ГЛАВА VI Народные поверья о домовых

ГЛАВА VI

Народные поверья о домовых

К явлениям и действиям нечистой силы народные поверья относят также и явления и действия домовых, которые будто находятся в домах, конюшнях, дворах, в горных пещерах и рудокопнях. Простой русский народ называет их хозяевами. «Хозяину, говорят, напр., не любо» и т. п. Домовые обыкновенно никому не делали никакого вреда, никакого насилия, если только их не дразнили и не оскорбляли. В противном случае они страшно мстили за оскорбление. Впрочем, иногда домовые беспокоили целые дома без всякой причины. В чем выражались действия домовых, и как они являлись, мы увидим из рассказов, которые оставлены нам в наследство древними и средневековыми писателями. Веру или, лучше, поверье в домовых мы встречаем уже в религиозных верованиях Шаманов, по мнению которых домовых из класса Чиктуров или злых духов очень много. Замечательнейший из них Бук, который, поселившись в юрте, не дает покоя жильцам ни днем, ни ночью. Шаманы, впрочем, умели изгонять его. Беспокоили, по мнению Шаманов, юрты и Онгоны, которых также изгоняли Шаманы[193]. По мнению Римлян и Греков, демоны беспокоили по временам известные места, здания и дома. Чтобы избавиться от них, как беспокойных посетителей, им приносили жертвы. Вера в домовых была и в Египте. Кассиан, часто посещавший Египет, говоря о различных видах демонов, упоминает о таких, которых называли фаунами или сатирами, а также полевыми или лесными богами; духи эти не имели в виду мучить людей или вредить им, а ограничивались только тем одним, что обманывали их, устраивали на их счет шутки, и забавлялись их простотой[194].

У Плиния младшего[195] жил один вольноотпущенный Марк, человек, знакомый с науками. Однажды, рассказывает Плиний, Марк увидел во сне, что у него на постели сидит какой-то человек и стрижет его волосы на голове; проснувшись, он увидел, что он на самом деле обрит и что его волосы разбросаны на полу. Спустя несколько времени случилось то же самое с мальчиком, который спал вместе с другими. Этот мальчик увидел также во сне, что через окно вошли в комнату два человека, одетые в белое, остригли его волосы и опять удалились тем же путем.

Проснувшись, он увидел, что его волосы действительно острижены и разбросаны на полу. Плиний думает, что проделка в обоих случаях принадлежит домовым. Но почему же домовым, а не людям? Если только Плиний передает правду, то никак нельзя согласиться, что это были домовые, а не шалуны какие-нибудь.

Верили еще, что кроме шалостей невинных, домовые убивали иногда людей, шумели и т. п. Некоторые, напротив, привязывались к людям и служили им.

Отец Вальдинг передает такое событие из одной ненапечатанной легенды: в доме одной женщины Луппы в течение целых тринадцати лет жил домовой дух, который был для нее вместо комнатной прислуги, и который развил в ней много тайных пороков и заставил ее бесчеловечно обращаться с подчиненными.

У Агриппы домовой жил и прислуживал ему в виде собаки. Павел Иовий рассказывает, что эта собака, когда узнала, что хозяин ее умер, сама бросилась в реку Рону и утонула.

Ле Лойэр говорит, что в то время, как он изучал законоведение в г. Тулузе, жил он вблизи одного дома, где домовой по целым ночам выливал воду из колодца. Иногда казалось, что как будто он тащил по лестнице что-нибудь тяжелое; в комнаты входил он очень редко и тихо[196].

Рассказывают, что у Плотина[197], известного неоплатонического философа, жил домашний дух, который являлся к нему всегда, как только он его звал, и который будто был высшей природы, чем обыкновенные духи-покровители, он принадлежал к богам. Плотин постоянно говорит об этом своем духе-покровителе. Этот-то дух побудил его написать сочинение о присутствующем при каждом человеке демоне. — Здесь он старается объяснить различие людей по гениям. Тритенгейм[198] рассказывает: в Саксонии, в епископстве Гилдесгейм, долгое время видели духа, которого по-немецки называли Haidekina, т. е. считали его чем-то вроде домового. Он являлся то в том, то в другом виде; а иногда, оставаясь невидимым, производил разные явления, которые доказывали его присутствие и силу. Иногда он давал важные советы знатным лицам; часто он показывался на епископской кухне, помогал повару и делал разные вещи. Когда один из младших поваров, который с ним был в коротких отношениях, несколько раз оскорбил его, он пожаловался кухмейстеру, но кухмейстер не обратил на это никакого внимания, и дух отмстил за себя жестоким образом. Однажды, когда оскорбивший его повар спал в кухне, он задушил его, изрезал его в куски и изжарил. Потом он простер еще далее свою ожесточенность против поваров и других служителей епископа. Принуждены были наконец, посредством заклинаний, заставить его оставить страну.

К домовым, как уже сказал я, полагаю, нужно причислить тех духов, которые являются в рудокопнях и в горных пещерах. Они являются здесь в одежде рудокопов, бегают туда и сюда, хлопочут, как будто работают, отыскивают руду, складывают ее в кучи, делают вид, как будто ворочают колесо подземной машины, и вообще, по-видимому, до изнеможения трудятся для того, чтобы помочь работникам, а на самом деле совсем ничего не делают.

Эти духи безвредны, если только не дразнят их, не смеются над ними, в противном случае они делаются злы и бросают чем попало в тех, кто их дразнит. Однажды один рудокоп изругал одного из этих духов и высказал желание, чтобы он был повешен, и рассерженный дух свернул ему шею, так что глаза у него очутились сзади; несчастный не умер от этого, но в таком положении и остался на всю жизнь.

Георг Агриколя, написавший ученый трактат о рудниках, металлах и способе добывания их из недр земли, рассказывает о разных родах духов, являющихся в рудокопнях. Рассказывает, что одни из них слишком малы, похожи на карликов и пигмеев; другие выглядят сгорбленными стариками и одеты, как рудокопы, с кожаными передниками; они делали или притворялись делающими то, что делали другие, они были очень веселы и не делали никому никакого оскорбления. На других рудокопнях, напротив, являлись страшные духи, которые оскорбляли работников, иногда даже убивали их и принуждали таким образом оставлять самые богатые и прибыльные рудники. Так напр. в Аннаберге, в одной рудокопне, называемой Розенкроне, дух в образе дикой лошади умертвил двенадцать рудокопов и принудил уничтожить эту рудокопню, несмотря на то, что она была очень выгодна. В другой рудокопне, по имени St. Gregori, однажды явился дух, одетый в черный кивер с хвостом, схватил одного рудокопа, высоко поднял его и потом бросил на землю, сильно искалечивши его таким образом.

Олай Магнус[199]; рассказывает, будто в Швеции и в других северных странах в старину существовали домашние духи, которые в виде мужчин и женщин служили людям. Он рассказывает также о нимфах, которые жили в пещерах и лесных трущобах и которые будто предсказывали будущее, к одним людям благоволили, против других враждовали; что будто они являлись тем, кто обращался к ним за советом, и говорили с ними. Он же рассказывает, будто иногда путешественники и пастухи видели ночью различных привидений, которые до того обжигали те места, на которых являлись, что на них потом уже не было никакой зелени.

Олай же Магнус[200] рассказывает, что будто в горных рудниках и преимущественно в серебряных, которые особенно много давали прибыли, часто видели демонов, которые, принимая различные виды, то разбивали камни, то вздергивали ведра, то вертели машинные колеса и пр.; иногда они подымали громкий хохот и делали тысячи разных глупостей. Цель их была самая злая, — часто по их старанию рудокопы погибали под разрушенными сводами пещер или подвергались самым большим опасностям, причем демоны изрыгали ругательства и хулы на Бога. Многие, говорит он, из самых богатых рудников оставлялись именно из страха к этим зловредным духам.

Несмотря на все приведенные свидетельства, я очень сомневаюсь, чтобы в горных ущельях и рудниках действительно жили и являлись духи. Я расспрашивал насчет этого предмета рудокопов, людей, потрудившихся в своем деле, с которыми мне часто приходилось встречаться на Вогезских горах, и все они уверили меня, что все рассказы относительно этих духов вымышлены, что если иногда кому и представлялось в рудниках что-нибудь вроде демонов или других каких чудовищ, так это было не более как оптический обман, происходивший от слишком восприимчивого и раздражительного воображения. Но даже и о случаях такого обмана они говорили, как о весьма редких и необыкновенных случаях.

Один путешественник, путешествовавший в северных странах, которого путевые записки напечатаны в 1708 г. в Амстердаме, рассказывает, что будто исландцы все волшебники, что будто у них существуют домашние духи, которых они называют бабищами (trolles), что эти духи служат им как рабы, предуведомляют их о будущих несчастиях и болезнях, побуждают их отправляться на рыбную ловлю, когда предвидят, что она будет удачна, и что если отправляются на рыбную ловлю, не получив предварительно совета на это от этих духов, то обыкновенно возвращаются ни с чем, что у этого народа весьма много рассказов подобного рода.

Граф Деспильер, в молодых летах, будучи начальником кирасиров, расположился на зимовку во Фландрии. Здесь однажды приходит к нему один из его солдат и говорит, что к нему в квартиру каждую ночь является дух и не дает ему спать, и просит поэтому дать ему другую квартиру. Граф расхохотался и прогнал солдата. Через несколько дней солдат опять является с тою же просьбою. В этот раз граф хотел наказать солдата палками, от которых он избавился только тем, что поспешил уйти. Наконец пришел солдат в третий раз и поклялся, что он принужден будет к побегу, если не переменят ему квартиры. Деспильер ругнул солдата и сказал ему: «Сегодня я сам ночую с тобой и посмотрю, в чем дело». В 10-ть часов вечера ротмистр отправился в квартиру солдата, положил на стол заряженные пистолеты и лег с солдатом спать на одной постели. Около полуночи графу послышалось, что кто-то вошел в комнату; в этот же момент опрокидывается их постель, и ротмистр с солдатом очутились под матрасом и соломенным мешком. Большого труда стоило графу высвободиться из-под тяжести и отыскать шпагу и пистолеты.

Изумленный и пристыженный граф возвратился домой и на следующий же день солдату дана была другая квартира, где он спал спокойно. Деспильер всякому встречному рассказывал эту историю. Человек он был храбрый, который не знал, что такое трусить и убегать; он умер фельдмаршалом Императора Карла VI и правителем крепости Зегедин. Недавно мне сын его подтвердил действительность рассказанного происшествия, и сказал, что он слышал его от самого отца. Передавший мне это происшествие замечает: «Со мною никогда не случалось ничего подобного, хотя я бывал во многих местах, в которых, по рассказам, бывали явления домовых и хотя я сам старался убедиться в их действительности собственным опытом. Я однажды был в обществе четырех тысяч лиц, которые все говорили, что видели духов; я один был во всем собрании, который ничего подобного не видел». Господин, писавший мне обо всем этом, — человек очень почтенный, один офицер; писал он ко мне в 1745 году.

В 1746 г., 25 августа я получил письмо от одной очень почтенной личности, именно от священника в Италии, в Графстве Дахсбургском, в Нижнем Эльзасе. Домовой, о котором писал он мне, имел ту особенность, что он никогда не являлся ночью, а всегда только днем. Сначала выбивались в окнах стекла и потом сквозь пробитые дыры, с большим искусством, бросались камни, — камни всегда прямо попадали в цель. Когда священник окрещивал дом, окна оставались целы. Но все-таки продолжали совершаться разные приключения с домашними священника, впрочем, без особенного вреда для них. В особенности служанка была предметом шуток домового. Однажды, когда она рвала зелень в саду, домовой начал рвать все рассадные растения и сбрасывал их в одну кучу. Потом нашли ее топор зарытым фута на два в земле, затем в другом месте нашли ее ленту и две монетки, которые до того хранились у нее в сундуке. Как она ни бранилась, как ни угрожала, чудовище не прекращало своих шуток. Уносилась кухонная посуда иногда на двор, иногда на кладбище. Однажды домовой наполнил котел травой, сором и древесными листьями и повесил его над огнем, а когда служанка разбила в сковороду два яйца для священника и потом отвернулась за солью, он в ее же присутствии весьма быстро разбил еще два яйца. Иногда он рассыпал по земле камни, зерна и листья в виде кружков и потом, в виду всех, в один момент разбрасывал все это. Когда священник, выведенный наконец из терпения этими шутками, призвал к себе сельского старосту и объяснил ему, что ему нужно переменить квартиру, приходят домашние священника и извещают, что домовой опять повырывал зелень в саду и схоронил в яме деньги, которые священник оставил в своей комнате неспрятанными. Отправились, и действительно все так и нашли. Но когда возвратились в дом, деньги очутились уже в кухне и были расположены попарно. В это время прибыли в Италию два человека — чиновники графа Лейнингенского и, услышав обо всей этой истории, пришли к священнику и посоветовали ему зарядить два пистолета и выстрелить в то место, где обнаружится присутствие духа. Совет был исполнен. Дух вбросил в карман одному из чиновников две серебряные монеты и с этих пор больше не показывался в доме.

Мне не раз рассказывали, что одному монаху Бернардинского ордена прислуживал домовой дух, — когда монах отлучался куда-нибудь, домовой приводил в порядок все находящееся в комнате и сберегал все в надлежащем виде. К нему наконец так привыкли, что по известным признакам безошибочно узнавали, когда он приходил. Рассказывают также, что одного монаха извещал не только обо всем том, что происходило в монастыре, но и о том, что совершалось вне монастыря. Однажды дух троекратно давал ему знать, что такие-то монахи подняли между собой ссору и уже готовы вступить в драку, монах поспешил отправиться к ним и насилу отклонил их от позорного дела.

Подобное нечто было и с одним из воспитанников Парижской Семинарии. Мне несколько раз рассказывали такое происшествие: в Париже с одним молодым воспитанником Семинарии постоянно жил дух, который исполнял для него служительские обязанности, разговаривал с ним, держал в порядке его комнату и платье. Однажды начальник Семинарии, проходя мимо комнаты этого воспитанника, услышал, что воспитанник с кем-то разговаривает; начальник входит к нему и спрашивает, с кем он разговаривает; воспитанник отвечал, что у него никого нет и у него действительно никого не было. Но так как начальник заметил, что он сам слышал разговор, воспитанник вынужден был сознаться, в чем дело, и рассказал ему, что с ним уже несколько лет живет домовой дух, который служит для него вместо прислуги, и что этот дух предсказывал ему, что он будет занимать важные доходные места по духовному ведомству. Начальник потребовал, чтобы воспитанник представил какие-нибудь доказательства своих слов; семинарист приказал духу принести стул для начальника, и приказание тотчас было исполнено. Дело было доведено до сведения архиепископа; архиепископ счел нужным не разглашать дело. А воспитанник был исключен. Бодин рассказывает[201] об одном человеке, которого он знал лично и который был еще жив в то время, когда он писал о нем, — это было в 1580 г., — рассказывает, что с этим человеком с 57-го года его жизни жил также постоянно домовой дух, давал ему добрые советы, внушал ему искоренять в себе пороки, какие в нем были, помогал ему в разрешении трудностей, какие встречал он при чтении Св. Писания и вообще помогал ему добрыми советами в разных обстоятельствах жизни. В три или четыре часа утром дух обыкновенно стучал в дверь его комнаты для того, чтобы таким образом разбудить его. Если он хотел делать что-нибудь доброе, полезное, дух шептал ему на правое ухо; если же предпринимал он что-нибудь недоброе, опасное, — дух шептал ему на левое ухо; так что с ним не случалось ничего такого, о чем бы он заблаговременно не был предуведомлен своим духом. Иногда он слышал голос духа. А однажды, когда он находился в одной крайней опасности (сам не зная этого), дух явился к нему в виде дитяти необыкновенной красоты и таким образом спас его от несчастия.

Вильгельм, епископ Парижский, говорит[202], что он знал одного шутника, у которого жил дух тоже шутливого характера, — дух шутил с ним, мешал ему напр. спать, т. е. когда тот ложился в постель, он бросал что-нибудь в стену, стащит с кровати или одеяло или его самого.

Я слышал от одного очень серьезного человека такое происшествие, случившееся с ним самим однажды в жаркий день, когда он был в поле: «Вдруг с меня стащило что-то плащ и сапоги и сорвало шляпу, я проснулся и услышал громкий хохот и голос одной уже умершей, хорошо известной мне особы, которая, казалось, радовалась сделанной со мною шутке».

Все приведенные нами рассказы о домовых переданы нами, с немногими прибавлениями и сокращениями, так, как изложены они у Кальмета. Некоторые из этих рассказов отвергнуты самим автором, другие оставлены автором без всякой критической оценки их. На некоторые из этих рассказов мы сделаем краткие замечания, не считая нужным делать замечаний обширных потому, что самые рассказы не заслуживают этого.

У вольноотпущенного Марка и одного мальчика острижены волосы какими-то неизвестными людьми, которых они видели во сне. Плиний, расположенный к суеверию, думает, что волосы домовой остриг. Но из того, что оставшиеся без волос видели во сне каких-то людей, вовсе не следует, что это были домовые; скорее предположить, что это проделка недовольных на Марка или шалунов, а не домовых, созданных Плинием, который принимал на веру подобные рассказы без критической оценки. О. Вальдинг заимствовал из какой-то непечатанной рукописи и передал Кальмету рассказ о преступных связях Луппы с демоном, который научил ее бесчеловечно обращаться с слугами. Но мы уже в предыдущей главе объяснили, что нежное сообщение людей с злыми духами вещь немыслимая. Да разве человек не мог быть в преступных связях с Луппой, и разве не мог советовать ей бесчеловечно бить слуг? Представленные О. Вальдингом основания слишком недостаточны для того, будто у Луппы жил домовой в качестве прислуги. Также нелепо и предположение Иовия, будто у Агриппы жил домовой в виде собаки, которая бросилась в реку, когда узнала, что Агриппа умер. Разве обыкновенная собака не может броситься в воду и погибнуть? Из рассказа графа Деспильера скорее, чем домовому, нужно приписать хозяину проделки над солдатом и испуг графа, который, испугавшись, насилу отыскал пистолет. — По тому самому, что не домовой, а хозяин мог быть недоволен тем, что к нему на квартиру назначили солдата. Рассказы о домовом — Саксонском поваре, слуге семинариста и Бернардинского монаха, о домовом Бодина и Лапландских домовых, а также проделки домового, описанные в письме к Калмету почтенным священником из Италии, — чистейший вздор, придуманный самими авторами. Часто самые обыкновенные явления были признаваемы за действия домовых и передаваемы были другим в преувеличенном виде с дополнениями, чтобы рассказ был принят за несомненно достоверный. Каждый передавал рассказ с новыми прикрасами так, что в новых редакциях терялась и самая тень рассказа истинного факта. Домовой Бодина замечателен по своему уму и добродетели, чего нельзя предполагать в домовом. Непонятно, почему Гильдесгеймский епископ, Бернардинский монах и особенно почтенный Итальянский священник не предали проклятию домовых посредством заклинательных молитв, которыми они изгоняли нечистых духов из людей, как они хвалятся, и которыми наполнены их ритуалы. Ле Лойэр передает столько нелепостей о чудесах колдунов и ведьм, что они подрывают доверие и к другим его рассказам. Некоторые рассказы переданы устно Калмету, который принимал их на веру, из уважения к тем авторитетам, которыми переданы эти рассказы. Как не поверить почтенному священнику из Италии, или рассказу о домовом — слуге семинариста, когда здесь участвовал авторитет ректора и архиепископа, и когда об этом часто и так многие рассказывали. К числу недостатков Калмета в этом отношении относится и то, что рассказы о домовых он считает истинными, тогда как в следующей главе рассказы о привидениях, очень сходные по содержанию с рассказами о домовых, совершенно отвергает. Рассказы о домовых, являвшихся в рудокопнях, Калмет сам считает ложными.

Более подробное объяснение и опровержение представлено нами в следующих главах о явлениях духов и душ и в заключении.