Что было потом
Что было потом
Понятно, что Министерство здравоохранения Российской Федерации не могло остаться в стороне от этих событий. Прежде всего потому, что медицинских чиновников не миновала участь работников общественной приемной ЦТ в «Останкине» — их тоже завалили мешками с письмами: люди писали и на телевидение, и в Минздрав. На самом деле, конечно, истинная причина «подключения медицины» была иная. И с заботой о здоровье граждан она не имела ничего общего. Но об этом чуть ниже.
По отношению к моим сеансам официальная позиция врачей была однозначной: вредительство и шарлатанство. Отреагировали они довольно быстро: уже через месяц после начала телесеансов стали появляться статьи — типа той, что я когда-то собирался написать о Дмитрие Назине. Были они довольно однообразны, твердили об одном: «Во время „лечения“ люди умирают у экранов телевизоров, сходят с ума». Вот так, ни много ни мало. Правда, умерших никто не видел, с их родственниками никто не разговаривал, да и сошедшие с ума как-то в поле зрения журналистов не попадались… В общем, материалы эти создавались без всякой доказательной базы, без интервью с «пострадавшими», без проведения обязательных в таких делах соцопросов. «Опрашивали» профессиональных врачей, то есть брали интервью у них. Но что могли сказать эти люди, если они были «не в теме» и совсем не понимали, что происходит, когда я провожу телесеанс!
Есть такой анекдот. Один врач купил в пригороде заброшенный дачный участок, на котором росло множество деревьев. Чтобы возвести дом, надо было эти деревья спилить, но одному человеку сделать такое не под силу. И вот однажды врач увидел по телевизору рекламу бензопилы: «С ней вы справитесь в одиночку с любым количеством бревен!» Он побежал в магазин, купил пилу и в выходные поехал за город. В понедельник вернул ее продавцу: «Эта штука не справилась даже с одним деревом!» — «Да? — удивился продавец. — Может, она не работает?» Он дернул за шнур, и мотор бензопилы завелся с ужасным ревом. Врач спросил: «Что это за шум?»
Не знаешь — не берись, не делай, не комментируй, не суди, не болтай. Даже вопросы в таком случае задавать опасно: люди сразу поймут, что ты ничего не понимаешь…
Несколько лет назад меня пригласили на радио «Эхо Москвы» — побеседовать в одной передаче с врачом и юристом на тему «Экстрасенсы и целители, обманывают или лечат». Я согласился, приехал в студию. Врачом оказалась очень милая, симпатичная дама, да к тому же еще и кандидат наук. Мы расселись, ведущий задал первый вопрос, и… началась ругань, гонение на экстрасенсов. Мне, по существу, не удалось сказать и слова. Кричала единственная в нашей компании из четырех человек женщина.
Я бы не стал вспоминать о той неприятной встрече. Но то, что врач говорила на радио, — писалось практически дословно в газетах почти двадцатью годами раньше, «роковым» летом 1989 года. Представления докторов за двадцать лет не изменились! Приведу по памяти кое-какие высказывания моей обаятельной визави.
«Я считаю экстрасенсов и целителей — в тех случаях, когда они не имеют медицинских дипломов, — ханжами и мракобесами и отношусь к ним именно так… Мошенники и недалекие люди считают, что они могут вылечить все. И рассказывают сказки о том, как это у них происходит. Поэтому моя позиция проста, как правда: я считаю, что для того, чтобы лечить, достаточно одного — человек должен иметь диплом врача, а страна должна объяснить людям, что каждый может лечиться у кого угодно, но за последствия и результаты несет ответственность он сам — тот, кто решил потратить деньги на непрофессионала…
Никому не приходит в голову чинить свою машину с помощью экстрасенса и целителя. То есть любой, самый недалекий человек понимает, что, если вокруг машины махать руками, смотреть на нее пристально и произносить потрясающие тексты, она не поедет».
Ну, сравнить такой суперсложный объект, как человеческий организм, с автомобильным мотором — по крайней мере, легкомысленно, особенно для врача. Что же касается дипломов, денег и мошенничества — об этом мы поговорим позже. Сейчас здесь важно другое: оцените тон и лексику выступления. Агрессивный напор, презрительное осуждение, эпитеты к слову «целитель» — на грани приличия. Все очень жестко…
Примерно таким же образом велась и кампания нападок на телесеансы Аллана Чумака. Апогеем ее стал выход номера газеты «Труд» с здоровенной, так называемой «разоблачительной» статьей на последней полосе. (Надо сказать, что тогда «Труд» имел многомиллионные тиражи, его читали по всей стране.) Лейтмотивом «полосы» была та же идея, что проводилась в аналогичных материалах: «Сеансы Чумака вредят здоровью телезрителей. Все это безобразие недопустимо». Мнение автора подтверждалось мнениями солидных врачей, профессоров и докторов наук.
«Труд» я не выписывал. И в день, когда вышла статья, ни о чем плохом не думал. И тут раздался звонок с телевидения: «Аллан, ты „Труд“ сегодняшний читал? Нет? Тут такое творится!.. Немедленно приезжай!»
На подходе к «Останкину» я невольно замедлил шаг — напротив общественной приемной собралась огромная толпа. Незаметно проникнув в телецентр, узнал: люди пришли выразить возмущение статьей в «Труде», нападкам на Чумака. Пришли депутаты от трудовых коллективов, принесли петиции с требованиями: «Не сметь запрещать сеансы!», «Руки прочь от Чумака!» Потом стало известно, что в тот день в «Останкине» было около трех тысяч человек. Такая же толпа собралась и у редакции газеты «Труд», но там все складывалось намного круче: люди кричали, кидали в окна камни!
Я вошел в главную редакцию информации, и ко мне бросился встревоженный Эдуард Сагалаев: «Аллан, надо как-то это гасить! Только что звонили из „Труда“. Они готовы отдать под твой ответный материал хоть всю газету. Можешь громить, клеймить — делай что хочешь!»
Как поступить в такой ситуации? Надо было спасать бывших коллег! Я поехал в редакцию «Труда». Сказать, что бедные ее сотрудники пребывали в шоке, — ничего не сказать. Они были в панике. Под окнами толпа, крики, в воздух летят обрывки растерзанных газет… Вот такой «общественный резонанс»! Меня обступили, на лицах редакторов и корреспондентов читалась сложная игра чувств: ошарашенность, испуг, растерянность и мольба о помощи. «Пишите, пишите скорей что хотите!» — «Кажется, надо выйти из состояния войны, сгладить острые углы, — сказал я. — Давайте сделаем статью в таком духе». Совместными усилиями материал был создан — такой же большой, как и тот, что явился причиной скандала, на целую полосу. Смысл его был следующий: врачи могут ошибаться, никому после сеансов Чумака плохо не становится, все в порядке, жизнь продолжается.
Скандал был погашен. Люди успокоились.
Но не успокоились медицинские чиновники.
Мои телесеансы продолжались ровно три месяца — до тех пор, пока не сказала свое веское слово коллегия Минздрава…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.