d) Иисус Христос и «исполнение»

d) Иисус Христос и «исполнение»

Учение о Божественном вдохновении призвано дать понять, что горизонтальное измерение опыта спасения «в слове и истории» соответствует вертикальному измерению «в духе», т. е. распахнутости Писания в направлении «абсолютного таинства, к которому можно обращаться только с молитвой»[566]. Безмолвное ликование предела истории (eschaton), – толкующее выражение совершенной любви, которое произносит Апокалипсис, – знает свою цель, не отодвигая ее в бесконечную и недостижимую даль. Но тот, кто спрашивает о пути, – а верующий знает, что он нуждается в таком вопросе, дабы не потерять из виду цель, – должен не закрывать глаза на происходящее в этом мире, должен открыть свой слух другому человеку, который живет рядом с ним и становится для него ближним. Но как возможно было бы предохранить подобную обращенность [к миру] от замыкания в кругу самодостаточного, непритязательного и ограниченного разумения, если бы Бог сам не явил Себя, если бы Он не позволил внимать Своему слову и не разомкнул для нас свою триединую любовь? «Слово стало плотью»: в событии пришествия Христа Бог принимает во внимание эту расположенность человека в полноте, превосходящей всякое вопрошание и всякий поиск. «Бог открывает Себя в человеке, дабы ввести его {192} в почитание Того, Кого доселе не видели ничьи глаза. И действительно, Бог посылает Своего Сына, чтобы Он истолковал Отца в человеческом жесте»[567]. Отец произносит Логос в Духе (Pneuma), и это – тот Дух, который удостоверяет свидетельство священнописателей. Агиографы, включенные в этом же Духе (через крещение) в общину верных, Церковь, записали как непреложную, а потому обязательную для всякого верующего, такую истину: Логос говорил к нам в Иисусе Христе. Писание, будучи Священным Писанием, засвидетельствовало это Слово как исшедшее от Бога и обитавшее среди нас, оно вводит нас – глубже и глубже – в Божественные таинства. «Мы слышим Отца в Его человеческом эхо, в его человеческой покорности даже до смерти, мы узнаем, Кто есть Повелевающий, нам послано Слово в ответ»[568]. И поскольку именно люди, как священнописатели, передают Логос при помощи своих слов, мы можем внимать Логосу только в согласии с их многоголосым свидетельством. Совершающаяся в вере библейская герменевтика, в которой подвизается Церковь, стремится помочь нам понять, что «передает нам это слово Божие, к чему оно нас призывает и чего от нас требует»[569]. – Далее, справедливо следующее: Писание как Священное Писание участвует в осуществляемом Святым Духом присутствии Логоса в его воплощенной действительности лишь в той мере, в какой неизбежная ограниченность человеческой способности к выражению и оглашению выявляет то, что Бог Сам пожелал сказать о Себе в Verbum incarnatum, в слове и деле Иисуса Христа, в его самоистолковании и в разъяснении смысла Его земной жизни, завершившейся в предании Себя [на смерть] ради нашего спасения. «Между человеческой и Божественной природой Христа нет никакого разлада: что Бог хочет сказать о Себе, то полно и точно высказывается в человеческом языке. […] Человеческий язык вбирает в себя всю природу и все этическую экзистенцию, всю историю человечества: здесь человеческое слово совпадает с предвечным словом Отца, здесь каждый идеал основывается на том, что уже осуществилось»[570]. Тот, кто движимый Логосом, свидетельствует об этом людям, тот вдохновляем Богом. Так агиограф пишет Св. Писание. И поэтому верно следующее: Связь откровения как Самооткровения Бога в Иисусе Христе с Божьим таинством и одновременно его необратимая включенность в историю человечества, которая раскрывается как история Христа и, тем самым, как история спасения, становится ве?домо только там, где свидетельство Писания признается в качестве боговдохновенного.