Прямое введение в Круг Мастерства, или в Мистический Круг

Прямое введение в Круг Мастерства, или в Мистический Круг

Или, еще лучше, в магический театр![129]

Этот стартовый метод из разряда Технологий Священного[130] представляет собой живую, убедительную возможность искусственного обзора фантастических возможностей Театра Реальности, то есть прямого выхода за пределы двойственности. Она заимствована из практики Станислава Грофа и называется холотропным дыханием. В буквальном переводе этот термин означает «ориентирование на целостность» или «движение в направлении к целостности» (от греч. holos – «целое» и trepein – «двигаться в направлении чего-либо»). Сам метод основан на организованных формах интенсификации дыхания, благодаря чему карта Театра Реальности разворачивается в опыт непосредственного переживания и последовательного прохождения через несколько уровней самотрансформации. (В традиционной алхимии этот опыт рассматривается через символику Трех Ступеней: нигредо, альбедо и рубедо.[131])

Теоретически, достигая в потоке холотропного дыхания апофеоза, «наша автономность как бы размывается и исчезает. И в этом состоянии лучезарного единства мы ощущаем, что Вселенная – это единая энергетическая система, а вещи – это всего лишь преходящие электроволновые проявления… Мы как бы пробуждаемся от заблуждения обособленности своей формы и включаемся в космический танец, в котором все жесты, слова, действия и события равнозначны по ценности; исчезают „ты“, „я“, „он“; их мысли становятся нашими, ее чувства моими, и каждая клетка нашего тела поет песнь свободы!»[132] Говоря словами самого Грофа: «У нас возникает ощущение, что одновременно мы Всё и Ничто. И поэтому мы можем внезапно воспринять все формы пустыми, а саму пустоту – как обремененную формами. Так мы достигаем состояния, в котором способны ясно видеть, что мир одновременно и существует, и не существует»[133].

На самом деле у практики холотропного дыхания очень глубокие корни. Еще в 1882 году венский невропатолог Йозеф Брейер экспериментально доказал, что можно эффективно излечивать случаи невротизма и истерии, если, погрузив больного в гипнотическое состояние, приводить его к воспоминанию тех аффективных переживаний или конфликтов, которые когда-то были испытаны им, а затем ушли внутрь и как бы забылись. Этот метод гипнотерапии был назван Брейером катарсическим – от древнегреческого слова «катарсис» – очищение страстей. Через десять лет великий Фрейд заглянет чуть дальше и докажет, что выявление аффективных переживаний, ставших бессознательными, возможно и без применения гипноза. Для этого достаточно предложить больному длительно в пассивном состоянии высказывать все те мысли и ассоциации, которые как бы случайно приходят ему в голову, ничего активно не меняя в их течении. И это открытие станет днем рождения великого Психоанализа. Затем, спустя чуть более четверти века, в спор с великим учителем вступит непослушный ученик Карл Юнг. Он приведет неопровержимые доказательства того, что корни многих аффективных переживаний уходят далеко за пределы персональной сферы, за пределы непосредственной жизни индивида и далеко не ограничиваются проблемами, связанными с нереализованным сексуальным влечением. И только Станислав Гроф спустя более чем полвека примирит этих двух исполинов, позволив им встретиться на перинатальном уровне, так сказать, в утробе матери, как раз между персональностью и трансперсональностью. И эта встреча станет возможной в предложенной Грофом ситуации, когда больной сам, с помощью холотропной процедуры, превратится в своего собственного психоаналитика.

В этом положении Ума возможно все! Действительно все! Все чувства доступны! Потому что здесь «мысль и вещь равны по плотности»[134] и «мы можем „примерять“ разные настроения, меняя их, как одежды. Субъекты и объекты кружатся, трансформируются, взаимоперетекают друг в друга, сплавляются, вновь разъединяются, танцуют и поют!»[135] Это космическое шоу предоставляет нам возможность на время как бы «выйти из невротических обстоятельств своей роли и обнаружить возможность воссоединения с истоком»[136], на мгновение «не знать ничего, совершенно ничего»[137] и двигаться «в направлении центрального организующего принципа – архетипа трансцендентной внутренней жизни»[138].

Инициация[139] в этот углубленный процесс самоисследования приводит к одному из самых мощных опытов, возможных при прохождении через «холотропное дыхание», – так называемой встрече лицом к лицу с процессом смерти-возрождения, который тотально меняет картину физического мира. Так «на смену образа „твердой“ материи приходит представление об энергетических потоках»[140].

Или вот рассказ Раймона Абеллио: «Однажды, несколько лет назад, я прогуливался среди виноградников, охватывающих карнизом озеро Леман и образующих один из самых красивых пейзажей в мире. Он такой прекрасный и величественный, что мое „я“ расширилось и растворилось в нем, и неожиданно произошло событие, необыкновенное для меня. Я сто раз видел ниспадающую охру обрыва, синеву озера, лиловатость Савойских гор и глубины сверкающих ледников Гран-Комбен, но я впервые понял, что никогда не видел их. В тот день я неожиданно узнал, что я сам создавал этот пейзаж, что он был бы ничем без меня: „Это я тебя вижу, я вижу себя видящим тебя, и видя себя, я создаю тебя“. Этот подлинный внутренний крик – крик демиурга во время сотворения им мира. Он не только остановка старого мира, но проекция „нового“. И в одно мгновение мир и в самом деле был заново создан».[141]

Или вот еще: «Теперь я возвращаюсь назад… к Целому, частью которого являюсь… Какое счастье – вернуться! Да, теперь я наконец знаю, кто я такой, кем был с самого начала и кем останусь всегда… Я – часть Целого, мятущаяся, жаждущая вернуться, но живая, ищущая выражения в действии, творчестве, созидании, росте, больше оставляющая, чем берущая, а превыше всего жаждущая принести Целому дары любви… и в этом парадокс полного единства и одновременного существования части. Я познал Целое… Я – Целое… и, даже существуя как часть, являю собой всю полноту целого…»[142]

И еще: «Я растворился в море, стал кораблем, его белыми парусами и летящими брызгами, стал красотой и ритмом, лунным светом и высоким небом. Без прошлого и будущего, в мире и единстве со всем и в диком восторге я принадлежал к чему-то большему, чем моя собственная жизнь или жизнь Человека, – к самой Жизни! Как будто невидимая рука одернула занавес внешней видимости вещей. На секунду во всем был смысл»[143].

И этим историям нет конца. Уильям Блейк, например, говорит об этом опыте так: «Внезапно, без предупреждения, у меня возникло ощущение поглощенности пламенем, ощущение того, что весь я и разум мой заполнились облаком или дымкой розового цвета»[144]; Данте заявляет, что был превращен подобным переживанием «из человека в Бога»; Яков Бёме: «Земного языка недостаточно, чтобы описать все то радостное, счастливое и прекрасное, чем полнятся внутренние чудеса Бога»; Тютчев, вторя Гёте, определяет это словами: «Всё во мне и я во всем»; Илаханем восклицает: «Сандосиам, Сандосиам Эппотам!» – «Радость, везде радость!» Поль Валери: «Бывают минуты, когда все тело мое освещается. Я вдруг вижу себя изнутри». Олдос Хаксли: «…Букетик цветов, сиявший собственным внутренним светом. Эти складки – что за лабиринт бесконечно многозначительной сложности!.. Я видел то же, что и Адам в утро своего творения, – длящееся миг за мигом чудо обнаженного бытия»[145]. Герхард Дорн: «Так он (человек) придет к тому, чтобы своим внутренним взором (okulis mentabilis) увидеть несчетные искры, сверкающие день ото дня все сильнее и сильнее и переходящие в яркий свет»! Эдвард Карпентер: «Глубокий, глубокий океан радости внутри»; Уолт Уитмен[146]: «Я доволен – я вижу, танцую, смеюсь, пою… Я странствую, изумляясь своему собственному свету и ликованию! Я пою для тебя, о смерть!»

Так мы выходим за пределы узкого, хилотропного модуса сознания[147] и запускаем естественную динамику нашей устремленности к совершенству. Так мы «призываем из бездонных глубин нашего сердца себя-Бога, обретая понимание, что сознание, энергия и телесная форма – суть одно»[148]. И это означает, что мы перестаем быть куклой, марионеткой, сансарной обезьяной[149]. Куда бы мы ни взглянули в окружающей нас природе, говоря словами Яна Сметса, «мы не видим ничего, кроме целостностей. И не просто целостностей, а иерархических: каждое целое является частью какого-то более крупного целого, которое само входит частью в еще большее целое. Поля внутри полей внутри новых полей, протянувшихся через космос и связывающих каждую и всякую вещь с любой другой»[150]. Так мы «выходим за пределы актерского мастерства»[151] и начинаем понимать, что «жизнь – это бесконечная творческая игра (пьеса). Участие в этой игре – высочайшая радость. Мы – соавторы каждого мгновения жизни с универсальным творческим потенциалом»[152].

Мастера китайского театра не случайно провозглашали «сущностью театра чистую радость игры (Си), которая выс тупала как акт внутреннего самоопределения человека»[153]. Так «наш новый мир зовет нас к себе»[154]! И теперь важно правильно направить этот эволюционный процесс.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.