Глава 12. Кирилл Михайлов

Глава 12. Кирилл Михайлов

Блажен, кто вырваться на свет

Надеется из лжи окружной.

В том, что известно, пользы нет,

Одно неведомое нужно

И.В. Гете «Фауст»

Вот еще один текст, комментарии к которому я приведу ниже:

Влад: У меня, честно говоря, от того, что ты мне рассказывал и показывал вчера вечером, до сих пор «едет крыша». Я прошу тебя просто с самого начала рассказать то, что с тобой происходило за эти годы, уже для записи.

Кирилл: Ну что ж, давай. Как ты знаешь, родился я в семье учителей. Мои родители были заядлыми туристами, — у педагогов отпуск два месяца, — поэтому каждое лето, сколько я себя помню, мы путешествовали по всей стране. Это был и Крым, и Кавказ и глухие озера на севере Карелии, и Урал, и много чего еще. Так что страсть к путешествиям была воспитана во мне с малых лет.

Следующий эпизод, который стоит упомянуть, связан с моими спортивными увлечениями. Я любил играть в настольный теннис и лет в тринадцать пришел заниматься в секцию при Доме пионеров. У нас был замечательный тренер Сергей Васильевич Гордеев, — в начале девяностых, как я потом узнал, он уехал в Америку. Так вот, занимались мы — я и еще несколько ребят из моей школы настольным теннисом и как-то раз, возникла между нами драка, — ну обыкновенная мальчишеская драка. И, хотя мы здорово завелись, Сергей Васильевич разнял нас одним словом. Потом отвел к себе в тренерскую и сказал: «Чего же вы ребята деретесь-то как-то нелепо. Давайте я научу вас настоящим приемам. Только начнем с общефизических тренировок, да и внимание потренируем тоже». Это был великолепный крючок, на который мы вчетвером попались. А Сергей Васильевич учил нас не только и не столько драться… Два раза в неделю, после игры в теннис, когда вся группа расходилась по домам, мы оставались и начиналась тренировка… Много чего было. Хотя я повидал многое, я до так и не встречал такого вида единоборств. Скорее всего это и не был какой-то конкретный вид единоборств, потому что мы делали какие-то упражнения и из йоги и из цигун, а то, что мы делали в спаррингах, больше всего напоминало айкидо.

В: Где сам Сергей Васильевич учился всему этому?

К: Возможно, что он был самоучкой, ну, да дело не в этом, — дело в том, что мы — ребята загорелись этим делом. Я жил от тренировки до тренировки. Да еще атмосфера таинственности — это ведь еще семидесятые годы, — сам представляешь, как мы — мальчишки все это воспринимали. Сергей Васильевич потихоньку стал рассказывать нам о каратэ, о йоге, о буддизме… И вот, помню, когда мне было уже лет пятнадцать, он дал мне перепечатку книги Мориса Никола «Учителя Гурджиева». В моей жизни случился переворот, после того, как я ее прочитал. Я понял, что мне нужно обязательно попасть в Среднюю Азию. И я стал просить родителей, чтобы очередное лето мы провели там. Но, как назло, у родителей случились какие-то неприятности и два следующих лета мы так никуда и не ездили. А потом я закончил школу и нужно было готовиться в институт. По стопам предков я пошел в Педагогический…

Мечта моя осуществилась, когда после первого курса мы с двумя институтскими друзьями Вадимом Каневским и Володей Андреевым отправились таки в Среднюю Азию. Ребят я тоже заразил идеями Гурджиева, так что ехали мы, будучи уверены, что на каком-нибудь базаре повстречаем настоящего суфийского шейха. Как ни странно, но почти так все и получилось. Замечательные были времена — шел восемьдесят четвертый год. Билеты и на самолет и на поезд стоили, по сравнению с теперешними ценами копейки, так что мы без труда долетели до Бухары, из которой решили двигаться уже на поезде в Ашхабад, проводя на каждой более-менее крупной станции несколько дней в поисках «чудесной встречи». И чудесная встреча случилась, только совсем не в такой романтической обстановке, как рисовалось. Побродив по базарам Бухары и Чарджоу, мы решили ехать ближе к Ашхабаду и вылезли по пути на маленькой станции Теджент. Такой захолустный городок. И тут мы с друзьями решили разойтись, побродить по отдельности по окрестностям и встретиться уже в поезде, который проходил через несколько часов. На поезд я не попал…

Вообще русских в этом городке почти не было. Где-то в переулке ко мне подошли три молодых туркмена, явно с недобрыми намерениями. Завязалась драка, — в результате я оказался уже без денег и вещей, которые умыкнули парни, в местном отделении милиции. Причем, тут же оказались еще и свидетели, что я был зачинщиком драки. В общем, мне предстояло просидеть в отделении, как минимум дня три до выяснения обстоятельств. Но, в тот момент, когда, ломая русский язык, милиционер пытался меня допрашивать, в кабинет постучали и вошел человек средних лет. Когда я позже пытался выяснить у него, — его звали Шамиль, — почему он оказался тогда в отделении милиции, он неохотно объяснил, что у него было кое-какое дело к участковому. Так вот, увидев тогда меня и, видимо, поняв ситуацию, он тоном, не допускающим возражений, сказал участковому: «Отпусти парня» и потом еще что-то на туркменском языке. Тут у меня произошло дежа-вю, а в голове забегали мысли «Вот оно!» Участковый, только что разгоряченно грозивший мне бог знает чем, сразу сник, вызвал дежурного и велел выпроводить меня.

В: А что твои друзья? Они не стали тебя разыскивать?

К: Нет, как потом выяснилось, они уехали на том поезде, в котором мы и договорились встретиться и начали искать меня уже через несколько дней, после того, как приехали в Ашхабад, решив, что я просто задержался и вот-вот объявлюсь. Но, когда начали искать, позвонили родителям и все такое — уже было поздно…

В: Что было дальше с тобой?

К: Я вышел из отделения и стал дожидаться Шамиля. Его гипнотический взгляд и влияние на участкового подкрепили мои надежды, что это и есть та самая чудесная встреча. Поэтому, дождавшись его на улице я так прямиком и сказал: «Вы суфий? А возьмете меня в ученики?» На это Шамиль ничего не ответил, только расхохотался. Так и продолжалось еще некоторое время — я упрашивал его взять меня в ученики, а он все хохотал…

В: Так он был суфием?

К: Он был необыкновенным человеком. Все время, пока я приставал к Шамилю, мы куда-то шли, пока не свернули в один дворик. Затем мы вошли в дом, где сидела древняя старушка — видимо родственница Шамиля. «Пусть парень переночует у тебя» — сказал он старушке, вынул из кармана халата две двадцатипятирублевки, протянул мне: «Это тебе на дорогу», и ушел. Я хотел было броситься за ним и продолжать доставать его своими вопросами, но Шамиль на пороге обернулся и посмотрел на меня так, что я остановился.

Утром старушка накормила меня, но на все мои вопросы «где найти Шамиля» только качала головой. И вот я стал бродить по Тедженту, везде высматривая Шамиля. Вечером наткнулся на него прямо на улице. Весь его вид выражал недовольство. Когда он спросил, почему я не уехал, я ответил, что я никуда не поеду, что та жизнь, которой я жил дома не представляет больше для меня ценности и я хочу учиться…

В: Ты что, действительно понял, что не уедешь уже домой? Почему?

К: Ну, во-первых, я и ехал уже с надеждой найти Учителя и остаться с ним. Учеба в институте и все эти городские дела нисколько меня не привлекали. А, во-вторых, когда я впервые встретил взгляд Шамиля, что-то окончательно оборвалось во мне и я понял, что остаюсь. Видимо моя решимость была понятна Шамилю, поэтому он в этот вечер был уже более серьезен. Он попросил меня утром дать телеграмму родителям, чтобы они не волновались и не искали меня.

В: Что ты написал родителям? По-моему, в такой ситуации любые доводы не принесут спокойствия.

К: Ты знаешь, мне повезло в том, что родители с детства воспитывали во мне самостоятельность и уважали мои решения. А написал я им примерно такой текст: «Я жив здоров. Не волнуйтесь. Я остаюсь здесь. Минимум несколько месяцев. Нашел свою судьбу.» Конечно же они переживали. Конечно же пытались искать. Но, слава богу, все обошлось спокойно и для них и для меня.

На следующий день Шамиль посадил меня в автобус и велел ехать до селения И., а там найти некого Салама. Шамиля я больше не встречал.

Селение И. располагалось в горном районе, хотя горы там и небольшие. Дом Салама мне показали сразу. Сам Салам оказался человеком уже весьма преклонных лет. Жил он один. И я оказался у него чем-то вроде слуги. Копал огород, убирал в доме… Так продолжалось где-то полгода…

В: И ты что же, не удивился тому, что тебя ничему не учат и ты батрачишь на какого-то старика?

К: Я как-то был готов к такому ходу дел. Я сообразил, что обучение уже началось. А лишние вопросы не задавал — Салам был глуховат и плохо понимал по-русски. В любой момент я мог уехать обратно. Но что-то меня держало. Я все эти полгода чего-то ждал, я знал, что этим не закончится, что будет что-то еще.

Салам окрестил меня Джафаром. А на следующий день после моего переименования, в дом Салама вошел очень энергичный человек лет сорока, которого Салам назвал Хош. Хош без всяких предисловий просто сказал мне: «Собирайся, Джафар, пойдем.» Вещей у меня практически не было и, простясь с Саламом, я пошел с Хошем, не зная, куда и зачем я иду, просто доверяя судьбе. Полгода проведенные у Салама не прошли даром. Я научился смирению, научился доверять судьбе и научился не задавать лишних вопросов. Думаю, что это немало.

Мы шли по горной тропинке часа три — четыре. Целью нашей прогулки оказался довольно большой дом, стоящий на пологом плато.

В: Это было что-то типа монастыря?

К: Я не стал бы называть это монастырем. Большой двухэтажный дом. Кроме Хоша там жили еще десять человек. Хош и женщина, которую мы звали Джи были нашими Учителями. Я стал одним из учеников с этого дня. Еще были пять молодых людей и четыре девушки. Возраст учеников был от шестнадцати до двадцати пяти лет. Два-три раза в неделю к нам из селения, где я жил у Салама приезжал на лошади человек с продуктами и прочими вещами…

В: Европейцем был ты один?

К: Нет, еще один парень Сережа — там мы звали его Фарид. Он был родом из Подмосковья. Из нас он был самым старшим. У каждого из нас в доме была отдельная комната. Кроме того, в доме было еще несколько помещений для общих занятий, хотя чаще всего мы занимались на природе или уходили в одну из нескольких пещер, каждая из которых обладала особым качеством.

В: Что это были за пещеры?

К: Например, одна была как бы специально предназначена для пения, для зикров. Что бы ты не пел, пещера давала очень мощный резонанс, да так, что усиливалась не только мощность звука, но и длительность звучания. Каким-то образом в этой пещере удавалось тянуть звуки как минимум раза в три дольше, чем на улице или где-либо еще. Другая пещера обладала тем свойством, что входя в нее, ты сразу заполнял ее всю собой, хотя размеры пещеры были громадными. Трем людям одновременно было тесно там. Третья, наоборот, при скромных размерах, делала тебя песчинкой и ты терялся в ней, как в бескрайнем пространстве. Было вокруг еще множество пещерок, которые вызывали самые разные состояния. И телесные, и энергетические, и эмоциональные. Иногда мы по несколько суток просиживали поодиночке или небольшими группками в той или иной пещере. Делалось это как в целях наполнения себя тем или иным качеством, так и в исследовательских целях. А зачастую предлагалось провести несколько часов в пещерках, которые вызывали очень сильные дискомфортные энергетические или эмоциональные состояния. Тебе нужно было так отрегулировать свое состояние, чтобы свести на нет действие пещеры. Но это, конечно не в первый год…

В: А сколько лет ты провел там?

К: Восемь лет, практически безвылазно. Несколько раз в год я ездил в селение и всего два раза за эти восемь лет был в Тедженте.

В: Расскажи о практике. Чем вы занимались?

К: Первые несколько лет мы учились очень простым вещам, которые делали ежедневно по много раз. Азы, на которые ушло не менее года беспрерывных тренировок — это умение правильно лежать, сидеть, стоять, ходить, слушать, видеть, молчать, дышать, концентрировать внимание на очень простых объектах… Следующие два года были посвящены разучиванию множества канонических комплексов движений и зикров, а также навыкам регуляции своего состояния при помощи движений, дыхания, концентрации внимания. Дальше практика становилась уже не столько коллективной, сколько все более и более индивидуальной. Мы перешли к изучению энергетических структур: тонких тел и энергетических центров. Практики были самые разные и в короткой беседе все, во-первых, не перечислишь, а во-вторых, их название ничего не скажет — это надо пережить, чтобы действительно понять о чем идет речь, а не строить какие-то мыслительные конструкции. Все больше времени уделялось созерцательным, медитативным практикам. Но, помимо созерцания энергетических структур, мы учились и управлять ими, например выделять работу того или иного центра или тонкого тела. Я не буду подробно говорить о различных, так называемых паранормальных явлениях и способностях, которые мы нарабатывали. Скажу только, что было много чего.

В: Ты как-то неохотно делишься тем, что, на мой взгляд, может быть самым интересным.

К: Да, я не хочу говорить о том, что требует опыта переживания. Кое-какие вещи я могу показать практически, но говорить о них — только воду в ступе толочь. Для тебя многое из этого — знакомые вещи, как я вижу — мы с тобой шли почти параллельно, хотя конечно той тщательности проработки, с которой я столкнулся в Средней Азии, невозможно достигнуть в городских условиях. Ну и специфика мест, где мы работали… И некоторые практики, которые являются специальными и уникальными, о которых мы не распространяемся вообще, так как они могут очень сильно помочь и столь же сильно навредить человеку, который решится их использовать.

Последние два года были посвящены самостоятельным исследовательским разработкам. Дело в том, что когда ты знаком не на словах, а на опыте с законами, по которым живет твоя энергетическая структура, твое восприятие, ты можешь уже сам выстраивать практики под задачу. Ты можешь больше не пользоваться каноническими зикрами, двигательными комплексами, медитациями, а выстраивать в каждом случае новые комплексы, новые зикры, новые медитации, которые сформировали бы требуемую энергетику, состояние, подвели бы к тому или иному переживанию. Таких наработок у меня много и это то, что я передаю и готов передавать тем, кому это нужно.

В: Расскажи еще о своих Учителях Хоше и Джи…

К: О них трудно что-либо рассказывать, потому что они были совершенно прозрачными. Несмотря на то, что каждый из нас — учеников проводил с ними очень много времени и группой и индивидуально, создавалось впечатление, что их как бы и нет, а вся работа, обучение идут как будто сами по себе. Любое впечатление о них улетучивалось сразу же после общения, — знаешь, как вода уходящая в песок. Только что было очень много всего и вот слова для описания ускользают, а еще немного и слов для описания того что было уже и нет. Ну, общались, ну практиковали, ну входили в какие-то переживания, путешествовали по мирам вместе — только факты. А сами моменты общения, практик, переживаний были удивительными и ярчайшими. Дело в том, что само присутствие Хоша или Джи переводило тебя в сильно измененное состояние сознания, поэтому, находясь в обыденном и сказать-то вроде нечего. Я не могу сказать, что у них была разная специфика, скорее, они были полностью взаимозаменяемы. Потому что часто один из них мог отсутствовать месяц или два и в это время другой давал весь объем знания и практики. Оба они прекрасно говорили на русском языке, — кстати и большая часть общения была на русском, а кроме того, они владели еще множеством языков. Внешне они тоже больше были похожи на европейцев, только чуть более смуглые. У них были друзья во всех уголках земного шара, по крайней мере, в Европе и в Азии точно. Уже в девяносто восьмом году я встретил Хоша во Италии. При всем богатстве знаний и умений, они не боялись выглядеть в чем-то некомпетентными, делились с нами какими-то своими проблемами. Не было ни каких претензий на какую-то там исключительность и совершенство. Очень искренние и очень прозрачные люди. Я говорю сразу о двоих, потому что за восемь лет у меня сложилось общее восприятие их вместе. Они муж и жена и я редко после встречал столь счастливую пару. Может быть, если вспомню что-то особенное, потом еще расскажу…

В: Что произошло после восьми лет твоего обучения там?

К: А были «выпуск и распределение», назовем это так. Где-то за год до этого появилась новая группа учеников, — сейчас они тоже завершили уже обучение и разъехались кто куда. А в тот год мы много работали с молодыми ребятами…

В: Поясни пожалуйста, что такое «выпуск и распределение»?

К: Каждый из нас получил задачу для дальнейшей реализации. Вернее, не получил, так сказать будет не точно. Задача выкристаллизовывалась внутри каждого из нас еще раньше. Происходило уточнение этих задач. А Хош и Джи, подбирали для нас наиболее подходящее место для реализации. Благодаря своим связям в Европе и Азии они видели, где каждый из нас может наиболее полно реализоваться и продолжить обучение. Причем, это были просто рекомендации, которые Хош и Джи давали вместе с рекомендательными письмами к тем или иным людям. При этом ты мог выбирать что угодно и жить дальше как угодно — у тебя не было никаких обязательств. Только почти каждому из нас было очевидно, что рекомендации, которые нам дали совпадают с неким внутренним импульсом…

В: И какие были рекомендации? Где сейчас твои друзья?

К: В самых разных местах планеты. Сергей — Фарид, например, сейчас Москве. До того, как он попал в Среднюю Азию, он окончил Медицинский институт. Сейчас он профессор, работает в крупной клинике. Двое поехали в Корею, в Сеул в Международный Дзен Центр. Одна девушка поехала в Бирму, где работают носители живой Тантрической Традиции. Несколько ребят в Индии. Один в Швейцарии. Двое остались с Хошем и Джи…

В: Они по-прежнему там, под Теджентом? Сохранилась та же структура обучения?

К: Нет. Уже несколько лет стационарного обучения не существует. Они путешествуют по всему миру. При этом они не проводят каких-то там акций, не создают Школ. Учеников немного, они путешествуют вместе, или просто каждый работает на своем месте, а Хош или Джи или оба вместе гостят у них. Вообще все мы очень хорошо чувствуем друг друга и знаем кто, где и чем занимается. Впрочем, сейчас для этого используются не только сверхчувственные способности, но и такие вещи, как интернет или телефон…

В: Ты говоришь, что каждый работает на своем месте. Над чем работает?

К: Существует несколько планов работы. Во-первых, каждый работает на пользу людям. Основные сферы деятельности — это медицина, образование, наука, искусство. Сергей — Фарид, как я уже говорил, продвигает медицину. Естественно в лечении пациентов он использует многие способности, которые наработал в Средней Азии. Только он не создает какого-то ажиотажа и рекламы, понимая, что любая работа индивидуальна и кропотлива и поставить дело «на поток» ради денег или славы и даже ради блага пациентов не удастся — пропадет качество. Некоторые из нас, и я в том числе, преподают в Университетах. Один — известный художник…

Ну, а следующий план работы состоит в том, что вокруг каждого из нас складывается некая атмосфера искренности, культуры отношений, ответственности, зрелости что ли. Это атмосфера, в которой у людей естественным образом созревает желание погружения в свой внутренний мир, изучения его, гармонизации, постижения своей сущности… Как бы между строк это передается большому количеству людей, с которыми мы общаемся, — студентам, коллегам, друзьям. Иногда кто-то из нас передает еще и те практические наработки, которые помогают людям в решении каких-то ситуаций и проблем, научают грамотному обращению со своим сознанием, энергетикой. Это то, о чем я уже говорил раньше: пение, движение, медитативные практики…

И есть еще один пласт работы. Для того, чтобы его немного раскрыть мне нужно пояснить, что происходило со мной дальше.

В: Да, у меня давно уже зреет этот вопрос. Куда ты получил «распределение» и в чем оно выражалось?

К: Мне рекомендовали изучать герметическую философию и Алхимию во Италии, в Милане, конкретно под руководством профессора Поля Вернье. Я уехал сначала к родителям, сюда, в Воронеж, некоторое время погостил у них, оформил визу, начал учить язык и летом девяностого года был уже в Милане у Поля Вернье.

В: Он профессор, и что же, он преподает Алхимию?

К: Поль Вернье был профессором Миланской Театральной Академии, преподавал режиссуру. Еще он читал курс «История Каббалы и герметизма» в Пизанском Университете. Когда я приехал, это был уже очень пожилой человек, ему было за восемьдесят, хотя выглядел он намного моложе и до последнего дня жизни сохранял удивительно ясное сознание. Он ушел из жизни в девяносто восьмом году. В молодости ему посчастливилось учиться у Михаила Чехова и некоторое время работать вместе с ним. Также он был знаком в свое время с Георгием Гурджиевым, Валентином Томбергом и еще многими замечательными людьми. Пятьдесят лет жизни он посвятил изучению и практике христианского герметизма и Алхимии.

В: Как он обучал тебя Алхимии?

К: Первоначально это было изучение трудов по герметизму и молитвенное делание. Пришлось серьезно заняться латынью. Потом было проникновение в миры Арканов Таро…

В: А Поль Вернье был проводником в пространство Арканов?

К: Да. В Европе герметическая Традиция не прерывалась и число посвященных достаточно велико. Это не носит какого-то помпезного характера, нет официальных структур, Школ и других формальностей. Есть, конечно в Европе множество Орденов, но это немного другое…

Я вернусь к твоему вопросу об Алхимии. Поль Вернье обучал меня Алхимии прежде всего через режиссуру. У него был свой метод режиссуры. В работе над образом он шел до обнажения архетипа. А это и есть одна из стадий алхимического делания. Я ни у кого из режиссеров не видел такой глубины. Естественно, вся работа камерная и ни в коем случае не предназначена для больших представлений или гастролей. Очень небольшой коллектив и постановки для десятка подготовленных зрителей. Основное же делание происходит для актера и режиссера…

В: Представляю, насколько в тему были твои наработки в голосе, движениях и медитации!

К: Да, и естественно, Хош учитывал это, когда посылал меня к Полю Вернье. В девяносто шестом году я закончил Миланскую Театральную Академию по его курсу и с тех пор преподаю там. Есть небольшая группа, в которой мы продолжаем то, что начал Поль. Третий год мы работаем над тем, чтобы проявить Фауста…

В: Проявить Фауста?

К: Да, проявить архетип Фауста, который является ключевым архетипом Пути для современного человека.

В: Об этом, кажется, упоминал еще Валентин Томберг в книге «Медитации на Таро».

К: Да, именно Томберг подал эту идею. В конце шестидесятых годов они переписывались с Полем и вместе обсуждали ее. Мы теперь работаем над тем, чтобы претворить ее в жизнь. И я, пожалуй, остановлюсь на ней подробнее. Кстати, мне давали прочесть твою статью «Драматургия и режиссура жизненного Пути». Я был удивлен и потрясен, насколько мы и в этом с тобой движемся параллельно. Так вот, я готов подписаться под твоей статьей. Но есть одно место, которому ты, на мой взгляд, не придал особого внимания. У тебя очень смело прописана идея того, что именно Чеховские сюжеты являются переломными для понимания Пути индивидуализации. Я с этим соглашусь, но с оговоркой, что истоки можно поискать чуть пораньше — у классиков шестнадцатого — семнадцатого веков, начала эпохи Гуманизма, — то есть, собственно, начала того сюжета, который развивается и сейчас. Так вот, герои их драм зачастую являют нам почти что обнаженные архетипы. Так обстоит дело с Шекспировским Гамлетом, и так обстоит дело с Фаустом Гете. Последний является обобщенным архетипом, который объединяет в себе сразу несколько архетипов, обнажение которых и происходит в духовном делании для Искателя современности.

В: Расскажи об этом поподробнее.

К: Архетип Фауста является объединением таких архетипов, как Гамлет, Дон-Кихот, Дон-Жуан, Агасфер, Тиль Уленшпигель и Иов. С некой приблизительной аналогией мы можем расположить эти шесть архетипов в последовательности шести центров, чакр, где архетип Фауста будет седьмым, объединяющим.

Начнем с Агасфера, Вечного Жида и Вечного Странника. У этого архетипа две наиболее ярких особенности. Первая состоит в том, что Агасфер омолодился с помощью магии, начав новую жизнь, новую земную биографию, в которую не вмешается смерть. Это архетип начала бесконечного странствия, начала бесконечного Пути. С другой стороны, Путь этот очень и очень сложен. Нет такой душевной муки, такой боли, такой катастрофы, которая не стала бы уделом Вечного Странника. Доктор Фауст в полном объеме вмещает в себя этот архетип.

Дальше мы можем обратиться к вечному архетипу испытуемого и искушаемого, который описан в Библии: архетипу Иова. Фауст — это Иов эпохи Гуманизма, то есть, начала нашего времени. Подобно Иову, он является жертвой пари, которое Мефистофель заключил с Богом. Но испытания и искушения Фауста отличаются от искушений и испытаний Иова тем, что они выражаются не в утрате состояния и несчастиях, но, напротив, в удачах и успехе. Мефистофель получил свыше власть удовлетворить все желания Фауста. Испытание сводилось к тому, чтобы узнать, сможет ли мир относительного и мимолетного удовлетворить Фауста, могут ли все земные наслаждения, все вместе и каждое в отдельности, усыпить в человеке стремление к абсолютному и вечному и сделать его полностью удовлетворенным и счастливым. Иов показал, что горести этого мира не способны вырвать Бога из человеческой души; а Фауст показал, что радости этого мира тоже в конечном итоге бессильны.

Следующим идет архетип Дон-Кихота, архетип стремления к неслыханным подвигам. Этот архетип вводит нас в новую область фаустовских испытаний. Дон-Кихота можно увидеть, как некого Ангела из свиты самого Люцифера. Его прекрасный, но лживый властитель вложил в сердце Кихота любовь, но скрыл от него то царство, где можно и нужно любить: Земля с ее простотой не видна гордому Ангелу в заржавленных латах. И он сокрушает мельницы — великанов, совершает неслыханные подвиги, далекие от истинной земной жизни. Испытание его, как и испытание Фауста состоит в том, чтобы пройти сквозь красивую ложь Люцифера — Мефистофеля, через видения, мечты, идеалы, вниз, к Земле, к земному здесь-сейчас через плен иллюзий и иллюзорных подвигов. Освобожденный от иллюзий, прошедший испытание — это архетип Действия, Подвига.

Следующий архетип — Дон-Жуан. Подлинный архетип Дон-Жуана никак не простой развратник и соблазнитель. Он жрец бога Амура. Он священнодействует на его таинствах. Это архетип любви ради любви, Вечный Влюбленный. Он поддерживает эту энергию, как огонь, который никогда не должен погаснуть. Он осознает ценность этого огня и его миссию в мире. В вечном конфликте между разумом и любовью он занял сторону любви, а на это нужно Мужество. Фауст, подобно Дон-Жуану, видит Аниму в каждой женщине и ищет вечно женственное в мире, чтобы соединиться с Анимой.

Дальше Гамлет — архетип экзистенциального выбора и отчаяния. Он выражает собой архетип изолированности полностью автономного сознания, вырванного как из природной, так и духовной почвы, это человек, находящийся в нулевой точке между двумя гравитационными полями — земным и небесным. Его сомнение это нечто большее, чем психологическая нерешительность, это пребывание души в промежуточной сфере между земным и небесным, откуда невозможно выйти никак, — только с помощью акта веры, выхода души за свои собственные пределы. Это акт свободной личности перед лицом молчания и земли и неба. Гамлет — архетип этого испытания, цель которого — либо акт веры, либо отчаяние и безумие. Доктор Фауст переносит гамлетовское испытание, проходит через узкие врата «быть или не быть», обретая веру…

И, наконец, Тиль Уленшпигель. Это дух мятежа против любой власти, дух свободы странника, который ничем не владеет, никому не подчиняется, ничего не боится, не ждет наград и не страшится наказаний. Вместе с тем, он повергает все храмы и алтари человечества. Фауст, как и Тиль освободился от какого бы то ни было верноподданического чувства и от всякого религиозного, научного и политического авторитета и смеется над всеми моральными путами, сковывающими свободу, а также над всем тем, что привязывает его к любой системе взглядов, убеждений. Это выражение того, что герой твоего второго тома Андрей Минченков назвал «третьей позицией».

Каждому Искателю нашего времени суждено пройти или не пройти фаустовское испытание в полной мере. Пройдя его, он сможет преобразиться из эрудита в Мудреца, из мастера в Мага, из любителя таинственного в Мистика, из оккультиста или эзотерика в Человека, обретшего Веру.

И Путь каждого Искателя совершенно уникален. Каждый по-своему освобождает в себе эти архетипы, через разные ситуации, испытания, — практика лишь подталкивает к ним. Задача нашей группы — выйти на обнаженное переживание и передачу этих архетипов, через образ, через скрупулезную режиссуру текста, пластику, звучание каждого образа.

В: Расскажи еще немного об этом. То, что ты показывал мне вчера вечером, поразило меня. Я бы хотел, чтобы ты хоть как-то передал это в словах.

К: В принципе, эти идеи не новы. Поль Вернье открывал многие детали такой работы, еще обучаясь у Михаила Чехова. Можно сказать, что и я с тем опытом, который я приобрел в Средней Азии в области движения, голоса, медитации, вношу в эти разработки свой вклад… Давай рассмотрим такие простые, вроде бы, вещи, как звуки и жесты. Соединяя их с энергетикой образа мы можем получить удивительные оттенки и далее использовать их в работе над проявлением чистого архетипа, то есть, в алхимическом процессе. Возьмем какой-нибудь звук и проникнем в него не рассудком, а всем существом. Вот звук «р», который является выражением природного катаклизма, раската грома. Все, что вращается, кружится, катится, все, что спирально, округло, завернуто, все это может быть отражено в движении, в жесте, сопровождающем «р». Как в масштабном движении, так и в микрожесте, в зависимости от того, насколько в данный момент необходимо подчеркнуть силу происходящего. Или совсем другой мир, который открывается во всем, что льется, наливается, цветет, летит, ласкает… Это уже звук «л» и движения, жесты, сопутствующие ему… Может быть совсем крохотные, почти невидимые глазу, но, тем не менее, формирующие ауру образа. И такие миры мы можем открывать в каждом звуке… Это магия режиссуры, магия, в которой алхимик может дойти до предела, до глубины, до обнаженного архетипа… Сам понимаешь, насколько филигранной и многофакторной является такая работа, где одномоментно необходимо соединить сложнейшую психофизическую технику, энергетическую практику и постоянную медитацию на идеал, многогранный архетип, переливающийся в каждый момент неповторимым узором граней из которых он соткан… И самое главное — соединение всего этого с индивидуальностью мастера, который над кристаллизацией этого архетипа работает, выводя его как узор своего именно Пути, претерпевая при этом Преображение и постигая свою истинную природу в ходе этого делания.

В: В такой работе происходит, наверное, еще соединение принципов молитвы и медитации, то, к чему с разных сторон шли Искатели Запада и Востока, то, к чему человечество готовилось в течении длительного исторического периода, — соединение Востока и Запада, алхимический брак Солнца и Луны… То, что можно назвать «спокойным жаром совершенной веры, обусловленным соединением человеческого усилия и откровения свыше».

К: Замечательная формулировка. Кстати, и та медитативная практика, которую показывал мне ты, тоже может подводить к этому.

Я знаю несколько десятков людей, которые идут в этом же направлении, просто разными Путями. А на самом деле, таких людей, наверное тысячи, если не десятки тысяч. Далеко не все проявляются и становятся известными. Человечество вступает в новую эпоху и это очевидно. Особенно ярко я вижу это в совсем молодых людях и более всего в детях…

В: Согласен. За последнее время я, кстати, встретил нескольких совершенно удивительных людей. И, кстати, о них у меня даже не поднялась рука писать. Все предельно настоящее настолько просто и обыденно, что и описывать нечего…

К: Нам до них еще трудиться и трудиться. Хотя каждый и так уже на своем месте — остается только это осознать…

Конечно же, эта история выдумана. Хотя, кто знает, может быть что-то подобное и происходило когда-то… Зачем мне понадобился этот выдуманный персонаж? Наверное затем, чтобы в художественной форме описать свои собственные мечты, фантазии и вполне реальные планы. Кроме того, придуманы лишь обстоятельства, имена и географические названия. Я не был ни в Тедженте, ни в Милане. Пещеры, меняющие состояние, встречал в Крыму. А в остальном я рассказал о своей практике, своих исканиях, вложил в уста Кирилла те идеи и планы, которые формируются у меня сейчас. Возможно, что все эти идеи удалось передать более живо, используя фантастический сюжет… Взгляд на российскую саньясу еще с одной стороны.

Ну, а завершаю я эту главу строками из «Фауста»:

Пергаменты не утоляют жажды

Ключ мудрости не на страницах книг.

Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой,

В своей душе находит их родник.