ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. УРУГВАЙ.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.

УРУГВАЙ.

ДEHb ПРОСВЕТЛЕНИЯ 21 МАРТА.

Я улетала из лондонского аэропорта в Уругвай с четырьмя телохранителями.

Хасия и Джаеш наняли людей из службы безопасности, которые были специалистами по борьбе с повстанцами, по борьбе с терроризмом, были тренированы в связи, в подрывных работах и во владении огнестрельным оружием; каждый из них имел свою специализацию. Они должны были охранять Ошо, когда он будет в Уругвае, потому что мы совершенно не представляли себе, куда мы едем.

Они стояли вокруг меня как солдаты, и выглядели угрожающе, так что я чувствовала, что обо мне хорошо позаботятся.

Ошо остановился в отеле в Монтевидео, и когда я приехала, в тот же самый день я пошла приготовить для него его комнату.

Он сидел в кресле рядом с окном и выглядел усталым. Деварадж сказал мне, что Ошо был очень слабым в Ирландии, и даже не мог пройти по коридору вне своей комнаты.

Я коснулась его ног и села, счастливая, смотря на него. Я спросила его, как он себя чувствует, и он кивнул мне, что все о-кей. Он хотел знать, оправилась ли я полностью от происшествия, и я сказала ему, что я знаю, что я, прежде всего, была глупой, что поехала на мотоцикле, но это было очень ценное переживание.

Он ничего не сказал, я принесла ему воды попить и потом приводила его комнату в порядок, пока он сидел молча.

Мы не праздновали его День Просветления в тот год, и я вспоминаю, что в Катманду он уже сказал, что он не хочет специального праздничного дня, но мы должны праздновать каждый день в году.

В отеле были Анандо, Вивек, Деварадж, Джон, Мукти и Рафия, и они скоро рассказали мне, как они проводили время в Ирландии, запертые в отеле, им не позволялось даже уходить со второго этажа, где были их комнаты. Это было как добровольный домашний арест. Они видели целый день только четыре стены своей комнаты или комнаты кого-то другого, которые были совершенно идентичны. Местная полиция сказала, что они получили угрозы от ИРА, касающиеся Ошо, так что люди из службы безопасности охраняли его двадцать четыре часа в сутки, и отель был наполнен шепотом разговоров по "Мотороле" и баррикадами из матрасов. Когда Ошо покинул отель через три недели, персонал отеля пришел сказать ему "до свидания", и Ошо сказал менеджеру, что он чувствовал себя очень хорошо в отеле, он был домом для него.

Теперь в Уругвае Ошо попросил нас позвонить по телефону в отель в Ирландию и попросить у них рецепт чатний (острая смесь из фруктов, перца и т.д.), которые они готовили для него; он сказал нам, что это были лучшие чатни, которые он когда-либо ел.

Хасия и Джаеш прибыли в Монтевидео и нашли дом для Ошо в Пунто дель Эсте. Это была ривьера Южной Америки, и она оказалась такой красивой, что мы удивлялись, что в мире не знают о ней.

На следующий день Джаеш, Анандо и я проехали три часа по плоской зеленой сельской местности к Пунто дель Эсте. Дом был в трех минутах ходьбы от песчаных дюн, которые вели к длинному плоскому пляжу и морю! Считалось, что морской воздух в этом месте обладает целительной силой, и он пах чистотой и сладостью.

Дом был потрясающий, и так как он был первоначально построен как два дома, потом соединенных в один, он был огромен. Снаружи, окруженный высокими эвкалиптами с их стволами с разноцветной корой, был сад с газоном, плавательный бассейн и теннисный корт. Окружающее превосходило Беверли Хиллз, сказали Хасия и Джон, которые до того, как приехать в Раджнишпурам, жили в Голливуде.

Комната Ошо была наверху, к ней вела извивающаяся лестница. На небольшой площадке мы установили его обеденный стол, напротив было узкое окно высотой в тридцать футов, через которое были видны деревья. Там был маленький коридор, на одном конце которого была большая современная ванная комната, почти такая же хорошая, как ванная комната в Раджнишпураме, а на другом конце спальня. Спальня не была превосходной, но это была единственная комната в доме с кондиционером и полным уединением. Она была темной, и треть комнаты была отделена перегородкой из скользящей двери, сделанной из дубовых панелей. В этой маленькой комнате вы чувствовали себя странно, и в ней всегда был странный запах. Мы шутили, что там жило привидение. Но дом был совершенно чистым, и Ошо понравился.

Когда он приехал, он прогулялся вокруг, держа руку на бедре, наслаждаясь домом и садом, а через пару дней он приходил сидеть в сад каждый день. Было так радостно видеть его спускающимся вниз по ступенькам, Вивек поддерживала его за руку, он шел мимо бассейна к своему креслу, которое было приготовлено для него. Однажды он вышел одетый в то, что я называла его ночной рубашкой, длинной белой робе и без шапки, но в темных очках марки "Казал", которые мы называли "мафиозными" очками. Сцена была с налетом доверительности и эксцентричности.

Иногда он работал с Хасией и Джаешем, а иногда с Анандо, или он просто сидел в полной неподвижности, может быть, два или три часа, до тех пор, пока Вивек не приходила сказать ему, что обед готов. Он никогда не читал ничего, он никогда даже не двигался в кресле, просто сидел без движений. Когда он сидел около бассейна, мы все старались не показываться ему на глаза. Ошо, ничего не говоря, всегда создавал в людях чувство уважения к своему уединению.

Когда он был с нами на дискурсе, он давал так много, что когда он гулял в саду, или ел, мы оставляли его полностью с самим собой. Если он случайно встречал кого-то, то надо было видеть, с какой тотальностью он приветствовал человека; его взгляд проникал вглубь, и я была всегда потрясена, когда я случайно встречала его, но все же мы чувствовали, что гораздо лучше уважать его уединение.

Так что хотя мы жили в том же доме, что и Ошо, когда он не давал дискурсы, он сидел молча один. Анандо рассказывала мне, что однажды она сидела с Ошо в саду, читая ему выдержки из газет и письма, которые пришли от учеников. С моря подул сильный ветер, и высокие ели, которые окружали дом, начали качаться, и с них посыпались шишки, как дождь из маленьких камней. Шишки падали вокруг нее и Ошо, бум! бум! и она настаивала, чтобы Ошо пошел под крышу. Он сказал голосом, констатирующим совершенно естественный факт: "Нет, нет, они не ударят меня", - и он спокойно сидел там, в то время как Анандо прыгала, потому что шишки падали дождем по обе стороны от нее. Она вспоминала, как расслаблен он был, как обычно, и с какой уверенностью он сказал, что они не ударят его.

Примерно через две недели полиция установила за нами наблюдение, они наблюдали за домом двадцать четыре часа в сутки из машины, которая медленно описывала круги вокруг дома.

Это означало конец прогулкам Ошо в саду. Он теперь был ограничен своей комнатой с задернутыми для безопасности занавесками. Мы всегда боялись, что Ошо будет нанесен какой-то вред, и это часто означало, что его жизнь была ограничена его комнатой. Но он всегда говорил, что все равно он сидит молча с закрытыми глазами, так что разница небольшая. Он говорил, что если человек счастлив сам с собой, центрирован, тогда нет необходимости идти куда-то, потому что вы не можете найти места лучше, чем ваше собственное внутреннее бытие.

"...Я всегда остаюсь самим собой, где бы я ни был. И поскольку я полон блаженства, в каком бы месте я не был, место становится блаженным для меня".

...Ошо

По соседству все было спокойно, так как туристский сезон только что кончился и приближалась зима. Это тихое уединенное место стало алмазными россыпями для меня; исследование и открытие сокровищ внутри себя, так как Ошо давал один ключ за другим, ключи, которые открывали новые двери к тайнам. Следующие несколько недель я полностью забыла мир, он казался тихим и мирным. Нанятые частные детективы уехали, и мы даже подружились с полицией. Ошо говорил о наших страхах и исчезновении иллюзий по поводу того, как мир обращался с ним: "Доверие просто означает: что бы ни случилось, мы с этим, радостно, не неохотно, не нежелая - иначе вы все упустите - но с танцем, с песней, со смехом, с любовью; все, что случается, случается для лучшего. Бытие не может быть неправильным. Если оно не выполняет наши желания, это просто означает, что наши желания неправильны".

("Путь Мистика")

Хасия и Джаеш постоянно посещали другие страны, стараясь найти дом для Ошо в случае, если с Уругваем ничего не получится. Они проделали сорокачасовой полет на Маврикий по приглашению премьер-министра только для того, чтобы обнаружить, что он хочет шесть миллиардов долларов за въезд Ошо в его страну. Франция попросила десять миллионов долларов фактически просто за предоставление пятилетней визы.

Двадцать одна страна к этому времени отказала Ошо во въезде, даже страны, о которых мы никогда не думали! Такой страх, что Ошо разрушит мораль этих стран, просто приземлившись в их аэропорту.

Ошо начал давать дискурсы дважды в день. Он спускался по извивающейся лестнице, пересекал сверкающий пол из красного кафеля, руки в намасте, и входил в красивую открытую гостиную, где могло сидеть примерно сорок человек. Его беседы здесь очень отличались, так как это было очень доверительное пространство, и он говорил спокойно и медленно. Он не говорил больше с тем огнем, с которым он говорил на своих беседах в Раджнишпураме и Пуне. Находить вопросы, чтобы задать ему, было великим "очищением бессознательного", как сказал Ошо; иногда он отвечал на пять или шесть вопросов за один раз, и он не всегда принимал все вопросы, которые ему задавали.

У Маниши была та еще работа, собирать вопросы у нас, потому что это не всегда легко найти вопрос, если за последний, который вы спросили, вы получили дзенской палкой по голове вместо ответа.

"...Запомните одну вещь, что если вы задаете вопрос, будьте готовы к ответу. Не ожидайте определенного ответа, которого вам бы хотелось; иначе не будет никакого обучения, не будет никакого роста. Если я говорю, что вы не правы в каком-то моменте, постарайтесь посмотреть на это. Я не говорю это просто для того, чтобы задеть вас. Если я говорю это, я действительно имею это в виду. Если вы будете чувствовать себя обиженным мелкими вещами, тогда это сделает невозможным мою работу. Тогда я должен буду говорить то, что вам понравится. Тогда я не буду помощью, тогда я не буду мастером для вас". ...

Ошо.

Ошо также говорил о прекрасных пространствах, в которые попадает ученик, когда у него нет больше вопросов: "... Это настоящая работа мастера, мистика, чтобы рано или поздно люди, которые с ним, начали чувствовать отсутствие вопросов. Быть без вопросов - это ответ".

"Возлюбленный Мастер, этим утром, когда ты говорил об "ответе без вопросов", я наблюдала, как мои вопросы растворялись в тишине, которую я разделяю в это мгновение с тобой. Но один вопрос выжил, и вот он: "Если мы не будем задавать тебе вопросов, как мы будем продолжать игру с тобой?".

Ошо: "Да, это действительно вопрос! Это будет трудно, так что есть у вас вопросы или нет, все равно вы можете продолжать спрашивать то же самое. Ваши вопросы не обязательно должны быть вашими, но они могут быть чьими-то другими, откуда-то. И мой ответ может помочь кому-то еще, когда-то. Так что давайте продолжать игру. Я не могу сказать ничего сам по себе. Если нет вопроса, я нахожусь в молчании.

Вопрос делает возможным для меня реакцию. Так что неважно, был ли вопрос ваш, важно, что вопрос обязательно должен быть задан когда-то, кем-то другим. И я не только отвечаю вам. Я отвечаю через вас всему человечеству... не только современному человечеству, но также человечеству, которое придет и будет спрашивать тогда, когда меня здесь не будет. Так что найдите все возможные повороты и вопросы, так чтобы любой, даже в будущем, когда меня здесь не будет, и у кого будет вопрос, мог найти ответ в моих словах. Для нас это игра. Но для кого-нибудь это может стать действительно вопросом жизни и смерти".

Для меня было болезненным ударом, когда я осознала, что Ошо знает, что он не будет признан или понят при жизни. Это было для дальнейшего. Мои надежды, мои мечты, что где-то в мире его работа будет процветать, и сотни тысяч людей придут, чтобы увидеть его, была далека от реальности. Что он будет давать дискурсы по спутниковому телевидению для миллионов, и что он сможет увидеть сотни своих санньясинов, достигших просветления, этому не суждено было случиться.

Отвечая на вопрос Маниши, он сказал:

"Это может потребовать время, но во времени нет недостатка. И не обязательно революция должна случиться перед нашими глазами. Достаточно сознавать, что вы часть движения, которое изменяет мир, что вы играете свою роль на стороне правды, что вы будете частью победы, которая, в конце концов, случится".

("За Пределами Психологии")

У меня кружилась голова от волнения, когда он говорил о техниках покидания тела, о гипнозе как о технике вспоминания прошлых жизней, о древних тибетских, суфийских и тантрических техниках - но он всегда возвращал нас назад к свидетельствованию. Он говорил, что техники покидания тела хороши, чтобы дать переживание, которое показывает, что вы не тело, но это все. Понять прошлые жизни и знать, что вы были здесь раньше, хорошо, чтобы увидеть, что вы движетесь по кругу, чтобы знать, что те же самые ошибки были сделаны раньше, но медитация и свидетельствование необходимы, чтобы выпрыгнуть из колеса. Он дал нам техники для экспериментирования с тем, что показывало силу ума над телом, и эксперименты в телепатии, которые показывали, как мы все сонастроены и связаны друг с другом.

Это было началом Школы Тайн.

В саду была комната для игр с соломенной крышей, и именно здесь Кавиша иногда гипнотизировала нашу группу. Мы экспериментировали с телепатией, и так как группа стала близкой и гармоничной, каждодневная рутина уборки дома и готовки проходила так ровно, что было ощущение, что никто не работает. Весь день вращался вокруг бесед Ошо и наших экспериментов с различными техниками. Мы сообщали ему, что работает или что не работает для нас, и он давал дальнейшие указания, каждый раз уводя нас на шаг дальше в неизвестную территорию. Ошо, когда он брал нас в великий полет тайны, продолжал говорить нам, что величайшая тайна - это тишина и медитация.

"Духовность - это очень невинное состояние сознания, в котором ничего не происходит, просто время останавливается, все желания ушли, нет стремлений, нет амбиций. Сам этот момент становится всем... Вы отделены, вы полностью отделены. Вы только свидетель и ничего больше". ...Ошо.

Он говорил, что свидетельствование нужно делать в очень расслабленном состоянии.

Это не концентрация - это осознавание всего, что ты делаешь: дышишь, ешь, гуляешь. Он советовал нам начинать с простых вещей - наблюдать тело, как будто мы отделены от него, наблюдать мысли, которые пересекают экран нашего ума, как будто смотришь кино, наблюдать, как приходят эмоции, и знать, что они - это не мы. Последняя стадия, когда мы совершенно молчаливы, и нечего наблюдать - тогда свидетель обращается сам на себя.

Одной женщине он сказал, что она еще не готова для свидетельствования, потому что она будет чувствовать разделение внутри себя. Он сказал ей, что сначала она должна выразить негативные эмоции (но только в уединении, никогда не выбрасывать их на других людей), потому что для свидетельствования вы должны быть без подавленности. Мне кажется, что если человек чувствует себя удобно со свидетельствованием, если у него есть чувство мира и радости при этом, тогда это хороший критерий, что он готов к этому. Как любой метод медитации, если вы чувствуете себя хорошо, он подходит вам. Он говорил о семи уровнях сознания и об ограничениях психологии и психиатрии на Западе, который далеко-далеко отстал от Востока в этой области. Я слушала эти дискурсы, и все мои антенны трепетали. Я слушала, и у меня было такое пристальное внимание и сильное чувство очарования, что в моей голове было покалывание. Это было новым для меня, потому что я всегда сидела и медитировала, пока Ошо говорил, не очень концентрируясь на том, что он говорил. Я спрашивала его об этом, и он говорил, что я слушаю сердцем и, "...когда сердце полно радости, начинается переполнение во всех направлениях; и ум не является исключением. Тогда случается вот что: вы неожиданно слушаете с таким усилием понять, что вы чувствуете, что ваша голова полна странного покалывания. Это значит, что что-то изливается из сердца, потому что такое покалывание не может быть, если вы понимаете только слова ...Сердце и ум сонастраиваются; их конфликт растворяется, их антагонизм исчезает. Скоро они будут одним. Тогда то, что вы слушаете, включает в себя два момента: оно достигает вашего сердца, как вибрация, дрожь, и достигает ума, как понимание, и оба соединены с вами".

Я слышала, как он говорил:

"Необходимо понять одно различие, различие между мозгом и умом. Мозг - это часть тела. Каждый ребенок рождается со свежим мозгом, но не со свежим умом. Ум это слой обусловливания вокруг сознания. Вы не помните его, вот почему есть непоследовательность. В каждой жизни, когда человек умирает, умирает и мозг, но ум освобождается из мозга и становится слоем на сознании. Он не материален, это определенная вибрация. Так что на нашем сознании тысячи слоев".

("Путь мистика")

Вы не видите мир, как он есть. Вы видите его так, как ваш ум принуждает вас его видеть. И это вы можете видеть во всем мире - у разных людей разная обусловленность, ум не что иное, как обусловленность".

("Передача лампы")

"Ум, как я понимаю это, это то, что дано нам обществом, семьей, религией, в которой вы родились, например, вашей расой, национальностью, классом, моралью; все обусловленности мешают вам вести себя как истинная индивидуальность."

Во время этих недель я проходила через процесс, когда я старалась отделить реальность от воображения. Я задавала Ошо четыре или пять вопросов относительно реальности и воображения, и начинала думать, что ничего в моей жизни не реально.

Я проводила много часов одна, гуляя вверх и вниз по пляжу, стараясь понять это.

Я, в конце концов, поняла то, о чем Ошо говорил нам никогда не делать разграничений между одним и другим: что реальность это то, что никогда не меняется, а воображение, если вы наблюдаете его, исчезает. Они оба не могут присутствовать одновременно, так что нет вопроса о разделении.

Смотря назад я не чувствую связи с вопросами, которые тогда жгли меня. Может быть, потому что Ошо помог понять их. Я думаю, что без мастера я бы сошла с ума в экзистенциальных страхах и застряла бы на одном вопросе, может быть на всю жизнь. Я, бывало, гуляла одна по прекрасным улицам, на которых рядами росли ели и эвкалипты, поместья были пусты в связи с сезоном, и пыталась понять, кто я.

Все мысли не давали результата. Я не могла понять. Была ли я просто энергия, которая волной поднимается во мне, когда я закрываю глаза? Была ли я выражением этой энергии? Или я была осознаванием этой энергии?

Ошо сказал, что энергия, как осознавание, ближе всего к центру бытия. Он сказал, что это все одна энергия, но в мышлении или выражении энергия движется к периферии...

"Отбрасывайте движение назад шаг за шагом", - говорил он. - "Это путешествие к источнику, а источник - это все, что вам необходимо переживать... потому что это не только ваш источник, это источник звезд, луны и солнца. Это источник всего".

Когда я стирала белье и убирала комнаты Ошо, я думала о вопросах, и в то же время старалась переварить дискурс, который проходил всего несколько часов назад. "Где же отделение моего внутреннего мира от внешнего мира? Когда каждое событие снаружи я вижу моими глазами, воспринимаю моими чувствами, оно становится моим миром, таким образом, внутренним. С другой стороны, если свидетель это моя внутренняя реальность, и все же свидетель - это всеобщее, тогда я, видимо переключаюсь снова вовнутрь", - спрашивала я.

"Четана, ты сходишь с ума!" - говорил Ошо.

Так и было. Я гуляла по песчаным дюнам на пляже, и диалог с внутренним мастером продолжался: "Может быть, я существую только потому, что я думаю так!" "Может быть, без мыслей я вообще бы не существовала!!"

Ошо говорил, что ум никогда не сможет понять истину, потому что она гораздо выше и за пределами ума, но я пыталась как-то, может быть только для того, чтобы истощить себя в мыслях и понять, что мой ум бесполезен в мире мистики. Я слышала, что он говорил, что ум не может ухватить внутренний мир, но это не было моим пониманием я не пережила это сама. Так что день за днем я сводила себя с ума, стараясь понять это.

Ошо рассказывал прекрасную историю:

"Один король-мистик выстроил огромный город, и внутри города он построил храм из красных камней, а внутренность этого храма была сделана из маленьких зеркал... миллионов зеркал. Так что когда вы заходили внутрь, вы отражались в миллионах зеркал, вы были один, но отражений были миллионы. Рассказывают, что однажды туда вошла собака и ночью убила сама себя. Там никого не было: сторож покинул храм, закрыл его, и собака осталась внутри. Она начала лаять на собак - миллионы собак. И она начала прыгать из стороны в сторону и ударяться о стены. И все собаки лаяли... Вы видите, что случилось с бедной собакой: всю ночь она лаяла и боролась, и в конце концов, убила себя, прыгая на стены. Утром, когда дверь открыли, собака была найдена мертвой, и ее кровь была по всем стенам, и соседи сказали: "Всю ночь мы удивлялись, что происходит? Постоянно лаяла собака".

Эта собака, наверное, была интеллектуалом. Естественно, она подумала: "Так много собак, мой бог! Я одна, сейчас ночь, все двери закрыты, и я окружена таким количеством собак... Они убьют меня!" И она убила себя, там не было вообще никаких собак.

Это одно из основных и важнейших понимании мистицизма; люди, которых мы видим везде вокруг, это только наши отражения. Мы без необходимости боремся друг с другом, без необходимости боимся друг друга. Существует так много страха, что мы собираем ядерное оружие друг против друга, а это просто одна собака, а все остальные просто отражения.

Так что, Четана, не будь интеллектуалкой. Не думай обо всех этих проблемах, иначе ты будешь чувствовать себя все больше и больше озадаченной. Просто осознавай, и ты увидишь, что проблемы будут исчезать. Я здесь не для того, чтобы решать ваши проблемы, а для того, чтобы растворять их, и разница очень большая".

("Путь Мистика")

Если бы мы не задавали Ошо вопросы, он бы не говорил, а когда он говорил, он рассказывал нам о великих секретах и тайнах, и я слышала, как он говорил, что, несмотря на то, что он знает, что многое из того, что он говорил, проходило мимо нас, это должно было быть сказано. У меня было чувство, что он должен был сказать все, что он мог, потому что времени было мало.

Я говорила с Рафией об этом, и он сказал, что ему вспоминается история, которую Ошо рассказывал много раз. Гаутама Будда и его ученик Ананда гуляли осенью в лесу, и Ананда спросил Будду, сказал ли тот все, что он знал, или что-то осталось несказанным. Будда говорил в течение сорока лет, но он наклонился и одной рукой зачерпнул пригоршню листьев. Он сказал Ананде, что то, что он сказал, это вот столько (указывая на пригоршню листьев), а вот это еще не сказано - и он показал рукой на всю почву в лесу, покрытую листьями. Рафия сказал мне, что он чувствует, что Ошо в Уругвае зачерпнул полную пригоршню листьев и осыпал нас ими. "Истина - это чистое осознавание"...

Ошо.

Ошо не читал шутки во время бесед, но это не значит, что мы не смеялись. Одну ночь мы смеялись так сильно, что не могли остановиться. Я помню, что я смотрела на каждого, Хасия тоже была в эту ночь, и я вспоминаю, что мы смотрели друг на друга и смеялись еще больше. Наш смех продолжался бесконтрольно после того, как Ошо уже пошутил и говорил о чем-нибудь серьезном. Японская Гита начинала визжать и потом смеялась, и это заставляло Ошо смеяться всегда, когда он слышал ее. Он прекращал говорить, и они просто смеялись вместе, очевидно, не над чем, в то время как мы, все остальные, подхватывали этот заразительный смех и, в конце концов, смеялся каждый. Он сказал, что смех - это величайшее духовное явление:

"Смех мастера и ученика имеет в точности то же самое качество, ту же самую ценность. Между ними нет совсем никакой разницы. Во всех остальных вещах есть разница: ученик это ученик, он учится, идя ощупью во тьме. Мастер полон света, все блуждания закончены, так что каждое действие будет отличаться. Но находитесь ли вы в темноте или в полном свете, смех все равно может прийти к вам. Для меня смех - это величайшее духовное качество, где невежественный и просветленный встречаются".

("Передача Лампы")

У Гиты были свои собственные уникальные взаимоотношения с Мастером через смех, и у Миларепы тоже был совершенно неординарный способ игры с Ошо. Он задавал вопросы, которые всегда заставляли Ошо смеяться, и провоцировал, чтобы Ошо дразнил его. Это была великолепная игра.

Но реальность политической ситуации, касающейся визы Ошо, была серьезной.

Несмотря на то, что было решено дать Ошо постоянную визу для проживания, и было даже подготовлено заявление для прессы об этом, на следующий день оно было аннулирово. Сангинетти, президент Уругвая, получил сообщение из Вашингтона. Ему писали, что если Ошо станет постоянным жителем Уругвая, тогда займы, которые Америка собиралась дать Уругваю, будут отменены. Очень просто!

Хасия и Джаеш большую часть времени путешествовали. В воздухе носилась идея о том, чтобы жить на океанском пароходе, и Хасия и Джаеш съездили в Англию, чтобы проверить ситуацию с покупкой списанного авианосца, и потом они поехали в Гонконг, чтобы посмотреть на корабль. Ошо чувствовал тошноту, даже когда он смотрел на кого-нибудь, сидящего на качелях, так что казалось невозможным, что он сможет жить на корабле. Но несмотря на это он был полностью поглощен сложными планами о том, как жить на судне.

Я никогда не слышала, чтобы Ошо говорил "нет" чему бы то ни было. Когда Хасия сказала, что мы думаем, что проживание на корабле будет плохо для его здоровья, он сказал: "Ну, если я привык жить на этой планете, мое тело привыкнет быть на корабле, и таким путем вы получите свободу".

Когда они не летали по всему миру, Хасия и Джаеш были в Монтевидео с Маркосом.

Маркос был уругвайским бизнесменом, у которого были контакты в правительстве. У него было большое сердце, он был невинным человеком, и он много работал для того, чтобы Ошо мог остаться в его стране.

Однажды ночью Ошо позвал Вивек и Девараджа в свою комнату и сказал им, что он больше не чувствует себя в безопасности в Уругвае. Он хочет вернуться назад, в Индию. В это мгновение Уругвай потерял свое очарование, и я чувствовала, что мы снова окружены угрозой. Двумя днями позже полиция, которая прилежно наблюдала за домом последние десять недель, прекратила это. Это было странно для нас: может быть, кто-то хочет причинить вред Ошо, а полиция не хочет быть замешанной? Мы связались с полицией и в этот раз даже заплатили, чтобы они были недалеко от дома.

Атмосфера становилась все более напряженной, и так как Хасии и Джаеша в это время не было, то Джон и чилийская санньясинка по имени Изабель, которая только что прибыла, продолжали работу по связи с правительством, но по другим контактам. У них не шла работа с Маркосом, и вместо этого они работали через свои собственные контакты и друга в правительстве по имени Альварес. Он тоже был прекрасный человек, и он стал санньясином, но я никогда не доверяла ему. Он был слишком очаровывающий, слишком симпатичный. Когда мы впервые прибыли в Уругвай, правительство получило сообщения по телексу из НАТО, помеченные "секретная, дипломатическая информация", ее источником были Соединенные Штаты. По информации в этих телексах мы были (ученики Ошо) торговцами наркотиками, алкоголем и проститутками!

Однажды во время этих последних недель нашего пребывания там полиция оказалась у наших дверей, и они хотели обыскать дом. Мы слышали, что это опасно, потому что обычной вещью было, что наркотики подбрасывали людям, которые были каким-то образом нежелательны, но не совершили никакого преступления. Держа их на пороге, потому что у них не было ордера, я понеслась наверх по лестнице в комнату Ошо, где он разговаривал с Хасией и Джаешем. Я вошла и сказала, что там внизу полиция.

Ошо продолжал разговаривать с Хасией так спокойно, как будто ничего не случилось. Я ушла из комнаты, и пятью минутами позже появилась Хасия, которая сказала, что она, в конце концов, должна была встать и сказать Ошо, что она извиняется, но она не может больше слушать то, что он ей говорит, потому что все ее внимание внизу с полицейскими, и она должна пойти и посмотреть, что происходит.

Полиция ушла, но ситуация уже была сложной и нежелательной, и теперь, когда Ошо сказал, что хочет уехать, с этим было покончено. Но ситуация не была вполне законченной, потому что мы отказывались видеть ее действительно реально.

Во вторую неделю июня Джон и Изабель получили обещание от Альвареса, что все в порядке, Ошо может быть еще по крайней мере шесть недель, и после этого он почти наверняка получит постоянную визу. Это были хорошие новости для нас, что-то, что мы хотели услышать.

Я приехала в Монтевидео 16 июня к дантисту и, как обычно, позвонила Маркосу и его семье. Он был испуганным и сказал мне, что он слышал, что если Ошо не выедет из страны до 18 июня, он будет арестован. Президент Сангинетти был в Вашингтоне на встрече с Рейганом, договариваясь о новых займах для Уругвая, это был его первый визит за много лет. Я сразу же вернулась назад домой и сказала Вивек, которая сказала Ошо, и мы немедленно начали строить планы, о том, чтобы нанять частный самолет и найти новую страну для приземления.

Ямайка должна была стать нашей новой надеждой. К концу дня я упаковалась, и рано утром на следующий день я улетела на Ямайку вместе с Рафией. Ошо должен быть последовать в частном самолете с Вивек, Девараджем, Анандо и Мукти. В тот день, когда Ошо покинул Уругвай, в министерство внутренних дел Уругвая каждый час звонили из Вашингтона с вопросом, покинул ли Ошо страну.

Вечером 18 числа в 5 часов дня Альварес позвонил и сказал, что он получил телеграмму из иммиграционного отдела, в которой сказано, что Ошо должен явиться в иммиграционный отдел до 5.30, иначе он будет арестован. Я слышала, что около 6.30 Ошо покинул дом, который стал нашей школой тайн, и в это время как раз прибыли три полицейские машины. Полиция сопровождала машину Ошо в аэропорт, и в то время как все санньясины, живущие в доме, и Маркос праздновали пением и танцами вместе с Ошо, полиция наблюдала с ошеломленными лицами. Атмосфера напряжения в аэропорту растворилась в праздновании, в то время как Ошо шел к ждущему его самолету. Еще больше полицейских машин с пронзительными звуками сирен прибыло в аэропорт, в то время как самолет поднимался все выше и выше, исчезая в ночном небе, и можно было видеть только два мигающих хвостовых огня.

Соединенные Штаты Америки объявили 19 июня, что Уругвай получил новый заем в 150 миллионов долларов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.