Глава II. СВИДЕТЕЛЬСТВО МАГИИ ХРИСТИАНСТВА

Глава II. СВИДЕТЕЛЬСТВО МАГИИ ХРИСТИАНСТВА

Магия, будучи наукой универсального равновесия, и обладая истиной, реальностью и причиной существования ее абсолютного принципа, объясняет все антиномии и примиряет все реальности, которые находятся в конфликте друг с другом с помощью одного порождающего принципа синтеза, гласящего, что гармония является результатом аналогии противоположностей. Для посвященного в эту науку религия несомненна, потому что она существует, и мы не отрицаем того, что она есть. Бытие есть бытие. Кажущееся противостояние религии и разума есть сила их обоих, установленная каждая в его особой области и оплодотворяющая отрицательные стороны одной положительными сторонами другой: как мы сказали, это есть достижение соглашения с помощью связи между вещами, которые противоположны. Причина всех религиозных ошибок и неудач состоит, таким образом, в противоречии с этим законом, в том, что люди пытаются сделать религию философией, а философию — религией, подчиняя дела веры процессам науки, что не менее смешно, чем принуждение науки к слепому подчинению вере.

Доказывать математические абстракции или отвергать доводы теорем — это вне пределов компетенции теологов; вне пределов компетенции ученых опровергать или подтверждать таинства догмы религии.

Если мы спросим у Академии наук, правилен ли с математической точки зрения тезис о триединстве божества или может ли она с позиций физиологии удостоверить непорочность зачатия Божьей Матерью, Академия наук уклонится от суждений, и будет права. Наука не уполномочена говорить, когда вопрос касается царства веры.

Когда Жозеф де Местр уверял нас, что когда-то мы будем с удивлением говорить о нашей глупости, он говорил, несомненно, о тех людях, претендующих на строгий рассудок, которые сегодня сообщают нам, что они поверят в истины догмы, когда они будут доказаны научно. Это равноценно тому, чтобы сказать, что они поверят тогда, когда не останется ничего из того, чему можно поверить. Когда догма, как таковая, будет разрушена, превратившись в научную теорему.

Это другой способ утверждения о том, что мы уверовали бы в бесконечность, когда она была бы объяснена, определена, описана, или, одним словом, превратилась бы в конечное. Мы уверуем в бесконечность, когда станем совершенно уверены в том, что она не существует; мы допускаем неисчерпаемость океана, когда увидим его помещенным в бутылке. Но то, друзья мои, что было доказано всем и вошло в ваше понимание, есть исключительно дело знания, а не веры. С другой стороны, если всем скажут, что папа римский решил, что дважды два не равно четырем и что квадрат гипотенузы не равен сумме квадратов катетов прямоугольного треугольника, вы будете правы, ответив, что папа не должен был так решать, потому что он не уполномочен; эти вещи не касаются его, и он не должен в них вмешиваться. Здесь ученик Руссо воскликнет, что все это очень хорошо, но Церковь не требует от нас веры в то, что формально противоречит математике. Все математические науки говорят нам, что целое больше части; тем не менее, когда Христос общался со своими учениками, он должен был держать Свое тело в Своей руке и класть Свою голову в Свой собственный рот. Убогая шутка заключается в этом вопросе Руссо. Легко ответить, что софист смешивает науку с верой и естественный порядок с тем, что неестественно или божественно. Когда религия провозглашает, что во время Причастия Спаситель имел два натуральных тела одного и того же размера и формы, и что одно из них съедало другое, наука была бы уполномочена протестовать. Но религия устанавливает, что тело Учителя божественно и священным образом содержится в естественном знаке или явлении кусочка хлеба. Более того, вопрос состоит в том, верить или не верить: самые всевозможные доводы могут быть приведены здесь и обсуждать этот вопрос с научной точки зрения означает быть отнесенным к дуракам.

Истина в науке доказывается точными демонстрациями; истина в религии доказывается единодушием веры и благочестием дел. Мы имеем авторитетное свидетельство в Евангелии, чтобы определить, что тот, кто мог сказать паралитику: "Возьми свою постель и иди", имел право отпускать грехи. Религия истинна, если она есть реализация совершенной морали. Дела суть доказательства веры. Позволительно спросить науку, не была ли установлена христианством обширная ассоциация людей, для которых иерархия является принципом, послушание — правилом и милосердие — законом. Если наука ответит, на основании исторических документов, что это так, но что ассоциация христиан терпит провалы в области милосердия, тогда я обращусь к их собственному слову, которое допускает существование милосердия, поскольку оно сознает, что там может быть недостаток в нем. Милосердие — это великое слово и великое дело; это слово не существовало до христианства и установлено как общая сумма религии. Не сделался ли дух милосердия Святого Духа видимым на земле? Не обнаружил ли Дух свое земное существование поступками, установлениями, памятниками и бессмертными трудами? Короче говоря, мы не понимаем, как скептик, который является человеком доброй веры, может смотреть на дочь св. Винсента де Поль без желания преклонить колени и молиться. Дух милосердия — это действительно Бог; есть бессмертие в душе; есть иерархия, послушание и прощение грехов, простота и целостность веры.

Отделившиеся секты смертельно подрублены под корень, потому что при отделении они ожидали милосердия, тогда как при попытках основываться на вере их ожидало простое доброе чувство. У этих сект догма абсурдна, потому что она псевдорассудочна. Как таковая, она должна быть научной теоремой или ничем. Далее, мы знаем, что в религии буква убивает и только один дух дает жизнь; но что это за дух, если он не дух милосердия? Вера, которая двигает горы и противостоит мучениям, великодушие, которое дает все, красноречие, которое говорит языком людей и ангелов — все это, сказал св. Павел, ничто без милосердия. Он добавил, что знание может исчезнуть и пророчество иссякнуть, но милосердие вечно. Милосердие и его работа — в этом реальность религии: истинный разум никогда не отрицает реальности, потому что она является демонстрацией того, бытие чего есть истина. Таким образом, философия протягивает руку религии, но без желания захватить ее область, и при таком условии, религия благословляет, вдохновляет и освещает философию своим любящим великолепием. Милосердие есть таинственная связь, которая, согласно мечтам греческих инициантов, должна соединить Эрос и Антэрос. Это воспроизводилось на дверях Храма Соломона, которые объединяли два столпа, Иахин (Jachin) и Боаз (Boaz); это есть главный залог между правами и обязанностями, властью и свободой, силой и слабостью, народом и правительством, мужчиной и женщиной. Это есть божественное чувство, которое необходимо для науки о человеческой жизни; это абсолют добра как тройной принцип Бытия — Реальности — Разума есть абсолют истины. Эти расчленения были необходимы для должного толкования прекрасного символа волхвов, поклоняющихся Спасителю в яслях. Их было трое — белый, коричневый и черный; они принесли золото, ладан и мирру. Этой двойной триадой выражается примирение противоположностей, и это как раз то, что мы хотели объяснить. Христианство, как ожидали волхвы, было на самом деле последствием их тайного учения; но это Вениамин древнего Израиля вызвал фактом его рождения, смертью его матери. Магия света, магия истинного Зороастра, Мельхиседека и Авраама пришла к концу с приходом Великого Искупителя. С этих пор в мире чудес простые чудеса могли быть не более, чем скандалом, и магическая ортодоксия превратилась в ортодоксию религии.

Несогласными могли быть только иллюминаты и волшебники, само имя Магии можно было интерпретировать только согласно этому дурному смыслу, и под этим давлением мы должны преследовать ее проявления через столетия.

Первым объявленным еретиком, упоминаемым в преданиях Церкви, был Симон Маг; легенды сообщают о нем много удивительного; это непременная часть нашего предмета исследования, и мы должны постараться отделить существенное от облака басен, которыми он окружен. Симон был по национальности евреем и, как утверждают, родился в самаритянском городе Гитта. Его учителем Магии был сектант Досифей, который говорил, что он послан Богом и является мессией, предсказанным пророками. После обучения Симон освоил не только иллюзорные искусства, но и действительные природные секреты, которые содержались в преданиях Магов. Он обладал наукой Астрального Огня и мог притягивать сильные вихри его, становясь нечувствительным к боли и несгораемым. Он обладал также способностью подниматься и оставаться в воздухе. Подвиги такого рода совершались часто; в отсутствии науки и, так сказать, случайно, энтузиастами, вдохновленными Астральным Светом, как, например, конвульсионариями св. Медара (Medard), и этот феномен происходит в наши дни при медиумическом состоянии человека. Симон гипнотизировал, на расстоянии тех, кто верил в него, и являлся им в различных видах. Он производил образы и картины, так что можно было видеть фантастические деревья в пустыне. Более того, безжизненные предметы могли двигаться в его присутствии, как сейчас это происходит у американца Хоума; когда он намеревался войти или покинуть дом, двери скрипели, дрожали и открывались сами.

Симон совершал эти чудеса перед народом Самарии и, поскольку его действительные достижения соответствующим образом преувеличивались, чудотворец проходил за божественное существо. Рассказывается также о том, что поскольку он был обязан своей силой состоянию возбуждения, при котором помрачается рассудок, он пришел к тому, что объявил себя исключительным существом и потребовал божественных почестей, скромно мечтая о поклонении всего мира. Его кризисы или экстазы производили исключительные физические результаты. Иногда он появлялся бледным, ссохшимся, сломанным, подобно старику на пороге смерти; иногда сияющие жидкости оживляли его кровь, так что его глаза сияли, кожа становилась гладкой и мягкой, и он появлялся внезапно перерожденным и обновленным. Люди Востока склонны к чудесам: они требовали, чтобы Симон проходил от детства до старости, а затем обратно от старости до детства. О его чудесах говорили везде и всюду, пока он не стал идолом не только еврейской Самарии, но и соседних стран.

Однако поклонники чудес вообще, жаждут новых эмоций. Апостол св. Филипп пришел в Самарию, чтобы распространить там откровение, началось новое течение энтузиазма, в результате чего Симон утратил весь свой престиж. Он сознавал, что его ненормальное положение утрачивается — как он думал, из-за потери силы; он верил, что он превзойден магами более учеными, чем он, и путь, которым он пошел, состоял в том, чтобы присоединиться к апостолам в надежде изучить, открыть или купить их секрет.

Симон на самом деле не был посвящен в Трансцендентальную Магию, которая открыла бы ему, что тем, кто берется направлять секретные силы Природы, не будучи ими сломленным, нужна мудрость и святость; что играть с таким страшным оружием, не понимая его, есть удел глупца; и что быстрая и страшная смерть ожидает тех, кто профанирует Святилище Природы. Симон был одержим неутолимой жаждой подобно пьянице, он заболел из-за своих эксцессов и надеялся восстановить здоровье новым вдохновением. Никто не пожелает вернуться в состояние простого смертного, после того, как он был богом. Чтобы возвратить то, что он потерял, Симон предал себя всем строгостям апостольского аскетизма, он бдил, молился, постился, но чудеса не возвращались. Тогда он решил, что между евреями можно достичь понимания, и предложил св. Петру деньги. Глава апостолов прогнал его, и тот, кто получал так охотно контрибуции от своих учеников, почти исчерпал все свои возможности. Он покинул общество людей, которые проявили такую незаинтересованность в нем, и на деньги, отвергнутые св. Петром, купил рабыню Елену.

Мистические выходки всегда сродни скандалам. Симон был очарован своей служанкой. Эта страсть, одновременно расслабляющая и возбуждающая, восстановила его каталептические состояния и смертельные феномены, которые он считал своим чудесным даром. Мифология, полная магическими реминисценциями, сочетаемыми с эротическими видениями, исходила из его мозга, он странствует подобно апостолам, влеча с собой Елену, проповедуя и являя себя тем, кто имел склонность к почитанию и также, несомненно, платил ему.

Согласно Симону, первое явление Бога состоялось посредством совершенного блеска, который произвели его размышления. Он был сам этим солнцем душ, а отражением стала Елена, которую он назвал Селеной, именем богини Луны в Греции. Теперь луна Симона низошла на землю, которую маг вычертил в своих вечных снах. Здесь она стала матерью, оплодотворенной мыслью своего сына, и она принесла в мир ангелов, которых она вырастила сама, не говоря о них их отцу. Ангелы восстали против нее и заключили ее в смертное тело. Тогда было применено могущество Бога, чтобы спасти Елену, и так еврей Симон был явлен земле. Здесь он должен был преодолеть смерть и перенести Елену по воздуху в сопровождении торжествующего хора избранных, в то время как человечество оставлялось на Земле в вечной тирании ангелов. Таким образом, архиеретик, имитируя христианство в обратном смысле, утверждал вечное царство мятежа и зла, представляя мир созданным или по меньшей мере населенным демонами: разрушил порядок и иерархию, чтобы остаться наедине со своей сожительницей. Это была доктрина Антихриста, и она не погибла вместе с Симоном, и сохранилась до наших дней. Действительно, пророческие предания христианства говорят о его преходящем царствовании и триумфе, которые возвещают о самых страшных бедствиях. Симон претендовал на звание святого и, по курьезному совпадению, глава современной гностической секты, которая возрождает чувственный мистицизм первого архиеретика, изобретатель "свободной женщины" — также носит имя Сен-Симон. Каинизм — вот имя, которое можно было бы дать всем ложным откровениям, которые истекают из этого нечистого источника. Это догмы проклятия и ненависти к универсальной гармонии и социальному порядку; они разрушают страсти, утверждая распущенность вместо долга, чувственную любовь вместо чистой и преданной любви, проститутку вместо матери и Елену, сожительницу Симона, вместо Марии, матери Спасителя.

Симон обрел известность и направился в Рим, где император, которого привлекали все экстраординарные зрелища, был расположен приветствовать его; этим императором был Нерон. Озаренный Симон изумлял коронованного глупца трюками, принятыми у фокусников. Он обезглавливался, но после этого приветствовал императора головой, восстановленной на плечах. Он заставлял предметы двигаться и двери открываться, одним словом, он действовал как доверенный медиум и стал официальным волшебником на оргиях Нерона и обедах Тримальхиона.

Согласно авторам легенд, освободило евреев Рима от учения Симона то, что св. Петр сам посетил столицу мира. Нерон с помощью своих шпионов был быстро проинформирован о том, что новый производитель израильских чудес прибыл, чтобы поднять войну против его собственного волшебника, и он решил свести их вместе для своего увеселения. Петроний и Тигеллин возможно присутствовали при этом. "Мир вам", — сказал глава апостолов, входя. "Нам нечего делать с вашим миром", — отвечал Симон. — "Только войной истина будет открыта. Мир между противостоящими — это победа одного и поражение другого". Св. Петр ответил: "Почему ты отвергаешь мир? Пороки людей создали войну, но мир всегда пребывает с добродетелью." — "Добродетель это сила и мастерство", — сказал Симон. "Что касается меня, то я смело встречаю огонь, я поднимаюсь в воздух, я оживляю растения, я превращаю камни в хлеб; а ты, что делаешь ты?" — "Я молюсь за тебя", сказал св. Петр, — "чтобы ты не пал жертвой своих волшебств." "Придержи свои молитвы; они не достигнут небес быстрее, чем я сам".

И волшебник прошел через окно и поднялся в воздух. То ли это совершилось с помощью неких аэростатических аппаратов, находившихся под его длинным одеянием, то ли он поднимался подобно конвульсионериям Парижского Дьякона, благодаря возбуждению Астрального Света, мы сказать не можем; но во время этого феномена св. Петр молился на коленях, и Симон внезапно с громким криком упал со сломанными костями. Нерон заключил в темницу св. Петра, который показался ему менее искусным волшебником, чем Симон, последний умер при своем падении. Вся эта история, которая относится к популярным слухам того времени, ныне сдана в архив апокрифических легенд, хотя, может быть, и напрасно.

Секта Симона не распалась после него, среди его учеников был и его последователь Менандр. Он не объявлял себя богом, будучи согласен с ролью пророка; но когда он крестил прозелитов, видимый огонь нисходил на воду. И он обещал бессмертие тела и души, как результат его магических воздействий; во времена св. Юстина все еще были последователи Менандра, которые уверенно считали себя бессмерными. Смерти, которые случались среди них, тем не менее, не выводили из заблуждения других, потому что умершие исключались из братства немедленно, на том основании, что они были ложными братьями.

Для этих верующих смерть являлась отступничеством и их бессмертные ряды пополнялись включением новых прозелитов. Те, кто понимает размеры человеческой глупости не будут удивлены, услышав, что в этом, 1858 году, в Америке и Франции существует фанатическая секта, продолжающая дело Менандра.

Определение «маг», добавленное к имени Симона, делает Магию предметом ужаса для христиан; но они, тем не менее, не прекращают чтить память Царей-волхвов, которые поклонились Спасителю в Его яслях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.