7. Живущие своей жизнью

7. Живущие своей жизнью

Как бы то ни было, оставляя в стороне случай, приведенный выше, можно констатировать, что существует, очевидно, какой-то набор приемов, применяя которые, человек может вызвать появление своего двойника. Причем те, кто применяет эту практику, могут принадлежать к разной системе вер, к народам, сколь угодно удаленным друг от друга. Эта общность магической практики восходит, насколько можно судить, и к некоей общности представлений, связанных с феноменом. Я имею в виду представление, по которому человек имеет не одну, а несколько душ.

У тюркоязычных племен Сибири одна из этих душ, «сюр», и есть призрак, двойник человека. Двойник этот может существовать отдельно от самого человека, вне его тела. Несколькими душами наделяли человека и древнекитайские философские школы. В существовании у человека, по крайней мере, двух душ уверены были и индейцы Америки. То же представление о двух душах бытовало и в Древнем Египте. При этом одна из них представляла собой как бы копию человека, его двойника. Это можно видеть на некоторых древнеегипетских изображениях – человек и рядом его двойник, точная его копия.

Читатель заметил уже, наверное, что, говоря о двойниках, перебирая различные случаи, я не могу отделаться от несколько навязчивой установки как-то систематизировать их, найти некий общий смысл и значение. Когда А. В. Мартынов рассказывал о своем двойнике, я думал, каким сознанием, каким осознанием своего «я» мог быть наделен его двойник, встречаясь, разговаривая с разными людьми? Понимал ли он, мог ли понимать свою «ненастоящность»?

Куда исчезает, куда уходит двойник, когда его нет для окружающих? Возвращается ли он в тело человека, своего «хозяина», да и хозяин ли ему человек? Остается ли такой двойник среди людей, просто перестав быть видимым ими? Прекращает бытие или удаляется куда-то еще, в иные, запредельные пласты реальности? Почему, как и полтергейст, двойник может иногда знать вещи, неизвестные другим, неизвестные даже самому человеку, от которого он «отошел»?

Очевидно, само осознание, само восприятие двойником мира должно отличаться от того ограниченного и замкнутого, в котором пребывает собственно человек. Да и можем ли мы вообще вообразить себе бытие подобного существа, когда оно становится автономным, независимым от человека?

На мысль о таком отдельном, независимом существовании наводит, в частности, довольно рискованный эксперимент, который провела как-то Александра Дэвид-Нил во время своего пребывания в Тибете.

В магической традиции Тибета существует практика создания как собственно двойников, о чем я говорил, так и неких сущностей, так называемых «тульпа». Подобно двойнику, «тульпа» имеет внешность человека, и его поведение неотличимо от поведения и поступков обычного человека.

«Считается, – писала А. Дэвид-Нил, – что практика эта чревата опасностью, если тот, кто прибегает к ней, не достиг высокого уровня духовного и интеллектуального озарения и не осознает в полной мере характер тех психических сил, которые используются при этом.

Как только „тульпа“ оказывается наделен жизненной силой в достаточной мере, чтобы играть роль реального существа, он начинает стремиться освободиться от контроля своего создателя. Это, говорят тибетские оккультисты, происходит почти механически, подобно тому, как ребенок покидает материнскую утробу, когда тело его развилось достаточно, чтобы стало возможным самостоятельное существование. Иногда такой фантом становится как бы мятежным сыном, и тогда, рассказывают, происходит беспощадная борьба между такими чародеями и их созданиями, которые причиняют вред, ранят и даже убивают тех, кто их создал.

Тибетские маги рассказывают также о случаях, когда „тульпа“, будучи послан с некой миссией, не возвращался обратно и начинал собственные странствования в качестве полубессознательной, опасной и исполненной зла куклы. То же самое, говорят, может случиться, когда создатель „тульпа“ умирает, не успев растворить его. Как правило, однако, фантом либо сам исчезает в момент смерти своего создателя, либо исчезает постепенно, как гибнет тело, лишенное пищи. В то же время другие „тульпа“ изначально бывают ориентированы на то, чтобы пережить своего создателя, и создаются специально с этой целью».

Отдавая дань своей «обычной недоверчивости», продолжает Дэвид-Нил, и желая проверить эти утверждения, она сама решила провести подобный эксперимент. «Тульпа», которого задумала создать она, должен был быть монахом, невысоким, толстым, веселого и безвредного нрава.

«Я закрылась в келье и принялась за соответствующие упражнения по мысленной концентрации и другие ритуальные действия. Через несколько месяцев призрачный монах появился. Его облик постепенно становился все более четким и жизненным. Он стал как бы гостем, живущим в моей комнате. Какое-то время спустя я прервала мое уединение, отправившись в путь вместе с моими слугами и палатками.

Монах присоединился к нам. Несмотря на то, что мы все время были на открытом воздухе, проезжая верхом целые мили, призрак не исчезал. Я могла видеть толстого монаха постоянно, и мне не приходилось думать о нем, чтобы он появился. Без моей команды фантом совершал различные действия, которые были бы естественны для человека, который путешествует. Например, он шел, останавливался время от времени, смотрел по сторонам.

Иллюзия была главным образом чисто визуальная, но несколько раз я почувствовала как бы легкое касание его платья, а однажды его рука коснулась моего плеча.

Черты, которыми я мысленно наделяла мое творение, когда создавала его, постепенно претерпевали изменения.

Полный и круглощекий, он стал вытягиваться, лицо его приняло лживые, насмешливые и злобные черты. Он стал более беспокойным и нахальным. Одним словом, он вышел из-под моего контроля.

Однажды пастух, принесший мне масло в подарок, застал „тульпа“ в моей палатке и принял его за ламу.

Мне бы оставить призрак в покое, пусть следует своему пути, но присутствие этого нежелательного компаньона начало действовать мне на нервы, превратилось в постоянный кошмар. Кроме того, я собиралась начать путешествие в Лхасу и ум мой должен был быть спокоен и свободен от забот. Я решила растворить фантом. Мне удалось это только после шести месяцев упорной борьбы.

Порождение моей мысли упорно цеплялось за жизнь».

Не составляет труда представить себе и другой исход эксперимента. Дэвид-Нил могла бы оставить призрак в покое, перестав обращать на него внимание. Очевидно, тогда «тульпа» продолжил бы свое уже независимое бытие, затерявшись среди людей, неотличимый от них. О том, что такой ход событий не исключен, Александра Дэвид-Нил сама писала со слов других тибетцев. При таком раскладе какие-то фантомные существа и чьи-то двойники могут, очевидно, пребывать в мире вне контроля и даже вне знания о них тех реальных людей, от которых они отделились. Двойник Мартынова, появившийся под Феодосией, как прекратил он свое существование? И прекратил ли? Такие спонтанно возникшие или намеренно создаваемые двойники, обретшие бытие и волю к жизни, меньше всего будут стремиться оказаться узнанными, вызвать недоумение и т. д. Можно предположить, что такой двойник постарается раствориться, затеряться среди людей, не догадывающихся, что их собеседник, сосед по купе, знакомый – не настоящий человек, а энергическая – назовем это как угодно – копия какого-то реального человека. Такие фантомы, двойники тем более неотличимы от обычных людей, что, согласно свидетельствам, бывают наделены и полной физической реальностью.

Таким порождением, наделенным самостоятельной жизнью, может быть фантом, имеющий облик не только человека. Колдуны народа коми издавна творили таким образом призрачных зверей, чтобы сбивать с толку чужих охотников, занимающихся промыслом в неположенном месте. При этом создание таких призрачных тварей иногда принимало у колдунов характер даже соперничества, поединка. В поединках шаманов тоже упоминаются такие фантомные, призрачные звери.

Так что приемы, бытующие в Тибете и о которых рассказывает Дэвид-Нил, не являются чем-то исключительным в магической практике.

Обязательно ли, однако, чтобы все такие порождения мысли оказывались средоточием зла, как можно понять это у Дэвид-Нил? Думаю, что нет. Ведь, кроме безблагодатных целей и средства создания их, должны быть и другие. И тогда такое творение будет присутствовать в мире с другим знаком и другой заданностью. Но и они, думаю, будут стараться обнаружить свое присутствие как можно меньше. Именно поэтому так единичны, так редки упоминания, которые можно было бы принять за подтверждение такого свободного бытия этих сущностей.

Тем не менее есть сообщения, которые могут быть поняты именно таким образом.

«Как-то А. С. Пушкин, – рассказывал современник, – беседовал с графом Ланским. Речь зашла о религии, и оба наперебой принялись подвергать ее едким и колким насмешкам. Вдруг в комнату, где они были, вошел молодой человек, которого Пушкин принял за знакомого Ланского, а тот – за знакомого Пушкина. Подсев к ним, он начал разговаривать и мгновенно обезоружил их доводами в пользу религии. Оба страстные спорщики, они не знали, что сказать, и, замолчав, как пристыженные дети, заметили ему, наконец, что, видно, они были не правы и теперь совершенно изменили свои мнения. Тогда он встал и, простившись с ними, вышел. Некоторое время поэт и граф молчали, когда же заговорили, то выяснилось, что ни тот, ни другой не знали гостя. Когда позвали многочисленную прислугу, бывшую в доме, все стали говорить, что в доме никто посторонний не появлялся и в их комнату – вообще никто не заходил. Тогда только оба они признались друг другу, что таинственный гость их при самом своем появлении внушил к себе какой-то страх, обезоруживший их возражения».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.