Глава 7. Осеннее половодье

Глава 7. Осеннее половодье

Чжуан-цзы рассказал историю об осеннем половодье.

Пришло осеннее половодье. Тысячи бурных потоков стали неистово вливаться в реку Хуанхэ. Поднявшись, она разлилась настолько, что, глядя на другой берег, невозможно было отличить буйвола от лошади.

И тогда бог реки рассмеялся, с восторгом думая о том, что вся красота мира оказалась в его владении.

И вот он устремился вниз по течению, пока не пришел к океану. Там он окинул взглядом пустой горизонт, простиравшийся поверх волн на востоке, и лицо его вытянулось.

Вглядываясь в далекий горизонт, он пришел в себя и пробормотал, обращаясь к богу океана: «Ну что же, верна пословица: „Тот, у кого есть сотня идей, думает, что знает больше любого другого“. Так и я. Только сейчас я увидел, что такое пространство!»

Бог океана ответил: «Можно ли беседовать о море с колодезной лягушкой? Можно ли беседовать со стрекозой о льде? И можно ли беседовать о путях жизни с доктором философии?»

* * *

Жизнь – это переживание, а не теория. Она не нуждается в объяснении. Она здесь, во всем своем великолепии, просто чтобы ее проживать, наслаждаться и радоваться ей. Это не загадка, это тайна. Загадка – это то, что можно решить; тайна – это то, что решить невозможно. Тайна – это то, с чем можно стать единым; в ней можно раствориться, с ней можно слиться – вы сами можете стать таинственными. В этом состоит различие между философией и религией. Философия считает, что жизнь – это загадка; ее нужно решить, найти объяснения, построить теории, догмы. Философия полагает, что должен быть какой-то ответ, что жизнь – это знак вопроса, над которым нужно усердно работать. Конечно, если вы воспринимаете жизнь как вопросительный знак, ваши усилия становятся интеллектуальными. Само предположение, что жизнь – это вопрос, заставляет вас прикладывать все больше и больше интеллектуальных усилий, и в поисках ответа вы выбираете теории.

Религия утверждает, что воспринимать жизнь как знак вопроса в корне неверно. Она – не вопрос; она здесь, без вопросительного знака. Она здесь, как открытый секрет; она – приглашение. Вы должны стать гостем, вы должны в нее войти. Она готова и приветствует вас – не боритесь с ней! Она – не вопрос, не пытайтесь ее решить! Она – не загадка. Входите и становитесь с ней едиными, и тогда вы ее познаете. Познание возникнет из вашей тотальности, а не из интеллекта. Интеллект – это частичное усилие, а жизни нужно, чтобы вы были с ней полностью, чтобы вы текли вместе с ней, были настолько едины с ней, что не смогли бы ощутить, что есть что, не смогли бы почувствовать, где кончаетесь вы и где начинается жизнь. Жизнь полностью становится вами, вы полностью становитесь жизнью. Вот что такое спасение. Это не решение, а спасение.

Это то, что индусы называют мокшей: не теория, не умозаключение, а совершенно иной способ жить вместе с Существованием. Он не ориентирован на голову. По сути, вы становитесь безголовыми, утрачиваете все различия; периферия растворяется – вы совсем как капля в океане. Вы теряете собственные границы и обретаете космические бесконечные границы.

Прежде всего нужно понять следующее: не стоит воспринимать жизнь как вопрос. Как только вы начнете принимать ее за вопрос, вы окажетесь в беде; вы уже пошли по неправильному пути – он приведет в тупик. Где-нибудь, в какой-нибудь теории, вы застрянете. Каждый человек застревает в какой-то теории, и тогда ему очень трудно эту теорию отбросить. Вы цепляетесь за нее, потому что вопрос вас пугает. По крайней мере, теория – это хоть какое-то утешение, по крайней мере, вы чувствуете, что вы знаете. Вы не знаете! Ум не может знать, ум может лишь теоретизировать. Он может все быстрее и быстрее плести слова, может играть словами, переставлять их, но все они – лишь интерпретации; не реальность, а всего лишь ваша интерпретация реальности.

Это в точности как карта. Вы видите карту Индии? Вы можете все время носить эту карту с собой, можете продолжать думать, что носите Индию в своем кармане, но карта – это не страна. У вас может быть теория о розе, о том, что такое роза. У вас даже может быть фотография розы, но фотография – это всего лишь фотография, она не заключает в себе ничего от живого явления, которое представляет собой роза.

Взгляните на ребенка – у него пока нет ума. Он открывает глаза и просто смотрит на мир. Принесите ему розу. Он не знает ее названия, не может повесить на нее бирку, не может ее классифицировать, не может сказать, что это такое. Тем не менее, роза здесь – ребенка наполняют цвета, красота розы окружает его, аромат проникает в самое сердце. Он не знает, что это, но переживает живое мгновение. Вы говорите ребенку: «Это роза», и это переживание больше никогда не будет прежним; никогда больше ребенок не сможет ощутить тайну розы. Теперь всякий раз, когда перед ним появится роза, он скажет: «Это роза». Теперь он будет нести в себе слово. Вы сделали его бедным – а он был очень богатым. Там была вся роза целиком, и он мог только проживать ее; у него не было другого способа описать, определить ее.

Роза это роза это роза. Вы не можете сказать, что это такое, то или это. Ребенок был безмолвным, ум не функционировал, ума не было, барьера не было. Сердце розы растворилось в сердце ребенка, сердце ребенка растворилось в сердце розы. Ребенок не мог даже сказать, где заканчивается он и начинается роза, где заканчивается роза и начинается он, – границ не было. В это благословенное мгновение они стали едиными. На одно мгновение они перестали быть двумя – произошло единение.

Но вы сказали ему: «Это роза». Теперь это переживание никогда не повторится. Как только роза появится, ум немедленно скажет: «Это роза». Тайна утрачена; теперь имеется ответ, теперь ребенок знает. Что за нелепость! Теперь вы скажете, что ребенок знает больше, но на самом деле случилось как раз обратное. До того, как вы рассказали ему, что есть что, он знал; но он знал всей своей целостностью. Это не было знанием, это было переживанием. Но тогда вы считали, что он невежествен. Теперь же вы думаете, что он знает, потому что он несет в своем уме некое слово.

Слово «роза» – это не роза, слово «бог» – это не Бог, слово «любовь» – это не любовь. Но мы продолжаем накапливать эти слова. А потом появляются умные головы, которые складывают эти слова в интерпретации, теории и аргументацию. И чем более аргументирующими, чем более теоретизирующими вы становитесь, тем дальше вы уходите от розы. Тогда даже отголоски невозможны: до вас не доходит ничего, вы никогда ни к чему не приходите – вы просто живете в уме, переставляя слова.

Я слышал один анекдот…

Три еврея совершали утреннюю прогулку. Это были друзья, старые друзья, они беседовали о разных вещах. И вот они увидели, как мимо них проехал огромный автомобиль мэра, а сам мэр помахал рукой и сказал: «Привет!»

Возникла проблема. Первый еврей сказал:

– Не радуйтесь так! Он поздоровался со мной – он был вынужден.

Двое других спросили:

– Что ты имеешь в виду?

Первый еврей ответил:

– Я занял у него десять тысяч долларов. Я взял эти деньги взаймы, и вот уже два года он все ждет и ждет. Ему пришлось со мной поздороваться!

Другой еврей возразил:

– Ты ошибаешься! Это меня он поприветствовал – ему пришлось это сделать. Причина в том, что я одолжил ему десять тысяч долларов. Он должен мне деньги и поэтому всегда меня боится. Едва увидев меня, он пугается – ему приходится!

Третий еврей рассмеялся, и тогда двое других повернулись к нему и спросили:

– В чем дело? Почему ты смеешься?

Он ответил:

– Он должен был поприветствовать меня, а не вас – здесь вы оба не правы. Он не должен мне денег, а я не должен денег ему. Почему бы ему просто не поздороваться со мной без всякой задней мысли?

Как только вы начинаете смотреть на реальность через ум, все превращается в проблему; в этом случае эго начинает интерпретировать, и у вас оказываются только интерпретации. У вас могут быть для них доказательства, и эти доказательства могут казаться разумными, но только вам и никому больше – потому что эти интерпретации создает ваше эго. И вы становитесь все больше и больше привержены вашим интерпретациям, поскольку вы так много в них вложили.

Если кто-нибудь говорит что-то, идущее вразрез с христианством, христианин чувствует себя задетым. Если кто-то говорит что-нибудь против индуизма, индус чувствует себя задетым. Почему? Если вы действительно искатель истины, какими считают себя религиозные люди, почему вы должны обижаться? Вы должны исследовать – возможно, этот человек прав. Но тут замешано эго. Вопрос не в том, прав или не прав индуизм; вопрос в том, правы или не правы вы. Как вы можете быть неправыми? Если вы не правы, ваш престиж начинает колебаться – вы не можете быть неправыми. И тогда вы начинаете сражаться и спорить из-за незначительных, очень незначительных вещей. Но подлинная борьба, основа всей борьбы, состоит в том, что вы боретесь против жизни. Своими ответами вы пытаетесь победить жизнь; своими теориями вы пытаетесь манипулировать жизнью. И вы полагаете, что если вы знаете теории, то будете хозяином.

С помощью знания вы усиливаете свое эго. Поэтому если кто-то говорит, что посредством ума нельзя получить знание, эго просто становится глухим. Оно никогда не слушает такие вещи, потому что это опасно. Ум говорит: «Это тоже теория». Ум говорит: «Даже анти-философия – это философия, даже Чжуан-цзы – философ». Тогда все улажено, и вы снова уходите в свои интерпретации. Но запомните: Чжуан-цзы – не философ, так же как и я.

Философия – это отношение к жизни. «Отношение» означает выбор, а выбор может быть только фрагментарным.

Мистик никогда не выбирает. Он смотрит на Целое без какого бы то ни было выбора со своей стороны, он не становится выбирающим. Если вы выбираете, то сразу же возникает проблема, потому что жизнь противоречива. Жизнь существует посредством противоречий, и это прекрасно – то, как жизнь справляется с невозможным. Ночь и день существуют как соседи, по сути, они даже не соседи – день растворяется в ночи и становится ночью; ночь, в свою очередь, растворяется в дне и становится днем. Любовь и ненависть существуют вместе: любовь растворяется и становится ненавистью, ненависть растворяется и становится любовью. Жизнь и смерть существуют вместе: жизнь все время переходит в смерть, а смерть все время переходит снова в жизнь. Существование противоречиво, но между полярными противоположностями существует глубокая гармония.

Для ума это выглядит невозможным, такого не может быть. Как противоположности могут существовать вместе? Как может существовать гармония между жизнью и смертью? Как может существовать гармония между любовью и ненавистью? Ум говорит: «Любовь никак не может быть ненавистью, а ненависть никак не может быть любовью». Ум говорит: «А – это А, а Б – это Б, и А никак не может быть Б». Ум логичен, а жизнь противоречива; вот почему они никогда не встречаются. Поэтому, если вы говорите, что этот человек хороший, вы не можете поверить, что этот человек также и плохой. Но такова жизнь: внутри святого живет грешник, а внутри грешника живет святой. Только логика бывает ясно очерченной, с границами, определениями.

У жизни нет четких границ, она переходит в противоположность. Просто посмотрите: в какое-то мгновение вы можете быть святым, а в следующее – грешником. Разве это проблема для жизни? В какое-то мгновение вы можете быть грешником, а в следующее мгновение можете подняться выше и стать святым. Разве это проблема?

Посмотрите на это внутреннее явление: как все перетекает в свою противоположность, как противоположности существуют вместе. Вы счастливы, счастливы как цветок, как звезда, и неожиданно вам становится грустно. Посмотрите… является ли эта грусть чем-то отдельным от вашего счастья? Или в грусть превратилась та же самая энергия? Кто был счастливым и кто сейчас грустит? Живут внутри вас два человека, или это один и тот же человек с разными настроениями? Одна и та же энергия все время находится в движении: временами она грустная, а временами счастливая. Если вы это понимаете, вы не создаете противоречия между двумя этими состояниями. И тогда у вашей грусти появляется привкус счастья, а ваше счастье приобретает глубину грусти.

Если будда печален, вы ощутите в его печали блаженство, вы ощутите скрытое течение сострадания. Его печаль прекрасна. А если будда счастлив, и если вы глубоко всмотритесь и понаблюдаете, вы ощутите, что в его счастье есть глубина – та же самая глубина, которая всегда присутствует в грусти. Его счастье не поверхностно.

В вашем случае проблема в том, что, когда вы счастливы, вы поверхностны; но когда вы грустны, вы, возможно, погружаетесь глубже, становитесь менее поверхностными. Именно поэтому смех звучит немного поверхностно. Когда вы смеетесь, кажется, что вы смеетесь лишь на периферии; зато когда вы плачете, вы плачете от всего сердца. Очень легко симулировать смех, и очень трудно симулировать слезы. Если слезы не появляются, вызвать их невозможно. Вы можете заставить себя улыбаться, но не можете вынудить себя заплакать. Чем больше вы будете себя заставлять, тем больше будете чувствовать, что слезы не появятся, глаза будут оставаться сухими. У вашей грусти есть глубина, но ваш смех остается поверхностным.

Но когда смеется будда, он смеется так глубоко, как могут проникнуть слезы; а когда он плачет, он плачет так красиво, как вы смеетесь. Противоречия потеряли свою противоречивость, они превратились в единое целое. Именно поэтому понять будду трудно: он стал таким же противоречивым, как само Существование. Он – это абсурдность; теперь он сам стал тайной.

Религиозный человек ищет истину, а философ ищет интерпретации.

Я слышал, что однажды в мужском клубе три профессора философии в рамках публичной дискуссии обсуждали, что самое прекрасное в женщине.

Один философ сказал:

– Это глаза. В глазах – вся женщина; это самая прекрасная часть женского тела.

Второй возразил:

– Я не согласен. Самая прекрасная часть женского лица и тела – волосы; они придают женщине красоту и загадочность.

А третий философ заявил:

– Я с вами не согласен. Вы оба не правы. Это ноги; то, как женщина ходит, изгибы ее ножек, их мраморная белизна – вот что придает ей всю ее женскую прелесть.

Тут одна пожилая женщина, очень серьезно слушавшая дискуссию, презрительно фыркнула и сказала:

– Пожалуй, мне следует отсюда убраться, пока один из вас не сказал правду!

Женщина – не философ, у нее нет теорий – она знает. Религиозный человек постигает интуитивно – не интеллектом, а всем своим существом. Он скорее чувствует, чем знает. И чувство попадает в центр. Поэтому запомните одну вещь: с помощью философии вы никогда не достигнете истины, вы будете только ходить вокруг да около.

Омар Хайям в одном из рубаи сказал: «Когда я был молодым, я был частым гостем и у докторов, и у святых. Все их рассуждения велись вокруг да около, и я выходил через ту же дверь, через какую входил». Он посетил стольких философов, стольких святых – но они ходили вокруг да около, и ему пришлось вернуться обратно через ту же дверь.

Ничего не приобретается, только жизнь тратится впустую. Чем скорее вы станете бдительными, тем лучше. Чем скорее вы станете осознающими и выберетесь из западни философии, тем лучше, поскольку жизнь не будет ждать ни вас, ни ваши теории; она движется быстро. Скоро придет смерть, и вы умрете, держа в руке свои теории. Они вам не помогут, теории – это просто мертвый прах.

Чжуан-цзы говорит: «Живите, не думайте!» Это все, что всегда говорят те, кто познал.

Живите, не думайте! Отбросьте мышление и станьте бытием – нужна ваша целостность. Все в порядке, если для науки вы используете голову, все в порядке, если для искусства вы используете сердце, но для религии нужны вы, во всей вашей целостности. Если голова функционирует отдельно, она создает сухие теории; если сердце функционирует отдельно, оно создает вымыслы, фантазии. Нужна ваша целостность. И когда вы функционируете целостно, вы достигаете того Целого, каким является вселенная, – вы становитесь такими же; а только подобное может его познать. Если вы становитесь целостными в своем малом круге, тогда вас готово принять Целое безграничного круга, брахман. Это первое.

Второе, о чем следует сказать, прежде чем мы обратимся к притче, это то, что ум всегда обусловлен. Он не может быть необусловленным. Бытие необусловлено, а ум – это обусловленность. Ум всегда воспитывается обществом, в котором вы живете, обучается на том опыте, через который вы проходите. Поэтому у лягушки ум лягушачий – она живет в колодце, это вся ее вселенная. И у вас тоже лягушачий ум, потому что вы тоже живете в колодце: в индусском колодце, в мусульманском колодце, в христианском или иудейском колодце. И у вас есть границы – возможно, они невидимы, но тогда это еще опаснее, потому что выпрыгнуть за видимые границы легче. Невидимые границы… Вы никогда не ощущаете, что они есть, и поэтому они просто к вам прилипают.

Лягушке проще вылезти из колодца, чем вам – из вашего индуизма или христианства: это трудно, потому что ваш колодец невидим. Лягушка живет в неподвижном колодце – она может из него выпрыгнуть. Вы живете в колодце, который всегда с вами; это ваша невидимая личность. Куда бы вы ни пошли, вы несете с собой свой колодец, вы остаетесь внутри него. Куда бы вы ни смотрели, вы смотрите через него.

Все интерпретации происходят из обусловленности – а только тот, кто необусловлен, может познать реальность, может познать истину. Индус не может познать Бога, равно как и христианин, и иудей – потому что это умы. Только тот, кто осознал, что он не индус, не мусульманин, не христианин, – только он может познать.

Индиец не может познать истину, японец не может познать истину, китаец не может познать истину, потому что у истины нет границ. Национальности создают обусловленности: они должны быть отброшены. Перед истиной нужно предстать абсолютно обнаженным, без одежды, без обусловенностей; не индус, не мусульманин, не китаец – а лишь бытие, чистое бытие, которому не за что цепляться. Тогда вы вне колодца. А если вы цепляетесь за колодец, как вы сможете достигнуть океана? И если вы несете в себе обусловленности колодца, то даже если океан окажется здесь, вы этому не поверите, вы его не увидите, потому что ваши глаза будут закрыты к этой безбрежности. Они могут познать лишь то, что узко, подобно колодцу.

Третье, что следует запомнить, это то, что ум всегда хочет жить с теми, кто ниже; он всегда боится высшего. Поэтому все постоянно ищут тех, кто ниже, – друзей, жену, мужа – тех, кто ниже вас, чтобы вы могли чувствовать свое превосходство.

В Индии есть пословица о том, что верблюд никогда не хочет идти в Гималаи. Именно поэтому он живет в пустынях: там он сам – Гималаи! Если он приблизится к Гималаям, что станет с его эго? Именно поэтому вы убегаете всякий раз, когда эго чего-то опасается. Если вы придете к будде, вы сбежите, потому что верблюд никогда не хочет идти в Гималаи. Вам нравится ваша пустыня – по крайней мере, вы в ней что-то из себя представляете. Говорят, что Джордж Бернард Шоу заявил: «Если в раю я не буду первым, мне бы не хотелось туда попадать. Даже ад предпочтительнее, если там я первый. Если в раю я буду вторым, то это не для меня».

Он говорит о вас. Просто подумайте: будет ли вам спокойно на небесах, если вы там не первый? А вы не сможете быть первым, потому что там будет Иисус, там будет Будда; они уже заняли очередь; вы окажетесь далеко в хвосте. А в аду вероятность того, что вы будете первым, существует – к тому же, там это проще. Вы можете страдать, но вам бы хотелось быть первым, самым главным, кем-то – вам не хочется быть счастливым и при этом никем. И в этом состоит проблема: только те, кто стал никем, могут быть счастливыми; те, кто стал «кем-то», всегда будут страдать, потому что само это чувство: «Я должен быть кем-то» создает страдание. В этом случае вы вовлечены в конкуренцию и конфликт, вы все время находитесь в напряженных отношениях со всеми – все прочие люди становятся вашими врагами. А ум всегда ищет низшее, окружает себя теми, кто ниже. В этом случае вы становитесь величайшим.

Посмотрите на эту тенденцию. Если она сохранится, вы будете продолжать падать, падать и падать, и конца этому не будет. Если вы действительно ищете истину, всегда ищите высшее, потому что истина – это самое высокое. Если вы ищете низшее, в итоге вы закончите какой-нибудь самой главной ложью.

Если вы действительно хотите прийти к божественному, ищите высшее, потому что высшее – это его проблеск. Всегда ищите высшее. Но тогда вам придется быть смиренными, придется склониться в поклоне, придется сдаться. Для эго, для ума это проблема.

Ум склонен искать низшее; вот почему ум никогда не может достичь высшего, высочайшего пика жизни. В конце концов, ум достигнет ада. Ум – это и есть ад, а не-ум – это рай.

А теперь мы попытаемся проникнуть в суть этой прекрасной притчи:

Чжуан-цзы рассказал историю об осеннем половодье.

Пришло осеннее половодье. Тысячи бурных потоков стали неистово вливаться в реку Хуанхэ. Поднявшись, она разлилась настолько, что, глядя на другой берег, невозможно было отличить буйвола от лошади.

И тогда бог реки рассмеялся, с восторгом думая о том, что вся красота мира оказалась в его владении.

И вот он устремился вниз по течению, пока не пришел к океану. Там он окинул взглядом пустой горизонт, простиравшийся поверх волн на востоке, и лицо его вытянулось.

Вглядываясь в далекий горизонт, он пришел в себя и пробормотал, обращаясь к богу океана: «Ну что же, верна пословица: „Тот, у кого есть сотня идей, думает, что знает больше любого другого“. Так и я. Только сейчас я увидел, что такое пространство!»

Хуанхэ – одна из величайших рек в мире и одна из самых опасных. И конечно, когда на этой реке наступает половодье, осеннее половодье, когда тысячи и тысячи потоков, ручьев, маленьких рек и речушек впадают в нее, и она переполняется, тогда эта река сама по себе становится маленьким океаном. И речной бог думал: «Теперь никто не может со мной сравниться, и вся красота мира оказалась в моем владении. Теперь я огромен, несравненно огромен; нет больше никого столь же огромного».

Именно это происходит с любым эго. Любое эго – это река Хуанхэ. В детстве это маленький ручеек – только еще у самого истока, вовсе не большой и не огромный. Затем в него впадают другие ручьи, вы приобретаете много опыта, много знаний, дипломов, денег, богатства, престижа, уважения – вы все время приобретаете. Тысячи потоков впадают в эту реку, и она становится все больше и больше, все огромнее и огромнее. Это и есть осеннее половодье, которое наступает, когда вы молоды, – тогда вы думаете, что никто не может с вами сравниться, что вы несравненный. Эго наполняет вас, вы преисполнены самомнения. Каждый человек в молодости преисполнен самомнения – осеннее половодье. И тогда он думает: «Теперь вся красота мира оказалась в моем владении». Спросите любого. И не слушайте, что он говорит. Просто смотрите на то, как он это говорит. Возможно, он утверждает, что он смиренный человек, но загляните ему в глаза – он говорит: «Я самый смиренный человек, никто не может со мной сравниться». Возможно, он утверждает, что он не такой красивый, как другие; но посмотрите: он ждет, что вы начнете спорить, что вы скажете: «Нет, ты не прав». А если вы киваете и говорите: «Да, ты прав», то наживаете себе еще одного врага. Он просто был дипломатичен. На самом деле он хотел сказать что-то совсем другое, однако ему хотелось услышать это от вас.

В молодости каждый пребывает в состоянии половодья, и тогда весь его образ действий окрашен и пропитан эго. Вы ходите, разговариваете, совершаете разные поступки, вступаете в отношения, но все это окрашено эго, имеет оттенок эго. Конечно, из-за того, что вы считаете себя такими, какими вы не являетесь, и верите в тень, возникает много страдания. Вскоре половодье пойдет на убыль – осень не будет длиться вечно. Вы станете старыми, потоки перестанут в вас впадать, ручейки высохнут, появятся берега, придет лето, и казавшаяся безбрежной река Хуанхэ превратится в тоненький ручей. Возможно, вы станете одним лишь сухим песчаным руслом и больше ничем.

Это происходит в преклонном возрасте: и тогда человек чувствует себя очень раздраженным, обманутым – как будто Существование вас обмануло. Никто вас не обманывал, вы просто безрассудно себя возвеличили. Всю эту проблему создало ваше собственное эго – а теперь вы чувствуете себя обманутыми. Невозможно найти старика, который был бы счастлив. Если вы найдете такого, оставайтесь с ним – это мудрый человек. Можно найти счастливых молодых людей, это ничего не значит. Но если вы сможете найти счастливого старика, это замечательно. Если наступило лето, и осеннего половодья больше нет, а старик счастлив, значит, он познал нечто другое: он обнаружил вечный источник.

Когда вы молоды, ваши ноги сами пускаются в пляс – это ничего не значит, это всего лишь половодье. Но когда вы состарились и лишились всего, что у вас было, – никто вас даже не помнит, никто о вас не беспокоится, вас просто забросили, убрали с дороги, выбросили как рухлядь, мусор – и вы по-прежнему счастливы…

Будда сказал, что если вы найдете старика, который так же счастлив, как юноша, то в нем что-то есть – поклонитесь ему, слушайте его и учитесь у него. В Индии это было традицией: всякий раз, когда мы видели, что старый человек счастлив и танцует, мы признавали его мастером. Он уходил в лес, создавал вокруг себя маленький университет – гурукул, домохозяйство мастера – и со всей страны к нему начинали сходиться ученики.

В Индии мы никогда не признаем учителем молодого человека; только старик может быть учителем – и это правильно. Исключения возможны, но в основном это правильно. Только старый человек может быть учителем; тот, кто прожил в жизни все времена года, кто многое испытал и, тем не менее, по-прежнему счастлив и пребывает в блаженстве. В том, чтобы быть счастливым в пору половодья, нет ничего особенного, это обычное дело, но оставаться счастливым и экстатичным, когда ручей почти высох, когда остались одни лишь пески, когда тело совсем одряхлело… Быть живым на пике жизни и танцевать – это ничего не значит. Но когда приближается смерть, а вы, танцуя, идете ей навстречу, это замечательно. В этом случае случилось нечто исключительное, в обыденный мир вошло нечто необычайное – в него проникло божественное.

Если вы счастливы, потому что молоды, вы не будете счастливы долго; скоро ваше счастье будет разрушено. И хорошо, если вы станете осознающими до того, как оно будет разрушено. Вот что прекрасно: если вы можете стать печальными в молодости, вы будете счастливы, когда состаритесь; в противном случае вы станете печальными, потому что сейчас это просто половодье. Если посмотреть на него, то это не вы; это тысячи впадающих в вас потоков создают у вас впечатление, что вы огромны. Скоро то, что вам дано, будет отобрано, и если, лишившись всего, вы сможете быть счастливыми, только тогда ваше счастье будет непоколебимым. В этом случае ваше счастье превращается в блаженство.

Таково различие между счастьем и блаженством: счастье зависит от других людей – в него впадают тысячи потоков; блаженство же зависит только от вас, оно самостоятельно. Для него не существует никаких условий, которые должны быть выполнены, оно безусловно. Оно есть просто потому, что есть вы; тут нет никаких причинных связей, оно ничем не вызвано. Если вы счастливы с вашей подружкой, с вашим другом, с вашим возлюбленным, тогда кто-то является причиной вашего счастья. Скоро этого человека унесет от вас, потому что это осеннее половодье. Времена года будут меняться, колесо жизни будет продолжать вращаться – его от вас унесет.

Все, что имеет причину, не может быть вечным; то, что причины не имеет, может быть вечным – помните об этом всегда, когда вы счастливы. Вспомните: это что-то беспричинное или этому есть причина? Если этому есть причина, то лучше быть печальным, потому что это будет у вас отобрано. Это уже происходит, вы уже почти потеряли это – рано или поздно вы поймете, что это ушло, поскольку причинность – это часть мира, который постоянно пребывает в движении, этого мира грез, который индусы назвали майей, этой иллюзии, которая непрестанно меняется подобно сну. И если вы в нее верите, она становится кошмаром. Если же вы в нее не верите, то можете ее отвергнуть – тогда вы сможете смотреть на свидетеля, который не имеет причины.

Река Хуанхэ разлилась:

И вот он устремился вниз по течению, пока не пришел к океану.

И когда-нибудь вы тоже придете к океану. Что это за океан? Этот безбрежный океан – смерть. У жизни есть источник; у смерти источника нет. У жизни есть берега, которые временами затопляются, – тогда она выглядит безбрежной; временами половодье отступает – и тогда она становится тоненьким ручейком. Но у смерти берегов нет – это океан.

И точно так же, как любая река должна прийти к океану, каждая река сознания должна прийти к смерти. Куда бы вы ни шли, какой бы путь, какое бы направление ни выбрали – нет никакой разницы; вы достигнете океана. Океан окружает вас со всех сторон. Вы достигнете смерти, и рядом со смертью все ваши грезы будут разрушены – все ваше эго будет поколеблено.

И вот он устремился вниз по течению, пока не пришел к океану. Там он окинул взглядом пустой горизонт, простиравшийся поверх волн на востоке, и лицо его вытянулось.

Именно так старики становятся печальными. Их лица вытягиваются, счастье исчезает; живость, энтузиазм, грезы – все просто умирает. Они смотрят и не видят ничего, кроме бездушного океана, с которым они сольются и исчезнут – их больше не будет. Каждая река, впадающая в океан, чувствует то же самое. И говорят, что каждая река оглядывается назад, на те дни, когда она была чем-то; прежде чем впасть в океан, она огладывается, вспоминает прошлое, половодье, осень, те дни, когда она была кем-то. Но повернуть назад невозможно! Нет возможности двигаться вспять во времени. Приходится двигаться все дальше и дальше вперед, и каждой реке приходится впасть в океан. Она впадает в него с плачем. Пойдите к океану и посидите рядом с рекой, впадающей в океан, – вы почувствуете в ней такую большую печаль.

Каждый старик, все старики начинают оглядываться назад. Старики всегда обращаются к воспоминаниям, к тем дням, когда они были кем-то, чем-то, к тем дням, когда они были любимы, уважаемы и ценимы. Они делают это снова и снова. Просто послушайте стариков, и вы почувствуете, что с ними очень скучно. Почему вам с ними скучно? Почему они вас раздражают? Потому что они снова и снова повторяют одну и ту же историю о прежних днях. Они всегда начинают рассказ о старых добрых временах. Почему добрых? Почему сейчас времена не добрые? Ни один старик не может поверить, что добрые времена существуют сейчас, – они всегда в прошлом, в золотом прошлом – эти старые добрые времена, когда все было так и этак. Это не вопрос положения вещей, или экономической или политической ситуации – ничего подобного. Они были молоды, и все было хорошо. У них было половодье.

Случилось так, что председатель Верховного суда Соединенных Штатов, выйдя на пенсию, решил посетить Париж. Один раз он уже был там – тридцать лет назад. Его пожилая жена тоже поехала с ним. Проведя в Париже два или три дня, судья сильно загрустил и сказал: «Мы так ждали этой поездки в Париж, но все здесь выглядит совсем по-другому».

Рассмеявшись, его жена ответила: «Здесь все как прежде, просто мы больше не молоды. Париж остался тем же самым».

Но теперь осеннее половодье наступило у других рек. Для вас наступило лето, и, раз вы состарились, разве может Париж остаться таким же, каким он был в годы вашей молодости? Париж – это город-символ молодежи, которая наслаждается жизнью. Есть разные города для разных времен года: Варанаси – это город стариков, Париж – город молодежи. Париж наслаждается, Варанаси отрекается. В Индии, когда люди хотят умереть, они переезжают в Варанаси, чтобы жить и умереть там, – это город старости, летнего времени. Когда вы стареете, кажется, что весь мир стареет и умирает. Однако мир остается тем же самым, только вы все время меняетесь.

Посмотрите и отбросьте свой ум. Тогда вы не будете ни молодыми, ни старыми, тогда не будет времен года – потому что для внутреннего духа не существует времен года: ни осени, ни лета – ничего. Он остается одним и тем же, он вечен. А иначе, когда ваша река придет к океану, ваше лицо вытянется, вы станете печальными – печальными и обремененными старыми воспоминаниями; вы станете думать о прошлом, потому что будущего больше нет. Ребенок никогда не думает о прошлом, потому что прошлого нет. Ребенок совсем новый – чистая страница; на ней будут написаны разные вещи, но пока не написано ничего. Он не может двигаться вспять, он всегда думает о будущем.

Спросите ребенка – он всегда думает о том, как вырасти, как поскорее вырасти и стать таким, как папа, – и он не знает, что происходит с папой, в каком горе пребывает папа, – он не знает. Ребенок хочет поскорее стать могущественным, сильным, высоким – кем-то. Ему бы хотелось, чтобы случилось чудо – вечером лечь спать, а утром проснуться старым и взрослым. Каждый ребенок думает о будущем. Детство думает о будущем, потому что для детства в будущем открывается широкое пространство. Семьдесят лет, которые будут прожиты, – а пока еще не прожито ничего. Прошлого нет; вот почему у ребенка не так много воспоминаний.

Если ребенок сердится, он тут же об этом забывает; он сразу может начать смеяться, потому что у него не так много прошлого, которое могло бы стать бременем. Он все время забывает прошлое, потому что вся его энергия движется в будущее; он не может оглядываться назад, ни один ребенок не оглядывается. Молодой человек в молодости остается в настоящем. Он точно посередине, он живет здесь и сейчас. Нет нужды отправляться в прошлое, потому что настоящее так прекрасно, он так наполнен, его эго так высоко; нет нужды уходить в будущее, поскольку будущее не может быть лучше, чем сейчас.

Точно так же, как бывают старые люди, бывают и старые страны. Например, Индия – старая страна; она все время думает о прошлом, о древних временах. Есть молодые страны, например Америка; она живет здесь и сейчас, в настоящем мгновении. Есть молодые страны, например Китай. Китай теперь молодая страна – возродившаяся, она смотрит в будущее. Многое скоро произойдет, скоро мир станет утопией. Страны меняются совсем как люди. Молодежь живет в настоящем: все так замечательно, ничего не может быть лучше. Но так не может продолжаться вечно. Вскоре приходят дни старости, и старик начинает думать о прошлом.

Ум пребывает либо в прошлом, либо в настоящем, либо в будущем, потому что прошлое, настоящее и будущее – это три части ума. Это не грамматические времена, а части ума. Но когда вы отбрасываете ум, вы оказываетесь в вечности; нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Вы вышли за пределы всех трех; в таком случае для вас нет времен года. Тогда вы грустны в своем счастье и счастливы в своей грусти. Тогда вы стары в своей молодости и молоды в своей старости. Тогда вы остаетесь ребенком в момент смерти и остаетесь стариком в момент рождения.

О Лао-цзы, который был мастером Чжуан-цзы, говорили, что он родился восьмидесятилетним стариком, что он восемьдесят лет оставался в утробе матери. Это прекрасная история. И еще говорили, что он родился с седой бородой и седыми волосами – белыми как снег. Это просто обратная сторона медали. Иисус говорит: «Если вы снова станете детьми, вы войдете в Царство Божье». Это один аспект. У Лао-цзы есть другой аспект. Он говорит: «Если вы родились стариком, вы уже вошли в него». Но это одно и то же, хотя уму это трудно понять: тот, кто родился стариком, умирая, будет ребенком. Если вы родились ребенком, вы будете умирать стариком. Поэтому либо станьте стариком, когда вы рождаетесь, что трудно – очень, очень трудно, хотя такие методы существуют, – либо умрите, а затем станьте ребенком. Но и то, и другое взаимосвязано, потому что жизнь и смерть – это круг.

Когда вы умираете здесь, вы рождаетесь где-то в другом месте. Если здесь вы сможете умереть как ребенок – новым, необремененным, невинным, – вы родитесь стариком. Ведь вы будете таким опытным, таким мудрым, вы будете старым. Вот что это значит: быть мудрым с самого первого мгновения. Если вы умрете молодым и свежим, вы родитесь мудрым, потому что мудрость случается в пустом и невинном уме. А если вы родитесь мудрым, старым, вы не будете заниматься обычными глупостями, к которым склонны все люди, и будете оставаться свежим и муд– рым. В этом случае смерти нет.

И поэтому мудрый человек умирает только один раз; все прочие жизни – это только подготовка. Только один раз он может вернуться, прежде чем окончательно раствориться во вселенной; прежде, чем случится его маханирвана, он может прийти еще один раз. Если вы умираете почти ребенком, вы сможете родиться еще раз, но вы родитесь стариком. Вы будете мудрым с самого первого дня, и рождений больше не будет; вы пришли к без-рождению и бессмертию.

Вглядываясь в далекий горизонт, он пришел в себя и пробормотал, обращаясь к богу океана: «Ну что же, верна пословица: „Тот, у кого есть сотня идей, думает, что знает больше любого другого“. Так и я. Только сейчас я увидел, что такое пространство!»

Только когда вы приходите к тому, кто вас превосходит, когда вы приходите к человеку Дао, вы осознаете, что значит быть мудрым, что значит быть разумным, что значит быть зрелым, что значит быть расширяющимся, что значит быть действительно осознающим, целостным, интегрированным. Только когда вы приходите к просветленному человеку, вы чувствуете, что на самом деле означают слова «быть здесь». Прежде вы двигались во сне, среди теней; вы никогда не выходили на солнечный свет, никогда не были под открытым небом. Вы жили в темных пещерах, пещерах эго.

Бог океана ответил: «Можно ли беседовать о море с колодезной лягушкой?»

Это невозможно, потому что языки различаются. Колодезная лягушка говорит на языке колодца.

Вы, должно быть, слышали эту историю…

Однажды в колодец прыгнула лягушка, которая раньше жила в океане. Она познакомилась с колодезной лягушкой, и та спросила у нее:

– Ты откуда?

Первая лягушка ответила:

– Я из океана.

Тогда колодезная лягушка спросила:

– А он больше, чем этот колодец? – В ее взгляде сквозило подозрение, ум сомневался: «Разве что-то может быть больше, чем колодец, в котором я живу?»

Рассмеявшись, лягушка из океана ответила:

– Очень трудно что-то ответить, потому что океан нечем измерить.

Колодезная лягушка сказала:

– Тогда я дам тебе меру, чтобы ты могла его измерить.

Она прыгнула на четверть колодца, на четверть его диаметра, и спросила:

– Он вот такой величины?

Рассмеявшись, лягушка из океана ответила:

– Нет.

Тогда колодезная лягушка прыгнула на полколодца и спросила:

– Такой?

Снова рассмеявшись, лягушка из океана ответила:

– Нет.

Тогда колодезная лягушка прыгнула на три четверти:

– Такой?

И снова лягушка из океана ответила:

– Нет.

Тогда колодезная лягушка прыгнула через весь колодец и воскликнула:

– Ну вот, теперь ты не сможешь сказать «нет»!

Океанская лягушка ответила:

– Наверное, тебе это будет неприятно, и я вовсе не хочу тебя обидеть, но мой ответ по-прежнему «нет».

Тогда колодезная лягушка закричала:

– Убирайся отсюда, лгунья! Ничто не может быть больше, чем этот колодец!

Всякий раз, когда вы сомневаетесь, внутри вас сидит эта колодезная лягушка. Ничто не может быть больше вас, ничто не может быть выше вас, ничто не может быть божественнее вас, ничто не может быть святее вас. Нет! Именно поэтому вы продолжаете отвергать будд, христов; вам приходится так поступать, потому что они пришли с океана. Они принесли послание неизмеримого, а у вас своя мера. Не стоит быть слишком строгим к колодезной лягушке, ведь что она может поделать? Ей можно лишь посочувствовать; нельзя быть к ней слишком строгим, поскольку это все, что она знает. Она никогда не была у океана; как она может его себе представить?

Отсюда сострадание будд. Вы продолжаете им не верить, а они продолжают дарить вам свое сострадание, потому что знают – что вы можете поделать? Вы так долго жили в колодце… Колодезная лягушка может даже смотреть в небо, но небо тоже окружено ее колодцем, это просто дыра. Даже небо не больше, чем ее колодец, потому что она не знает, что ее колодец – это просто окно, и что небо не закреплено в этом окне. Но вы стоите позади окна. В этом случае структура окна становится структурой вашего неба, и вы думаете: «Небо – точно такое же, как мое окно». Именно так думает каждый.

И будды не могут поделать ничего, кроме как быть сострадательными. Иисус умер на кресте, и все-таки он сказал: «Боже, прости этих людей, потому что они не ведают, что творят».

Именно так вела себя колодезная лягушка. И лягушка из океана, должно быть, в глубине души молилась: «Боже, прости эту лягушку, потому что она не знает, что она делает и что говорит». Она сказала: «Убирайся отсюда, лгунья. Ты меня не обманешь; ты, очевидно, задумала меня обмануть. Я не могу поверить в такую чушь, что что-то может быть больше, чем этот колодец».

Бог океана ответил: «Можно ли беседовать о море с колодезной лягушкой?»

Именно поэтому будды не могут рассказать о том, что они знают; это невозможно передать. Это непередаваемо, потому что языки различаются; у вас другая структура языка. Если передавать это через вашу структуру языка, то океан придется вместить в колодец, но океан в него не поместится, и поэтому все станет ложью. Именно поэтому будды все время говорят: «Что бы мы ни говорили, все становится неверным только потому, что это сказано».

Лао-цзы говорит: «Истину нельзя выразить словами, а то, что может быть выражено словами, перестает быть истиной». Проблема в этом – но не в истине. Проблема в вас и в вашем колодезном языке – но не в истине. Истина может быть высказана, но тогда нужно, чтобы о ней беседовали два будды. А им нет нужды о ней беседовать, потому что, когда есть два будды, нет необходимости ничего говорить – они ее показывают. Они и есть истина; нет нужды говорить. А всякий раз, когда нужно говорить, возникает проблема.

«Можно ли беседовать о море с колодезной лягушкой? Можно ли беседовать со стрекозой о льде?»

Стрекоза живет, когда жарко; как можно рассказать стрекозе о льде? Она никогда его не знала, лед для нее не существует; ее мир – жара. Вы можете говорить о жаре, невозможно говорить о льде. Ей нельзя сказать, что существуют такие холодные вещи, как лед. Она вам не поверит, потому что для нее все – жара.

Можно ли научить вас блаженству – вас, живущих в жару страданий и дуккхе[7]? Можно ли научить блаженству вас, живущих в муке и боли, вас – стрекоз? Разве вы можете понять прохладу будды? Вы не можете ее понять. Как вы можете понять, что в голове будды нет движения мыслей, нет облаков? Вы не знаете, у вас никогда не было даже проблеска; процесс мышления не прекращался ни на единое мгновение. Вы знаете, что ваша голова – обезумевшая толпа; как вы можете поверить, что будда просто сидит, и у него в голове нет ни единой мысли? Это невообразимо! Вы живете в жаре; будда живет в прохладном, очень прохладном мире. И между жарой и льдом нет моста. Пока вы не начнете становиться все прохладнее, прохладнее и прохладнее, вы не сможете понять. Будда становится доступным для общения лишь тогда, когда вы становитесь более безмолвными и спокойными; в противном случае все упускается.

«И можно ли беседовать о путях жизни с доктором философии?»

Невозможно! И я вам скажу, что иногда даже можно беседовать о море с колодезной лягушкой, можно беседовать о льде со стрекозой, но невозможно беседовать об истине с философом, с доктором философии. Почему? Потому что, каким бы крошечным ни был колодец, он все же часть океана; по крайней мере, вода – это часть океана. И насколько бы противоположными ни были лед и жара, все-таки это степени одного явления.

Тепло и холод – это не две разные вещи, а одна и та же энергия. Энергия становится теплом, и та же самая энергия становится холодом; энергия одна и та же, разница в степени. Вот почему с помощью одного термометра можно измерять и холод, и тепло – потому что энергия одна и та же. Где холод становится теплом? Можете ли вы точно сказать, где? При скольких градусах холод прекращает быть холодом и становится теплом? Невозможно сказать, бывает по-разному.

Проведите простой эксперимент. Положите одну руку, левую, на кусок льда, а правую руку подержите вблизи огня. Пусть правая рука нагреется, а левая рука станет холодной. Затем опустите обе руки в ведро с водой и скажите мне, горячая она или холодная. Вы окажетесь в затруднении, потому что одна рука скажет, что вода горячая, а другая скажет, что она прохладная, холодная. Что такое холодно или горячо? Это степени одной и той же энергии.

Поэтому я говорю вам, что даже колодезной лягушке можно кое-что сообщить о море. И если вестник по-настоящему изобретателен, он может создать методы, чтобы передать сообщения. Именно это делают Будда, Христос – они создают методы, чтобы сообщить что-то о море колодезным лягушкам. Потому что есть кое-что общее – вода. Если есть что-то общее, тогда коммуникация возможна, мост существует.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.