Глава 3. Молитва — Слово Божие
Глава 3. Молитва — Слово Божие
Фомино воскресенье, или Красную горку казаки не празднуют так широко, так торжественно, как Светлое Христово Воскресение. Вот и Калитвины ограничились лишь тем, что сходили к заутрене в станичную церковь да пригласили на обед «самчона» Степана и еще нескольких родственников, живущих в станице.
Но все-таки это был большой праздник, а потому, проводив родню, весь оставшийся день Калитвины отдыхали. Я взяла из хозяйской библиотеки книгу и пошла в сад, где в «холодке» под яблонями качался на ветру никем еще не занятый гамак. Был четвертый час дня, небо затянула прозрачная белая дымка, солнечный свет сквозь нее струился мягко, вычерчивая темные силуэты листьев и крохотных, покрытых белесым пушком, только что завязавшихся яблочек.
"История войска Донского и старобытность начал казачества. Сочинение Василия Михайловича Пудавова. Новочеркасск, 1890 г." Я давно нацелилась на эту книгу: у нас в городе ее не достать; тем обиднее было, что в этот блаженный час чтение никак не шло на ум. Просто хотелось лежать и смотреть вверх, на светлую парчу неба с яблочными узорами. В таком расслабленном состоянии меня и застала Домна Федоровна. Мне стало неудобно: схватила букинистический раритет, но вместо того, чтобы читать, валяюсь, бездумно уставившись в небеса. Но она, увидев, что книга так и раскрыта на предисловии, спокойно сказала:
— Не идет книжка, так оставь, не мучайся. Значит, час для того неподходящий.
— Да вот, давно почитать хотела, а не заставить себя никак, — оправдывалась я, вставая с гамака.
— Ну и не заставляй. Когда душа к чтению не лежит, то и на ум книжка не ляжет.
— Да у меня сейчас на ум ничего не ляжет. Мыслей в голове никаких… Так хорошо, так блаженно, будто позади ничего не было, и впереди ничего нет.
— Это правильное состояние. Значит, сердце твое открыто и Спас с тобой говорить может.
— Спас? Говорить со мной? Но… каким образом? Так вот сам сойдет с небес и говорить начнет?
— Спас, доня, с небес не сходит. Он ис-ходит, из сердца твоего, и глубин души твоей.
— Да разве же там есть Спас?
— Только там и есть. А ежели его в сердце твоем нету, то и на небесах его не найдешь.
— И все-таки я не понимаю… Получается, для того чтобы Спас пришел, надо так вот лежать и ничего не думать? У меня такое бывало, не часто, правда, но я помню такие моменты. Однако Спас не приходил.
— А ты его звала?
— Нет… Как же я звать его могу, если не знаю, как его позвать можно?
— Очень просто, взять и позвать: Господи, мое сердце сейчас свободно, приди ко мне, поговори со мной.
Я недоверчиво посмотрела на нее. Вот так вот, просто — приди? Будто не Бога призываешь, а соседку на чай зовешь в выдавшуюся свободную минутку…
Наставница поняла мои мысли, тепло улыбнулась:
— Ну ежели для тебя это пока непонятно, то просто можешь молитву прочесть. Молитвою тоже Спаса позвать можно.
— А какой именно молитвою?
Знахарка задумалась.
— Проще да вернее сказать будет: какая к сердцу ближе. Но, — она поглядела мне прямо в душу, — ты ведь скорее всего и сама не знаешь, какая тебе ближе.
— Не знаю…
— Значит, будем учиться молитве.
Мы уселись в резной беседке, где над виноградным цветом вились пчелы и еще какая-то летающая насекомая мелочь. И опять душу начали прожигать слова знахарки, пропущенные через печать Логоса:
— Молитва, доня, не просто взывание к небесам да иконам, как многие думают. То такая же беседа, как и любой разговор человека с другим человеком. Человек — живое существо, и Спас — живое существо, Дух, который и есть сама Жизнь. Потому не просто надо ему в уши жужжать о своих проблемах да нуждах, а и у самого узнать — что Он-то думает о тебе, о жизни твоей, о том, как ведешь ты себя? Ты ж не забудь, что это мне или кому другому ты пожалиться можешь — и я тебя пожалею, и другой, — потому что ты со своей стороны беду расскажешь, а как оно было на самом деле, да почему произошло, большею частью утаишь. А Спас все ведает и в душе твоей читает ровно в книге открытой. Потому с ним надо быть честной всегда, честнее, чем сама ты с собой бываешь. Для того прежде молитвы всегда покаяние идет. Только каяться не значит бить себя в грудь да прибедняться: я такой-сякой разэдакий. Самоуничижение чрезмерное — та же гордыня, когда человек не достоинством, а грехами своими гордится, хвастается. Вот и батюшка наш Серафим на исповеди всегда строго-строго к таким хвастунам относится. Спасу не истерики твои нужны и не гордыня, а спокойное, трезвое покаяние. Иногда бывает, что покой в душе есть, когда с Богом говорить можешь, а покаяния нету в тебе, не чувствуешь ты — именно сейчас — никакой вины за собой.
— Да, у меня такое часто происходит. Вот и в Великий четверг на исповеди мне никак не стыдно было за все те грехи, которые священник перечислял.
— Это ничего, это не потому что ты такая бессовестная. Просто управлять сердцем своим человеку сложнее всего. Научишься, не беда. Главное — чистоту в сердце хранить и честность. Нет вины, нет покаяния — так и скажи: Господи Спасе мой, сердце мое спокойно и чисто, прости прегрешения мои, о которых ты знаешь лучше меня, а прежде всего прости мне нечувствие мое. Вот после этого уже и можно молиться начинать.
— Своими словами молиться?
— Это ежели они есть у тебя, свои слова молитвенные. Но так редко бывает, и хорошо ведь, что редко.
— Отчего же хорошо, когда редко? — удивилась я.
— Оттого, доня, что слова молитвы — не те обычные, какими мы с тобой разговариваем. Молитва — слово, к Богу обращенное, а Ему надо говорить слова правильные, которые в глуби у тебя вызревают, как то зерно, до твоего сердца доходят. Потому если до тебя слова дойдут да душу возмутят, то и Спас их услышит. А такие слова рождаются не вдруг и не в каждый час жизни, когда ты готова с Господом беседовать. Такие слова вырываются, когда тошно тебе, беда у тебя, когда ты в опасности находишься, когда надежды ни на кого, кроме как на Спаса, у тебя уже не остается. Тогда душа тебе и подсказывает, с каким именно Словом ты обратиться к Нему должна. Еще слова из души вырываются в моменты счастья безмерного… Такие моменты еще реже, чем беда, бывают. Да только мало кто в счастье про Бога вспоминает.
— Потому они так редки…
— Да. Ну, еще свои слова для Бога из сердца льются у тех, кто Спасом давно живет и в глубь Слова молитвенного проник. Немногие до того доходят.
— А вы? Вы уже пришли к этому состоянию? Вы уже можете со своими словами обращаться к Спасу?
Знахарка покачала головой.
— Нет, доня. Я, как и все остальные люди, только в горе да в радости могу с Ним говорить так же просто, как с тобой.
— Если вы не можете, то и у меня не получится никогда…
— С Богом как с человеком говорить — это, доня, высшее Спасом проникновение. К тому стремиться надобно, но не печалься, что не получается у тебя. То маяк твой, светильник, что Путь тебе освещает и показывает, куда идти надобно. Пока же учись молиться, как святые отцы заповедовали.
— Как?
— Молитвами каноническими, Словом, исторгнутым из груди старцев святых, что молитвы свои нам оставили.
— То есть, читать молитвы, которые в молитвенниках написаны?
— И их тоже. Только не сразу читай, осторожной будь.
— Осторожной? А чего стеречься-то?
— Все того же — непонимания и нечувствия. Много же есть молитв, на всякую беду да ко всякому святому. Ум неискушенный глянет и решит, что это вроде таблеточек — та от головы, а эта от живота. Хуже нет молитвой, как рецептом пользоваться. Такие Спаса только гневают.
— Почему же гневают, если молитва сотворена святым старцем?
— Оттого гневают, что старец святой в порыве чувства молитвенного, возвышенного те слова создал. А человек расчетливо пользует. Так и в церковь мы ходим: тому свечку за то, тому за это… Получается, что в храме мы базар устраиваем и сами такие же торгующиеся, как те, кого Христос изгонял из дома Отца его.
— Но ведь люди в основном и молятся только потому, что им от Бога что-то надо.
— А потом удивляются, что Господь их не слышит. Или сделает так, как они просят, а выходит еще хуже, чем было у них до этого.
— Но что же им делать?
— На волю Божью уповать. Но я сейчас с тобой не про всех людей говорю, а про тебя. Мне Спасом не заповедано было всех людей учить Слову его. Ежели ты поймешь — через тебя и людям Знание принесено может быть.
— Хорошо, а мне что делать тогда?
— Тебе вот как раз и надо вникать в Слово Божие именно в те моменты, когда ничего тебе не надо от Него, когда душа твоя в соответствии находится со всем остальным миром. Тогда-то и начинай потихоньку в молитву вникать, ничего от Него не прося и не жалуясь. Ну, а какую молитву выбрать, то ты решить сама должна.
— Просто листать молитвенники и выбирать, что нравится?
— Молитвенники оставь пока. Молитвословом пользоваться еще уметь надо. Начни с Псалтири. Давид-песнопевец, псалмы сотворивший, не просто молитвы творил, он песни пел для Господа своего возлюбленного, песни любви, песни восторга, песни благодарности. Они и сотворены были в радости или в печали. Давид от Бога был псалмопевец, мастер, оттого творения его художеством были, Словом творческим, могущим сердца отмыкать. Через эти песни ты к пониманию придешь, в каком состоянии к Богу обращаться надо, какие Слова его достойны. Еще поймешь, что молитва — то стрела обоюдоострая, которая в двух направлениях летит: к Спасу и к сердцу твоему. На самом-то деле в одном, ибо Спас у тебя в сердце живет, в самых его глубинах, но то оставим пока. Только пойми одно сейчас: молитва — это ниточка от тебя к Спасу и от Спаса к тебе. Она как посох, который ты, сидя в яме глубокой и не имея возможности выбраться оттуда самостоятельно, протягиваешь Спасителю, чтобы он взялся за этот посох и поднял тебя со дна к Себе. Вот псалтирь для тебя таким посохом и станет. Будешь читать со спокойным умом и внимательным сердцем — сразу почувствуешь, как ниточка эта от тебя к Спасителю тянется.
Вечером наставница дала мне Псалтирь, усадила под Стодарником и велела вдумчиво читать первую кафисму. Сама ушла в гости к Федору и Ирине.
Я стала искать нужную страницу, листая высказывания святых отцов о Псалтири. Взгляд упал на строчку «Псалом и из каменного сердца источает слезы». Я тут же вспомнила родничок-аксай, текущий из белых камней в степи. С этим образом в сердце я и подошла к первой кафисме.
Я прочитала кафисму раз, и два, путаясь в малознакомых словах и не очень понимая, о чем это. Я читала очень внимательно и старалась быть честной с собой, но ниточка к Спасу никак не протягивалась. Я уже хотела начать читать и в третий раз, но тут вспомнила слова наставницы о том, что прежде чем обращаться к Спасу с молитвенным словом, надо принести Ему свое покаяние. Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и попросила прощения у Него за свои прегрешения, а пуще всего за то, что мое каменное сердце никак не хочет под воздействием псалмов «источать слезы». Мне тут же стало легче: я честно призналась себе и Ему, что в сердце у меня — камень, и я не в силах управлять им. Я снова начала читать:
Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но в законе Господне воля его, и в законе Его поучится день и нощь. И будет яко древо насажденное при исходище вод…
В этот раз псалмы глубоко тронули меня, а слова, которые я не могла понять, звучали просто как музыка, как аккорд к основной мелодии, которую я слышала прекрасно. Я вдруг услышала за этими печатными буквами — Слово, которое изверглось из груди древнего псалмопевца. Глаза мои увлажнились, читать стало трудно, буквы расплывались, но они уже были неважны: я читала не физическим, а каким-то другим, внутренним, духовным взором. Первая упавшая слеза стала началом целого потока слез, и, когда Домна Федоровна вернулась ко мне, я сидела с полностью зареванным лицом.
Она сказала:
— Ну, вижу прочитала как надо. Давай теперь снова читать, только уже вдвоем.
Совместное прочтение восьми псалмов меня успокоило, я опять вернулась в прежнее состояние ясного спокойствия и осознания.
— То, что не все слова ты понимаешь, доня, не беда. Главное, ты уразумела, что за словами Слово стоит, — повторила она вслух мои мысли. — Теперь скажи мне, какие из этих слов — твои. С чего ты плакала, что тебя тронуло до самой глуби, то, что ты знала уже до этого, а тут в словах песенных нашла?
— «Господи, Господь мой, яко чудно Имя Твое по всей земли», — от этих слов к горлу опять подступил комок.
— Ну-ну… все, не плачь больше, — наставница улыбнулась так тепло, так участливо, что от сердца у меня мгновенно отлегло. — Видишь, как просто все. Вот ты и нашла свои слова, с которыми теперь ты будешь жить и звать Его, когда сердце твое будет готово принять Спаса, говорить с Ним. Очень хорошие слова ты выбрала: не только в спокойствии чистоты душевной можно их повторять, но и в горести, и в радости, а так же когда тебе так некогда, что ты про Спаса и не вспоминаешь. А такие моменты тебе предстоят еще, как на неметчине устраиваться будете. Попомнишь слово мое: всю науку Спасову вмиг забудешь, то одно, то другое, голова закрутится, сердце замолчит, насущными тревогами обремененное. Вот тогда-то и тверди про себя слова свои. Они тебе силу дадут испытания жизненные перенести и к Спасу вернуться, когда ты готова будешь.
— А как же остальные кафисмы?
— И остальные читай так же, с вниманием и сочувствием. Думай, выбирай отрывочки, что тебя в самое сердце разят. Таких отрывочков много-много заучить можно, и в каждый момент жизни тебе разные слова вспоминаться будут — те, которые для сейчас подходят больше всего.
Она закрыла Псалтирь, погладила рукой шершавую обложку, подвинула книгу ко мне.
— Это тебе в подарок от меня будет. С собою возьмешь.
Я молчала, пораженная: книга была очень старой, изданная еще в начале века, наверняка это семейная реликвия… Я хотела отказаться, но вовремя поняла: если наставница дарит книгу, то это неслучайно; с ней она как бы передает мне свое Знание, физически выраженное в этом драгоценном даре.
— Спасибо, — пронесла я через печать Логоса.
— Спаси тебя Господь, — улыбнулась наставница.
И сказала:
— А несколько есть псалмов, которые не по отрывкам, а полностью знать наизусть надобно. Псалом пятидесятый читай каждый день утром, как встанешь, и вечером, перед тем как заснуть. Это псалом очистительный. Утром он тебя от мечтаний ночных очистит, подготовит ум твой дела дневные исполнять с вниманием и смирением. А ночью ко сну подготовит, от забот дневных сердце отряхнет:
Помилуй, мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззакония моя аз знаю и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согреших, и лукавая пред Тобою сотворих, яко да оправдишися во словесех Твоих и победиши, внегда судити Ти. Се бо, в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо, истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси. Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие, возрадуются кости смиренныя. Отврати лице Твое от грех моих, и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь ми радость спасения Твоего, и Духом Владычним утверди мя. Научу беззаконныя путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся. Избави мя от кровей, Боже, Боже спасения моего, возрадуется язык мой правде Твой. Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою. Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо, всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая, тогда возложат на олтарь Твой тельцы.
Псалом девяностый читают в опасности, в страхе, в болезни, в неведении. Это сильная молитва, от любого обстояния спасает, особливо ежели ты через Логос ее пронесешь:
Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходяшия, от сряща, и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.
Домна Федоровна смолкла, закрыла руками лицо, отдыхая от духовного усилия, с которым она передавала мне Знание. За окном уже давно стемнело, и я подумала, что на сегодня учение закончено. Но она шумно выдохнула, отняла руки от лица и продолжила:
— Что тебе еще про Псалтирь знать надобно, так это то, что при гробе его читают. Это важное знание, потому что когда беда стрясается, и потеря душу гложет, и сердце плачет, и ум терзается, люди в ожесточение впадают, не зная, что делать им. Тяжко терять близких, тяжко, когда кто-то уходит от тебя к Нему. Даже тем, кто знает, что человек не просто в землю идет, а к Творцу своему душой устремляется, и тем тяжко. Чтобы испытание это пройти и не раскиснуть при виде смерти, а наоборот, укрепить дух свой, Псалтирь и нужен. Когда Псалтирь при покойнике читают, пространство вокруг меняется, круг мироздания становится цельным и замкнутым: вот — смерть, а рядом — жизнь. Тогда и ты, и люди вокруг тебя успокоятся и воспримут смерть не как меч Дамоклов, что висит над каждым из нас, а как конец Пути, который наступает только тогда, когда Господь решит призвать человека. Тебе не скоро еще придется это пережить, но более я тебе повторять не буду. Просто знай и помни. Еще обещай мне, что когда я умру, где бы ты ни была, вспомнишь меня, выберешь два часа свободных и прочтешь в память обо мне Псалтирь.
В горле сжало опять, я сглотнула.
— Обещаю.
— Вот и ладно. Ну, теперь давай про молитвословы поговорим. Есть у тебя дома молитвенник?
— Есть маленький, дорожный. Там всего несколько молитв, которые я и так знаю — «Отче наш», «Богородице» и другие, известные.
— Купи большой, где есть и дневные, и вечерние молитвы, и часы, и каноны, и акафисты. Их читать будешь не сразу, не каждый день, а именно во время, когда ум твой от всего свободен. И так же, как с Псалтирью, вникай в слова, выбирай строки, что тебе к сердцу лежат. Все здесь то же самое. Обрати внимание на слова покаянные. Эти слова хорошо к душе льнут, там все-все, что ты чувствуешь, выражено в слове молитвенном. Покаешься своими словами — а потом и молитву покаянную прочтешь. Так вот сердце твое от камня оживать и начнет…
Молитва покаянная, святого Макария Великого, читаемая перед отходом к сну
Что Ти принесу, или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю, щедрее и Человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение и ничтоже благо сотворша, привел еси на конец мимошедшаго дне сего, обращение и спасение души моей строя? Милостив ми буди грешному и обнаженному всякаго дела блага, возстави падшую мою душу, осквернившуюся в безмерных согрешениих, и отыми от мене весь помысл лукавый видимаго сего жития. Прости моя согрешения, едине Безгрешне, яже Ти согреших в сей день, ведением и неведением, словом, и делом, и помышлением, и всеми моими чувствы. Ты сам покрывая, сохрани мя от всякаго сопротивнаго обстояния Божественною Твоею властию, и неизреченным человеколюбием, и силою. Очисти, Господи, очисти множество грехов моих. Благоволи, Господи, избавити мя от сети лукаваго, и спаси страстную мою душу, и осени мя светом лица Твоего, егда приидеши во славе, и неосужденна ныне сном уснути сотвори, и без мечтания, несмущен помысл раба Твоего соблюди, и всю сатанину детель отжени от мене, и просвети ми разумныя очи сердечныя, да не усну в смерть. И посли ми ангела мирна, хранителя и наставника души и телу моему, да избавит мя от враг моих; да востав со одра моего, принесу Ти благодарственныя мольбы. Ей, Господи, услыши мя грешнаго и убогаго раба Твоего, изволением и совестию; даруй ми воставшу словесем Твоим поучитися, и уныние бесовское далече от мене отгнано быти сотвори Твоими ангелы; да благословлю имя Твое святое, и прославлю, и славлю Пречистую Богородицу Марию, Юже дал еси нам грешным заступление, и приимя Сию молящуюся за ны; вем бо, яко подражает Твое человеколюбие, и молящися не престает. Тоя заступлением, и Честнаго Креста знамением, и всех святых Твоих ради, убогую душу мою соблюди, Иисусе Христе Боже наш, яко Свят еси, и препрославлен во веки. Аминь.