Глава 2. Развлечения и игры с определениями

Глава 2. Развлечения и игры с определениями

— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Шалтай-Болтай презрительно.

— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса,

— Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай. — Вот в чем вопрос!

Льюис Кэрролл, Алиса в Зазеркалье

Льюис Кэрролл только что представил нам одну из труднейших лингвистических проблем — вопрос о том, обладают ли слова тем смыслом, который мы в них вкладываем, или же имеют внутренний смысл, существующий независимо от того, нравится нам это или нет. Эта проблема доставила немало беспокойства преподавателям английского языка. Словари и учебники грамматики отражают то, как мы пользуемся словами, или то, как нам следует пользоваться словами?

Как бы там ни было, официальные ученые и оккультисты пользуются усложненным техническим жаргоном, а нам, простым смертным, нужны слова с ясным и конкретным значением. Но язык — очень хитрая штука. Как только мы подбираем слово, появляются синонимы, омонимы, антонимы, и мы вязнем в трясине соперничающих символов.

В идеальном случае язык представляет собой набор символов с правилами их использования и предназначен для определенного количества людей. Некоторые языки, вроде русского, английского и китайского, служат средством общения для сотен миллионов людей. Другие, например нотная грамота и языки компьютерного программирования, имеют значительно менее широкое распространение.

Хотя слова и должны обладать определенным смыслом, чтобы люди могли разговаривать друг с другом, тем не менее мы часто пользуемся одинаковыми словами для обозначения разных явлений или различными словами для описания одного и того же действия. Возможно, вам будет интересно узнать, что большая часть этой главы посвящена определению трех коротких слов, известных всем и каждому: «оккультизм», «наука» и «магия».

Существительное, например «собака», является знаком, который можно озвучить или изобразить. Когда вы читаете или слышите этот знак и ассоциируете его с определенным понятием в своем сознании, то превращаете его в символ. Такое описание, как «четвероногое млекопитающее, покрытое шерстью, издающее лающие звуки, обладающее особым запахом и т. д.», является определением «собаки». Как можно убедиться, определения почти всегда гораздо длиннее, чем слова, которые они определяют. Проблемы возникают в том случае, когда люди имеют различные определения для одного и того же слова или же пользуются разными словами для выражения одинаковых понятий.

Если вы скажете своим друзьям, что недавно видели гритца, они, пожалуй, спросят вас, что это такое. Вы можете дать следующее описание: «Он примерно сорока футов ростом, четвероногий, очень шумный, довольно безобразный и не пользуется дезодорантом». Если вы остановитесь на этом, один из ваших друзей может предположить, что вы видели динозавра, другой — исполинского трубкозуба, третий — Годзиллу и так далее. По мере того как ваше описание-определение обрастает новыми подробностями, друзья начинают качать головами и спрашивать, сколько вы выпили. Но если тысяча людей видит гритца (не говоря уже о тесно связанных с ним гротце и гратце) в течение долгого времени и каждый пробует описать его, вы получите Тысячу разных описаний гритца, хотя каждый узнает его с первого взгляда.

Разобравшись с этим, давайте перейдем к теме обсуждения и попробуем определить несколько основных терминов, которыми мы будем пользоваться в этой книге. «Некоторые слова очень вредные… Впрочем, я с ними со всеми справляюсь. Светово-дозвуконепроиицаемость! Вот что я говорю!»

Оккультизм

Слово оккультный означает скрытый. Не больше того.

Но оно вызывает в сознании образы людей в черных мантиях; обнаженных лам Тибета; старых ведьм, склонившихся над горшками с кипящим варевом, или жрецов с мечами и чашами, поющих заклинания на давно забытом языке, в то время как из кругов и треугольников, нарисованных на полу, выползает туман, скрывающий ужасных демонов, и бог знает, что еще.

Откуда вся эта чепуха и неразбериха? Дело в том, что, как и в случае с гритцем, многие люди в течение долгого времени давали разные описания одного и того же понятия. Все эти описания, хорошие и плохие, складывались в схемы и использовались многими поколениями людей. Поэтому проще всего будет сказать, что оккультизм является исследованием оккультного.

Наука

Слово означает «упорядоченное знание». Степень упорядоченности не конкретизируется, хотя распространенное представление о бесконечных шкафах и полках с каталожными карточками является частью мифа о науке. По некой странной причине слова «оккультизм» и «наука» были превращены в антонимы, как будто по своей природе они полностью противоположны друг другу. Полезно будет изучить некоторые аргументы людей, стремящихся разделить царства «науки» и «оккультизма».

Первоначально все технические и научные знания были оккультными. В современной науке нет ни одной области, которую нельзя было бы проследить, путешествуя в прошлое, до того времени, когда предмет ее изучения был частью оккультизма. Физика и химия некогда находились в ведении физическои алхимии, да и само слово «химия» происходит от того же арабского корня, что и «алхимия». Медицина, астрономия, зоология, ботаника, метеорология и десятки других «логий» были привилегией жрецов, священников, чародеев, знахарей и шаманов.

Все научные дисциплины приобрели более или менее современный вид лишь после того, как их в буквальном смысле дисциплинировали, то есть систематизировали в значительно большей степени, чем раньше и подвергли тщательной проверке. Лишь покинув царство оккультного, наука стала достоянием общественности.

Итак, наука — это упорядоченное знание. Но насколько упорядоченным должно быть знание, чтобы мы могли назвать его «наукой»? Большинство оккультных дисциплин обладает некоторой упорядоченностью, хотя попадаются весьма запутанные предметы. С чего начать?

Определяющий критерий, заслуживает ли нечто названия «научный», — это наличие или отсутствие людей, исполняющих мистический ритуал, известный антропологам как, так называемый «научный метод». К сожалению, на самом деле существует два научных метода, отдельных, но взаимодополняющих. Пассивный метод называется наблюдением, активный — экспериментированием. Еще несколько веков назад в науке безраздельно господствовало наблюдение, но затем люди начали изобретать различные механизмы и технологии. Вскоре экспериментирование получило широчайшую известность и использовалось повсеместно до тех пор, пока большинство людей не стало думать, что наука и есть экспериментирование. Никто не заметил, что в мире по-прежнему существует много наблюдающих ученых не потому, что они не хотят экспериментировать, а потому, они не могут этого делать.

Скажем так: палеонтологи, экономисты, антропологи, историки, метеорологи, археологи, астрономы и многие другие ученые не имеют практически никакой власти над предметами, которые они изучают. Как бы блистательно ни выглядели синхрофазотроны и космические станции, остаются понятия, явления, которыми просто нельзя манипулировать и которые нельзя смоделировать в лабораторных условиях. Пройдет еще немало времени, прежде чем геолог сможет устроить землетрясение или извержение вулкана ради эксперимента. В действительности все, что могут сделать ученые, — это изобретать новые способы наблюдения и новое оборудование для экспериментов.

Обычно лучше всего работают вместе оба научных метода. Вы наблюдаете за каким-то явлением, собирая всю информацию о нем и упорядочивая ее по мере своих возможностей. Если объект вашего наблюдения пригоден для экспериментов, вы можете выдвинуть пару гипотез, провести опыты для проверки своих догадок, а затем сравнить результаты с имеющимися сведениями. Потом вы выдвигаете новую гипотезу, проводите другой эксперимент, обобщаете результаты и двигаетесь дальше. Разработав несколько взаимосвязанных гипотез, вы получаете «теорию», для доказательства которой необходимо провести более масштабные и сложные эксперименты. Несколько теорий могут объединиться в так называемый закон природы, который на самом деле является лишь более значительной теорией.[11]

Если рассмотреть подробнее, все «законы» современной науки являются громадными догадками. Но это научные догадки!

Построение «гипотеза-теория-закон» напоминает пирамиду: каждый следующий уровень зависит от нижнего. Если один кирпичик выпадает, все здание может рухнуть. Обнаружив такой «непрочный кирпич», исследователь либо снесет все здание и начнет заново, либо наложит гладкую штукатурку, чтобы скрыть трещины. Все зависит от честности ученого. Все известные нам сегодня законы природы построены на руинах прежних законов и теорий, и через тысячу лет современная наука будет считаться нагромождением глупостей и предрассудков. Даже высшее достижение современной физики, теория относительности Эйнштейна, подвергнется значительным преобразованиям еще до конца этого столетия (это предсказание основано не на ясновидении, а на мнении некоторых ведущих физиков).

На сегодняшний день использование экспериментов возможно отнюдь не во всех науках. Однако с течением времени, возможно, положение изменится. Под давлением жаждущих власти правительств и рекламных агентств, психология и социология сделали огромные шаги на пути к полному контролю над предметом своего изучения. К несчастью, этим предметом являемся мы с вами!

Можно сказать, что оккультизм на 99 % состоит из наблюдения. Но еще несколько веков назад физика и биология были полностью умозрительными науками.[12]

Они нашли свои экспериментальные методы, так почему же оккультизм не может их найти? Вы можете возразить, что прошло уже слишком много времени. Если бы оккультное можно было исследовать с помощью экспериментов, то почему они не проводились в далеком прошлом?

Резонный вопрос. Но прошу заметить, что мы начали с вещей, наиболее удаленных от человеческого разума, и постепенно приближались к нему с возникновением и развитием различных наук. Человек прошел через астрономию, геологию, физику, химию, палеонтологию, математику, биологию и медицину, пока наконец не появились антропология, психология и социология. (Я знаю, что многое пропустил, и в некоторых странах развитие науки происходило немного по-другому, но важна общая тенденция.) Последние три научные дисциплины числятся среди самых молодых. Не прошло и ста лет с тех пор, как люди называли психологические исследования «ненаучными». Мы приблизились к человеческому разуму только сегодня, с возникновением парапсихологии, лишь недавно допущенной через черный ход во дворец официальной науки. В 1969 г. Парапсихологическая ассоциация была наконец признана членом Американской ассоциации развития науки (нечто вроде государственной академии, предназначенной для того, чтобы держать шарлатанов на расстоянии).

Итак, мы можем вполне достоверно утверждать, что все современные науки выросли из оккультизма (обычно через развитие технологии). Фактически оккультизм быстро угасает и сейчас включает в себя, в основном, магию и мистицизм, имеющие дело с такими силами разума, которые лишь отдаленно просматриваются из области психологии и парапсихологии. Оккультизм, доступный лишь немногим, есть дитя Неведомого, которое не доступно никому. Появляясь из Неведомого, знание всегда должно проходить стадию, где оно становится частью «оккультизма». Затем оно получает широкое распространение и становится частью «науки». Именно это произошло с физикой, химией и большинством «точных» наук.

Однако такое определение оккультизма слишком расплывчато для наших целей. Считается, что в теории относительности Эйнштейна досконально разбирается не более двадцати человек во всем мире, но большинство людей не считает ее частью оккультизма. В царстве оккультного «плавают обрывки и куски» из сотен научных дисциплин и областей исследования. Иногда некоторые из них вписываются в схемы, которые мы называем магией, мистицизмом, философией, религией, метафизикой, мифологией, феноменологией и т. д. (включая предрассудки, невежество и шарлатанство). Говоря об оккультизме, я обычно имею в виду ту его часть, которая относится к способностям разума, до сих пор известным лишь немногим.

Мистицизм

Мы не станем тратить много времени на этот термин. Слово происходит от греческого корня, означает одушевленный или неодушевленный предмет, имевший отношение к древнегреческим мистериям — религиозным ритуалам, устраивавшимся различными школами, орденами и братствами. Первоначально акцент делался на религиозности и духовности, но постепенно термин вобрал в себя понятие «тайной религиозной доктрины». Это вполне объяснимо, поскольку посвящения действительно были тайными. Любой человек, проходивший через ритуал греческой мистерии, становился мистиком и назывался «благословенным» или «христосом». (Отсюда происходит имя «Христос», что, вопреки общественному мнению, не было вторым именем Иисуса. «Христос» буквально означает «Помазанник», один из почетных титулов мессии, поэтому св. Павел перевел «мессию» как «христос».) Посвященные тщательно скрывали свои тайны, и мы почти ничего не знаем о том, что на самом деле происходило во время ритуалов и чему там учили. Впрочем, большинство древнегреческих мистиков не вписываются в современное понятие мистицизма, а из тех немногих греков, которых мы сегодня называем мистиками, лишь немногие были посвященными Мистерий.

В любом случае важно понимать, что мистицизм имеет теургическую природу и предназначен для обретения духовного спасения. Он пассивен и умозрителен, хотя по существу имеет дело с теми же знаниями, что и более агрессивная магия. На протяжении человеческой истории мужчины и женщины часто переходили от магии к мистицизму и обратно. В оккультных исследованиях мы обнаруживаем, что метод, бесспорный в одной области, обычно хорошо работает и в других областях. Не существует четкой разделительной линии, и попытка провести ее может лишь нарушить установленные правила.

Магия

Теперь мы собираемся ввести понятие магии, верно? Нет, неверно! Сначала мы совершим небольшой тур по Азии и Европе и соберем сведения для поддержки наших предыдущих аргументов. Начнем путешествие с визита в Персию, откуда происходит слово «магия». Большинство людей связывает это слово с тремя волхвами, явившимися для того, чтобы почтить младенца Иисуса в его колыбели.[13]

Визиты правителей и мудрецов к новорожденным святым и спасителям — распространенная тема в языческих мифах, но в данном случае у нас есть по крайней мере одно подтверждение. Некоторые астрономы полагают, что в 6–4 гг. до Р. X (когда Иисус родился на самом деле) в небе наблюдалась новая звезда или комета огромной яркости; маги должны были заметить ее, понять, что происходит нечто необычное, и отправиться на поиски. Кроме того, любой маг, достойный своего знания, узнает будущего мессию, если увидит его

Маги были жрецами Зороастра, адептами религии, которая, кстати, во многом сходна с христианством. Но они представляли собой и нечто гораздо большее. В издании «Энциклопедия Британника» 1768 г. есть занятная маленькая статья о магах, написанная даже лучше, чем в издании 1968 г.: «Жрецы-маги были наиболее искусными математиками и философами своей эпохи, когда между образованным человеком и магом ставился знак равенства. В простонародье им приписывались сверхъестественные силы и способности; таким образом, те, кто творил обман и злодеяния, прикрываясь званием мага, ответственны за то дурное мнение о магии, которое теперь имеют все чародеи и колдуны».

Слово «магия» пришло к нам из латыни через древнегреческое слово «магос», которое, в свою очередь, происходит от древнеперсидского названия одного из мидийских племен (современный Иран). Позднее это слово использовалось для наименования жрецов этого племени, которое, очевидно, ничем иным не отличалось, и распространилось на всех жрецов зороастрийской религии. Я надеялся, что корень «маг» можно проследить до какого-нибудь замысловатого определения в индо-арийском языке, но здесь поиски зашли в тупик. Если корень слова является названием племени, оно, вероятно, означает «народ» или «люди». Хотя это может привести к интересным метафизическим рассуждениям, но никак не помогает нам в лингвистическом отношении. Те, кто хочет больше узнать о зороастрийских магах, могут почитать Геродота, книга первая, глава 101.

Можно также привести интересное сравнение с магистром, мастером или учителем в древнем Риме или средневековом университете (от латинского «магнус». означавшего «великий» или «хозяин»). Позднее большинство чародеев, философов, мистиков и алхимиков также стали называться ма систрами. И наконец, на берегу Средиземного моря существовал город Магнезия, известный своими рудными залежами, откуда происходит слово «магнит». Если учесть, какую важную роль в нашей работе играет электромагнитное поле, невольно хочется задать несколько вопросов…

Посетив Персию, Индию, Малую Азию, Грецию и Рим, мы можем приступить собственно к магии. Крепче держитесь за свой рассудок: предстоят нешуточные объяснения. Если вы читали какую-либо литературу по этому предмету, то, наверное, заметили, что существует больше определений магии, чем мистиков, оккультистов, теологов и антропологов, вместе взятых. (Впрочем, если собрать их вместе, они вцепились бы друг другу в глотки за считанные секунды. Хм-м… Если подумать, это не такая уж плохая идея…)

Я хочу дать вам некоторое представление о спектре мнений в определении магии. Те, кто уже выполнил свою домашнюю работу, могут с легким сердцем пропустить следующие несколько страниц.

Существует метод, используемый многими авторами, когда (а) им нечего сказать; (б) они загнали себя в угол своими рассуждениями; (с) им платят за каждое слово рукописи. Он известен как метод предоставления доказательств, или «наполнение». Наполнение цитатами обычно производится, когда автор боится высказать собственное мнение или хо-. чет продемонстрировать свою образованность.

Итак, на тот случай, если какой-нибудь дотошный читатель обвинит меня в «наполнении» или низменных намерениях из-за частого использования цитат, лучше заранее изложить свои доводы. Во-первых, другие авторы часто выражаются остроумнее и/или яснее, чем это делаю я. Во-вторых, мне хочется показать, что во многих случаях я не одинок в своем мнении: некоторые общепризнанные авторитеты соглашаются со мной и таким образом придают моей работе часть своей «респектабельности». В-третьих, оккультные термины часто утрачивают свое первоначальное значение благодаря многократному повторению новых формулировок. В-четвертых, мне хочется показать, что представители самых разных школ мышления невольно соглашаются друг с другом, и сопоставление их цитат часто указывает на сходство взглядов. И наконец, я собираюсь изложить собственное мнение и дать сводное определение понятия «магия» в конце этой главы.

«Магия первоначально означала лишь знание более тонких областей философии; но, поскольку маги в равной степени обладали искусством астрологии, ворожбы и чародейства, сей термин сделался одиозным и использовался для обозначения запрещенной дьяволической науки, приобретаемой через союз с Сатаной и падшими душами».

«Энциклопедия Британника», 1768 г.

«Магия есть Высочайшее, наиболее Абсолютное и Божественное Знание Естественной Философии, превосходное в своих трудах и замечательных опытах благодаря правильному пониманию внутренних и оккультных свойств вещей, так что истинные Средства, применяемые к надлежащим Пациентам, производят странные и поразительные воздействия. Следовательно, маги есть глубокие и прилежные исследователи Природы; ученость позволяет им предвидеть события, которые простолюдинам кажутся чудесами».

Тощий о своде законов царя Соломона

«Магия есть искусство производить изменения в сознании посредством воли».

Уильям Батлер

«Магия есть всеобъемлющее знание о природе».

Фрэнсис Барретт

«Магия есть Искусство и Наука произведения перемен в согласии с Волей».

Алистер Кроули

«Однако, когда социолог приближается к изучению магии там, где она по-прежнему правит безраздельно, где даже сейчас ее можно обнаружить в полном развитии, то есть среди современных дикарей каменного века, то, к своему разочарованию, находит совершенно здравое, прозаическое и даже неуклюжее искусство, представляемое с чисто практическими целями, управляемое грубыми и неглубокими верованиями, выполняемое в упрощенной и монотонной манере. В определении магии, данном выше с целью отделить ее от религии, мы описывали ее как набор практических приемов, осуществляемых для достижения определенной цели. То же самое мы обнаруживаем, когда пытаемся отделить магию от знания и ремесел, с которыми она столь тесно слилась, что требуются значительные усилия для выделения характерных умственных состояний и ритуальной природы магических действий. Примитивная магия — каждый полевой антрополог знает ей цену — крайне рутинна и невыразительна, жестко ограничена в способах выражения, скудна убеждениями, лишена фундаментальных предпосылок. Запомнив один ритуал, выучив одно заклинание, затвердив принципы магических верований, вы узнаете не только все действия одного племени, но и, внеся незначительные изменения, сможете устроиться колдуном или знахарем в любой части света, чьи обитатели достаточно наивны и будут верить этому незамысловатому искусству».

Бронислав Малиновский «Магия, наука и религия»

«Магия — там, где она встречается в чистом виде, — предполагает, что одно природное событие с необходимостью неизменно следует за другим без вмешательства духовного или личного агента. Фундаментальное допущение магии тождественно, таким образом, воззрению современной науки в основе магии, как и науки, лежит твердая вера в порядок и единообразие природных явлений. У мага нет сомнения в том, что одни и те же причины всегда будут порождать одни и те же следствия, что свершение нужного обряда, сопровождаемое определенными заклинаниями, неизбежно приведет к желаемому результату, если только колдовство не будет сведено на нет более сильными чарами другого колдуна. Маг не упрашивает высшую силу, не ищет благорасположения переменчивого и своевольного сверхъестественного существа, не унижается перед грозным божеством Но власть его, сколь бы великой он ее ни считал, никоим образом не является властью произвольной и безграничной. Он располагает ею лишь постольку, поскольку строго следует правилам своего искусства или природным законам, как он их понимает Пренебрегать этими правилами, преступать эти законы (пусть даже в самом малом) — значит навлекать на себя неудачу и даже подвергать крайней опасности свою жизнь. Если маг и претендует на верховную власть над природой, то это власть конституционная, ограниченная в своих полномочиях и осуществляемая в точном соответствии с древним обычаем.

Так что аналогия между магическим и научным является обоснованной. В обоих случаях допускается, что последовательность событий совершенно определенная, повторяемая и подчиняется действию неизменных законов, проявление которых можно точно вычислить и предвидеть. Из хода природных процессов изгоняются изменчивость, непостоянство и случайность. Как магия, так и наука открывают перед тем, кто знает причины вещей и может прикоснуться к тайным пружинам, приводящим в действие огромный и сложный механизм природы, перспективы, кажущиеся безграничными. Отсюда и тот мощный стимул, который они дали накоплению знаний».

Дж. Д. Фрэзер «Золотая ветвь»

«Мы должны рассматривать магическое поведение как ответ на ситуацию, открываемый разуму через эмоциональные проявления, но имеющий интеллектуальную сущность. Лишь символическая функция позволяет нам понять интеллектуальное состояние человека, чья вселенная никогда не бывает в достаточной мере заряжена смыслом, и где разум всегда имеет больше доступных смыслов, чем объектов, с которыми их можно сопоставить. Разрываясь между двумя системами сопоставления, значимой и значащей, человек просит магическое мышление предоставить ему новую систему координат, в которой можно совместить на первый взгляд противоположные элементы. Но мы знаем, что такая система строится лишь за счет развития знаний, требующего от нас отдавать предпочтение лишь одной из двух предыдущих систем и совершенствовать ее до того момента, когда она поглотит другую».

Клод Леви-Страусс «Чародей и его магия»

Итак, что же мы имеем? Большинство авторов сходится в том, что магия есть вид упорядоченного знания; что маг, согласно своему мнению, действует

в соответствии с законами природы; что это знание является привилегией незначительного меньшинства. Звучит знакомо, не правда ли?

Малиновский, следуя примеру Фрэзера, вполне добросовестно пытается отделить религию от магии и магию от науки. Леви-Страусе в «Структурной антропологии» без труда разделывается с подобными попытками. Но доводы Малиновского неряшливы даже для тех, кто не имеет отношения к антропологии. Согласно Малиновскому, «религия» — это использование нефизических средств для достижения непрактических результатов; «наука» — использование физических средств для достижения практических результатов; «магия» — использование нефизических средств для достижения практических результатов. Ответьте мне, Бронислав: если католический священник служит мессу о дожде во время засухи, что это, магия или религия? А если чародей создает заклинание, обрекающее его врага на вечное проклятие, и таким образом, пользуется нефизическими средствами для достижения непрактических результатов — не имеем ли мы дело с религией? А как вы назовете человека, использующего физические средства для достижения непрактических результатов? Может быть, художником? Хотя разграничения могут, а иногда и должны, иметь место, доводы Малиновского так плохо сконструированы, что через них может пролететь даже гиппогриф.

Итак, мы имеем следующее. Магия — это искусство и наука обращения с особыми видами знания, распоряжение которыми приводит к результатам, поразительным для недостаточно информированных людей. Такое определение вполне приложимо к квантовой механике, астрофизике, кибернетике и другим, еще более «оккультным» наукам.

В чем же заключается различие между магией и наукой?

А вот в чем. Магия имеет дело со знаниями, которые по тем или иным причинам еще не полностью исследованы и не подтверждены другими науками и искусствами.

Если содержание магии и других разделов оккультизма еще не является полностью признанной наукой, то когда-нибудь это время наступит. Оккультистам не нужно бояться, что их царство бесследно исчезнет. Согласно закону Бесконечных Данных, у человека всегда будут новые факты для исследования. Магия и мистицизм составляют лишь малую часть оккультизма; даже когда они будут полностью изучены, останется еще масса работы. Лишь трусам и шарлатанам следует бояться «вторжения» науки в вотчину оккультизма.