Глава IV Смерть под крестом

Глава IV

Смерть под крестом

Спустя некоторое время хохот наполнил своды церкви. Затем послышалось чирканье зажигалки, и Гроссмейстер, все так же продолжая хохотать, зажег свечу. Она осветила его бледное лицо. Не обращаясь ни к кому, Гроссмейстер возбужденно заговорил:

— Эксперимент с треском провалился! Ха-ха-ха!

Затем он взглянул на Деснина, который после исчезновения сатаны осел на пол и теперь полулежал, прислонившись к стенке:

— Остался один ты! Ты, христианин! Все остальные просто разбежались! Вот, выпей, — Гроссмейстер подошел к Деснину и протянул чашу с каким-то варевом, — это снимет действие галлюциногена.

Затем Гроссмейстер подошел к жаровне и тщательно затушил угли.

— Хорошие корешки, — проговорил он при этом. — Еще древнеегипетские жрецы пользовались ими, когда устраивали «явления богов».

— Так значит это все…

Деснин, с трудом приходивший в себя, не смог договорить фразу.

— Ничего не значит, — отрезал Гроссмейстер. — Думай как хочешь. Я сам верил в существование сатаны, но до последнего момента не верил в то, что он может явиться. А мне было необходимо испытать веру моих товарищей, их способность верить. Я даже решил пойти на обман. Я хотел устроить умелую инсценировку с применением иллюзорной техники и галлюциногенов. Но эксперимент вышел из-под моего контроля… Он двигался. Он говорил!.. Это был Он! И он посмел явиться в церкви!

Гроссмейстер еле подавлял возбуждение, наконец ему удалось взять себя в руки, и он продолжил уже спокойным голосом, который вдруг показался Деснину знакомым:

— Конечно, ты считаешь, раз я сатанист, то лжец, искуситель. Но мне все равно, что ты думаешь. Это важно для меня самого. Я хотел проверить… О, как же я ошибался! Они… О, бескрылые потребители с ампутированными душами! Не положительные и не отрицательные — круглые нули! Дырки от бубликов! Абсолютные ничтожества! Насекомые!

Гроссмейстер взглянул на Деснина:

— Какая чушь весь этот маскарад, не правда ли?

С этими словами он снял с себя рога и все сатанинское облачение. Перед Десниным стоял…тот самый странный попутчик, с которым он ехал в поезде к Никодиму.

— Я вижу, что ты узнал меня. Еще тогда, в поезде, я знал, что твой поп, к которому ты едешь, мертв. Но я действительно не при чем. Я не убивал его. Мне и в голову такое не приходило. Ты, конечно, мне не веришь, но… Впрочем, это не имеет никакого значения. Этот Никодим, я много слышал о нем, был достойным противником. В Апокалипсисе сказано, что Агнцу более угодны даже холодные, нежели теплые. Так же и сатане более угодны горячие, но не теплые. По твоим глазам я вижу, что и Никодим говорил тебе то же самое. Ха, ха! Я был уверен, что человек с его верой был способен проникнуть в суть этих страшных слов. А теперь ответь: какой смысл мне убивать его, если он угоден сатане? А череп… череп я просто купил у милиционеров, которые осматривали останки на пепелище. Так что, видишь — все просто… Что же ты стоишь? Ты узнал, что хотел. Ведь ты именно за этим здесь? Или же ты желаешь узнать что-то еще? Тебе нужны объяснения всему тому, что произошло здесь?… Нет, это мне нужны объяснения! И им тоже нужны объяснения! Но главное здесь, — голос Гроссмейстер вновь стал возбужденным. Он подошел к штативу с работающей видеокамерой. — Здесь свидетельство, здесь вещественное доказательство его существования. Это высшая точка, я его вызвал! Все телеканалы мира покажут эту запись. Еще бы, подобной сенсации не было добрых две тысячи лет! Вы это выдели? — уже кричал Гроссмейстер в камеру. — Вы это видели!!!

Затем он подошел к Деснину и ухватил того за плечи:

— Я должен все рассказать. Должен! И ты будешь свидетелем того, что записано на этой камере. Присядь вот сюда, — Гроссмейстер усадил Деснина в кресло, где явился сатана, а сам встал посреди зала.

— Ты один из немногих, кого он удостоил разговором, — так начал Гроссмейстер. — Он назвал тебя убийцей и вором. Хм. Ты прошел испытания. Ты видел смерть. Ты убивал. Лишь побывав на грани человек способен истинно веровать. Впрочем, я не об этом. Твой поп рассказал тебе лишь об одной стороне христианства. Я, если желаешь, поведаю об оборотной. Ведь сатанизм не отделим от христианства. Он напрямую вытекает из него. И связующее звено здесь — человек. Человеческая душа есть поле боя, на котором Бог и сатана борются между собой. По легенде, дьявол слепил человека и упросил Бога вдохнуть в него душу. Так что человек — продукт совместного производства. Поэтому зло естественно, оно — неизбежное порождение, неотъемлемая принадлежность бытия. Без зла вселенная не была бы совершенной, почему Он и допустил его существование.

Гроссмейстер умолк.

— Я вижу, что говорю непонятные вещи, — наконец проговорил он, глядя на Деснина. — Жаль, что ты не прочел мою книгу, которую я дал тебе в поезде. Она бы многое прояснила. Но пусть, пусть. Слушай меня — и не понимай. Мне и не надо этого. Я говорю для себя. Ты лишь сиди здесь. Так надо, ладно?

Деснин и не собирался никуда уходить. Даже если бы он захотел это сделать, то не смог бы: кресло, в котором он сидел, словно магнитом притянуло его к себе. Но не это было самое страшное. Деснин ясно чувствовал в себе что-то постороннее. Кто-то чужой был в нем. И именно этот чужой заставил его произнести:

— Ты ошибаешься. Я прочел твою книгу. Но раз уж я здесь, то хочу услышать все из твоих уст. Тем более, я никуда не спешу.

— Благодарю. Тогда придется рассказать все. И я уверен, что мой рассказ будет не напрасным. Еще ни с кем я не был так откровенен. Не знаю почему, но у меня такое ощущение, что я говорю сам с собой. Странно.

Деснин надеялся, что Гроссмейстер заметит, что с ним что-то не так, но тот был весь в себе и так начал свою историю:

— Известный большевистский пропагандист-богохульник Емельян Ярославский — мой дальний родственник. И это проклятое родство никогда не давало мне покоя. Я искал Бога, и не я один, но… Сложно верить. Многие во времена социальных катаклизмов, когда прежние ориентиры разрушены, а новых нет, обращаются к религии. Но дело в том, что не только мы — все человечество переживает сейчас духовный кризис как раз из-за упадка церкви. Современная церковь полностью дискредитировала себя, пошла на поводу капитала и уже не может выполнять прежней роли. Кто-то из великих сказал: «Церковь вступила в сговор с буржуазией, не понимая, что именно она-то и отнимает у церкви власть над миром». А попы? Само поведение многих из них словно отрицает те истины, которые они проповедуют.

— Чем ближе к церкви, тем дальше от Бога, — проговорил Деснин, подчиняясь чужому.

— Да, парадокс: храмов больше — а веры меньше. Святая Русь, ха! Народ-богоносец. Один лишь душевный вакуум. Сказано: кто Меня ищет, тот владеет мною. Никто не ищет. Бог умер, но не на небе, а в сердцах людей.

— Вряд ли наберется несколько сот христиан, действительно верующих в Христа. Остальные верят в то, что они верят, или хотят в это верить, — вновь проговорил Деснин.

— Да, да. Пустота, дыра, ничто. Нет, это не атеизм. Атеизм лишь доказывает существование Бога через его отрицание. Сейчас же царит абсолютное безразличие. А для веры нет ничего губительнее безразличия. Бог легче терпит тех, кто его вовсе отрицает, чем тех, кому абсолютно все равно: есть он или нет. Горько все это.

Гроссмейстер перешел из центра зала ближе к статуе козлиноподобного существа и продолжал:

— Одним словом, я не нашел веры среди христиан и пришел к выводу, что был лишь один настоящий христианин — сам Христос. «И нет никого, кто понимает; нет никого, кто ищет Бога. Все сбились с пути; все вместе пришли в негодность». Так я решил искать веру в противоположном лагере. Если уж верить в Бога не получается, то лучше верить в черта, чем ни черта не верить. Лучше быть холодным, но угодным Богу, чем вообще никаким. Так я рассуждал. На протяжении многих лет я изучал и практиковал магию, алхимию, оккультизм. Я входил в тайные сообщества, был членом экзотических сект, покупал за баснословные деньги учебники и трактаты, тратил много времени на ритуалы и заклинания. Я то и дело переходил из одного общества в другое, гонимый мечтой найти наконец того, кто откроет мне тайны невидимого мира, и переживал горчайшее разочарование, уясняя для себя, что большинство этих людей следуют всего лишь той или иной догме и чаще всего превращаются в фанатиков, именно потому, что только фанатизм способен разрешить сомнения, беспрестанно томящие человеческую душу. Я убедился, что многие магические ритуалы и в самом деле действуют. Однако убедился и в том, что люди, именующие себя магистрами, хранителями тайн бытия, утверждающие, что владеют техникой, позволяющей дать любому и каждому способность достичь желаемого, давно утратили связь с учением древних. Я был в отчаянии. Тем временем количество сатанинских сект росло так же быстро, как количество церквей. Я побывал во многих из них, однако и там не нашел веры. Все они в большинстве своем — лишь клубы по интересам в обрамлении сатанинских обрядов и под прикрытием сатанинской проповеди: Бог слаб, а сатана всесилен. Сатана даст все, что угодно — деньги, силу, власть; короче, раз здесь ад — то все дозволено. Примитивно, но все же хоть какая-то философия. Большинство же воспринимают сатанизм лишь за коллективные оргии с садистским уклоном. Ходят на дьявольские шабаши просто за компанию, ради острых ощущений и необычайных оргазмов. Они этим и занимаются потому, что нисколько не верят ни в Бога, ни в сатану. Не верят ни во что. Дошло до того, что кто-то по интернету даже предлагал мне сыграть роль Антихриста. Прямо так и заявил: ты — антихрист. И я тебе помогу.

— Аббат, — тихо произнес Деснин, на мгновение освободившись от власти чужого.

— Что?

— Это был Аббат. Есть такой… И если б не все это, я должен был тебя убить. Он не терпит отказов.

Но Гроссмейстер пропустил эту фразу мимо ушей — так он был погружен в свои мысли. За время рассказа он переместился от статуи к трупу сатаниста и стоял теперь возле него.

— О, нет, я не нашел веры нигде. Я был в жутком отчаянии. И тогда я решил устроить все это, — Гроссмейстер обвел руками зал церкви. — Я решил устроить необычайный эксперимент. Для начала я разместил объявления на некоторых сайтах. Не обычное сатанинское объявление, где обнаженная женщина на черном алтаре, горят одиннадцать черных свечей, на столах висят перевернутые вниз головой распятия, сверху на все происходящее на земле взирает козлиноподобное существо, кругом на полу разбросаны хлысты и розги; нет, я призывал настоящих сатанистов для того, чтобы вызвать настоящего дьявола. Он не Бог и не всемогущ, а значит, явится даже против своей воли с помощью подсказанных им же способов. К моему удивлению, откликнулись довольно многие. Почти все утверждали, что являются гроссмейстерами сатанинских орденов, верят в сатану истово и желают увидеть его воочию. Я отобрал лишь десять, как мне показалось, самых верующих. Я не обещал им ни оргий, но святотатства, ни прочих увеселительных программ. Я обещал лишь долгие и упорные эксперименты по вызову сатаны. И они согласились. О, сколько я перечитал всевозможных трактатов на эту тему. Пришлось выучить не только старолатинский, но и древнеарамейский и древнеегипетский языки. Я перепробовал все, но он так и не являлся. Я даже решился сделать это в церкви, настоящей, как эта, и без проблем, кстати, договорился с новым попом. Даже какой-то договор подписал. Но и это не помогло. А вера десяти мной избранных слабела с каждым разом. И тогда я решил пойти даже на обман, лишь бы проверить их веру. Но он явился. ОН ЯВИЛСЯ. И что же?.. Впрочем, ты и сам все видел.

— Но зачем тебе все это? Зачем? — спрашивал уже не Деснин, а чужой.

— О, что за вопрос, — проговорил Гроссмейстер. — Зачем? Пойми, я верил в его реальность, но не верил, что он может явиться. Наверное, я и сам — маловер, я сам малодушен. Но теперь, теперь все изменилось. Он есть, он реален, а значит, есть и Бог. Мне нужно было доказательство, хотя бы и от противного. Мне потребовался такой долгий и тернистый путь, чтобы поверить в это. Как же тяжело поверить простому человеку? О, это почти невозможно, и теперь я буду терпимее к другим. Но самое главное, я точно знаю, что теперь делать. Я точно знаю, как Ему послужить. Из двух атрибутов Бога человек выбрал познание добра и зла. Поэтому и смысл всей его жизни заключается в этом познании. Лишь в его процессе человек становится подобием Божиим. Но не познав зла, не познаешь и добра. Поэтому познание — всегда борьба, где главное — не победа, главное — сам процесс. И даже не важно, на чьей ты стороне. Как кто-то сказал, Зло нельзя победить, ибо борьба с ним — и есть сама жизнь. Невидимая брань. Душевная пассионарность, внутренняя. А без нее и жизни нет. Жизнь — это непрерывное испытание, постоянный Армагеддон.

— Но ты же сам говорил, что вокруг хаос, разложение и тлен. Всем все равно и никто не желает этой борьбы.

— Да, говорил. В этом-то и суть. А все оттого, что дьявол с Богом бороться должны, а поля боя-то и нет! Не холоден современный человек и не горяч. В этом весь ужас. Смерть плоти не страшна — ведь душа-то остается. Страшно, когда умирает душа, а остаётся лишь плоть.

Гроссмейстер с презрением посмотрел на труп сатаниста.

— Но, Гуф — зал душ — давно уже пуст. Давно уже рождаются люди без душ. Пророчество сбывается. И многие это поняли. Все кончилось, решили они. Никаких душ, никакой борьбы. Давайте признаем, что мы насекомые, и приплясывая пойдем к обрыву. И это — всеобщая идея. Отсюда и духовная нищета и моральная пустота. Да, теперь мы можем воочию наблюдать моральный износ человечества. Что ж, если так, то лучше конец. Нужно решить: возможно ли сейчас серьезно и вправду веровать? Если нет, то гораздо лучше, гораздо гуманнее желать конца. И чем скорей — тем лучше. Лучше, человеколюбивее даже, скорое страдание и смерть, чем медленное разложение и смерть. Гуф пуст, а когда он опустеет, тогда и обещан Конец Света. Моя мечта увидеть Конец Света, конец этой проклятой цивилизации!!!

Гроссмейстер подошел к массивному каменному распятию, встроенному в стену, и принял торжественную позу.

— В Апокалипсисе и множестве других предсказаний сказано, что Конец Света неизбежен. Но перед ним с такой же неизбежностью должно наступить царство сатаны. Оно не вечно. Только лишь до последнего Армагеддона. А затем Конец Света и Царство Божие. Чтобы приблизить эти события, надо помочь сатане установить его царство. Я буду собирать сатанистов, я буду проповедовать сатанизм — ибо сказано: «И поклонятся ему все живущие на земле, чьи имена не написаны в книге жизни». Такова неизбежность. Я же просто хочу приблизить Апокалипсис, пока еще не поздно, пока еще есть кому сражаться в Армагеддоне.

— Разве ты вечен? Что ты можешь успеть? — помимо своей воли усмехнулся Деснин.

— О, времени как раз в обрез. Близки времена. Спираль истории сужается. Например, если раньше в течение определенного срока происходило одно значимое событие, то сейчас за тот же срок их происходит в десятки раз больше. Раньше история мерялась веками, затем десятилетиями, а сейчас — годами, даже месяцами. В таком бешенном темпе все может произойти весьма скоро. Еще можно успеть. Я предаю Бога, чтобы скорее настало Его торжество. Я не хочу, чтобы все вышло из-под контроля. Лучше уж я…

— Так чье торжество? — Деснин совсем не узнал свой голос.

— Бога, разумеется. Ибо Бог всемогущ. И как бы ни был сейчас силен сатана — Бог все равно сильнее. Главное — успеть, чтобы остались еще солдаты Армагеддона. Вот только…

Гроссмейстер задумался и смотрел куда-то в сторону. Если бы он видел, что творилось в это время с Десниным, он наверняка бы ужаснулся. Тот, чужой, внутри, бесновался и не находил выхода своей ярости. Ужасный рев стоял в ушах и все внутри выворачивалось. Все это отражалось на лице Деснина, где одна ужасная гримаса сменялась еще более ужасной. Однако когда Гроссмейстер повернул голову, внутри Деснина все разом стихло.

— Хм, — наконец усмехнулся Гроссмейстер, — Сатана так похож на политика перед выборами: все чего-то обещает, грозится. Обезьяна Бога. Да только вот его обещания уже никому не нужны — сам видел, все разбежались. И это избранные, а что же взять с остальных? Даже самые ярые его поклонники не выдержали его реальности, а значит, и не верили никогда по-настоящему. И ужасные мысли посещают меня в связи с этим. А вдруг Конец Света уже произошел? А мы просто его не заметили, потому что никакой последней битвы, никакого Армагеддона не состоялось — биться просто некому было. Ни победителей, ни побежденных. Все кончилось, а мы живем только по инерции. И люди ли мы вообще, или уже нет? Что ж, тогда мне жалко Бога.

— Лучше себя пожалей. Что если сатана узнает о твоих истинных намерениях? — голос Деснина так изменился, что этого уже невозможно было не заметить. — Неужели ты думаешь, что он простит тебя?

— Нет, этот не простит. Но он и не узнает, а если и узнает, то не поймет. Ты знаешь, в чем отличие сатаны от Бога? Бог может читать все твои мысли — и черные и белые. Сатана же — только черные. Он и слышать может только черные речи, поэтому я не боюсь, что он нас подслушает. Но если и подслушает, то он просто не в силах понять такой поступок.

— А как же ты сам? Пусть ради благих целей, но ты все же поклонился сатане. Неужели ты думаешь, что Бог тебя простит?

— Бог? Пути его неисповедимы, а суды его непостижимы. Христианство — не этика, а мистика богообщения. Оно не для творения добра, а для воссоединения с Богом. И мне кажется, что греховность, настолько порочная, что грешник совершенно отчаивается в спасении, — вот подлинно теологический путь к благодати. Да и потом, обмануть дьявола — не грех.

За все время этого долгого разговора лицо Гроссмейстера впервые просветлело и озарилось улыбкой. Тут странный шорох прошел по зданию. Повеяло холодом. Деснин, сам не свой, разразился жутким хохотом:

— Ха! Ха! Ха! Человек! Глупое, самонадеянное ничтожество! Я всемогущ. И я слышу все. Все! Не только каждое твое слово, но и каждый поворот твоей ничтожной мысли доступен мне. Ха-ха-ха-ха! «Не хочу чтобы все вышло из-под контроля». Ты что — Бог? Да и он уже не в силах ничего контролировать. Его жалеть? Себя пожалей! Здесь, может быть, все и кончилось, но мы с моим вечным врагом никуда не делись. Мы существуем, мы реальны. А значит, все только начинается. На новой земле, под новым небом и с новыми людьми. И ты должен был стать одним из первых. Изменник! Ты хотел предать меня во имя его. Но благими намерениями вымощен путь в ад. Посмотрим, спасет ли Он тебя теперь.

И тут распятие, под которым стоял Гроссмейстер, затрещало, срываясь с места, и со страшным грохотом устремилось вниз…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.