ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

— Что это означает? — спросил Веточкин у Михаила Лутоненко.

Нейрохирург встал из-за стола, подошел к окну и глядя в него, ответил:

— Смерть в течение пяти-шести месяцев.

— Эх! — сокрушенно выдохнул Хромов. — Надо же, гадство какое.

Разговор происходил в ординаторской нейрохирургического отделения института имени Склифосовского.

— И ничего нельзя сделать? — бесстрастно, что говорило о его огорчении, спросил Тарас.

— Не знаю, — неуверенно пожал плечами Лутоненко. — Опухоль прогрессирует. Это затылочно-теменная часть, ни один нейрохирург не возьмется за удаление опухоли в этом месте. Разве только… — Он замолчал и, оторвавшись от окна, вернулся к столу. — Есть человек, нейрохирург от Бога, хотя мне иногда кажется, что все-таки от черта. Вполне возможно, что он может что-то сделать, но я не знаю, не знаю.

— Да хотя бы от Змея Горыныча, нельзя, чтобы вот так, запросто, взял и умер хороший человек! — воскликнул обнадеженный Хромов. — Что за человек, где? Я сейчас за ним смотаюсь, вызову служебную и смотаюсь.

— Успокойся, Леонид Максимович, — остановил его Веточкин, внимательно глядя в лицо двоюродному брату. — В чем дело, Михаил, что за проблема?

— Странный он, — неохотно ответил Лутоненко. — Может сутки оперировать, а может спокойно смотреть на умирающего и пальцем не пошевелить. Исчезает иногда надолго. Главврач делает вид, что так и надо.

— А я зачем? А Уголовный кодекс для чего? — вскинулся Хромов.

Во время обследования у Миронова обнаружилась в заты-лочно-теменной части опухоль, которую Михаил Лутоненко определил как злокачественную. Сам он эту операцию провести не мог, он никогда не брался оперировать, если чувствовал в себе неуверенность. А сейчас он именно это и чувствовал.

— Ладно, — вдруг решительно произнес Лутоненко, — пока говорить не о чем. Я сегодня попытаюсь переговорить с этим человеком. Если он возьмется, то шанс есть, но, повторяю, его реакция непредсказуема, предугадать невозможно.

— Да кто это такой, черт побери?! — возмутился Хромов. — Он должен как врач отреагировать быстро и положительно, деньги мы достанем.

— Он не врач и к деньгам равнодушен, — задумчиво проговорил Лутоненко и замолчал.

— А кто? — осторожно спросил его Веточкин.

— Алексей Васильевич Чебрак. — Лутоненко немного помедлил и решительно добавил: — Бог.

Опухоль в голове Миронова, поломка в дороге служебной машины, пасмурная погода и вынужденная поездка к месту службы в метро испортили Хромову настроение настолько, что, войдя в свой кабинет на Петровке, он сразу же поручил секретарю:

— Дайте мне все ориентировки на злодеев, объявленных в федеральный розыск за последнее время.

Ему хотелось выловить кого-нибудь из этих гадов и набить морду. А что еще оставалось делать? Настроение было паршивым еще и потому, что никак не получалось наступить на хвост УЖАСу. Если раньше они как-то, то есть вполне нагло, обозначались, то сейчас превратились в какой-то робкий призрак, исчезли. ГРУ, в лице Эппеля, лишь пожимало плечами: «По-моему, они все застрелились». Но Эппель играл в свою игру. Это понятно, ГРУ не та организация, которая позволяет своим генералам играть в чужую игру. Хромов не знал, что руководители ГРУ и УЖАСа «слегка» договорились. УЖАС дал понять, что убийц Тассова они отыщут и передадут разведчикам, и вообще, давайте жить дружно. И то и другое устраивало ГРУ.

— Пожалуйста, Леонид Максимович, — секретарь положила перед Хромовым папку с ориентировками, — злодеи месяца.

Хромов молча кивнул, и секретарь поспешно вышла. Она была опытной и понимала, почему начальник не сказал обычное «спасибо». Судя по его лицу, если он и мог что-то сказать в данный момент, это «что-то» было бы матерным. Секретарь села за свой стол и закурила длинную сигарету-гвоздик. Через десять минут из переговорного устройства последовала команда:

— Уважаемая Нинель Александровна, разыщите, пожалуйста, старшего оперуполномоченного Старикова и срочно ко мне, где бы он ни был, пусть это будет даже Рио-де-Жанейро.

«О, Бразилия», — вздохнула Нинель Александровна и позвонила для начала в «убойный» отдел. Могучего и высокого Сашу Старикова она могла бы, бросив все, разыскать и в Рио-де-Жанейро.

Старший уполномоченный Саша Стариков нашелся на удивление быстро. Обычно его в отделе не было. Оперативника кормят ноги, интуиция и риск, им некогда сидеть

за столами. Через пять минут он уже входил в приемную Хромова.

— Что там? — спросил он у Нинель Александровны.

— Гром и молния, — нежно ответила ему секретарь.

Стариков вошел в кабинет и увидел, что вместо грома и молнии по лицу Хромова лишь пробегали тучки сосредоточенной заинтересованности.

— Я прибыл, — доложил Саша. — Вызывали?

— Взгляни, — сразу же приступил к делу Хромов, протягивая фотографию. — Узнаешь?

— Геи? — неуверенно спросил старший оперуполномоченный, ибо своеобразное одеяние Самвела Тер-Огонесяна бросалось в глаза в первую очередь, но тут же его неуверенность сменилась радостью узнавания: — Мыонг, гадом буду, Хонда!

— Да, — торжественно подтвердил Хромов. — Объявлен в розыск как «неизвестный корейской национальности» таганрогским УВД по подозрению в убийстве трех человек.

— Ну вот, — огорчился Саша, — зачем мы его тогда отпустили? Тассов и Блудов на нем. Я уверен. — Он оборвал свои сетования и молча посмотрел на Хромова.

— Не продолжай, — посоветовал ему Хромов. — Я сам разберусь с кем надо и спрошу что надо, а ты оформляй командировку в Таганрог, встряхни этот город у моря как следует.

— Таганрог, — воодушевился Саша Стариков и сразу же сник: — Жаль, что не Сочи.

— В командировку, — предупредил его Хромов, — а не в отпуск.

Михаил Лутоненко, после того как Веточкин и Хромов покинули больницу, вытащил из кейса мобильный телефон и нажал на несвойственную для обычных мобильников синюю кнопку. Если бы посторонний человек нажал на эту кнопку, то мобильник бы самоуничтожился. Кнопка обладала отменной памятью на тепло и узор пальца нажимающего, чужих не допускала.

— Слушаю вас, Лутоненко, — раздался скрипучий голос координатора УЖАСа. — Надеюсь, вы помните, что можете соединяться лишь в экстренных случаях?

— Не то чтобы экстренный, — замялся нейрохирург, — но мне нужно переговорить с Алексеем Васильевичем, есть интересный экземпляр, он просил позвонить при наличии такого

— Объявляю вам устный выговор за необоснованное соединение, — опять проскрипел голос, но в нем исчезли строгие интонации. — Я сообщу Чебраку. Он, если захочет, позвонит, а вы больше не соединяйтесь без экстрема. Все.

Михаил Геннадиевич Лутоненко, блестящий нейрохирург и диагност, был сотрудником отдела ЧЕТЫРЕ, имеющий пунктирный допуск в святая святых УЖАСа, подземную лабораторию Алексея Васильевича Чебрака. Он ассистировал ему во время опытов над людьми. Пунктирный допуск был у всех допущенных в лабораторию. Только Иван Селиверстович и Алексей Васильевич имели постоянный. Остальные были «специалистами по вызову». Им сообщали время и место и уже оттуда доставляли в лабораторию. Михаил Лутоненко был призван в УЖАС, еще будучи студентом Первого мединститута имени Сеченова, но приступил к работе в нем лишь после того, как стал ведущим нейрохирургом Москвы и России в целом, до этого он проходил обучение по системе «Иезуит». Во время обучения был допущен к присяге, а после обучения зачислен в штат отдела ЧЕТЫРЕ.

Михаил Лутоненко был предан УЖАСу, как УЖАСу были преданы все присягнувшие. Потому что каждому, сразу же после присяги, в мозг вживлялся биочип. Это был безобидный чип, он не мешал жить и мыслить, никуда не отсылал информацию о неблагонадежности носителя, нет, он просто тихо и надежно заставлял человека быть верным присяге.

Алексей Васильевич позвонил глубокой ночью. Михаил Лутоненко не спал, он был совой.

— В чем дело? — сухо поинтересовался Чебрак у Лутоненко.

— Опухоль в затылочной части. Развилась в результате травмы от падения. Очень удачная опухоль, небольшая и смертельная, на нужном месте. Не желаете спасти человека от смерти?

— Спасу, — лаконично согласился Алексей Васильевич. — Мне нужно испытать принципиально новый вид саморазвивающегося чипа. К двадцати одному часу завтра готовь операционную. Никаких медсестер, для помощи я захвачу кого-нибудь из лаборатории. Кстати, кто он, твой пациент?

— Провинциальный прокурор, из Таганрога.

— Из Таганрога? — почему-то удивился Алексей Васильевич и с усмешкой добавил: — В окрестностях Азовского моря провинций нет нигде, даже одинокий домик в степи — центр мира. Со слов далай-ламы, Азовское море двухуровневое, генератор тонкой энергии, в тибетской табели о рангах для непроснувшихся катаклизмов оно на первом месте.

— Это как? — заинтересовался Лутоненко.

— Если оно проснется и начнет выходить из берегов, то Тихий океан соединится с ним водами.

— Интересно, — зевнул Лутоненко. — А прокурор наш при чем?

— Надеюсь, если, конечно, выживет, после операции и он на что-нибудь сгодится.

После разговора Михаил Лутоненко отправился спать, а Алексей Васильевич подошел к большому зеркалу, двумя пальцами сильно оттянул вниз кожу под глазами, высунул язык и, глядя на свое изображение, стал медленно и ритмично прыгать с ноги на ногу: левая-правая, правая-левая — и хрипло издавать балабонящий звук:

— Бо-бо-бо-боооо, бо-бо-бо-боооо.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.