекского дела» о коррумпированных верхушках партийцев.

— Конечно ерунда, — сказал Сэнсэй в ответ. — Дворец Ахмедова тоже стал ерундой после посещения Кубы.

— А-а, посылка Фиделю, — многозначительно произнёс Вано.

Глянув друг на друга, они тихо рассмеялись.

— Да… Эта бутылка коньяка у изголовья Фиделя — самый большой прикол в моей жизни, — улыбаясь сказал Вано. — Слышал, говорят Батька ему на следующий день звонил, интересовался его здоровьем и спрашивал, не переменилось ли его «дружеское» отношение к Советскому государству с новым составом у власти. А потом, говорят, предложил отведать наш коньячок, так сказать личный подарок.

— Да, слышал, — сказал Сэнсэй. — После этого Фидель всю свою охрану на уши поднял. Думал, кто-то из них на Батьку работает.

— Ну, правильно, а что ему оставалось ещё думать? Он же тоже был уверен, что вполне защищён от посторонних…

Сэнсэй глянул на часы с подсветкой.

— Три часа пятьдесят минут. Ладно, хорош болтать. Пора…

— Подожди…

Отец Иоанн дёрнул Сэнсэя за руку так, словно сейчас случится землетрясение. Сэнсэй быстро пригнулся и с тревогой взглянул в темноту. В это время отец Иоанн сложил ладони и смиренным голосом произнёс:

— Перед началом всякого дела следует прочитать молитву.

Сэнсэй перевёл дух.

— Тьфу ты… — по-дружески тихо выругался он.

— Не богохульствуй, — спокойно ответил отец Иоанн и начал тихо бурчать себе под нос: — Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначального Твоего Отца, Ты рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничегоже. Господи мой, Господи, верою объём в душе моей и сердце Тобою речённая, припадаю Твоей благости: помози нам, грешным, сие дело, нами начинаемо, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святого Духа молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.

Отец Иоанн всё ещё держал сомкнутыми ладони и выжидающе смотрел на Сэнсэя:

— Аминь, аминь, — улыбаясь сказал тот.

— Вот так-то будет лучше, — с облегчением произнёс Вано и приготовился к вылазке.

Предрассветное время, и это знают все разведки мира, является самым удобным для нанесения неожиданного визита, когда человеческий организм наиболее расслаблен в глубоком сне. В это время даже те, кто страдает бессонницей, предаются долгожданной сладкой дремоте. Человек при таком торможении деятельности центральной нервной системы становится очень уязвимым к внешним опасностям. Хотя в нём и присутствуют внутренние защитные механизмы в виде «дежурной» парадоксальной фазы сна, которая периодически, как бдительный страж, усиливает чувствительность нервных анализаторов, активизирует функции сердца и дыхательной системы, задействует некоторые центры коры головного мозга. Именно в этой фазе сна возникают активные сновидения, подготавливающие организм к опасным неожиданностям.

В доисторические времена такая сигнальная система, безусловно, работала лучше, когда на нашего далёкого спящего предка могло внезапно напасть любое дикое животное. Но в современном мире у человека, живущего уже много веков без постоянной угрозы со стороны внешней среды (за исключением, пожалуй, глобальных войн или природных катаклизмов), этот защитный механизм, можно сказать, несколько «атрофировался». Вернее, даже не «атрофировался», а переключил свою деятельность больше на выявление внутренних опасностей в виде каких-либо болезней.

Что касается людей, спящих на «Олимпе», тут любопытно провести своеобразную параллель с животным миром, где различные животные, в зависимости от их отношения к окружающим условиям, спят по-разному. Хищники, к примеру, львы, которые никого на свете не боятся, спят глубоко, долго, «со вкусом». А вот трусливые зайцы наоборот, спят коротким, поверхностным сном, с оглядкой, чтобы никто не застал их врасплох. В общем, как говорится, чем крепче нервная система, тем здоровее сон.

Сэнсэй и Вано без особых проблем проникли в сонное царство «Олимпа». Там они разделились. Сэнсэй направился к бункеру Минокса (или как его величали бандиты — Миноса), а Вано — к сейфу Кроноса. Высокая профессиональная подготовка и знание расположения охранных систем позволяли им оставаться незамеченными.

Преодолев все препятствия на своём пути, Сэнсэй аккуратно вскрыл сейф Миноса. Покопавшись в бумагах, он прихватил пару папок с грифом секретности. Порвал несколько ценных бумаг, сотворив в сейфе небольшой «бардачок». И когда закончил эту «работу», неожиданно обнаружил секретку на дне. Сейф оказался с двойным дном. Это показалось более чем интересным. Что мог хранить начальник охраны в особом тайнике, если и до этого замаскированного сейфа добраться было нелегко? Не без труда вскрыв потаённое место, Сэнсэй забрал несколько дискет — всё, что там имелось. И в таком раскуроченном виде, лишь прикрыв внешнюю дверцу, оставил сейф дожидаться своего хозяина. Прихватив с собой добытое «добро», Сэнсэй так же незаметно вышел, как и вошёл, преодолев все хитросплетения различных датчиков, благо с техникой был на «ты».

Он вышел к условленному месту. Но Вано задерживался. Друг уже начал волноваться, не случилось ли чего… Поднявшись в самое логово сонного царства «Олимпа», он пошёл искать своего товарища. Сэнсэй удачно миновал охрану. И, двигаясь незаметной тенью по коридору, внезапно застыл возле спальни Кроноса. Сэнсэй больше почувствовал, чем услышал, что там происходит какое-то действие. Осторожно приоткрыв дверь, он увидел, как в его сторону метнулся быстрый взгляд Вано. Но тот, заметив в проёме двери друга, снова расслабился и стал заканчивать свою «творческую» работу. Сэнсэй с трудом подавил приступы смеха. Отец Иоанн и тут не обошёлся без своего неутомимого юмора. Выполнив основное задание, Вано, вероятно, решил воспроизвести давнюю шутку, практиковавшуюся некогда на «Острове». Он обильно измазал все видимые из-под одеяла части тела Кроноса его же зубной пастой. Распорол вторую подушку лезвием. И когда заглянул Сэнсэй, Вано уже густо посыпал новоявленного «божка» пухом. А само лезвие аккуратно оставил на подушке. Окончив «работу», Вано гордо прошествовал перед Сэнсэем, демонстрируя результат своих дополнительных трудов. Сэнсэй лишь покачал головой и безнадёжно махнул рукой в сторону отца Иоанна.

Оба бесшумно удалились с территории «Олимпа», так и не потревожив сладкую дремоту его охранников. Благополучно добравшись до машин, они освободились от своего ценного груза, сложив бумаги в заранее приготовленную сумку.

— У-у, сколько добра! — шутя приговаривал отец Иоанн. — Теперь я за тебя спокоен. Будешь целыми ночами, как все порядочные мужики, заниматься… этими «красавицами».

Он с иронией сымпровизировал поцелуй в папку с грифом секретности.

Сэнсэй усмехнулся.

— Вот извращенец… Между прочим, все порядочные мужики ночью спят.

— Ладно, чадо многогрешное. Тогда я разом отпускаю тя все грехи за бессонные ночи, проведённые над этим прахом…

Пока Сэнсэй прятал сумку в тайник сиденья машины, отец Иоанн, стоя рядом, весело бубнил себе под нос.

— …исполнение всех благ… Ты еси, Христе мой, исполни радости и веселия душу и спаси мя, яко Един Многомилостив, Господи, слава Тебе…

— Чего ты там шепчешь? — в шутку спросил Сэнсэй, и уже в последующие пять минут сожалел, что это сделал.

— Это молитва по окончании дела. Если не тотчас услышаны молитвы наши, значит, Господь не желает, чтоб с нами было то, что мы хотим, а было то, чего Он хочет. В этом случае Он желает нам и приготовляет нечто большее и лучшее, чем то, о чём у Него в молитве мы просим. Поэтому всякую молитву надо сокрушённо оканчивать: да будет воля Твоя!

— Аминь, — с улыбкой сказал Сэнсэй.

Но отец Иоанн не унимался.

— Ты, конечно, сильная духовная личность. Но, работая с этими сатанинскими бумагами, я тебе настоятельно советую, ночью окропить святой водой на все стороны света и говорить так: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа окроплением воды сия священная в бегство да претворится всё лукавое, бесовское действо. Аминь». Утром натощак пей святую воду, а также во всякой нужде, хотя бы и поел…

Сэнсэй посмотрел на отца Иоанна и вновь улыбнулся. А тот поучительно продолжал, делая ударение на своё любимое «о»:

— Выходя из дома, прежде чем переступить порог, произнеси слова: «Отрицаюсь тебе, сатана, гордыни твоей и служению тебе, и сочетаюсь Тебе, Христе, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». И огради себя крестным знамением. И никогда не выходи без этого изречения. Тогда не только встретившийся злой человек, но и сам диавол не в состоянии будет повредить тебе, видя тебя с этим оружием…

Сэнсэй закончил с «тайником» и облегчённо вздохнул.

— Так, по коням, — и иронически добавил: — Слава Богу, что мы на разных машинах.

— Ничего страшного, — с явным удовольствием в голосе отпарировал отец Иоанн. — Когда мы будем ехать в одной машине, я зачитаю для спасения души твоей Евангелия от Матфея, две главы Посланий, начиная от Деяний святых апостолов и заканчивая Откровением святого Иоанна Богослова и несколько псалмов из Псалтыри.

Сэнсэй усмехнулся:

— Спасибо, ты меня утешил.

Лесной дорогой они подъехали к загородному селу, где проживал Люка. Оставили свои машины недалеко от его дома, благо тот стоял на окраине возле леса.

Тёмная ночь постепенно превращалась в еле заметный рассвет. Предметы приобретали свои привычные очертания, но всё ещё сохраняли однотонную серость. Две тени мелькнули через огромный забор Люки. Во дворе они словно растворились, слившись с мрачными тёмными сараями и большим угрюмым домом.

Несмотря на брезжащий рассвет, в доме Люки горел свет. Да и от одного из сараев с приоткрытой дверцей тянулась узенькая полоска электрического света. Сэнсэй пошёл к сараю, а Вано остался возле дома, контролируя его выходы. Огромный сарай, словно малый спортивный зал, был пуст и представлял угнетающее зрелище. По его стенкам, словно на выставке, висели разные топоры, палаши, булавы, дубинки. Также имелись финские, кавказские, охотничьи ножи. В общем, целая коллекция клинкового, ударно-раздробляющего холодного оружия. В стороне к потолку были прикреплены цепями огромные крюки, на одном из которых висела обезглавленная тушка собаки со сдёрнутой кожей. Посредине сарая, словно зловещий трон, возвышался самодельный, зажатый в тисках, огромный нож. Рядом лежали инструменты для заточки. Очевидно, Люка решил изготовить новое оружие в виде перевёрнутой гильотины. На полу валялась спутанная толстая верёвка. В сарае стоял и огромный разделочный стол, на котором были разбросаны различные внутренности от коровы. А сама туша, очевидно ещё недавно живой коровы, лежала тут же на боку. Причём в ней, в районе сердца, находилась небольшая подушечка, точно кто-то спал внутри. Возле туши валялся испачканный кровью стакан. В воздухе стоял тёрпкий запах крови. «Да, — подумал Сэнсэй. — У Люки уже крыша окончательно поехала». Он незаметно выскользнул из сарая и пошёл к Вано.

Когда Сэнсэй приблизился, тот знаками показал на окно дома. В комнате, безвкусно забитой разным хламом, в роскошном старинном кресле сидел Люка с раскрытой книгой в багровом переплете. С виду он был похож на борова. На бычьей шее возвышалась яйцеобразная лысая голова. Дебильное выражение лица. Зачитавшись, он сидел с открытым ртом. Слюни текли по углам рта. На его жирном теле почему-то был надет женский халат.

Возле кресла стоял небольшой шкаф. На его полках было несколько книг, судя по обложкам связанных с мистикой и ужасами. А на стенке висели, словно в палеонтологическом музее, черепа животных и человека.

Отец Иоанн тихо хихикнул и шепнул Сэнсэю:

— И этот слюнтяй кличет себя грозным Люкой-вурдалаком?! — И, глядя на его сосредоточенное чтение, лукаво прибавил: — Ба! Какой у него прогресс! Надо же, хоть в конце жизни буквы начнёт одну от другой отличать.

— Что хорошего в прогрессе, который находится в руках идиота?

— Точно. Ну что, начнём? Как говорил «ас» Пушкин: «Случай есть мощное, мгновенное орудие Провидения».

С этими словами Вано вместе с Сэнсэем пошли в сторону двери. В это время Люка был погружён в чтение книги «Дьявол во плоти». Он нашёл в авторе родственную душу и с упоением читал обо всех зверствах, которые главный герой совершал по приказу дьявола. Но в тот момент, когда к Люке пришли невидимые гости, он почти трясся от страха, дойдя до кульминационной развязки, где дьявол явился во плоти, чтобы уничтожить своего верного слугу. На лбу Люки выступил мелкий пот, а дрожащая рука переворачивала следующую страницу. Ему было страшно читать дальше, но любопытство каждый раз брало верх. И он, словно кролик, позволял поглощать своё сознание чудовищной книге-змее. Люка сильно переживал, потому что олицетворял себя с её главным героем и видел в его смерти свою собственную.

И надо же было такому случиться — именно в эту минуту погас свет! Люка оторвался от книги и боязливо стал озираться по сторонам. Вдруг он услышал какое-то непонятное, пугающее шуршание. В его голове молниеносно вспыхнули ассоциативные картины из книги о приближении ужасной смерти. Люка хотел соскочить и убежать, но тело словно окаменело. А следующий момент вообще накрепко пригвоздил его к креслу. Внезапно вспыхнул свет неизвестно откуда взявшегося фонарика, который бесшумно сам по себе двигался в темноте. Нащупав присутствие Люки своим мерзким ослепительным лучом, он тут же пронёсся по потолку и в следующее мгновение осветил ужаснейшее дьявольское обличие: редкая, торчащая во все стороны рыжая бородка, худощавое бледное лицо. Во всклоченных волосах «демона» Люка даже узрел с перепугу настоящие рога, которые на глазах вырастали всё больше и больше. Сердце Люки бешено заколотилось. Он выронил из рук книгу. Этот дьявол будто материализовался с её страниц, точь-в-точь… Медленно подходя к своей жертве, это чудовище скорчило истошную гримасу в виде улыбки, оголив уродливые зубы. Люка издал жалобный, беспомощный стон. Дёрнулся и обмяк всем телом с застывшими, расширенными от панического ужаса глазами. Дьявол, пришедший за ним во плоти, — последнее, что он увидел в своей жизни…

Сэнсэй зажёг в комнате свет. Вано склонился над Люкой.

— Готов. Видно, сердце не выдержало, — сказал он.

И помолчав немного, сокрушённо пожаловался:

— Я ж говорил — хлюпик! Я даже не успел рот открыть и объяснить толково, зачем мы сюда пожаловали.

— Ничего удивительного. Я когда тебя впервые на «Острове» увидел, сам чуть не помер от страха, — подколол его с юмором Сэнсэй, поднимая книгу «Дьявол во плоти». — Так что ему вполне хватило твоего обличия.

— Я ж не виноват, что меня мама таким родила, — улыбнулся тот. — Ну и что теперь будем делать?

— Что? Что и задумали. Повезём к Тремовым в офис.

— Что, на моей машине?!

— Ну, как договорились.

Вано наигранно вздохнул. И видя, что ему всё равно придётся тащить этого борова к себе в машину, пошёл искать подходящую для переноса материю, бурча под нос:

— Вот так всегда… О, Господи! И за что мне такое наказание таскать этот мешок с грехами убиения и чревоугодия на своих хрупких плечах… Я всегда говорил, неправильное и излишнее любление плоти, её живота и покоя, из чего составляет самолюбие, приводит к грехам тяжким…

Пока Вано искал мешковину, Сэнсэй оглядел комнаты, просмотрел содержимое ящиков в столах и в шкафу. В одном из них он нашёл коробку с разными детскими вещицами. А на самом её дне детские порнофотографии, запечатлевшие грязные извращения Люки и страдание на невинных личиках детей, которым отроду было всего-то от пяти до семи лет. Причём большинство фотографий было отснято на фоне комнат Люки.

— Ах ты сволочь! — не удержался Сэнсэй.

В дверях появился Вано с огромным прочным целлофаном.

— Ты посмотри, чем эта падаль занималась, — сказал Сэнсэй, протягивая ему фотографии. — Он, оказывается, был скрытым педофилом.

Вано глянул на снимки и резко переменился в лице, отбросив целлофан в сторону.

— Вот мразь! Так он ещё детские души калечил, урод! Гад, знал бы я раньше, он бы у меня такой смертью умер, что ад бы потом раем показался…

Отец Иоанн сжал кулаки, словно собрал в них всю горечь, и угрожающе потряс ими в воздухе в сторону мёртвого тела.

— …Будь ты проклят, нелюдь! Чтоб душа твоя никогда не обрела покоя!

— Если она вообще у него была с рождения, — добавил Сэнсэй.

Вано расстелил широкий целлофан и с отвращением скинул тело Люки с кресла, словно мешок навоза. Пиная ногами, запихнул тело в целлофан. Вдвоём с Сэнсэем они завернули и вынесли Люку из дома. Затем уничтожили все следы своего пребывания в этом мрачном месте и потащили тело к машине.

— Чтоб ты сгорел в аду, — приговаривал отец Иоанн, всё ещё потрясённый увиденным.