Великая печать истины игры, или Великий Узор Всесовершенства

Великая печать истины игры, или Великий Узор Всесовершенства

Это заснеженная вершина Алхимии Артистического Мастерства. Она проявляет свою грацию в мгновение, когда «нет центра и нет окружности»[419], когда пространство начинает вибрировать, аккумулируя игровой заряд в сто тысяч вольт; когда высшие бесстрашие, радость и любовь уже здесь, даруя узнавание реализации и законченности каждому мгновению; когда мир подобен голографическому изображению, каждый из кусочков которого вмещает и отражает целое, даруя узнавание целого всему, что соприкасается с ним; когда любые состояния Ума становятся украшениями Мастера; когда зритель, актер и роль естественно пребывают в единстве, и в это мгновение безграничный потенциал Театра Реальности раскрывается в полную силу своих Самоосвобождающихся способностей! Это и есть Великая Печать Истины Игры, заверяющая подлинность и законченность происходящего через проявление Золотого Сечения Образа.

Это состояние можно сравнить также с рисунком на воде: все своевременно и на своем месте… но нарисованное растворяется уже в момент своего возникновения, «как только возникло – уже свободно!»[420]

Великий Дзэами говорит об этом так: «Каким бы ни был цветок, он не может сохраниться неопавшим. Он дивен тем, что благодаря опаданию существует пора цветения. Знай, что так и в мастерстве: то всего прежде надо считать цветком, что никогда не застаивается. Не застаиваясь, но сменяясь в разнообразных стилях, (мастерство) порождает дивное»[421]. И это действительно возможно, потому что, совершая этот виртуозный танец, «мудрец опирается на то, что не улучшается и не находится где-либо»[422]. Так проявляется искусство Мастера Самоосвобождающейся Игры. Оно вне ожиданий, схватывания и страха… изначально отпущено, полно бесстрашия, радости и любви!

Итак: «Я – бездонная глубина, из которой возникают все миры. Вне всякой формы, всегда недвижный – таков я»[423]; «Я – Брахман… я обитаю во всех существах как чистое сознание, как основа всех явлений… Я – во всем…»[424] Это просто, «совсем как обычная жизнь, только ты всегда паришь в футе от земли»[425]. С невинностью и непосредственностью ребенка ты мыслишь так же, «как дождь, падающий с неба… как волны, носящиеся по морю… как звезды, освещающие ночное небо, как листья, которые распускаются под теплым весенним ветром. На самом деле это он сам и дождь, и море, и звезды, и лист»[426]. Здесь, подобно Порфирию, можно вообразить даже «Космического Мужа Света», макрокосмического человека, «чья голова – небо, тело – эфир, ноги – земля, а воды вокруг – океанские глубины»[427].

Так будь же сам вселенной и творцом!

Сознай себя божественным и вечным

И плавь миры по льялам душ и вер.

Будь дерзким зодчим вавилонских башен,

Ты – заклинатель сфинксов и химер.[428]

И под финал: «Это наслаждение, фантазия и поэзия раскованного и отпущенного на свободу Ума; он резвится и играет цепочками умозаключений, как цветочными гирляндами, и танцует, держась за них»[429]. «И когда-нибудь холодной и прозрачной ночью луна осветит притихшую в ожидании Землю, просто, чтобы напомнить всем оставшимся и отставшим, что все это игра. Лунный свет воспламенит сны в их спящих сердцах, и страстное желание пробудиться шевельнется в глубине этой беспокойной ночи, и вас снова потянет отвечать на эти жалобные молитвы, и вы окажетесь прямо здесь, прямо сейчас, недоумевая, что бы это значило на самом деле – пока вспышка понимания не пробежит по вашему лицу, и все будет кончено. Тогда вы возникнете, как сама луна, и будете напевать эти сны в своем собственном сердце; и вы возникнете, как сама Земля, и будете славить всех ее благословенных обитателей; и вы возникнете, как само Солнце, бесконечно сияющее и слишком очевидное, чтобы его увидеть; и в этом Одном Вкусе первичной чистоты, без начала и без конца, без входа и выхода, без рождения и смерти…»[430] мы возникнем как великая самоосвобождающаяся потенция, великая радость и великий ужас – быть всем! Мы возникнем как Великие Артисты, как Мастера Игры, являющиеся не чем иным, как самой Самоосвобождающейся стихией Игры!

Итак, «все твари – суть личины и маски Господа»[431]! Или из Ницше: «Резкий и мягкий, грубый и нежный, доверчивый и странный, грязный и чистый, соединение глупца и мудреца – я все это и хочу всем этим быть – и голубкой, и в то же время змеей и свиньей»[432]. Ведь согласно алхимикам, субстанция, «которая содержит в себе божественную тайну, находится везде… даже в самой отталкивающей грязи.

Аналогичным образом, для тантрических буддистов всякое событие и всякая ситуация, хорошая или плохая, может стать носителем духовного преобразования»[433]. Или чуть иначе: «Ты так красив, что вызываешь отвращение, так мудр, что выглядишь безумцем, так свободен, что существуешь в форме миллиардов рабов. <…> Ты – в пении птиц, в журчании ручья. Ты в аромате сказочных цветов, в сиянии звезд ночных. Ты в блеске глаз садиста-маньяка и в тусклом разуме злодея-негодяя. Ты – в боли, отчаянии и одиночестве. Ты – в вероломстве гнусного предательства и во всех адских оргиях. <…> Ты в телах навозных червей, слепней и мух, в глистах, сороконожках и тараканах. <…> Ты – великий убийца, не несущий на себе бремени вины и кармы за содеянное. Ты даешь жизнь неисчислимому множеству, и ты же убиваешь то, что рождаешь! Тебя постичь – значит себя постичь. Стать тобой – значит стать собой. Расслабься и пронзи осознанием все сущее, обрети драгоценность сердца реальности»[434].

И словами мастера дзен Ясутани: «Теперь смотри: облака, горы и цветы; звук пуканья и запах мочи; землетрясения, гром и огонь – это все Изначальная Самость. Чтение сутр и богослужение, бессовестное вранье, клевета и пустая болтовня, привлекательность и уродство – все это в целом суть высшее просветление. Все сущее – это твоя Изначальная Самость, в которой совершенно нет ничего недостающего. Не удивляйся»[435].

Одним словом: «Оправдано всякое зло, видом коего наслаждается некий бог»[436], – это и есть познать суть актерского мастерства, которое в развитии своем испытывает настойчивую дерзость пренебречь глазами смертных, стремится вырвать, выжечь или растоптать их. Как юродивый-шут-трикстер, Мастер не играет перед тварным взглядом, он играет перед Sensorium Dei – визуальным органом Бога, возвышая тем самым внешнюю тварность до внутренней божественности.

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я бог![437]

Не пытаясь никому навязывать этот крайне экстравагантный, балансирующий на грани сумасшествия взгляд, я тем не менее, выходя на сцену, знаю: все, что касается меня как персоны, не имеет отношения ко мне подлинному. И то, что доступно чьему-либо взору, – это болтающаяся на ниточках кукла. Нити уходят высоко вверх, там прячется то, что я называю творческой потенцией Театра Реальности, а мое подлинное лицо вибрирует в каждой частичке окружающего меня и смотрящего на меня и из меня визуального органа Бога. Итак, на сцене присутствует только тварная, видимая часть меня, но подлинный масштаб меня не знает и не может знать себя, свои невообразимые возможности, свою невообразимую мощь. Это неописуемое богатство Образа! «Настойчиво и неуклонно ищи непостижимое и бесконечное, и оно будет искать тебя. Не придавай ему имени и формы, и оно никогда тебя не свяжет. Узнай его как себя, и оно узнает тебя как себя в тебе».[438] «Попробуй тысячу раз – и увидишь, как это трудно; попробуй тысячу тысяч раз – и увидишь, как это легко; попробуй тысячу раз по тысяче тысяч раз – и поймешь, что ты больше не ты, делающий это, а оно, делающее это через тебя. Лишь тогда то, что ты делаешь, будет сделано хорошо».[439]

Так в очень сухом, поверхностном и крайне наивном изложении выглядит артистический идеализм, наполняющий нашу жизнь глубочайшим смыслом и позволяющий нам выйти за пределы самих себя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.