О чем молчит мудрец

О чем молчит мудрец

Древние культуры — древние загадки. Казалось бы, от древности нам досталось не так уж и мало: огромные пирамиды и священные тексты, раскопанные поселения и ритуальная утварь, барельефы и украшения. Но обратим внимание — мы воспринимаем не столько саму древнюю культуру, сколько ее знаки, следы. Их-то мы и принимаем за истинные культурные творения — картины живописцев, строфы поэтов, величественные архитектурные сооружения. Но ясно, что изящно расставленные цветы в икэбане живут не своей отстраненной и независимой красотой, но духом того мастера, который, следуя интуиции своего очищенного и совершенного духа, расположил их именно в таком порядке. (Точнее, в «небесном беспорядке» — природа на макроуровне не терпит утомляющей глаз симметрии и прямизны.) Но поскольку мы имеем дело со знаками культуры, с некими символами, то должны научиться читать их. Понимать, что стоит за символом, который оставлен нам древними и чаще всего исчезнувшими цивилизациями. Но почему же нельзя было рассказать о мудрости напрямую, а пришлось именно выражать ее через символы и некие тайные знаки? Почему Будда, Христос и Мухаммед говорят притчами, откуда рождается притча о «горчичном зерне» или «виноградаре и винограднике»?

Китайский мудрец Чжуан-цзы рассказывает то о бабочке, то о радости рыб, задает вопросы и не дает ответов. Предположим, что это лишь иллюстрация для более яркого и запоминающегося восприятия сути. Но почему же не сказано ни слова о самой сути? Зачем следует так мистифицировать слушателей и читателей, причем на десятки поколений вперед?

А может быть, и нет никакой мистификации? Может быть, это единственный возможный способ рассказать о том, что вообще не передается словесному воплощению. Слова просто не способны адекватно выразить это.

Странно, но основной способ передачи информации между людьми (во всяком случае, сегодня известный нам) — речь — не может выразить самое главное, самое насущное и самое возвышенное. Она оказывается просто не приспособленной для этого. Здесь видны какой-то дисбаланс, какая-то ущербность, недоразвитость речевой функции.

А если речь — это вынужденное свойство, приспособляемость? Может быть, у людей были возможности «беседовать» между собой по-другому, и где-то в глубинах тысячелетий произошел сбой. Потенциально человек как биологический вид был подготовлен для другого, и весь организм с его мозгом, используемым лишь на одну десятую, свидетельствует именно об этом.

Но что было предназначено? Прямого ответа на этот вопрос не будет. На том уровне, на котором сегодня работает наше сознание (а уровень вариативности между гением и «серостью» не очень велик в рамках той задачи, которую так хотелось бы решить), мы не способны даже осознать саму суть проблемы — она стоит за пределами не только нашего понимания, но даже попыток задуматься над ней. Она иррациональна, то есть не поддается рациональным выводам, причинно-следственным связям, логике — во всяком случае, в рамках той парадигмы, в которой сегодня работает наш мозг. Но по следам, как по указателям, мы лишь можем догадываться, что «где-то здесь и может находиться ответ». Ничего более конкретного, хотя именно здесь она смыкается с вершинами религиозного опыта, который также словами адекватно передать невозможно. Не случайно здесь столь актуально стоит проблема не понимания, а веры.

В Китае никогда не возникало идеи единого, живого Бога. Точно такую же ситуацию мы можем наблюдать по всей Восточной и Юго-Восточной Азии без исключения: в Японии, Корее, Вьетнаме. Здесь поклонялись в основном либо духам, либо безличностным началам (путь Дао в Китае), но чаще всего — и тем, и другим.

Высшим предметом поклонения становились предки, а точнее, духи предков. До сих пор на затерянных горных тропинках на юге Китая можно встретить небольшие кумирни, поросшие мхом, куда даже один человек войдет с трудом. Рядом с потускневшими изображениями Будды всегда стоят таблички с именами предков — порой реальных, порой мифических. В Японии же все духи (ками, син) считались предками конкретных кланов, например, существовали духи императорских родов, высших самурайских родов и т. д. Благодаря этому статус человека определялся прежде всего тем, с каким духом он состоит в родственных связях.

Но так или иначе, Восток всегда относится к своему основному предмету поклонения — к духам — как к своим непосредственным предкам. Одновременно и всякий старший в роду, даже ныне живущий, считается потенциальным «претендентом» на статус духа, в этом, в частности, причина огромного уважения к старшим, перерастающего порой в мистическое преклонение.

Еще раз обратим внимание — культ предков в принципе заменил в Восточной Азии весь комплекс веры и поклонения. Впрочем, не только здесь, такое же явление можно встретить и среди индейцев Центральной Америки, у коренных народов Сибири и у жителей Африки. Культ предков-духов — обычно относят к неким пережиткам древнейших тотемистических верований, что в принципе оспаривать сложно. Правда, не очень понятно, почему Дальний Восток так никогда и не вышел за эти «примитивные культы», а на их основе создал колоссальную по своей глубине цивилизацию. В сущности, на культе предков основывались такие значительные явления восточной культуры, как китайское конфуцианство и даосизм, японский синтоизм, не говоря уже о различных проявлениях шаманизма, которые можно встретить в любой восточной религиозно-философской системе.

Примечательно и другое — к духопоклонничеству тяготел отнюдь не один Дальний Восток со своим культурным центром в Китае, но и все цивилизации Южной Америки, в частности — ацтеки, майя, инки, многие цивилизации Африки.

Можно, конечно, возразить: а разве, скажем, на Руси не поклонялись всяким духам, лешим, домовым? Разве сейчас сотни гадателей не пользуются «услугами» духов, разве не на этом, по существу, стоит современная западная астрология и десятки религиозных и околорелигиозных сект? Безусловно, это так, но с одной небольшой особенностью — на основе всего этого не была создана западная цивилизация. Ее краеугольным камнем является библейская традиция в различных трактовках, которая в принципе отвергает поклонение духам (признавая их существование), поскольку надо поклоняться Всевышнему, стоящему над духами.

А вот ни Дальний Восток, ни доколумбовая Америка, ни Африка этот путь к монотеизму, к Единому Богу не прошли, по-прежнему общаясь с духами, хотя формы этого соприкосновения, естественно, претерпели значительное изменение и «окультурились». Можно, конечно, относить это к особому типу восточного мышления, но Китай к идее Единого божественного начала подошел очень близко уже в V–IV вв. до н. э.

И все же по целому ряду причин поклонение предкам, духам стало в этих странах центральной частью культовой практики и веры вообще. Духи и демоны (примечательно, что они же — и предки) заменили здесь и творцов Вселенной, и создателей человека, и всей человеческой культуры. Именно они и принесли на Землю высшую Мудрость, по которой сейчас живет человечество.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.