Диалог

Диалог

Царь

Что за суровый край, безлюдная чащоба!

Здесь жить нам суждено. Гонимы тяжким роком,

Покинули мы отчий край, вдали сокрылись

Любимых лиц черты. Так значит, это правда,

Что мир земной – игра какой-то высшей силы

И тягостные узы мировых законов —

Ее забава, череда ее фантазий?

И значит, правда, кто-то высший движет нами,

Когда, ослеплены иллюзией, бредем мы

Сквозь нереальный мир по вымышленной жизни?

Вся правда – лишь мираж, свет – лишь лученье мрака,

А мудрость мудрецов – лишь осмысленье грезы.

Земное житие – как сумрачная чаща,

И только мысли здесь мерцают светляками

Во мраке. И напрасно мы не верим в это,

Считаем слово это стоном безнадежным

Из уст сраженного в противоборстве с жизнью.

Теперь я понимаю: в этом стоне – правда.

В нем – наивысшее земное постиженье.

Так прочь же, сладкий сон, – ты, горе, царствуй!

Ты – наш учитель горький, мудрости сопутник,

Ты первым рождено Иллюзией великой.

Приди ж, дай мне обнять тебя. Для нашей встречи

Заигрываешь ты со мной в чащобе этой —

Да, верно, эта глушь твоим пристала играм.

Напрасно смертный пляшет на арене жизни

С четою скоротечной, горестью и счастьем.

Нагрянет смерть – и в тот же миг прервется пляска.

Жрец

Лишь в этот час повержен ты в сраженьи жизни,

О Царь! И в сердце у тебя – лишь безнадежность,

Лишь боль в словах твоих – не Брахмана Познанье.

Но высшее стяжанье – не доступно слабым,

Герой лишь достигает истины великой,

Что под покровом тьмы в пещере тайной скрыта.

Да, это правда, что земная жизнь – лишь пляска.

Но кто ж ее танцует? – сам Господь вселенной!

Его, о Царь, не горе заключи в объятья

И понеси с собой от битвы к новой битве:

Пускай исполнятся неистовством сраженья

И плоть твоя, и дух – обитель благодати.

Победы, пораженья, вопли побежденных —

Все это только пляс искусного танцора

На множестве подмостков. И цари, и царства —

Лишь декорации, что украшают сцену.

Царь

Не трать напрасно слов – меня ты не утешишь!

Скорбь обожгла мне сердце… Танец Нараяны[241]?

Нет, это демон пляшет в мороке иллюзий

Иль демоница юная в свои играет куклы

Живые – лепит их и снова разрушает,

И каждый раз хохочет над разбитым сердцем,

Довольная забавой. Подлинен лишь морок

Вселенский, подлинна глухая эта чаща,

И горе подлинно, и наше пораженье.

Нет счастья на земле, оно – мираж, и только.

И власть царей – мираж, а подлинны – лишь муки…

Любовь, и та – лишь призрак в этом мире скорби.

Жрец

Так погрузись в свое стенающее сердце,

В скорбь углубись, исследуй страждущую душу —

И в глубине ее найдешь ты тайну скорби.

Там Кришна ждет тебя с блаженством и любовью.

Жизнь на земле – игра его Любви великой.

Царь

Любовь, что поцелуи шлет устами молний,

Любовь, что опаляет муками и скорбью,

Любовь, что нарядилась в ненависть и гибель,

Низка. Есть состраданье в сердце человека,

Но в мире нет его, как нет его у Бога.

Свой образ состраданья возвеличил смертный

И идолу тому он молится как Богу.

Есть только вечный Брахман[242]. Бог же – плод фантазий,

В котором ищет утешенья безутешный.

Жрец

О Царь, в твоих словах я Кришны смех услышал,

И преисполнился блаженства, и внимаю,

Как Радха[243] милая из уст твоих стенает:

«Ах, больше никогда его я не увижу!

Ах, больше никогда о нем я не узнаю!»

Но это – лишь мираж, пленивший ум безбожный,

Я говорю тебе не просто в утешенье:

О Царь! Ты Кришну моего узришь воочью,

Когда он явится опять в обличье должном

Как любящий твой Друг, Возлюбленный твой вечный.

Голос Кришны

Все – лишь моя игра. Я отобрал игрушку

И вновь ее вернул, затем чтоб понял ты,

Что Я Владыка твой, Наставник и Водитель…

(Не закончено)