Акт 5. Ущерб

Акт 5. Ущерб

Кажется, будто миновали огромные промежутки времени; в действительности вечер еще далек от перехода в ночь. Уицраор Жругр вторгся в зону одного из соседей, умертвил его и, пожрав его сердце, отпочковал новое, как бы синтетическое детище.{30} Обликом напоминающее Дракона, но двигающееся полувзлетами, полупрыжками, оно осталось крепнуть и царить в новой зоне, а Жругр вернулся в Друккарг, удостоясь от игв небывалого триумфа. В эти минуты в великой Столице на поверхности земли Автомат представал народу в скрещении не серебряных уже, но огненно-алых прожекторов. Теперь высотная часть Цитадели опять скрыла его, но ошеломленное население не осмеливается отвести глаза от нее ни на минуту.

Неизвестный, тот самый, что не так давно еще был юношей, и Прозревающий спускаются с холма, на котором протекали когда-то их первые встречи.

Теперь с холма видно загородное пространство, все перегороженное в шахматном порядке колючей проволокой. Местами проволока пересекает уже и городские улицы.

Неизвестный

Все осквернено. Даже — этот холм.

    Кажется порой: газ

Выполз из щелей,

             выпорхнул из колб,

    И уже проник

             в нас.

Прозревающий

Ты замечаешь — чем больше крови

   Впитывает наш грунт,

Тем фонари и люстры багровей,

   А кругозор — как фронт?

Неизвестный

Страшно ступать… стыдно ступать

   Здесь по земле больной:

Кажется — кровь, жидкая плоть,

   Хлюпает под ногой.

Начинаются городские кварталы. Оба путника смешиваются с толпою.

Прожил на этой странной планете

   Я только тридцать лет;

Но сопоставлю:

              к мажорной ноте

   Склонен теперь весь люд;

Он уж не тот — возрастным составом:

   Редкость — старик, как Вы;

Плотные — в центре;

                   кто хил — к заставам,

Дети — ниже травы.

А путь их лежит именно через центр. Там, на плацу перед Цитаделью, при помощи аппаратуры дальновидения, дальнослышания и дальнообоняния Автомат производит обучение и проверку растущих кадров.

Обучаемые

О, родник благ,

            зло

      сдабривающий!

Человек-бог,

            мир

      вздыбливающий!

Вдохновляй нас,

            с ног

      сбившихся,

Скопом петь гимн

            снам

      сбывшимся…

Автомат

Два раза нуль — нуль.

Десять раз нуль — сто.

В этом — всех тайн руль…

Что? Там ворчат? Кто?

Обыватели

О, никто, свет

            всех

      верующих!

Не карай нас,

            вверх

      прыгающих…

Автомат, внезапно раздражаясь

Рохли! отбор! брак!

Кой мне от вас прок?

На фиг мне ваш прыг?

Ваших копыт брык!..

Вынянчил наш град

Новый людской род:

Те — не идут; прут!

В лоб! напролом! вброд!

На плац вступает шеренга человекоподобных существ с циферблатами вместо лиц.

Марш

Стальные лифики

Крепят нам грудь!

Крутые графики —

Наш путь и суть!

Пусть скрежет строфики

Не даст вздохнуть.

Шли к черту кейфики

И бодрым будь!

Автомат

Так себе. Можно четче!

Циферблаты

Сделаемся, наш отче!

Из-за угла выдвигаются шеренги с авиабомбами вместо голов.

Песенка

Нет пользы родине

В пустой красе.

Пускай уродиной

Мы станем все,

Зато под черепом —

Не мозг, но тол!

Залают черти ли

На твой престол —

Швырни нас ловкою

Рукой тогда

Лишь вниз головкою

На города!

Автомат

Нет! — Время, народ, не раннее,

Пора бы нам стать ураннее!

Шелестя и шурша, на плац выбегают новые шеренги кадров: у этих вместо голов аппараты психопросвечивания.

Шуршащая скороговорка

Снуем, прошмыгиваем

   Ко всем знакомым;

Слегка поругиваем

   Горком с райкомом;

Присев, втирушами,

   За пивом, чаем,

Чужие души

   Разоблачаем.

Автомат

Хорош. Без этих

Всем нам

        быть в нетях.

Шествие замыкается группой людей с водруженными на плечи вместо голов громкоговорителями.

Механический лай

Хоу, хоу…

          Гул голоса

    В мозг

    тыщ

          Вбей

          штамп.

Рев! Тми

          шум хаоса,

    Рост

    войск,

          счет

          бомб!

Ыу, ыу!

          Вождь высказан

    мысль:

    «Плач

          есть

          вздор!»

Вой труб!

          Скрой выстрелы,

    Вскрик

    дыр,

          всхлип

          нор?

Автомат

Ха-ха!

      Товарищи с юмором.

Блоха —

       а какие шум и гром!.

Прозревающий, проходя краем плаца

Вот они, множества,

            Жругром когда-то

    Засосанные

              и вброшенные

Во чрево кароссы, —

                   из Русского Сада

    Ростки, безвозвратно скошенные…

Чугунные дети, садам соседа

    Гибель нести послушные.

Неизвестный

Скажите одно: какова расплата

Тем, кто несчастных уродовал?

Прозревающий

Наш разум

         не приспосабливал лота

    К промерам мира загробного.

Сначала вглядись в крепостные устои

    Сквозь цоколь, сквозь пьедестал:

Видишь — там — потайную, пустую,

    Нишу черную…

                  как кристалл?

Неизвестный

Да… как будто там вьются стаи

С жгучим взором… почти без тел.

Действительно, в черном кристалле Цитадели обозначается как бы особая ниша, схожая с усыпальницей. Там совершается чье-то однообразное движение, чей-то медленный с интервалами ход по кругу. Будто ворожащие существа выполняют заклинательное действо вокруг спящего.

Монотонные голоса

— Вот, сторожим

               Твой сон…

— Верно храним

               Твой сан…

— Длит на земле

               Твой сын

Путь к всевладычеству.

— Плещет над ним

               Наш кров;

— Злобой миров

               Он прав, —

— Нами творим,

               Он — миф,

Бич человечества!

Голос неподвижно-лежащего — сквозь сон

Не раньте проклятыми чарами

    Хоть час… лишь миг…

Дайте хоть совладать с укорами,

    Что знал…

               ждал…

                      мог…

Ворожащие

— Сильнее тебя

              Твой ореол:

— Вырос над гробом

              Мистериал, —

Не разорвал

              Сам Азраил

      Пут —

        уз…

           вервия…

— Сын твой залит

              Светом твоим,

— Стяг твой шумит

              К дальним краям,

— Млатом твоим

              В горнах куем, —

      Мы:

        рать

           первая!

Иная мелодия, женственная и завораживающая, возникает из недоступных глубин: не то — колыбельная песня, не то — заупокойное волхвование.

      — Крепче усни,

      Бедный герой,

В долгом Преддверии смерти второй.

      Будь глубока,

      Дрема, века,

В толще подземного материка!

      Весь хрусталем

      Крыт саркофаг…

Складками ластится траурный флаг…

      Окружено

      Хладным огнем

Ложе страдания ночью и днем.

      Спи, мой герой:

      Я ворожу,

Я фимиамами сон окружу,

      Остановлю

      Дни и века

В лоне чугунного материка.

Неизвестный

      О, узнаю: это — она,

   Недостижима — и вечно темна:

Мне сквозь Народную Душу звучал

      Голос ее…

      Звезды ее

Мчались, гудя, по окрайнам вселенной

      В гулкую пустоту…

   Ради чего же сошла она в тленную,

      В душную крепость ту?

Прозревающий

То — не она, ослепленный обманом!

         В сумрачных песнях

         Хищных кудесниц

     Эхо ее отдается всегда,

Царство ж ее — за последним туманом,

         Глубже черного лада.

Неизвестный

Да, я предвидел… Неясным чутьем

     Горько расслаивал эти напевы.

         Космос и хаос,

         Если казалось,

Будто струит их в мечтанье моем

         Высь Приснодевы…

Прозревающий

Если миры Приснодевы заронят

В душу сиянье — двоя этот блик,

Тихо возникнет на призрачном троне

Женственный, вероломный двойник.

В этом — закон твоей узкой тропы,

         Скользкой тропы…

         Страшной тропы…

С моря поднимается ветер. Цепочки фонарей вдоль набережных и проспектов раскачиваются, мерная, как звезды в угольно-черных небесах. На перекрестке — замешательство, топот бегущей от набережной толпы обывателей.

Вскрики

— Черный корабль!

              — Вновь эта тень!

— Ящиком… гробом…

              без парусов…

— За город дунь!

              — Вновь этот недруг!

— В рытвины… в недра…

              — Крепче засов!

Большинство пешеходов продолжает двигаться, как бы ничего не слыша. Но обучавшиеся на плацу бросаются врассыпную.

— Бежим, пока в жертву

                тиран нас не выдал!

— Везде его жерла!

                 — Везде его идол!

Часть обучавшихся бросается на колени перед Цитаделью.

— Владыка! Мы зоркой страже

Доверили наши «я», —

Спаси, человеко-боже,

От слуг ино-бытия!

Наместник — с балкона десятого этажа

Очень жаль. Суров

Мировой закон,

И уж недалек

    Час,

Как преображен

Гением веков

Будет он для всех

    Нас.

Церковный политик

Строен, хоть угрюм

Контур пришлеца

С кружевом нагих

    Райн{31}:

Замкнутые в трюм

Выпьют до конца

Оцет{32} мировых

    Тайн.

Массовик-затейник, подхватывая

Разве не туризм —

Рейсик в океан:

Отдых… упокой

    Душ…

Всякому порой

Хочется в туман

В провинциализм,

    В глушь.

Растерянные возгласы

— Но… как же?.. Там вовсе

Не отдых… не дрема…

Эстрадник, фиглярничая сбоку

Народ испугавси.

Подумаешь, драма!

Крики отчаянья

— Но вы ж нам твердили,

Что это не больно…

— Что сладко в могиле

Уснем добровольно…

— Бубнил же ваш гений,

Что смерть нас не мучит…

— Что мрак без страданий

Он всем обеспечит!

Цитадель безмолвствует. Из кварталов на плац выскакивают люди-циферблаты и люди-авиабомбы.

Вопли

— Но я же был вам полезен!

— Но я ведь насквозь железен!

— Я вашим врагам был грозен!

— Гранит наук мной разгрызен!

Существа-громкоговорители и психопросвечиватели, мечась по плацу

— Не я ль бичевал всех прежних?!

— Не я ль ублажал всех важных?!

— Не я ль доносил на ближних?!

Отсеивал всех ненужных?!

Отчаянным рывком преследуемые сдергивают с лиц циферблаты, но лиц под ними уже не оказывается: только кровавый блин. Другие срывают с плеч авиабомбы, просвечиватели, рупоры, но заменить их нечем. Безглавые существа натыкаются на доколь Цитадели и друг на друга. За неимением ртов визги ярости вылетают прямо из сердца.

— Бессмертие наше

        купил он за ношу!..

— За право на рабство!!

        За радость холопства!!!

От набережной приближаются грузные шаги с большими интервалами.

Незримый оценщик — в сопровождении бесшумно бегущих свор

Духовно-выхолощенных,

Духовно-выкорчеванных,

     Плодов не давших,

Всуе метавшихся,

   Всуе трудившихся,

     Всуе кипевших.

Лепет обезглавившихся

— Не торопись чуточку!

— Дай хоть допить чарочку…

— Хоть доскрести мисочку…

— Дотанцевать плясочку!

А уличное движение продолжается как ни в чем не бывало. Очевидно, происходящего не видят даже некоторые из людей-циферблатов и авиабомб. Сомкнув поредевшие ряды, они продолжают маршировку.

Оценщик

Тавром помеченных,

   Грехом калеченных,

     Клеймом прожженных.

Духовным сифилисом

   Насквозь изъеденных

     И прокаженных.

Всхлипы

— Присесть бы на лавочку…

— Доцеловать бы девочку…

— Обнять бы землюшку…

— Махнуть бы солнышку!

Но солнца нет и в помине: ночь еще только приближается к перелому.

Голоса отобранных, уже восходящих на корабль, сразу изменившихся до неузнаваемости, глухо доносятся издалека

Куда нас помчит по чугунным валам

                           злой

                           шторм?

Где будем распутывать, где доплетем

                           сеть

                           карм?

Где будем искать мы, как свора рабов,

                           наш

                           корм?

Без крова, без духа, без тел, без гробов,

                           без урн?..

Нам в души, на корни слабеющих сил

                           уж льет

Нимб тускло-лиловых, подземных светил

                           свой яд…

Ветер с океана усиливается. В его порывах слышны Голоса

          Вой,

       вей,

    ветр

взвеивающийся!

          Плачь,

       плачь,

    дух

жалующийся!

          Рой

       хлябь

    волн

рушащихся,

          Мчи

       вдаль

    гроб

взбрасывающийся!!!

Еле слышное пение в глубине катакомб

Малых сих, не снесших бремени,

Поглощаемых могилой,

Всех, растленных князем времени,

     Господи, помилуй!

Малых сил, в огне истаивающих,

Всех, гонимых адской силой,

По морям кромешным плавающих,

     Господи, помилуй!

Голоса в ветре

          Наг

       сонм

    душ

выкорчеванных,

          Вниз,

       в мрак

    Дна

выброшенных…

          Слеп

       наш

    шаг

сдавливающий.

          Дик

       наш

    стон

вскрикивающий…

Неизвестный и Прозревающий, тихо пробираясь к городской окраине:

Неизвестный

Кажется мне, что я видел когда-то

      Родину черного корабля:

Траурных лун, не знавших заката,

      Свет

          на пурпуровые поля;

Медных морей глухое рыданье,

      Мертвых хребтов

                     мерную дрожь;

Геометрически-голые зданья,

      Точно высокоумный чертеж…

Прозревающий

Ты расслоить их

               не в состояньи,

Эту систему миров; но поймешь

Скоро, когда по лестнице знанья

С проводником небесным пойдешь.

Неизвестный

Друг мой, на Вас указывал даймон,

Вы же указываете на него…

       Оба вы-о необычайном,

       Стражи лучшего моего.

Прозревающий

Я веду тебя в нашу глубь:

Она замкнута и глуха.

Там отверженных приголубь

Лаской веры, теплом стиха;

Их суровая жизнь узка,

Несохранна от палачей;

Все испытано: гнев, тоска,

Горечь сумерек, гнет ночей.

Лишь единого не вкусил

Ни один в этой злой судьбе:

Стыд предательства правых сил,

Срам измен

          самому себе.

Неизвестный

А их жажда иных миров где?

Чем их воли объединены?

Прозревающий

Словом — ДА — обращенным к правде;

Словом — НЕТ — к палачам страны.

Есть неверующие; их мало.

Много жаждущих; верны все:

Не сдаются в кипящих смолах,

Молча молятся на колесе.

Много пламенных разноречий

Между ними, но нет вражды…

На Цитадели бьет девять.

Бесстрастный голос с вышины

Ход смен!

      Вторая Стража Ночи

   Берет бразды.

Ветер усиливается. Амплитуда раскачиваемых фонарей возрастает, полосы света и тени перепархивают с дома на дом.

Прозревающий

И, не покидая земли, ты

Увидишь скоро: улавливает

Наш дух, доверяясь снам,

Как братство и вождь Синклита

В Небесном Кремле уготавливают

Эпоху, сходящую к нам.

Выходят живые посланцы

Тех стран по эфирным отрогам —

Светильники будущих дней, —

Затеплены Господом-Солнцем,

Скользят по воздушным дорогам

Содружеством белых теней.

Пауза.

Неизвестный слушает с напряженным вниманием.

Прозревающий

Прозрачная синяя лампа

У каждого в легких ладонях,

Над нею трепещет звезда,

И с каждым уступом — все краше,

Отчетливей дивный огонь их

    Над срывами льда.

А здесь, по трущобам России,

В бараках, в бедных селеньях,

Роженицы стонут в бреду,

И пестуют люди простые

Героев и будущих гениев

    В детском саду.

Неизвестный

Но разве дух века не станет

Студить их внутренний жар,

Язвить их душевные ткани,

Растленьем губить их дар?

Прозревающий

Гений растлиться не может.

С Гагтунгром в бою? — Да, многим

Сужден был этот удел:

Он их губил на дороге, —

Но этих не уничтожит:

Поздно. Он не успел.

В тучах скрываются последние звезды. Зарево городских фонарей позволяет видеть, что тучи громоздятся целыми бастионами, слой над слоем.

Неизвестный

Мрак — один темнее другого.

Солнце в надире.

                Зенит тьмы.

Даже слово, простое слово,

Через силу лепечем мы.

Прозревающий, останавливаясь и закрыв лицо руками

Слышу — чую:

            в вышних пространствах

   Начат бой — уицраор стар —

   И легенда о постоянстве

Тьмы, объявшей весь мир, — лжет!

Покрывая завывания ветра, над столицей вздымается голос Автомата, и интонации тревоги впервые проступают в нем.

Маршалы, зорче!

               рубеж — сдавлен,

Мрак стал весомым.

                  Народ —

                         бди!

Урбург, Оттава, Стамбул, Дублин

Скрылись —

          и не разберу где.

Груз этих крайних минут

                       тяжек,

Но обеспечен триумф. Лишь

Четверть часа — и весь мир ляжет

Пред…

Плотно-черные горы туч внезапно распахиваются, на миг являя ярко-белый просвет. Нечто неуловимое, как нож гильотины, беззвучно обрушивается оттуда на высотную часть Цитадели. Ни грохота, ни взрыва… Только слабый вскрик, короткий звяк металла.

Секунда тишины, похожей на обморок.

Голос Автомата

Бумм всезакон в том

Бумм всезакон в том

Бумм всезакон в том

Бряк всезакон в том…

Наместник

Выключить ток… — мигом!

Пять пропусков — магам.

Паника в ареопаге

— Где ж он?.. — Пропал… сгинул!

— В скважину, вниз канул…

— Прочь, наутек дунул!..

— Нас пред грозой кинул!

Старший маг, влезая в футляр Автомата

Вы можете быть надежны:

Ведь смертные — все недужны,

Но верен и строг наш метод.

И даже в сплошной тьме тут

Наукам чужда ветреность…

Долгая пауза.

Здесь… следует сменить…

                     внутренность…

Главный телохранитель, грозя небу

Вздумал развязывать катастрофу?

Не запугаешь: наш рост — факт!

Припомним когда-нибудь и Саваофу

Этот террористический акт!{33}

Кое-где двери домов приоткрываются на узенькую щелку.

В щелках показываются Бледные носы:

— Что случилось? Опять — займ?..

— Может быть, пересчет клейм?..

— Регистрация людских уйм?..

— Дамбизация речных пойм?..

Отдельные смельчаки прошмыгивают от двери к двери:

— Неимоверный, друзья, слух:

Будто гений совсем плох.

— Э, поклеп… растянул пах…

— Да, но слег! Это ж факт: слег!

— Ваши слухи, как рой блох:

Провоцировать нас всех,

Чтоб умножить число плах…

— Что?.. Когда?..

                 Сам собой?

                           Слег?

Голоса в ареопаге

— Кто ж теперь? — Старший. —

— Ох! Станет крах горше…

— Вздор! Сочиним вирши,

Вздыбим до туч марши…

Но не марши, а крик ярости и боли — крик раненого уицраора вздымается из глубины. Его подхватывают рыдающие голоса; в Друккарге выстраиваются кругом, заламывая руки, химеры с унылыми лицами; игвы с воплями испуга и гнева мечутся по своему городу, похожему на нагромождение багровых ромбов и коричневых кубов. И в верхней великой столице кажется, будто гудки всех заводов, свистки всех пароходов, сирены всех машин сливаются в единой траурной ноте, выстраиваясь по всему горизонту, как трубы невероятного органа. В черном кристалле у саркофага совершается нечто, схожее со сменой стражи. Слышится беспорядочное отступление, скачкообразные взлеты и падения тех, кто ворожил над ложем спящего.

Голос сброшенного с поверхности земли

— Что это? Где я?

Молчание.

Вновь явившийся в предельном ужасе

— Где я? И кто вы?

Блюстительницы Кармы

Первая

Мы — стражи вот этого только отрезка,

И ты успокоишься, гнев усмирив;

Вторая

Утешься, кромешник: здесь жестко и узко,

Но кратким приютом тебе этот кров.

Третья

Начальный этап постепенного спуска

Уступами нисходящих миров.

Вновь явившийся

Как смеете вы светоносцу народов…

Блюстительницы

Вершим мы как надо, сосуд твой дробя.

Он

Но знаете ль, кто я?

Блюстительницы

Первая

               Захватчик монады,

Антихристом стать осудивший себя.

Вторая

Быть может, вернешься потом, как антихрист,

Достроишь до самого неба свой трон.

Третья

А ныне всю магму пронижешь крест-накрест

И мощь соберешь для последних времен.

Первая — к старшему в саркофаге

Встань, мученик гроба! Настало иное,

На смену явился твой избранный сын.

Пробужденный

Не сын… Исполинов таких я не знаю…

Надвинут на лик ему черный кессон…

Блюстительницы

Твоя антицерковь цела еще в мире,

Готовится третий облечься в твой сан…

Пробужденный

На искус готов я, на крестный, суровый,

Но чем искупить, что тогда погубил?..

Блюстительницы

Твое искупленье — плиту под державой

Поддерживать — всей полнотой твоих сил.

Пробужденный

Под этой державой? О, только не это.

На это ни воли, ни силы не дам!

Блюстительницы

Но права на выбор у пленника нету.

Ступай, скорбящий Адам!

Медленные, грузные шаги, как бы удаляющиеся. Навстречу им взмывают, бессильно поникая всякий раз, будто порывы ветра, похожие на вздохи великанов.

Прозревающий

Видишь туманных гигантов? На выи

    Давит им титанический свод,

Но каждый из них человеком в России

    Был в свой черед.

Неизвестный

Странно-знакомы тяжкие маски:

    Силюсь припомнить — и не могу…

Будто я видел их в древней сказке

    Там, на родном берегу…

Стонущие голоса кариатид

     — Стань

     в наш

     ряд,

ряд неискупленный,

     Груз

     глыб

     взять

мощью накопленной.

     — Нет,

     друг,

     груз

не уменьшается!..

     — Нет,

     круг

     лишь

преобразуется…

Пробужденный, теперь — туманный колосс в ряду кариатид

Есть ли другая, горчайшая пытка,

Чем, отвергая, поддерживать зло?

Блюстительницы

Есть. Нескончаем пергамент их свитка,

Бездонно засасывающее жерло.

Пробужденный

Я зло созидал, но я мыслил о благе,

А ныне лишь пытку сменяю другой…

Блюстительницы

Первая

И вспомнишь, быть может, года в саркофаге

Как сон, передышку, покой.

Вторая — к вновь прибывшему

Укладываем под чугунные дуги

Тебя, человечества бич и изгой;

Третья

Напрасно яришься: бесстрастные слуги

Закона мы лишь, а не власти благой.

Новый обитатель саркофага

На помощь! Скорее!.. Где мощь моя, где же?!

Нет, я не разрушен… я вырвусь, приду…

Блюстительницы

Как дрогнуло, как опускается ложе,

Ты разве не чувствуешь в этом бреду?

Обитатель саркофага

Проклятье… Я — бог ваш! Я — мудрый, великий!

Таких не бывало…

                  Куда ж Я, куда?

Все ниже, темнее… Ни искры, ни блика…

Кто смеет карать меня здесь, без суда?!

Голос достигает поверхности земли. Опустевший футляр Автомата позвякивает бессильной дрожью резонанса.

Шепоты в ареопаге

— Вот гортань! Даже здесь слышно.

— Хоть бы смолк: тут и так тошно.

— А при нем было, ох! — душно…

— Нужен новый взамен. Спешно!

Вопль снизу

На помощь! Откройте мой храм. Пусть народы

Текут и лобзают мой облик!.. Я жив,

Взовьюсь на поверхность… я в роды и роды!

Найду себе тело, владельца пожрав!

Блюстительницы кармы

Твой храм опечатан. Все гимны — лишь свите.

Проклясть твою память готова страна…

Вопль

Предатели! четвертовать их! Спасите…

Блюстительницы

Забудь неудачу: пройдут времена —

И встанешь, как черное солнце, в зените.

Вопль

Я встану теперь!.. Но… совсем уже глухо…

Там, вниз, только магмы… Нет, прочь! Не мешать!

Хочу — не в другую, а в эту эпоху!

Наверх — и внедриться в живущую плоть…

Бормотание в ареопаге

— Однако упорство! Такого морозу

Нагнало: озноб — и в спине и в боку.

— Подобных гигантов не вырастишь сразу.

— Ну, это вопрос. Я семь лет начеку.

Старший маг тревожно

Но… ведь у вас даже судорога глаза

Не соответствует кнопкам Z — Q!

Этот вот штепсель останется втуне…

Этому щупальцу быть холостым…

Страшно! А что, если вдруг на трибуне

Завтра сорветесь на самом простом?

Бормотание

— Ну, так скорее обследовать недра!

     — Шу… Шу-шу-шу…

Старший маг, несколько забываясь

Нет: до зари выступать ex cathedra [14]

     Не разрешу.

Раздраженный шепот

— Чушь говорите. — Подъемником, лифтом!

— Все вместе — к рубильникам! штифтам!

— Посмотрим, как мудрствовал шеф-то…

— И цел ли еще телеграф там.

Шарк торопливых шагов в дюралевом футляре.

— Как пусто без трупа-то…

— Непрочны все трапы-то…

— Вздор! Только без топота!

— И — лишнего трепета.

Старший маг, указуя

Великолепно вместилище!

Вот здесь — поглощалище!

Вон там — усвоялище,

А тут говорилище.

Претендент{34} на руководящую роль, начиная распоряжаться

NN — к реле утешальни.

ZZ — на стул бормотальни.

Вон тот — за дуду обещальни.

А я — за пульт управильни.

Неуверенные голоса

— А как же — глазами-вращалище?

— А как же… усом-шевелилище?

— А… а руку-за-борт-положилище?

— А… благостно-усмехалище?..

Претендент, усаживаясь за пульт, — в раздумье

Дотянусь ли к щупальцам?

К наставленья-капальцам?

К афоризмо-сыпальцам?

К грозно-пятко-топальцам?

Наместник с балкона Цитадели, во всеуслышанье

Граждане! Угас

Гений. Никогда

Не было таких

    Драм…

Всеобщий выдох воздуха

— У — ох!

— Сду — ох?!

Наместник, притворяясь, будто ничего не замечает

…Никогда

Не было таких

    Драм.

Мир, как сирота,

Жмется в этот час,

Трогательно-тих,

    К нам.

Усиливающийся говор

— Это, братцы, свыше:

Свечку ставьте.

    — А я-то как услышала,

    Выскочила в кофте…

— Думали — бессмертный,

И конца не будет…

    — В атмосфере спертой

    И мудрец забредит!

Наместник, возвышая голос

Мир, я говорю,

Жмется в этот час,

Трогательно-тих,

    К нам.

Ясно! Ибо тут

Правил исполин,

Тут его святой

    Одр…

Отчетливо слышные разговоры

— Значит, лег, проклятый,

В бушлат деревянный…

            — Убег от расплаты!

            Затих, как невинный!

— Что ж его скрючило?

Вот-те и владыка…

            — Что бы это значило —

            Вот в чем закавыка!

Наместник с терпеливым упорством

…Оттого, что тут

Правил исполин,

Тут его святой

    Одр.

Тут ни распрь, ни смут,

Стан борцов — един,

И, как никогда,

    Бодр.

Грохот чьего-то падения в футляре Автомата.

Злобные взвизги внутри

— Ага! Оборвался! Грохнулся!

— Как миленький гардарахнулся!

— Разоблачен! Все видно!

— Хамелеон! Ехидна!

Новый претендент

Конец прохвосту. Спокойней-ка:

На нем — все вины покойника.{35}

Крики в народе

— А, вот кто высасывал кровушку!

— Кто нам урезывал хлебушку!

— Кто измождил нам утробушку!

— Кто доканал мою бабушку!..

Подголоски

— Невернейший из неверных!

— Коварнейший из коварных!

— Как врал-то в речах бравурных!

— Как жрал из запасов сырных!

Претендент

Нажал-то я кнопку впору,

С изнанки подкравшись к сыру!

Поддал ему трошки пару!

Пусть не наглеет с жиру.

Подголоски

Из нас вы один были докой.

Мы молим вас стать владыкой!

Претендент

Для вас я готов взять бремя.

Загвоздка — в пристойном гриме.

Претендент укрепляется за пультом.

Войну придется отсрочить.

Чур — прошлого не порочить,

Лишь эту скотину хаять;

Оружье беречь и драить.

Вопль снизу

Мерзавцы! Они упустили минуту!

Взъярившийся Запад растет по часам!..

Спасите… веревку! я вверх по канату

Взовьюсь до Друккарга…

Блюстительницы

                 Таким чудесам

Преграды Закона вовек нерушимы.

Вопль

Нет, я поднимусь! Грохочите в сполох!

Пусть игвы поднимут на крыльях мышиных

И ангелы мрака — на алых крылах!..

Возня в ареопаге

— Старик-то играет на нервах!..

— Беснуется в адских прорвах!..

— Для нас верней без урона

Копить запасы урана…

— Да: лучше — сменить пластинки…

— Откроем чуть-чуть застенки…

— Признаем две-три ошибки…

— Дадим погорельцам шубки…

Наместник с балкона

Меж учеников

Блещет как алмаз

Тот, кто вам сберег

    Сыр.

Ни один из вас

Так не обожал

Лучшего из слов:

    «Мир»!

С теми, кто сердит,

Он поговорит,

Вчувствовавшись в роль

    Всех:

Западу — кивок,

А для азиат —

Резвая гастроль,

    Смех.

Толпа веселеет

— Вот так уж давно пора бы!..

— Пойдут ананасы, крабы!

— Заморские вина, рыбы!

— Ох, жулики высшей пробы!

Циферблаты, Бомбы, Громкоговорители

— А мы-то всегда готовы!

— Свято блюдем основы!

— И как никогда едины!

— На полюс хотя б! На льдины!

Фанфары.

Энтузиасты

— Ах, сердце заходится…

— Ох, дух занимается…

— Бел-свет заливается!

Слышно, как внутри футляра несколько человек, пыхтя, подвигают к ротовому отверстию тяжелую установку. Голос Претендента, теперь — Правителя — звучит бодро, иногда покрываясь досадными тарахтениями: видимо, аппарат еще не вполне налажен.

Правитель

На сегодня закон в том,

Чтоб не кушать, как зверь, ртом,

Но научный экстракт — суп

Гибкой трубкой вводить в пуп.

Суп в мозгах утолит зуд,

Тем — кто худ — округлит зад,

Он украсит любой пол,

Разовьет трудовой пыл.

Рукоплескания.

Не война (дзинь-дзень-звяк) — нет:

Это рано. Вопрос снят.

Лишь враги (этот рой гнид)

Вновь к атомной беде гнут.

Но у нас есть на них кнут:

Твердо-сдержанный тон нот,

Силу ж нот четверит темп

Водородных — у нас — бомб.

Будет срок — пошумим всласть,

Но теперь мы сосем гроздь,

Холим мышцы, крепим кость,

Упражняем в грызне пасть.

Улыбки членов ареопага, смех подголосков, хохот агитаторов.

Правитель, раскручивая свою пружину до конца

По цехам, у ворот хат,

Сеть читален пустив в ход,

Увеличим напор помп,

Нарастим в пику всем темп.

Создадим миллион ферм!

Восемьсот тысяч тонн сперм!

Обеспечим стране корм,

Увеличим ее

           шарм.

Отверстие Цитадели захлопывается.

Агитаторы, ударяя ладонями в такт

— Вот-то будет ладненько!

               — сытенько!

                   — гладенько!

— Разве мало полото?

               — колото?

                   — молото?

— Сколько будет сала-то!

               — мыла-то!

                   — кала-то!

— Унавозим пастбища…

               — косьбища…

                   — гульбища…

— Укрепимся ребрами!

               — бедрами!

                   — ядрами!

На фасадах вспыхивают разноцветные огни.

Прозревающий и Неизвестный со свечами в руках начинают спускаться по спиральной лестнице в катакомбы.

Прозревающий

А крик-то не молкнет! Какая

Воистину страшная сила!

Расплата у нижнего края —

И та — его не скосила!

Вопль снизу

Откройте же храм, негодяи! На площадь —

Мой мраморный бюст в сорок пять этажей!

Как странно: я делаюсь больше, но площе.

О, лишь бы распухнуть… Дрожжей мне, дрожжей!

Блюстительницы

Первая

Такого еще никогда не бывало:

Цепляется даже за самый огонь!

Вторая

Смотрите: сама преисподняя взвыла

«Не тронь моего знаменосца, не тронь!»

Третья

Уж ангелы мрака спешат из провала!

Туннели Шим-бига дрожат от погонь!

Вопль

Ага! Спуск замедлен!

                Пещера ли, склеп ли?

Когда-то сквозь этот базальтовый грунт

Я рылся… и капали красные капли

На темя, как ровные сгустки секунд…

Блюстительницы

Молчи, изувер! твои дикие вопли

Достигли Друккарга! Бессмысленный бунт

Великого Игвы и Жругра направлен

На стражу Возмездья, на нас, на закон!..

Вопль, усиливаясь

Гагтунгр, помогай же! Сигнал мой уловлен,

На выручку мне посылай легион!

Голоса ангелов мрака

— Крылья рубиновые

Шумят кругом.

— Мечи глубинные

Грозят врагам.

— Летим, разбрызгивая

Болота душ:

— Пусть вьются, взвизгивая,

С подземных луж!

Голоса химер

          Пусть

       к нам

    мчат,

взлаивая,

         Свист,

       писк

    вверх

взмеивая!

         Ветр!

       Всю

    толщь

выморожь:

         Он —

       здесь,

    наш

выкормыш!

Порыв ветра. Свечи в руках Прозревающего и Неизвестного гаснут.

Тьма.

Прозревающий

Понял теперь, кто укрыт

Был в исполинской броне?

Неизвестный

Вот кого холил народ,

Рабскую верность храня!

Шелест тревожных голосов проносится в Вышних слоях, отдаваясь, как эхо, в Средних.

Голоса

   — Сбросил кессон!

            — Вернул себе сан!

— Вырвался,

           вырвался,

                    вырвался,

                             вырвался…

   — Но он не сам: он кем-то несом…

— Вырвался!

           Вырвался!

                    Вырвался!

                             Вырвался…

Не молния, но размытые, бурно-летящие пятна света мутно выхватывают куски Нижних слоев. Некто или Нечто, бесформенное и огромное, уже едва напоминающее человеческое обличье, с пустыми глазницами, подхватывается ангелами мрака. Несомое точно по воздуху, оно приближается к стенам подземного города игв.

Голос вырвавшегося

Жругр! Напрягись!

                 Чтоб демиург

Рухнул в Уппум!

               Настежь, Друккарг!

Я — у ворот…

              Рушьте порог…{36}

Рвись ко мне рать

                 игв и раругг!

Прозревающий

Он воцариться алчет в Друккарге,

Хочет воскреснуть там навсегда…

Слышишь — раругги воют в восторге!

Игвы ревут громовое «да»!

Неизвестный

Что, воцарясь, он сотворил бы?

Прозревающий

Он покорил бы Юг и Восток,

Из колдовской

             гагтунгровой колбы

Невероятную силу б извлек,

Хищную мудрость геенны обрел бы,

Дьявольский план изучив назубок.

Неизвестный

А наверху, в человечестве?

Прозревающий

               Стал бы,

Вочеловечась, владыкой —

                        как бог.

Полный ярости Голос вырвавшегося

Жругр! Не лукавь! С демиургом нет торга!

Ты мне ответишь за все головой!

Голос Жругра

Знаю! Борюсь! Но ток демиурга

Парализует мне центр волевой.

Голоса раруггов

Круча Небесной России извергла

Целую рать просветленных на бой.

Возглас Великого Игвы

Вижу, как грады других демиургов

Сонмы Синклита сзывают трубой.

Голоса ангелов мрака

Инфрабагровое пламя померкло!

Даймоны, ангелы стали стеной!

Подобие конского скача возникает вдали. Как будто крылатое, только похожее на коня, существо свергается с горных высот, перелетает пропасти, заставляет гудеть под копытами глыбы Нижних слоев.

Прозревающий

Радость! Радость! Император-инок{37}!

Песню-славу, друг мой, возгласи!

Сквозь миры он мчит на поединок

С антиподами Святой Руси!

Тьма слабеет. В полумраке проносится молниеносное видение Белого всадника.

Вскрик вырвавшегося

Ты?!

    Подожди…

              Не я ли за благо

Нашей страны

            стоял и стою…

Белый всадник

Сгинь, порожденье Противобога!

В пропасти сыщешь

                 правду свою.

Голос вырвавшегося, внезапно слабея

Прочь… Ты не ранил… Это — минута

Слабости воли… Нет, я вернусь…

Мнишь меня бросить прямо на Дно ты:

Лжешь! Ты бессилен сломать мою ось!..

О, поддержите… Все — как из ваты…

Этот проклятый все видит насквозь!!!

Блюстительницы кармы

Больше не вырвешься. Бледным канатом

Дух тебе вяжем

              прямо и вкось.

Скрежет

Воображаете, это — победа?

Будто страдалища сломят меня?

Только — отсрочка гагтунгрова чуда!

Только — оттяжка славного дня!

Блюстительницы

Нас не касаются замыслы ада,

Замыслы неба, замысел твой.

Мы — равнодействующая. Награда

За совершенное в жизни земной.

Стон

Падаю… Падаю… Глуше, все глуше.

Знаю уже эту пропасть… Спаси,

Хоть Иисус, вызволяющий души!..

Нет, я не то говорю… В небеси

Можешь царить еще век…

                       Я нарушил

Гордость на миг лишь. В Небесной Руси

Равных мне нет! Я окрепну в геенне,

Я увеличусь, как Шаданакар!

Станут нулем во всеобщей осанне

Мне одному

          острия ваших кар!

С инфраатомной энергии пола

Я вековые запоры сорву,

Чтоб человечество взвыло, запело

В оргии мне, как всемирному льву!

Голоса Блюстительниц

Будешь низвергнут из Шаданакара

В непредставимые духу круги.

Стон

Может быть, но не скоро… не скоро…

Вот они, магмы!

Гагтунгр, помоги!

Голос перестает достигать земной поверхности.