ГЛАВА IV
ГЛАВА IV
Сравним два текста:
«И вида был совершенно холостяцкого, неухоженного: потертое на плечах кожаное пальто, карманы оттопырены, полны надорванными пачками „Беломора“, простецкая шапка… На шее, однако, шелковая белая косынка, заколотая булавкой с прозрачным камушком… Глаза усталые, прищуренные. Возможно, больные: он избегал яркого света, шторы и днем держал задернутыми. Сядет в кресло в тени абажура, курит не переставая, и на игру смотрит…»
«…В солнечный летний полдень в его квартиру с зашторенными окнами еле пробивался шум с Кутузовского проспекта. В большой проходной комнате слабо и рассеянно светила люстра, укутанная марлей, горела настольная лампа с глубоким самодельным абажуром из плотной зеленой бумаги. Заметив мое недоумение при виде темноты, объяснил улыбаясь: у него, оказывается, не суживаются зрачки — осложнение после какой-то болезни…»
Такое впечатление, что перед нами не два текста, а один. Но первый отрывок — из той же журнальной статьи «Невидимый полет». Рассказчик, Артур Владимирович Вагуль, описывает человека по фамилии Дунаев, прибывшего на испытания. Именно Дунаеву докладывает пилот перед полетом и после посадки. Второй отрывок взят из документальной повести И. Э. Чутко «Красные самолеты» — о судьбе выдающегося советского авиаконструктора Р. Л. Бартини!
И это не единственное совпадение — в книге и статье очень много «параллельных» деталей. Но почему — «Дунаев»?.. Из военных мемуаров известно, что многие наши военачальники и конструкторы выезжали в войска и на полигоны не под своей фамилией. Наверное, был в этом правиле какой-то контрразведывательный смысл. Ну, а поскольку Бартини родился в городке на Дунае, то взять такую фамилию для него естественно.
Круг опять замкнулся. Но кто же тогда настоящий конструктор «невидимки»? Размышляя над этой историей, испытываешь странное чувство — всевозможность. Словно прошлое зависит только от твоего выбора. Выбери — и сразу получишь необходимые доказательства!
Козлов или Бартини?
Да простят нас тот и другой — речь не о конкретных людях. Они пока лишь персонифицируют возможные направления поиска. Не забудем — мы только условились поверить в реальность «невидимки»!
Козлов — это путь предельного упрощения. Бескрылый редукционизм. А идее с дымовой завесой — никак не менее трех тысяч лет: «…В город направил тем временем путь Одиссей, но Афина облаком темным накрыла, чтоб не был замечен он никаким из граждан феокийских…»
В истории человеческой мысли ясно выделяются два пути: материализм и идеализм. Первое — вариант с дымом. Платон — путь магии. Во второй книге своего «Государства» он описывает «аппарат», делающий человека невидимым: кольцо с блестящим камнем. Эффект достигается поворотом кольца камнем внутрь.
…Самолет исчезал. Необходимым условием этого, видимо, была зеркальная обшивка. Выбор объяснений невелик: техника или магия? Первое приведет нас к зеркальным шкафам цирковых иллюзионистов, второе — к волшебным зеркалам персидских магов, с помощью которых они проделывали многие поразительные вещи.
Неужели лорд Бэкон прав, и вся наша наука — лишь предпочтенные возможности?
Итак, Бартини…
Маленькая подробность: в статье о «невидимом самолете» Бартини проходит не только как «Дунаев», но и под своей собственной фамилией. Но это уже 1977 год, «Техника-молодежи», три года спустя после смерти конструктора. И упомянут он очень странно — в сноске. Автор как бы вскользь сообщает, что неоднократно встречался с Бартини, спрашивал его о «невидимке» и получил предельно возможный по тем временам ответ: «Я консультировал разработчиков по отдельным вопросам».
Что ж, пятимерная оптика — очень отдельный вопрос!
«…Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов. Скажу вам более, уважаемая госпожа, до черт знает каких пределов!..»
Именно в блистательном романе Булгакова «Мастер и Маргарита» впервые введена в обиход искусства математическая абстракция польского физика Калуцы.
«Бывают странные сближенья…»
«В час небывало жаркого заката», на Патриарших прудах материализуется мессир Воланд — «иностранный консультант» по черной магии и другим «отдельным вопросам».
В 1930 году иностранец Бартини принимается на должность консультанта Центрального конструкторского бюро.
Не совпадение даже — легкая зеркальность сюжетов. Более забавная, нежели серьезная. Заметили же совсем недавно, что на одной из картин Яна ван Эйка — голландского художника XV века — присутствует изумительно точный портрет… Михаила Афанасьевича Булгакова! Любопытно, что портрет этот — отражение в зеркале персонажа, оставшегося «за кадром». А сам живописец знаменит тем, что «впервые смог убедительно передать на холсте иллюзию наполненного светом пространства…»
— В великих текстах и полотнах можно увидеть все, что угодно! — авторитетно заявил Скептик.
Но никто не увидит в великом булгаковском тексте того, чего там нет — всех этих Турксибов, комсомольцев-добровольцев, промфинпланов и прочих литературных узкоколеек! А вот ясновидение, телепортация и левитация описаны предметно и со знанием дела. Вас интересует эффект визуального исчезновения? Пожалуйста — вот инструкция по эксплуатации «антигравитационной» мази, данная Маргарите «итальянцем» Азазелло: «…Когда будете пролетать над воротами, крикните: „Невидима!“» Неоднократно показан и обратный процесс: «…И тут знойный воздух сгустился перед ним и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида…»
Это, разумеется, только антураж великого романа, пронизанного идеями и символикой альбигойцев, масонов, розенкрейцеров и прочих гностиков учений.
…Но кто же он, тот человек, который консультировал «по отдельным вопросам» разработчиков прозрачного самолета престранного вида?
— А что, собственно, произошло? Сюжеты пересеклись? Это бывает, — успокоил нас оппонент. — Еще Гете подсчитал: вся мировая драматургия обходится 36 сюжетами. Искусство отражает реальность — и вряд ли сама жизнь предлагает больше вариантов!
…Бартини Роберт Людвигович, 1897–1974. Сюжет «Лжеподкидыш». Внебрачный ребенок подброшен садовнику в дом своего же отца — знатного итальянца, австро-венгерского вельможи, барона Лодовико ди Бартини. Как и следовало ожидать, очаровательный малыш попался на глаза бездетной баронессе, был усыновлен и получил блестящее образование. Чему весьма способствовала феноменальная одаренность мальчика, а также абсолютная свобода — в качестве главного принципа воспитания. Рассказывают, что, занимаясь алхимическими опытами, гимназист Бартини спалил в Будапеште дядюшкин флигель.
Дядя пришел в полный восторг, и с тех пор его знакомые были обречены прослушивать эту историю неоднократно — с присовокуплением рассуждений насчет цены, которую человечество вынуждено платить за научный прогресс.
Ах, как замечательно начинался нынешний век! Над ипподромами уже тарахтели первые аэропланы, и дамы с гордостью показывали пятнышки касторового масла, упавшего с небес на их шелка и муслины. «Самолеты в личном пользовании принесут людям долгожданную свободу, ибо не будет уже ни преград, ни границ, и каждый полетит туда, куда ему вздумается, по абсолютно прямой линии!» — в таком духе писали авторы бесчисленных научных брошюрок. О вечном мире и свободе щебетали на благотворительных балах и в университетских аудиториях, в спиритических кружках и на бульварах. Даже изобретение динамита вызвало восторженные надежды: «Войн больше не будет. Кто же станет воевать, если один снаряд может уничтожить целый пехотный взвод?!» Грезилось: наука облагодетельствует человечество и даст каждому кусок хлеба с маслом.
«Аннушка уже разлила масло..»
В четырнадцатом году, когда оранжерейные идеалы европейского гуманизма рухнули и были перемолоты — в верденской мясорубке, на гиблых полях у Ипра, в болотах Полесья — восемнадцатилетний Роберто уходит на фронт. Далее — русский плен, возвращение в Италию, компартия, подполье, операция против Савинкова в Генуе. В общем, сюжет в духе Пикуля. И за те же два года после возвращения из русского плена Бартини закончил воздухоплавательный факультет Миланского политехнического института. А в Риме получил диплом пилота!
Странное «подполье», не правда ли?
1923 год: провал и эмиграция в Советскую Россию. Последующие шесть лет покрыты мраком, из которого бывший аристократ и миллионер выходит комбригом РККА. В тридцатом году он возглавляет конструкторское бюро. В тридцать восьмом — арест. Выжил. Работал в тюремном КБ. Освободился года через три после войны.
Про Бартини рассказывали легенды — как работал в кромешной темноте, как выкрасил свою комнату в красный цвет, как носил шапку, которой впору было чистить обувь. И как упал однажды у кульмана — потому что забыл вовремя попить. Жажду и голод он вовсе не чувствовал.
— Чепуха! — усмехнулся С., старый приятель конструктора («Имейте в виду — я вам ничего не говорил. Ни-че-го!»). — Можете мне поверить: ел и пил он как все люди. Женщин любил. А то, что без чувств его находили — факт. И не раз… Талантливейший визионер был, по-нынешнему — контактер: без страховки «улетал» на несколько дней! Иногда едва выкарабкивался — смотреть страшно было: бледный, под глазами круги черные, — как после глубокого запоя. В туполевской «шараге» его таким и запомнили — сидит часами, глаза закрыты, в лице ни кровинки. А потом выдавал сумасшедшие проекты… И по мелочи тоже поразительные вещи делал. Когда Ту-2 еще не летал, Бартини неприятно удивил коллег-«зеков», предсказав максимальную скорость на сотню километров меньше расчетной. Но вскоре опытный экземпляр выдал расчетную скорость. Туполев, конечно, посмеивался. И что вы думаете?! Серийные машины — с усиленным, по требованию ВВС, вооружением и другими моторами давали точнехонько предсказанную Бартини скорость! Ну откуда он мог знать, что отличный «движок» АМ-37 снимут с производства? Таких случаев было немало — достаточно, чтобы понять: это не расчет, не интуиция… Как, извините, рассчитать — в каком гастрономе хороший коньяк дают? А ведь ни разу не ошибся! Удивительный был человек, какой-то… неземной, что ли? Не помню, чтобы на кого-нибудь голос повысил. Совершенно одинаково держался, разговаривая с министром и со своим чертежником — редкостное, знаете ли, свойство! А какой кошмар был в его кабинете! Бумаги лежали везде — на столе, на полу, на подоконнике — в несколько слоев! В этом хаосе была какая-то непостижимая система — он никогда ничего не искал, брал нужный чертеж из кучи не глядя…
«Не расчет, не интуиция…» Специально потом интересовались — были ли в Москве 50-х годов проблемы с коньяком? Не было, говорят. Хотя любители побегать за отдельно взятыми сортами встречались.
Но — допустим. Поверим на слово: Бартини был визионером. Есть великое множество гипотез относительно природы ясновидения — хорошо бы что-нибудь выбрать!
— Нам это действительно необходимо? — усомнился Скептик. — Не собираетесь ли вы объяснить одно неизвестное через другое? Помню, однажды в «Крокодиле» был потрясающий рисунок: Баба-Яга увидала «летающую тарелку» и кричит: «Ну вот, а говорили — сказка!»
…Мир един, но в нем много дорог. Человек создал нечто. Мы сократим путь, если найдем его дорогу. Поняв, как он мыслил, мы поймем и «продукт» мысли — «самолет-невидимку». Обладая чудесным даром, Бартини не мог не задуматься над устройством такой Вселенной, где можно сновидетъ события, которые еще не произошли. «Предопределенность мира — единственная настоящая трагедия человека», — сказал Гете после беседы с Наполеоном.
Если будущего еще нет, а прошлого уже нет, что же остается? Нечто эфемерное, соединяющее одно небытие с другим. Не имеющее длительности, вечно ускользающее от наших попыток рассмотреть и дать определение. Настоящее логически противопоставлено будущему и прошлому. Если нет ни того, ни другого — нет и настоящего. Это значит, что мир наш вообще не существует! Единственный способ избежать абсурда — признать, что все времена существуют одновременно. Дорога не исчезает после того, как мы прошли по ней. И уж совсем глупо утверждать, что озеро, которое вот-вот покажется из-за поворота, не существует — только потому, что мы его не видим! Обычный человек видит только синхронный с ним «кадр киноленты». Визионер может «взлететь над дорогой» — и увидеть остальное.
Величайший в истории пророк, живший в XVI веке — Мишель Нострадамус — оставил человечеству свои «Центурии». Ценность этой книги возрастает с каждым веком. Список сбывшихся предсказаний заставляет задуматься самых замшелых ортодоксов. Между тем ответ содержится в самой книге, ожидая того, кто задаст вопрос. В 2 предисловии к «Центуриям» Нострадамус выводит возможность предсказания «из самого факта абсолютной вечности, включающей в себя все времена».
…«Если все равно надо куда-то идти, есть смысл прибавить шагу, чтобы оказаться первым!» — эту фразу Бартини процитировал однажды с печальной усмешкой. Она многое объясняет.
…Его проекты хронически опережали свое время. Как минимум, на пять-семь лет. В тридцатом году Бартини строит самолет со скоростью 420 км/час — на сто пятьдесят километров больше, чем лучшие истребители тех лет. Через три года строится первый в стране цельнометаллический истребитель — 630 км/час! Такой скорости боевые машины достигнут к концу войны — но только со вдвое мощными моторами! 1936 год — новый самолет — двухмоторный, дальний, скоростной… Об этой машине вспомнили перед самой войной и спешно переделали в бомбардировщик (под общим руководством «итальянского шпиона» Бартини). Осенью сорок первого года, когда немцы захватили балтийские аэродромы, «ИЛы» уже не могли долететь до Берлина и вернуться назад. Но бомбежки германской столицы продолжили с подмосковных аэродромов бартиниевские бомбардировщики ДБ-240.
А заключенный Бартини уже работал над новой машиной. У Шаврова описан этот удивительный для тех лет проект: «…Сверхзвуковой одноместный истребитель типа „летающее крыло“ малого удлинения, с большой переменной по размаху стреловидностью передней кромки, с двухкилевым вертикальным оперением на концах крыльев». Через двадцать лет устроили повторную экспертизу. Специалисты признали: проект был вполне осуществим!
…Он умер в середине «ватного десятилетия». «Никому ничего не надо!» — это оттуда, из глухих семидесятых. О покойном авиаконструкторе еще раз вспомнили, когда в Арктике гибла наша атомная подлодка. В тот черный день базовые «ИЛы» безнадежно кружили над морем, разбрасывая спасательные плотики. Гидроавиация Северного флота не сделала ни одного вылета — шторм… Только одна машина в мире могла бы сесть на такую волну — ВВА-14, четырехдвигательная реактивная амфибия вертикального взлета конструкции Бартини. Прототип этой машины стоит без крыльев на поле Монинского авиамузея. Уникальный гидросамолет построили и начали испытывать при жизни конструктора. Смерть подрезала машине крылья — в самом прямом смысле! «Нет человека — нет проблемы».
На первый взгляд, конструкторская судьба Бартини — пример удивительного невезения. Словно злой рок встал на пути человека, которого академик О. К. Антонов назвал «непонятым гением советской авиации». В стране строили все, что могло мало-мальски летать. Жили впроголодь, но радовались беспосадочным перелетам. С миллионов плакатов суровая парашютистка вопрошала прохожих: «Что ты сделал для воздушного флота?» И при такой общенародной нужде в аэропланах — всего одно серийное «изделие» за полвека работы!
…Эйнштейн играл на скрипке. Максвелл и Чижевский писали стихи. Менделеев на досуге выделывал чемоданы. Ну и так далее… А теперь представим великого химика в стране, которой позарез нужны чемоданы. Более того, безопасность этой страны напрямую зависит от их количества и качества. Думаем, наукой Менделеев все равно занимался бы — но только как хобби!
В тридцатые годы Стране Советов требовались самолеты. А чтобы сталинские соколы летали «дальше всех, выше всех, быстрее всех», три сотни лучших конструкторов однажды собрали в такое место, где ничто человеческое им не мешало — в тюрьму. Так появились несколько отличных самолетов — Туполева, Петлякова, Томашевича, Бартини.
Пусть заклеймят нас бывшие узники бериевских «шараг», но — факт: единственную свою машину конструктор довел до серии именно в тюрьме. Убеждены — на свободе он бы ее не вымучил! Бартини делал «чемоданы». Всю жизнь. Его самолеты — ширпотреб блестящего интеллекта. Иначе просто невозможно объяснить то поразительное равнодушие, с которым Бартини относился к гибели своих замыслов.
Один из немногих друзей, знавших его еще до войны, вспоминал: «Постройка „Сталь-7“ продвигалась медленно. После ареста Бартини нас без конца таскали к следователю: срыв всех сроков — единственная правда из того, что „вешали“ на Роберта. И чекисты сильно на это давили. Что скрывать — были дни, недели и месяцы даже, когда Бартини необъяснимо охладевал к „семерке“. „Выпрягался“. Одно время пропадал у ракетчиков. Потом до одури что-то считал. Однажды ночью пришлось разыскивать его — срочно вызывали в наркомат. Нашел… в обсерватории! Я даже число запомнил — 19 июля. Сириус мне показал — эта звезда у древних египтян именно в тот день всходила, точнехонько к разливу Нила! Несколько раз, бывало, мы вместе шли пешком через центр — Роберт еле успевал раскланиваться со знакомыми: „писатель…“, „академик такой-то…“, „художник…“. Нет, фамилий сейчас не помню, но однажды возле ГУМа он поздоровался с красивой женщиной. Когда отошли подальше, Бартини сказал: „Жена начальника военной разведки“. Он знал много интересных вещей и мог поддержать разговор на любую тему. Спорить не любил. Да и невозможно с ним было спорить. В ту ночь, когда мы из обсерватории ехали, Бартини рассказывал про страну Сириат. Уже после смерти Роберта я полез в энциклопедию: нет такой! Сирия есть — а Сириата нет и не было. Странно… Помню только, что к звезде эта страна какое-то отношение имела…»
…Похоже, что Бартини и сам «имел отношение» буквально ко всему. Его видели в приемной Хрущева, за кулисами МХАТа, на «оттепельных» выставках, в лабораториях и на полигонах. И что-то неуловимо сдвигалось в жизни — там, где проходил этот невысокий сероглазый человек, красиво стареющий патриций с железными мускулами и громадным лбом. Изысканный аромат тайны тянулся за ним, как шлейф дорогих духов, дразня романтичных коллег и внештатных сотрудников компетентных органов. Даже писатели мемуаров — народ крепкий и бывалый — попав в гравитационное поле «красного барона», вдруг обнаруживали, что пишут уже не про себя, а про свои встречи с Бартини. Биографы-добровольцы подступали с вопросами — видимо, это мешало. Бартини отчаянно импровизировал — так самолет, уклоняясь от ракет, разбрасывает сияющие гирлянды тепловых ловушек.
Кто же он — настоящий?..
Его идеи шокировали физиков-теоретиков в 50–60-х годах. Бартини предложил и математически просчитал «достаточно безумную» модель Вселенной — трехмерное пространство в трехмерном времени. Он рисовал фантастические картины, прекрасно играл на фортепьяно, писал стихи и киноповесть, в которой есть некоторые труднообъяснимые места. Знал семь языков, еще на двух — читал. «Одной капли чернил достаточно, чтобы возбудить мысль миллионов людей!» — Бартини не раз повторял эту знаменитую фразу сэра Байрона.
«Типичный прогрессор! — полушутя-полусерьезно уверял один таганрогский знакомый Бартини, большой почитатель Стругацких, — Все, кто рассказывают или пишут про Бартини, отмечают его единственный галстук, который он носил, очень свободно повязывая. А на галстуке — обязательно зажим с каким-то блестящим камушком. Этот же камушек был у него на кашне — если надевалось пальто. Помните, в „Трудно быть богом“ прогрессор Антон-Румата носил телекамеру в виде золотого обруча с блестящим камнем?..»
…Перед самой смертью «консультант по отдельным вопросам» просил у Минавиапрома двух молодых физиков. В штат. «Есть идеи — надо передать».
Не дали…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.