Введение

Введение

Летом 1960 года, будучи студентом антропологии Калифорнийского университета, что в Лос-Анджелесе, я совершил несколько поездок на Юго-Запад, чтобы собрать сведения о лекарственных растениях, используемых индейцами тех мест. События, которые я описываю здесь, начались во время одной из этих поездок.

Ожидая автобуса в приграничном городке, я разговаривал со своим другом, который был моим гидом и помощником в исследованиях. Внезапно наклонившись, он прошептал, что седоволосый старик-индеец, который сидит у окна — большой знаток растений, особенно пейотля. Я попросил приятеля представить меня этому человеку.

Мой друг подошел к нему и поздоровался. Они о чем-то заговорили, потом приятель жестом подозвал меня и тотчас отошел, не позаботившись о том, чтобы нас познакомить. Старика, казалось, это ничуть не смутило. Я назвал свое имя. В ответ он сказал, что его зовут Хуан и что он к моим услугам, при этом он воспользовался испанской вежливой формой обращения. По моей инициативе мы обменялись рукопожатием и немного помолчали. Это молчание было естественным и ненапряженным, без малейшего следа натянутости.

Хотя его темное лицо и морщинистая шея указывали на возраст, меня поразило, что его тело было крепким и мускулистым. Я сказал, что интересуюсь лекарственными растениями. По правде сказать, я почти совсем ничего не знал о пейотле, однако я заявил, что знаю очень много и даже намекнул, что ему будет полезно поговорить со мной.

Пока я болтал в таком духе, он медленно кивнул и посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я отвел глаза, и дело закончилось тем, что мы сидели друг против друга в гробовом молчании. Наконец, после долгой, как мне показалось, паузы дон Хуан поднялся и выглянул в окно — подъехал его автобус. Он попрощался и покинул станцию.

Я был раздражен тем, что говорил ему чепуху и тем, что он видел меня насквозь. Когда мой приятель вернулся, он попытался утешить меня в моей неудаче. Он объяснил, что старик часто бывает молчалив и необщителен, и все-таки я долго не мог успокоиться.

Я постарался узнать, где живет дон Хуан, и потом несколько раз навестил его. При каждом визите я пытался спровоцировать его на обсуждение пейотля, но безуспешно. Мы стали, тем не менее, очень хорошими друзьями, и мои научные исследования были забыты, или, по крайней мере, перенаправлены в русло весьма далекое от первоначальных намерений.

Друг, который представил меня дону Хуану, рассказал позднее, что старик не был уроженцем Аризоны, где мы с ним встретились, — он был индейцем яки из штата Сонора в Мексике.

Сначала я видел в доне Хуане просто довольно интересного человека, который много знал о пейотле и превосходно говорил по-испански. Но люди, среди которых он жил, верили, что он владеет каким-то «секретным знанием», что он «брухо». Испанское слово «брухо» переводится как целитель, колдун и маг. Оно обозначает человека, владеющего необыкновенными и, чаще всего, злыми силами.

Я был знаком с доном Хуаном целый год, прежде у нас возникли доверительные отношения. Однажды он рассказал мне, что обладает особым знанием, которое перешло к нему от учителя, «бенефактора», как он его называл, руководившего его собственным обучением. (Benefactor (исп.) — благодетель, благоприятное обстоятельство. — Здесь и далее прим. В.О. Пелевина.) Дон Хуан, в свою очередь, взял в ученики меня, предупредив, что мне нужно принять твердое решение, ибо учение будет долгим и утомительным.

Рассказывая о своем учителе, дон Хуан использовал слово «диаблеро». Позднее я узнал, что сонорские индейцы используют его для обозначения злого человека, который практикует черную магию и способен превращаться в животных — птицу, собаку, койота или любое другое существо. Во время одной из поездок в Сонору, со мной произошел любопытный случай, хорошо иллюстрирующий отношение индейцев к диаблеро.

Как-то ночью я ехал в машине с двумя знакомыми индейцами и увидел на дороге крупное животное, похожее на собаку. Один из моих попутчиков сказал, что это не собака, а гигантский койот. Я притормозил и остановился на обочине, чтобы получше его разглядеть. Постояв несколько секунд в свете фар, животное бросилось в чаппараль и исчезло. (Чаппараль — заросли кустарникового дуба, типичные для плоскогорий Мексики и юга США)

Это был, без сомнения, койот, но в два раза крупнее обычного. Взволнованно переговариваясь, индейцы пришли к выводу, что это было необычное животное, и, скорее всего, это был диаблеро. Я решил воспользоваться случаем и расспросить местных индейцев об их вере в существование диаблеро. Встречаясь со многими людьми, я пересказывал случившееся и задавал вопросы. Следующие три разговора показывают их типичные реакции.

— Ты думаешь, это был койот, Чой? — спросил я молодого человека после того, как он выслушал историю.

— Кто знает? Собака, конечно. Для койота он слишком велик.

— А тебе не кажется, что это был диаблеро?

— Ну, это ерунда. Такого не бывает.

— Почему ты так думаешь?

— Люди выдумывают всякое. Бьюсь об заклад, что если бы ты поймал его, то убедился бы, что это собака. Вот я однажды собрался ехать в город, поднялся до рассвета и оседлал лошадь, а когда выезжал, увидел на дороге темную тень, похожую на большое животное. Моя лошадь шарахнулась и выбросила меня из седла. Я тоже перепугался, но оказалось, что это была просто женщина, шедшая в город.

— Ты хочешь сказать, Чой, что не веришь в существование диаблеро?

— Диаблеро? Что такое диаблеро? Скажи мне, что такое диаблеро?

— Я не знаю. Мануэль, который ехал со мной той ночью, сказал, что этот койот мог быть диаблеро. Может быть, ты мне расскажешь, что такое диаблеро?

— Говорят, что диаблеро — это брухо, который может принимать любую форму, какую он захочет принять. Только каждый ребенок знает, что это враки. Старики здесь набиты историями о диаблеро, но среди молодежи ты не услышишь ничего подобного.

— Что за животное это было, как ты думаешь, донья Лус? — спросил я женщину средних лет.

— Лишь бог знает наверняка. Но я думаю, что это был не койот. Есть вещи, которые только кажутся койотами, но не являются ими на самом деле. Да, а бежал твой койот, или он ел?

— Он стоял, но в первый момент мне показалось, что он что-то ел.

— А в пасти он что-нибудь держал?

— Может быть и держал. Но скажи мне, какая разница?

— Разница есть. Если он что-то держал в пасти, то это был не койот.

— Кто же тогда это был?

— Мужчина или женщина.

— Как вы называете таких людей, донья Лус?

Она не отвечала. Я настаивал еще некоторое время, но безрезультатно. Наконец, она сказала, что не знает. Я спросил, не называют ли таких людей диаблеро, и она сказала, что это одно из названий, даваемых им.

— А ты знаешь какого-нибудь диаблеро? — спросил я.

— Я знала одну женщину, — ответила она, — только ее убили. Это произошло, когда я была еще маленькой. Женщина, как говорили, превращалась в собаку, и как-то ночью собака забежала в дом белого человека, чтобы украсть сыр. Он застрелил ее из пистолета, и в тот самый момент, когда собака подохла в доме белого человека, женщина умерла в своей хижине. Ее родственники собрались вместе, пришли к белому человеку и потребовали выкуп. Ему пришлось выложить немало за ее убийство.

— Как они могли потребовать выкуп, если он убил всего лишь собаку?

— Они сказали, что белый знал, что это не собака, потому что с ним были другие люди, и все они видели, что собака встала на задние лапы и, как человек, потянулась к сыру, который лежал на подносе, подвешенном к крыше. Люди ждали вора, так как сыр исчезал каждую ночь. Когда тот человек убивал вора, он знал, что это не собака.

— Есть ли диаблеро теперь, донья Лус?

— Подобные вещи держат в тайне. Говорят, что больше диаблеро нет, но я сомневаюсь в этом, потому что кто-нибудь из семейства диаблеро обязан изучать то, что знает диаблеро. У диаблеро есть свои законы, и один из них состоит в том, что диаблеро должен обучить своим секретам кого-то из своего рода.

— Как ты думаешь Хенаро, что это было за животное? — спросил я одного глубокого старика.

— Какая-нибудь собака, сбежавшая с ранчо.

— А может быть диаблеро?

— Диаблеро? Ты с ума сошел! Нет никаких диаблеро.

— Подожди, их нет теперь, или их не было никогда?

— Одно время они были, да. Это всем известно. Каждый это знает. Но люди боялись их и поубивали их всех.

— Кто убил их?

— Кто-кто, люди, конечно. Последнего диаблеро, о котором я слышал, звали С. Он один убил десятки, а может и сотни людей своим колдовством. Люди не могли больше этого терпеть, они собрались вместе, захватили его среди ночи врасплох и сожгли живьем.

— Когда это было?

— В 1942 году.

— Ты видел это сам?

— Нет. Но люди до сих пор рассказывают об этом. Говорят, от него не осталось даже пепла, только большая лужа жира.

Дон Хуан определял своего бенефактора, как диаблеро, но он никогда не говорил о том, где учился и никогда не называл имени своего учителя. Фактически, дон Хуан рассказывал ничтожно мало о своей личной жизни. Он сообщил только, что родился на Юго-Западе в 1891 году, что провел почти всю свою жизнь в Мексике, что в 1900 году его семья была изгнана мексиканским правительством в Центральную Мексику вместе с тысячами других сонорских индейцев, и что он жил в Центральной и Южной Мексике до 1940 года. Таким образом, поскольку дон Хуан много путешествовал, его знания могут быть продуктом многих влияний. И, несмотря на то, что он считал себя индейцем из Соноры, я не уверен можно ли привязать его знания только к культуре сонорских индейцев. Здесь, однако, я не ставлю своей задачей точно определить культурное происхождение его знания.

Мое ученичество у дона Хуана началось в июне 1961 года. Я часто встречался с ним и до этого, но беседовал всегда, только как антрополог-наблюдатель. Во время своих первых разговоров я делал записи описательного характера. Позднее, по памяти, я восстанавливал весь разговор. Однако когда я стал его учеником, этот метод сделался весьма затруднительным, так как разговоры затрагивали много различных тем. Потом дон Хуан все-таки разрешил мне, после долгих уговоров, открыто записывать все. Мне также очень хотелось фотографировать и делать магнитофонные записи, но этого он не позволил.

Сначала мое ученичество проходило в Аризоне, а затем в Соноре, так как дон Хуан в период моего обучения переехал в Мексику. Методика, которую я использовал, состояла в том, чтобы видеться с ним по несколько дней, как можно чаще. Мои визиты стали более частыми и длительными в летние месяцы 1961-64 гг. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что такой метод тормозил мое продвижение, так как он не давал мне полностью подпасть под влияние учителя, в чем я очень нуждался для успешного обучения. Однако, для меня лично, этот метод был полезен тем, что давал определенную несвязанность, которая помогала не утратить критичности — что было бы невозможно, будь я учеником постоянно, без перерывов. В сентябре 1965 года я добровольно отказался от ученичества.

Спустя несколько месяцев после моего ухода мне пришла в голову идея систематизировать свои полевые заметки. Поскольку собранный материал был крайне обширен и заключал в себе много постороннего, я попытался для начала классифицировать его.

Я разобрал материал по темам и расположил их иерархически по субъективной важности, то есть в смысле того влияния, какое они оказывали на меня. И вот что у меня получилось: использование галлюциногенных растений; процедуры и формулы, используемые в магии; добывание и употребление предметов силы; использование лекарственных растений; песни и легенды.

Оглядываясь на тогдашние события, я понял, что мои попытки классифицировать их не дают ничего, кроме изобретения новых категорий, отсюда, любая попытка улучшить схему приведет к еще более сложному изобретательству. Это было не то, что я хотел.

После моего отказа от ученичества мне нужно было осознать то, что я пережил, а то, что я воспринимал, являлось связной системой верований. С самого начала моего обучения для меня стало очевидным, что учение дона Хуана имеет четкий внутренний строй. Как только он начал передавать его мне, он стал выстраивать свои объяснения в определенном порядке. Распознать этот порядок и понять его оказалось для меня труднейшей задачей. В связи с моей неспособностью понять, я и через четыре года ученичества все еще был начинающим. Было ясно, что знание дона Хуана и метод, которым он его передавал, были теми же, что и у его бенефактора, поэтому мои трудности в понимании его учения были аналогичны тем, с которыми столкнулся он сам. Дон Хуан указывал на это, вспоминая о собственной неспособности понять учителя в пору своего ученичества. Эти замечания привели меня к убеждению, что любой начинающий, индеец или неиндеец, получает знания невоспринимаемыми из-за непостижимости характеристик тех явлений, с которыми он сталкивается. Лично я, западный человек, нашел эти характеристики такими запутанными, что для меня было совершенно невозможно объяснить их в системе понятий моей собственной каждодневной жизни. И я был вынужден прийти к заключению, что любая попытка изложить этот полевой материал своими словами оказалась бы неудачной.

Таким образом, для меня стало очевидно, что знание дона Хуана следует рассматривать в том аспекте, в каком он сам его видит. Лишь в этом ракурсе оно может быть очевидным и убедительным. Пытаясь совместить свои собственные взгляды с таковыми дона Хуана, я понял, что когда бы он ни пытался объяснить мне свое знание, он использовал понятия, очевидные для него. Но поскольку эти понятия и концепции были чужды мне, попытки понять его учение так, как понимал его он сам, ставили меня в тупик. Поэтому моей первой задачей было определить именно его порядок изложения концепций. Работая в этом направлении, я заметил, что дон Хуан делает особое ударение на определенной части своего учения, которая заключается в использовании галлюциногенных растений. На основе этого своего заключения я пересмотрел собственную систему категорий. Дон Хуан использовал в отдельности и в различных обстоятельствах три галлюциногенных растения: кактус пейотль (Lophophora Williamsii), дурман (Datura inoxia, синоним D. meteloides) и грибы (вероятно, Psilocybe mexicana)

Задолго до своего контакта с европейцами американские индейцы знали о галлюциногенных свойствах этих растений. Из-за своих свойств эти растения широко применялись для получения удовольствия, для лечения и для достижения состояния экстаза. Особую часть своего учения дон Хуан отводил использованию их для получения силы, которую он называл олли, а так же для достижения мудрости или знания того, как правильно жить.

Дон Хуан понимал значение растений в их способности продуцировать состояния особого восприятия в человеческом существе. Он вводил меня в последовательное постижение этих состояний, чтобы раскрыть некоторые концепции и показать ценность своего знания. Я назвал их «состояниями необычной реальности», имея в виду такую реальность, которая противостоит нашей повседневной жизни. В контексте учения дона Хуана эти состояния рассматривались как реальные, хотя их реальность была иной.

Дон Хуан считал, что состояния необычной реальности были единственной формой прагматического учения и единственным способом достижения силы. Складывалось впечатление, что все прочие части его учения были второстепенны в сравнении с достижением силы. Эта точка зрения определяла отношение дона Хуана ко всему, не связанному прямо с состояниями необычной реальности.

В моих полевых заметках разбросаны замечания относительно того, что дон Хуан думал по этому поводу. Например, в одном из разговоров он заметил, что некоторые предметы имеют в себе определенное количество силы. Он сказал, что хотя сам он и не испытывает особого уважения к таким предметам, они используются колдунами (брухо) низшего порядка. Я часто спрашивал его о таких предметах, но он, казалось, был совершенно не заинтересован в обсуждении этого вопроса. Когда в другой раз речь зашла на эту тему, он нехотя согласился рассказать о них.

— Есть определенные предметы, которые наделены силой, — сказал он. — Есть масса таких предметов, они используются могущественными людьми с помощью дружественных духов. Эти предметы — инструменты, но не обычные инструменты, а инструменты смерти. И все же это только инструменты. У них нет силы учить. Правильно говоря, они относятся к категории предметов войны и предназначены для удара. Они созданы для того, чтобы убивать.

— Что это за предметы, дон Хуан?

— На самом деле это не предметы, скорее это разновидности силы.

— Как можно заполучить эти разновидности силы?

— Это зависит от типа предмета, который тебе нужен.

— А какие они бывают?

— Я уже говорил, что их много. Все, что угодно может быть предметом силы.

— Ну, а какие из них являются самыми сильными?

— Сила предмета зависит от его владельца, от того, каким человеком он является. Предметы силы, употребляемые низшими колдунами, почти что шутка; сильный же, могущественный брухо дает свою силу своим инструментам.

— Какие предметы силы наиболее обычны? Какие из них предпочитает большинство колдунов?

— Тут нет предпочтения. Все они предметы силы. Все — одно и то же.

— Есть ли у тебя какие-нибудь, дон Хуан? — Он не ответил, он просто смотрел на меня и смеялся. Долгое время он ничего не отвечал, и я подумал, что раздражаю его своими вопросами.

— Есть ограничения для этих типов силы, — продолжил он. — Но я не уверен, что это будет тебе понятно. Я потратил чуть ли не всю свою жизнь, чтобы понять: олли может открыть все секреты этих низших сил, показав, что все это детские игрушки. Одно время у меня были инструменты подобного рода, я был очень молод.

— Какие предметы силы у тебя были?

— Маис-пинто, кристаллы и перья.

— Что такое маис-пинто, дон Хуан?

— Это небольшой вырост зерна, который имеет в своей середине язычок красного цвета.

— Это один единственный вырост?

— Нет, брухо владеет 48-ю выростами.

— Для чего эти выросты, дон Хуан?

— Любой из них может убить человека, войдя в его тело.

— Как вырост попадает в тело человека?

— Это предмет силы, и его сила заключается, помимо всего прочего в том, что он входит в тело.

— Что он делает, когда войдет в тело?

— Он растворяется в теле, затем оседает в груди или кишечнике. Человек заболевает и, за исключением тех случаев, когда брухо, который его лечит, сильнее, чем тот, который околдовал, он умирает через три месяца после того, как вырост вошел в его тело.

— Есть ли какой-нибудь способ вылечить его?

— Единственный способ — это высосать вырост из тела, но очень мало кто из брухо осмелится сделать это. Брухо может добиться успеха и высосать вырост, но, если он недостаточно могуществен, чтобы исторгнуть его из себя, то этот вырост попадет в него самого и убьет.

— Но каким образом вырост проникает в чье-либо тело?

— Чтобы объяснить тебе это, я должен объяснить тебе колдовство на зерне, которое является одним из самых сильных, какие я знаю. Колдовство делается двумя выростами. Один из них помещают внутрь свежего бутона желтого цветка. Цветок затем помещают в такое место, где он войдет в контакт с жертвой: туда, где человек ходит каждый день, или в любое место, где он обычно бывает. Как только жертва наступит на вырост или коснется его как-либо — колдовство исполнено, вырост растворяется в теле.

— Что случается с выростом после того, как человек его коснется?

— Вся его сила уходит в человека, и вырост свободен. Это уже совсем другой вырост. Он может быть оставлен на месте колдовства или сметен прочь — не имеет значения. Лучше замести его под кусты, где его подберут птицы.

— Может ли птица съесть вырост раньше, чем его коснулся человек?

— Нет, таких глупых птиц нет, уверяю тебя. Птицы держатся от него подальше.

Затем дон Хуан описал очень сложную процедуру, посредством которой эти выросты могут быть получены.

— Ты должен понимать, что маис-пинто — это лишь инструмент, но не олли, — сказал он. — Когда ты сделаешь для себя это разделение, у тебя не будет здесь проблем. Но если ты рассматриваешь такие инструменты как совершенные, то ты дурак.

— Предметы силы так же сильны, как олли? — спросил я.

Дон Хуан укоризненно посмотрел на меня, прежде чем ответить. Казалось, что он старается быть очень терпеливым со мной.

— Кристаллы, маис-пинто и перья — просто игрушки по сравнению с олли. Эти предметы силы бывают нужны лишь тогда, когда человек не имеет олли. Пустая трата времени исследовать их, особенно для тебя. Ты должен стараться заполучить олли. Когда ты преуспеешь в этом, ты поймешь то, что я говорю тебе сейчас. Предметы силы — это все равно, что игрушки для детей.

— Не пойми меня неверно, дон Хуан, — запротестовал я. — Я хочу иметь олли, но я также хочу узнать все, что смогу. Ты сам говорил, что знание — это сила.

— Нет, — ответил он с чувством. — Сила покоится на том, какого рода знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?

В системе верований дона Хуана процесс достижения олли означал исключительно эксплуатацию состояний необычной реальности, которые он продуцировал во мне при помощи галлюциногенных растений. Он считал, что сосредотачивая внимание на этих состояниях и опуская прочие аспекты знания, которое он передавал мне, я подойду к связному пониманию того, что испытал.

Поэтому я разделил эту книгу на две части. В первой части я даю выборки из моих полевых заметок, относящиеся к состояниям необычной реальности, которые я испытывал во время своего ученичества. Поскольку я расположил свои записи так, чтобы возникала непрерывность повествования, они не всегда оказываются в правильном хронологическом порядке. Я никогда не описывал состояние необычной реальности раньше, чем через несколько дней после того, как испытал его; я ждал до тех пор, пока мог писать спокойно и объективно. Однако мои разговоры с доном Хуаном записывались по мере того, как они велись, сразу после каждого состояния необычной реальности. Поэтому, мои отчеты об этих разговорах иногда опережают описание самого опыта.

Мои полевые записки описывают субъективную версию того, что я ощущал во время опыта. И она излагается здесь точно так же, как я излагал ее дону Хуану, который требовал полного восстановления каждой детали и точного пересказа каждого опыта.

Во время записи этих опытов я добавил отдельные детали в попытке охватить состояния необычной реальности полностью. Мои полевые записки также освещают содержание верований дона Хуана.

Я сжал длинные страницы вопросов и ответов между доном Хуаном и мной для того, чтобы избежать повторений. Но, поскольку я хотел также передать общее настроение наших разговоров, я сокращал лишь те диалоги, которые ничего не добавили к моему пониманию его пути знания. Информация, которую дон Хуан давал мне о своем пути знания, всегда была спорадической, и на каждое высказывание с его стороны приходилось много часов моих вопросов. Тем не менее, было бесчисленное количество случаев, когда он свободно открывал его мне.

Во второй части этой книги я даю структурный анализ, выведенный исключительно из материала, изложенного в первой части. *

* Вторая часть в русском переводе опущена. По единодушному мнению американских антропологов, обещанный в ней структурный анализ не удался. Больше того, некоторые исследователи увидели в этом малосодержательном и «очень научном» анализе пародию на этнометодологические труды Харольда Гарфинкла, университетского руководителя К. Кастанеды. Сам Кастанеда не раз признавал, что вторая часть книги необязательна.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.