Глава 1

Глава 1

«Чтo это за старый чудак?»

Леониде Мануэль Молигрубер медленно выпрямился и посмотрел в лицо своему собеседнику. «А?» – спросил он.

«Я спрашивал, что это за старый чудак?»

Молигрубер посмотрел на дорогу, туда, где человек в инвалидной коляске, оснащенной электродвигателем, как раз въезжал в дверь дома. «Ах, этот, – ответил Молигрубер, снайперски посылая плевок на ботинок какого-то прохожего. – Этот живет где-то здесь. Пишет книги или что-то вроде того о привидениях и всяких забавных штуковинах, а также он пишет о том, что люди живут, после того как они умерли». Он фыркнул с чувством собственного превосходства и продолжал: «И чтобы вы знали, во всей этой чуши нету ни грамма смысла. Если ты умер, то умер. Так я всегда и говорил. Сначала к тебе приходят попы и говорят, что ты должен прочесть молитву-другую, и если ты все правильно сказал, то попадаешь в Рай, а если нет, то отправляешься в преисподнюю. Затем к тебе является Армия Спасения и устраивает светопреставление, а уж после всего этого такие ребята, как я, должны прийти со своими тачками и убрать все, что они там оставили. Они там орут и лупят в свои бубны, или как там они зовутся, тычут их в носы прохожим, заявляя, что хотят получить деньги за свою работу во славу Божью». Он оглянулся и высморкался на тротуар. Затем он снова обратился к собеседнику: «Бог? Он никогда ничего не делал для меня – никогда. У меня здесь есть мой кусок тротуара, который я должен убирать – мести, мести и мести, а потом я беру две дощечки, цепляю ими всю дрянь, которую смел, и ссыпаю ее в тачку.

Затем подъезжает машина – мы называем это машиной, хотя на деле это маленький грузовик (знаете такие?) – и он поднимает эти тачки и высыпает из них всю эту гадость. И когда тачка пустая, я должен начинать все снова. Это работа, которая никогда не кончается – пашешь день-деньской. Изо дня в день без остановки. Никогда не знаешь, когда мимо будет проезжать человек из Совета на своем большом шикарном „кадиллаке“. И если мы в это время не будем махать метлой, ну тогда, я думаю, он пойдет к кому-то там в Совете и оттуда явится кто-то и устроит разгон моему Шефу, а мой Шеф явится сюда и устроит разгон мне. Он всегда говорит, что я не должен беспокоиться о том, чтобы работа была выполнена, – налогоплательщик никогда не будет знать об этом. Но мы должны всегда создавать видимость работы – постоянно гнуть спину».

Молигрубер огляделся по сторонам, легонько взмахнул своей метлой, вытер нос правым рукавом с устрашающим звуком, а затем заявил: «Вот что я еще скажу вам, мистер, никогда Бог не спускался сюда, чтобы подмести за меня улицу, хотя мне спину ломит оттого, что я все время горбачусь, чтобы убрать всю ту грязь, которую оставляют за собой люди. Вы никогда не поверите, что за вещицы я подбираю здесь, на своем участке – колготки, а также все остальное, – такое, что вы никогда бы не поверили, что оно может валяться прямо у вас под ногами. Но как я уже говорил вам, Бог никогда не спускался с небес, чтобы подмести здесь немного за меня, никогда он не подбирал с дороги мусор за меня. Это все делаю я – бедный и честный я. Да, ваш слуга покорный, который не может подыскать себе работенки получше».

Вопрошающий покосился на Молигрубера и сказал: «Какой пессимизм. Бьюсь об заклад, что вы атеист!»

«Атеист? – удивился Молигрубер. – Не, никакой я не атеист. Моя мать была испанка, отец был русский, а я родился в Торонто. Не знаю, почему вы так решили, но я совсем никакой не атеист, и даже не знаю, где находится это место».

Вопрошающий сказал со смехом: «Атеист – это человек, который не верит ни в какую религию, не верит ни во что, кроме того, что существует здесь. Сейчас он находится на земле, затем умирает, И куда он попадает тогда? Об этом не знает никто, но атеист уверен, что, когда он умирает, его тело превращается в мусор, вроде того, что вы убираете. Это и есть атеист!»

Молигрубер одобрительно хмыкнул и ответил: «Во-во, точно. Это я. Теперь я знаю, кто я такой. Я – атеист, и когда ребята, что здесь вместе со мной работают, спросят меня, кто я такой, то я отвечу им, что я… не русский и не испанец, что я – атеист. И тогда они отойдут от меня, смеясь, решив, что у старика Молигрубера уже совсем мозгов не осталось».

Вопрошающий двинулся своей дорогой. «Какой смысл болтать со старым болваном, – подумал он. – Любопытно, насколько все эти дворники – эти „санитары улиц“ – как они сами себя величают, при всем своем невежестве являются бесценными источниками информации обо всех жителях района».

Он внезапно остановился и хлопнул себя ладонью по лбу. «Ну не дурень ли я? – сказал человек самому себе. – Я же пытался разузнать побольше о том старике!» И он, развернувшись, зашагал назад к старому Молигруберу, все еще стоявшему в глубокой задумчивости, очевидно стараясь имитировать статую Венеры, невзирая на различие форм, пола и атрибутов. В конце концов, вряд ли стоит позировать с метлой! Человек подошел к нему вплотную и сказал: «Говорите, что работаете здесь и знаете всех людей в округе. А что бы вы сказали насчет этого?» Он показал дворнику пятидолларовую банкноту. «Я хочу знать все о том старике в инвалидной коляске».

Рука Молигрубера молниеносно взметнулась и выхватила пятидолларовую бумажку из пальцев вопрошающего прежде, чем тот понял, что происходит. «Знаю ли я что-то об этом старике в коляске? – спросил он. – Конечно же, я все знаю о нем! Он живет где-то здесь, и он ездит по этой аллее. Сначала он едет прямо, а затем сворачивает направо, туда, где его дом, тот дом, в котором он живет уже два года. Не слишком часто вижу его. У него какое-то заболевание конечностей или чего там… говорят, он долго не протянет. Он пишет книги. Его зовут Рампа, а то, о чем он пишет в своих книгах, полная чепуха – о жизни после смерти. Он не атеист. Но говорят, что многие люди читают всю эту дребедень. Вы можете увидеть все его книги на витрине вон того магазина. Они хорошо продаются. Как это некоторым людям так просто удается делать деньги? Взял и написал несколько строк! А я должен здесь пупок надрывать, махая метлой весь день. Справедливо, а?»

Вопрошающий сказал: «Можете ли вы просто выяснить, где он живет? Вы говорите, что он живет где-то там – в том многоквартирном доме. Но выясните для меня точно – ГДЕ ОН ЖИВЕТ. Вы узнаете номер его квартиры и то, в котором часу он выезжает на прогулку. И я приду завтра, и если услышу все это от вас, то дам вам десять долларов».

Молигрубер задвигал челюстями, снял с головы шляпу и почесал макушку, затем подергал себя за мочки ушей. Его друзья сказали бы, что никогда прежде не замечали за ним таких жестов. Молигрубер делал так лишь тогда, когда думал, а друзья прекрасно знали, что думал он не очень часто. Но он, пожалуй, мог бы немного пораскинуть мозгами, если за такое небольшое дельце ему предлагали десять долларов. Затем он плюнул на землю и сказал: «Что ж, тогда по рукам, мистер. Вы приходите завтра сюда в это же самое время, и я говорю вам номер его квартиры и час, когда он должен будет ее покинуть, если он не отправится на прогулку раньше. У меня есть друг, который знает уборщика из этого дома – они вместе выносят мусор оттуда. Мусор собирают вон в те голубые штуки, видите там? Так что мой друг выяснит все, что может, а если вы подмажете еще немного, то я попытаюсь разнюхать еще всякие интересные вещи для вас».

Вопрошающий вопросительно поднял брови и нервно зашаркал ногами, а затем спросил: «Ладно, говорите, он выставляет мусор, а не попадаются ли в мусоре письма или какие-нибудь записки?»

«О, нет, нет, нет, – решительно возразил Молигрубер. – Я точно знаю это. Только у него одного на этой улице есть такая штуковина, что режет бумагу. Он научился этому еще у себя в Ирландии. Какие-то газетчики нашли его записи и сделали свой бизнес. А этот парень никогда не повторяет одной и той же ошибки два раза. У него есть такая штуковина, которая нарезает бумагу как конфетти, а то, что не превращается в кусочки, выходит из нее в виде лент. Я видел все это в зеленых мешках с мусором. Не смогу найти там для вас ничего интересного, так как старикашка очень осторожен на этот счет. Он не хочет рисковать и не выбрасывает никаких вещей, которые можно было бы прочитать».

«Тогда до завтра, – сказал вопрошающий. – И помните, договор остается в силе. Я буду здесь в это же время и дам вам десять долларов, если вы скажете мне номер его квартиры и время, когда я смогу перехватить его. Желаю удачи!» С этими словами вопрошающий слегка поднял свою руку на прощание и отправился восвояси. Молигрубер некоторое время стоял неподвижно. Настолько неподвижно, что случайный прохожий действительно мог бы принять его за статую. Дворник пытался вычислить, сколько кружек пива он сможет купить за десять долларов. Затем он медленно побрел вперед, лениво помахивая своей метлой, делая вид, что он сметает мусор с тротуара.

Как раз в этот момент человек в черной одежде священника вынырнул из-за угла и чуть не перелетел через молигруберовскую тачку. «Эй, поосторожнее вы, там! – воинственно воскликнул Молигрубер. – Не переверните мой мусор. Я потратил день на то, чтобы убрать и запихнуть его в свою тачку». Пастор стряхнул со своего костюма пылинки, взглянул на Молигрубера и произнес: «Сын мой, ты единственный, кто может помочь мне. Я новичок в этом районе и хочу нанести несколько визитов. Мог ли бы ты рассказать о людях, поселившихся здесь недавно?»

Старик Молигрубер поднес к носу большой палец, зажал одну ноздрю и высморкался от души, чуть-чуть не угодив в ногу священника, на лице которого отразилось изумление и отвращение.

«Нанести визиты? – спросил он. – Я всегда считал, что визиты наносит дьявол. Он навещает нас, а затем мы покрываемся чирьями и прыщами или кто-то выбивает из наших рук кружку с пивом, за которую мы расплатились последним центом. Вот что такое визиты. По крайней мере я так считаю».

Пастер окинул его с ног до головы взглядом, в котором читалось явное неодобрение. «Сын мой, сын мой, – произнес он, – я подозреваю, что ты не был в церкви слишком долго, так как проявляешь удивительное непочтение к духовенству». Старик Молигрубер взглянул священнику прямо в глаза и изрек: «Нет, мистер, я не божий человек. Мне только что сказали, кто я такой. Я – атеист. Вот кто я». При этом он самодовольно ухмыльнулся. Священник, переминаясь с ноги на ногу, смерил его взглядом и сказал: «Но, сын мой, у тебя должна быть какая-то религия. Ты должен верить в Бога. Приди в церковь в воскресенье, и я отправлю службу, посвященную специально тебе – несчастному брату нашему, вынужденному зарабатывать себе на жизнь уборкой мусора».

Молигрубер оперся на свою метлу и самодовольно заявил: «Но вы все равно никогда не сможете убедить меня в том, что Бог есть. Смотрю я на вас и вижу, что у вас есть деньги и зарабатываете вы их тем, что выкрикиваете всякие там слова о том, чего не существует. Вы докажите мне, господин Священник, что Бог действительно существует. Приведите его сюда, и пусть мы пожмем руки друг другу. Никогда Бог ничего не делал для меня». Он сделал паузу, порылся в карманах и вытащил оттуда недокуренную сигарету, затем достал спичку, чиркнул ею о ноготь большого пальца и, затянувшись дымом, продолжал: «Моя мать – она была одной из тех дамочек, которые делают это – ну, в общем, вы знаете, о чем я – за деньги. Никогда я так и не узнал того, кто мой отец. Думается мне, что в моем рождении виновата целая куча парней. Так что мне самому приходилось прокладывать себе дорогу в жизни еще тогда, когда я был два вершка от горшка, и никто не помог мне ни на грамм. Потому не стоит вам из своего большого дома, своего роскошного автомобиля и своей удобной работы читать мне проповеди о Боге. Приходите и поубирайте улицу здесь за меня – и тогда посмотрим, что ваш Бог сделает для вас».

Старик Молигрубер яростно хрюкнул и стал действовать на удивление быстро. Он забросил метлу на тачку, ухватился за ручки и покатил ее по улице чуть ли не бегом. Священник смотрел на удаляющуюся фигуру, и его лицо выражало крайнее удивление. Затем он тряхнул головой и забормотал: «Помилуй Господь, помилуй Господь. Какой безбожник! Куда катится этот мир?»

В тот же день, но несколько позже, Молигрубер встретился с парочкой дворников, или мусорщиков, или уборщиков – зовите их, как вам самим нравится, – из соседних домов. У них было заведено встречаться таким образом и обмениваться животрепещущими новостями. Молигрубер (в некотором роде) был одним из самых информированных людей этого квартала; он знал о передвижениях каждого жителя, знал о том, кто вселяется в квартиру, а кто выселяется из квартиры. И вот, повернувшись к одному из своих дружков, он спросил: «Скажи-ка, что это за парень в инвалидной коляске? Писатель, вроде?»

Уборщики с удивлением поглядели на него, а один из них, расхохотавшись, заявил: «Послушай, старик, не говори мне, что ТЕБЯ интересуют книги. Я всегда считал, что ты выше всей этой чуши. Но если хочешь знать, то этот парень действительно пишет что-то о том, что зовется „танатологией“. Сам толком не знаю, что это значит, но слышал краем уха, что это о том, как ты живешь, после того как умер. Все это кажется мне глупым, но так мне сказали. А живет старик в нашем доме».

Молигрубер покрутил сигарету во рту, скосил глаза к носу и произнес: «Бьюсь об заклад, хорошая должна быть у него квартирка. Небось, оборудована всякими там современными штуковинами. Хотелось бы мне увидеть все это своими глазами».

Уборщик улыбнулся и сказал: «О, нет, тут-то ты ошибаешься. Он живет там очень скромно. Не обязательно верить во все то, о чем он пишет, но живет он согласно тому, чему сам учит. Он выглядит достаточно плохо, и я уверен, что скоро сам сможет удостовериться в том, насколько вся его писанина об этой танато… как бишь ее там, окажется правдой».

«А где он живет? Я имею в виду, в какой именно квартире?» – спросил Молигрубер.

Уборщик окинул его испытующим взглядом и произнес: «О, это большая тайна. Люди не должны знать номер его квартиры, но я-то знаю, где он живет. А вот что известно тебе, а?»

Молигрубер ничего не ответил на это, и они возобновили свою бессвязную беседу. Затем он бросил вскользь: «Ты говорил, что квартира у него номер девяносто девять или как там?» Уборщик засмеялся и ответил: «Я знаю, что ты хочешь подловить меня врасплох, ты, старый хитрый пес. Ну ладно, тебе-то я скажу. Номер его квартиры…»

Как раз в этот момент грузовик, забирающий мусор, подъехал вплотную к тротуару и его автоматический подъемник пришел в действие. Пронзительный шум заглушил слова уборщика. Молигрубер умел проявить удивительную находчивость там, где пахло деньгами. Он протянул своему приятелю пустую пачку из-под сигарет и карандаш со словами: «Нарисуй-ка ты мне здесь этот номер. Я никому не стану говорить, кто дал его мне». Уборщик удивился тому интересу, который проявил старый дворник к этому вопросу, но послушно написал номер квартиры и передал пачку назад Молигруберу. Тот взглянул на нее, поднес руку к виску и засунул пачку обратно в карман. «Я уже должен идти. Нужно выкатить парочку этих контейнеров, чтобы их очистили, – сказал собеседник Молигрубера, – скоро увидимся». С этими словами он повернулся и зашагал к мусоропроводу. Старик Молигрубер зашагал своей дорогой.

Вскоре мусоровоз подъехал к молигруберовской тачке, и два мусорщика забросили ее в кузов. «Подсаживайся, старик, – обратился к Молигруберу один из них, очевидно шофер, – мы подбросим тебя до станции». Молигрубер забрался в грузовик. Он ничего не имел против того, что приедет на мусоросборник на пятнадцать минут раньше положенного срока.

«Скажите, ребята, – обратился к своим попутчикам Молигрубер, – не знаете ли вы писателя по имени Рампа, который живет в моем районе?»

«Да, – ответил один из мужчин, – мы вывозим немало мусора из его подъезда. Кажется, он употребляет кучу всяких лекарств. Мы забираем оттуда огромное количество всяческих упаковок, баночек, пузырьков и всякого такого. А сейчас, я гляжу, он начал колоться чем-то. Я видел там иглы, на которых стоял штамп „туберкулин“. Не знаю, что это такое, но такой на них штемпель. Мне даже пришлось отговаривать одного уборщика, чтобы тот не доносил в полицию об этом. Кто знает, как старик дошел до такой жизни? Может быть, он действительно ширяется?» Мусорщик замолчал, сосредоточенно разминая сигарету. После паузы он продолжал: «Никогда не доверял людям, которые любят звонить в полицию. Помнится, около года назад, да, да, почти ровно год назад случилась совершенно дикая петрушка. Уборщица нашла на свалке баллон от кислорода, и хотя, понятное дело, баллон был совершенно пустой – даже клапана на нем не было, эта баба позвонила в полицию, затем стала обзванивать все больницы, пока после этой суматохи не выяснилось, что все совершенно законно. В конце концов, люди не пользуются кислородными баллонами, если они не больны, не так, что ли?»

Они одновременно подняли глаза к часам и тут же засуетились. Прошла уже целая минута, после того как они должны были закончить работу. Целую минуту они работали бесплатно! Быстро сорвав с себя рабочие комбинезоны, они переоделись в свои обычные костюмы и бросились к своим автомобилям, чтобы покружить по улицам города от нечего делать.

На следующий день Молигрубер приступил к работе с небольшим опозданием. Когда он зашел на станцию, чтобы взять свою тачку, то услышал, как его окликнул мусорщик из кабины подъезжающего мимо грузовика: «Привет, Моли! Вот здесь кое-что для тебя. Ты все время спрашивал о том парне, так вот что он сочиняет. Можешь прочесть». И с этими словами он бросил Молигруберу книгу в мягкой обложке. Она была озаглавлена «Ты вечен».

«Я верю, – пробормотал себе под нос Молигрубер. – Не нужна мне вся эта чепуха. Когда ты умер, так ты умер. Никто тогда не подойдет ко мне и не скажет: „Привет, Молигрубер, ты очень хорошо вел себя при жизни. Вот трон, который соорудили специально для тебя из пустых мусорных ящиков“». Он повертел книгу в руках, перевернул несколько страниц, а затем засунул ее во внутренний карман своего жакета. «Чем ты там занимаешься, Молигрубер, что ты воруешь?» – раздался хриплый голос, и из-за конторки вышел приземистый толстенный человек. Он протянул свою короткопалую руку к Молигруберу и сказал: «Давай». Молигрубер безмолвно расстегнул верхнюю пуговицу жакета, вытащил из кармана книгу и вложил ее в требовательно протянутую руку. «Хм, – многозначительно произнес директор, или управляющий, или кто-то там еще. – Так вот что тебя интересует, а я то думал, что ты можешь думать только о выпитом пиве и о жалованье».

Молигрубер поднял улыбающееся лицо и взглянул в глаза приземистому человеку, который, несмотря на малый рост, был все же выше Молигрубера. «Ну да, Шеф, – произнес он, – можешь сам прочесть эту книгу и еще целую кучу таких же, а затем скажи мне, есть ли какая-то жизнь после этой. Если я иду по тротуару и вижу рыбью голову, валяющуюся там, я поднимаю ее и бросаю в тачку, и никто мне не говорит, что рыба будет жить еще одну жизнь». Он отвернулся и в сердцах плюнул на пол.

Управляющий повертел в руках книгу, а затем произнес с расстановкой: «Знаешь ли, Молигрубер, существует множество вещей, относящихся к жизни и смерти, которые мы вообще не понимаем. Моя половина – она настоящая охотница до этих книг. Она прочитала все вещи, которые написал этот парень, – так вот, моя половина утверждает, что все, о чем там говорится, – чистая правда. Моя женушка вроде ясновидящей. С ней произошла парочка подобных случаев. Так вот, когда она начинает говорить об этом, у меня мурашки по коже ползут. Да чего там, всего лишь два дня назад она так напугала меня рассказами о призраках, что я должен был выйти из дому и пропустить стаканчик-другой. И когда я возвращался после этого обратно ночью, то боялся собственной тени. Но мы тут заболтались, приятель. Давай возвращайся побыстрее на свой участок, ты и без того опоздал. Я не стану записывать тебя в журнал в этот раз, так как сам отвлек тебя, но давай двигайся. Одна нога здесь, другая там! Ну, давай!»

Итак, Молигрубер ухватился за свою тачку, удостоверился, что та пуста, ухватил свою метлу, удостоверился, что метла его собственная, и покатил тачку по тротуару навстречу новому дню.

Да, это был нелегкий день. Целая толпа школьников прошлась по улице, оставляя у обочины груды мусора. Старик Молигрубер бормотал под нос проклятия, нагибаясь за бумажками от конфет, за обертками от шоколадок и всей той дрянью, которую оставила после себя эта «стая деточек». Вскоре его маленькая тачка наполнилась до краев. Тогда он остановился на минуту и, опершись на метлу, стал изучать архитектуру ближайших зданий. Устав от этого занятия, он перевел свой взгляд на дорогу. Мимо тащили на тросе сломанную машину. Услышав бой часов, Молигрубер передвинул сигарету из одного угла рта в другой и отправился на обед в маленькую будку, стоящую в парке. Он любил обедать там, в стороне от остальных людей, сидящих на траве и оставляющих за собой мусор.

Молигрубер заковылял по дороге, толкая перед собой тачку. Дойдя до будки, он порылся в карманах, достал ключ и, открыв им боковую дверь, вошел вовнутрь. Он отодвинул в сторону свою тачку со вздохом облегчения и присел на ящик из-под цветов – тот самый ящик, в котором когда-то прибыли цветы для парка. Он начал рыться в своем «контейнере для ланча», когда заметил, что на порог упала чья-то тень. Подняв голову, он увидел, что тень принадлежит именно тому человеку, которого он ожидал встретить. Мысль о деньгах сразу согрела его душу.

Человек вошел в будку и присел на ящик. Он сказал: «Итак, я пришел за информацией, которую вы должны были раздобыть для меня». При этом он достал из кармана бумажник и стал перебирать в руках банкноты. Старик Молигрубер угрюмо взглянул на него и произнес: «А кто вы такой, мистер? Мы, дворники, не сообщаем информацию каждому встречному – поперечному. Мы должны точно знать, с кем мы говорим». С этими словами он впился зубами в свой сэндвич, из которого во все стороны брызнул кетчуп и прочие компоненты. Мужчина, рассевшийся на ящиках, при этом поспешно вскочил и отступил на несколько шагов. Что мог этот человек рассказать о себе? Мог ли он сказать, что каждый должен сам догадаться, что он выходец из Англии и когда-то обучался в Итоне? Правда, он учился в Итоне не более недели, по той причине, что как-то раз в ночной темноте перепутал жену домовладельца с горничной, а это имело весьма печальные последствия. В общем-то его исключили почти при вступлении. Однако в анналах Итона его имя было увековечено. Он любил утверждать, что учился в Итоне, и это было абсолютной правдой!.[1]

«Кто я такой? – переспросил он. – Я всегда считал, что каждому должно быть известно, кто я такой. Я представитель самой престижной издательской фирмы Англии и хочу узнать жизненную историю писателя во всех подробностях. Меня зовут Джарви Бумблекросс».

Старик Молигрубер продолжал бесстрастно жевать свой сэндвич, разбрызгивая томатную пасту и что-то бормоча себе под нос. В одной руке он зажимал сигарету, в другой руке держал сэндвич. Он поочередно то затягивался сигаретой, то кусал сэндвич. Затем он произнес: «Джарви, говорите? Никогда не слышал такого имени. Не знаю даже почему».

Мужчина на минуту задумался, а затем решил, что ничего страшного не произойдет, если он откроется этому старику. В конце концов, скорее всего, он больше никогда с ним не встретится. Собравшись с духом, он заговорил: «Я происхожу из древнего английского рода, насчитывающего множество поколений. Давным-давно моя прабабка по материнской линии удрала в Лондон с кучером. В те времена кучеров называли „джарви“, и потому с тех пор всех отпрысков мужского пола в моей семье стали называть „Джарви“ в память об этом прискорбном случае».

Старик Молигрубер сказал, поразмыслив: «Итак, вы хотите написать что-то о жизни того парня? Но я слышал, что о его жизни и так написано предостаточно. Из того, что я слышал, мне показалось, что вы, газетчики, сделали его жизнь совершенно невозможной. А он-то не причинил мне никакого зла». – «А теперь взгляните на это, – с этими словами Молигрубер протянул сэндвич под нос собеседнику, – видите: весь хлеб в типографской краске. Как мне теперь его кушать? Какой смысл покупать газеты, если краска не держится на них, как должна держаться? Никогда не любил вкуса типографской краски!»

С каждой минутой мужчина раздражался все больше. «Не хотите ли вы стать на пути у средств массовой информации? Не знаете ли вы, что журналисты обладают правом идти куда угодно, к кому угодно и задавать какие угодно вопросы? Я проявил большую щедрость, предложив вам деньги за информацию. Но это ваша обязанность: рассказать все, что вам известно, представителю прессы».

Старик Молигрубер ощутил внезапный прилив ярости. Он не мог дольше выносить присутствия этого англичанина-краснобая, возомнившего себя главнее самого Бога. Потому он вскочил и закричал: «Убирайтесь вон, мистер, идите восвояси, катитесь к чертовой бабушке или я брошу вас в тачку и отвезу на свалку, где вами займутся другие ребята». С этими словами он схватил в руки грабли и стал наступать на мужчину, который мгновенно вскочил и стал пятиться, спотыкаясь об ящики. Оступившись, он упал на пол и начал барахтаться между ящиками, но не задержался там надолго. Взглянув на лицо Молигрубера, он подскочил как на пружинах и стал убегать что было сил.

Старик Молигрубер начал медленно собирать разбросанные ящики и деревяшки, раздраженно бормоча себе под нос: «Джарви – кучер – за кого, интересно, он меня принимает, если решил, что я поверю во все эти байки? И если это правда, что его прабабушка, или кто там еще, была замужем за кучером, то как случилось, что этот парень получился таким придурком?» – «Ага, – продолжал он бормотать себе под нос, и его лицо становилось все более мрачным и злым, – это, наверное, потому что он англичанин». Он присел на ящик и полез в свой контейнер за новым сэндвичем, но злость настолько душила Молигрубера, что он не смог продолжить свою трапезу. Затолкав остатки еды назад в контейнер, он отправился в парк, чтобы напиться воды из-под крана.

Он стал прогуливаться по парку, присматриваясь к другим людям. В конце концов, это был его законный перерыв на обед. Вдруг на тропинке показались фигуры двух или трех священников. Они только что вынырнули из-за угла, а до этого их скрывали деревья. «Сын мой, – обратился один из них к Молигруберу, – не мог бы ты подсказать, где находится хм, хм… общественное место для мужчин?» Старик Молигрубер, все еще пребывавший в дурном настроении, ворчливо ответил: «Нет здесь таких мест. Вам следует заскочить в какую-нибудь гостиницу и сказать там, что вам приспичило. Вы, наверное, прибыли сюда из Англии, где они есть на улицах, а у нас их нет на улицах, потому вам следует зайти на заправочную станцию, или в гостиницу, или еще куда-нибудь».

«До чего странно, до чего странно, – сказал один священник другому, – некоторые канадцы явно настроены против нас, англичан». И они заторопились прочь, по направлению к гостинице, стоящей неподалеку.

Именно в этот момент Молигрубер услышал крики, доносящиеся от маленького озерца, расположенного в центре парка. Заинтересовавшись причиной беспокойства, он повернул и, дойдя до озерца, увидел барахтающуюся в воде маленькую девочку, приблизительно трех лет. Ее голова то показывалась над поверхностью, то скрывалась под водой. Рядом стояла группа зевак, но ни один из них не делал попытки спасти ребенка.

Старик Молигрубер иногда умел двигаться на удивление быстро. И сейчас он это доказал. Он ринулся вперед, сбив с ног какую-то толстуху и закружив как юлу другую женщину, попавшуюся ему на пути. Молигрубер перемахнул через каменную стену, ограждающую озерцо, и стал брести по неглубокой воде. При этом он поскользнулся на илистом дне и ушел под воду с головой, разбив себе лоб о что-то твердое, но все же он сумел выпрямиться и, подхватив девочку на руки, стал трясти ее, чтобы вся вода вылилась из ее легких и дыхательных путей. Затем со своей ношей он быстро зашагал по скользкому дну, снова перемахнул через каменную стену и очутился на твердой почве. Навстречу ему бросилась женщина, вопя: «Где ее шляпка? Куда девалась ее шляпка? Она была совершенно новой. Вы бы пошли и достали ее».

Молигрубер, не сказав ни слова, ткнул ребенка, с которого стекали потоки воды, в руки матери. Та попыталась отпрянуть назад, испугавшись, что ее платье навсегда будет испорчено. Старик Молигрубер отправился обратно в свою будку. Некоторое время он простоял там неподвижно, наблюдая за тем, как вода стекает с его костюма и, набираясь в ботинки, выливается из них на пол. Но затем он подумал, что у него нет никакой сменной одежды и что костюм вскоре просохнет, если останется на нем. Устало взявшись за ручки тачки, он выкатил ее во двор и запер за собой дверь.

Он поежился, когда с севера налетел холодный ветер. Ведь каждому известно, что ветер, дующий с севера, несет с собой настоящий холод. Старик Молигрубер поежился и зашагал быстрее, в надежде согреться от быстрой ходьбы и таким образом высушить на себе свою одежду.

Вскоре он начал потеть, но его одежда вовсе не собиралась высыхать. Вода сочилась и хлюпала в ботинках, и казалось, что это никогда не кончится. Наконец он возвратился на станцию.

Остальные работники, казалось, были удивлены молчаливостью старого Молигрубера. «Что стряслось со стариком», – недоумевали они. «Он выглядит так, словно потерял доллар и нашел цент, – сказал один. – Никогда я еще не видел его таким тихим».

Его старая машина долго не заводилась, и, когда она наконец завелась, оказалось, что он все равно не может ехать на ней, так как задняя шина спустила. Тогда, громко ругаясь, он заглушил мотор и начал менять колесо. Покончив с этим делом, он вновь сел за руль и вновь стал мучительно долго заводить мотор. Добравшись наконец до дома, он почувствовал, что ему надоело все на свете; надоело одиночество, надоело спасать людей, надоела работа. Он быстро сорвал с себя мокрую одежду, растерся насухо полотенцем и забрался под одеяло, даже не позаботившись о том, чтобы поесть.

Ночью он обнаружил, что обильно потеет. Ночь казалась бесконечной, ему было тяжело дышать и казалось, что все тело охватил огонь. Так он и лежал в темноте, тяжело дыша, и решил, что, как только наступит утро, он отправится в аптеку и купит там лекарство от кашля или чего-нибудь еще, лишь бы избавиться от боли в груди.

Утро долго не наступало, но наконец первые лучи солнца проникли сквозь окна комнаты, в которой лежал Молигрубер с горящим от высокой температуры лицом. Он попытался подняться с кровати, но тут же рухнул на пол. Как долго он там пролежал, не знал никто. Когда он очнулся, то увидел двух санитаров, кладущих его на носилки. «Двусторонняя пневмония, вот что с тобой случилось, приятель, – сказал один из них. – Мы отвезем тебя в городскую больницу. С тобой все будет в порядке». – «Есть у тебя родственники? – спросил второй. – Кому мы должны сообщить о тебе?»

Старик Молигрубер устало закрыл глаза и провалился в беспокойный сон. Он не знал, когда его отвезли в приемный покой, он не знал, когда из приемного покоя его перевезли в отделение. Его вкатили в палату и переложили на кровать.