Глава X. КИТАЙСКИЙ ЧАЙ В РОССИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава X. КИТАЙСКИЙ ЧАЙ В РОССИИ

В Московском государстве с чаем познакомились только в 1638 г. Посольство, отправленное к монгольскому Алтын-хану на озеро Упса (Убса), "угощалось там чаем". При отъезде оно получило подарки в обмен на дары московского царя, в том числе четыре пуда чая. Его привезли в столицу, "где он был испробован и найден по своим данным очень приятным напитком" (Е.П. Силин). Василий Старков, доставивший чай, писал о нем: "…называют эту жидкость чай, но не знаю, листья ли это дерев или трава".

До середины XVII в. китайские товары в Россию поставляли купцы Центральной Азии. Их караваны, груженные в основном шелковыми и хлопчатобумажными тканями, приходили в сибирские города Томск, Тобольск, Тара, Сургут и др. В 1654 г. из Тобольска в Пекин отправилась торговая миссия во главе с боярским сыном Федором Байковым, которому выдали царскую грамоту, адресованную китайскому императору. Цель первого по существу официального посольства в Поднебесную сводилась к тому, чтобы завязать дипломатические сношения с далекой страной и выяснить возможности установления с ней торговых связей.

Для ведения торговых операций Байков получил в Москве 50 тысяч рублей. Ему дали также письменный наказ, включавший следующие пункты: точно установить путь в Китай; выяснить, делают ли китайцы сами шелковые ткани или к ним их привозят; кто из иностранцев приезжает в Китай и какие товары они там продают; постараться определить, какие товары в будущем привозить из России и на какую сумму и будет ли от этого прибыль; купить в Пекине разных товаров и привезти их в Россию как образцы. Несмотря на то что в силу ряда причин миссия не имела политического успеха, ее участники открыли караванный путь из Сибири в Китай и привезли много ценных сведений о соседнем государстве.

Китайцы (точнее маньчжуры) поднесли, кстати, Байкову чай "варен с маслом и молоком коровьим" и сказали при этом, "что-де прислан тот чай от царя". Он же "чаю не пил, а отговаривался от них: ныне-де по нашей христианской вере пост; и они ему почали говорить: когда-де ты прислан от своего великого государя к нашему царю и ты-де, пожалуй, хотя прими. И… Байков принял чашку с чаем, а приняв чашку, отдал назад; и они против того те царевы люди Федору Исаковичу ничего не молвили". Байков в то же время сообщал, что "чай родится на дереве".

В Москве напиток получил более или менее широкое распространение во второй половине XVII в. Так, в 1674 г. на столичном рынке он продавался по цене 30 копеек за фунт (около 410 г). Чай пили с сахаром и, по свидетельству историка Н.И. Костомарова, "приписывали ему целительную силу против желудочного расстройства, также считали прекрасным опохмелительным средством". Однако его поставки шли в основном не из Срединного государства. Большую часть привозили через Архангельск голландские и португальские купцы.

Чайная торговля напрямую с Китаем практически до второй половины XIX в. связана с историей российского города Кяхта (в настоящее время на границе с Монголией). Оплата закупленного там чая производилась переводами через Москву на Лондон и оттуда — в Гуанчжоу, Шанхай, Ханькоу. Любопытно, что Карл Маркс, тщательно отслеживавший ситуацию в мировой торговле, в конце 50-х гг. XIX в. упомянул Кяхту в работе "К критике политической экономии".

Высшие сорта китайского чая уже в XVIII в. доставлялись в город хорошо упакованными. Они предварительно обертывались тонким свинцом, затем листьями бамбука и бумагой, а потом уже укладывались в камышовые плетушки. Так упаковывались жулан (лучший сорт зеленого чая) и цветочный (душистый) чай, называвшийся монихо, который представлял собой смесь зеленого чая и цветков жасмина. Кирпичный (плиточный) чай упаковывали в ящики, обычно по двадцати одному кирпичу в каждый.

По мере расширения спроса на этот напиток в России объем поставок через Кяхту значительно вырос. В конце XVIII в. на чай приходилось свыше 30 процентов русского импорта. С 1800 по 1840 г. его ввоз через упомянутый город увеличился в 5,2 раза, а доля в отечественном импорте составила более 90 процентов. В результате чай стал главным товаром всей кяхтинской торговли. Поддерживая местный торг, царское правительство "заботилось и о распространении сбыта кяхтинских чаев заграницу. С этой целью в 1826 г. установлен был возврат пошлин при отпуске их за пределы империи, и в 1827 г. чай даже вывозился от нас по лицензиям в Лейпциг, Гамбург и Амстердам…" (А.П. Субботин).

Позднее город утратил свои лидирующие позиции в торговле России с Китаем в основном из-за быстрого развития пароходства и активного проникновения русских купцов непосредственно во внутренние районы Срединного государства. Кроме того, с 1 апреля 1862 г. был разрешен ввоз чая через западные границы России и ее европейские порты.

Негативную роль в данном процессе сыграла и так называемая чайная контрабанда. По словам А.П. Субботина — автора изданной в Санкт-Петербурге в конце XIX в. книги "Чай и чайная торговля в России и других государствах", долгое время она считалась в Кяхте не преступлением, а напротив, "довольно почетным промыслом" и осуществлялась, как правило, "в двух видах: 1) розничная, мелкая, когда чай проносился совошниками (лица, занимавшиеся прободением ящиков с чаем железным совком и некоторыми другими специфическими работами в чайной отрасли. — Н.А.) и разными местными жителями до Троицкосавска (пограничный город на речке Кяхта. — Н.А.) и оттуда расходился по окрестным селам, так что пограничные области пользовались дешевым чаем; 2) крупная, так сказать оптовая контрабанда, водворявшаяся специальными лицами на хороших лошадях сразу по 5—10 ящиков, а иногда и целыми возами. Это дело вылилось в форму организованного промысла, так как соблазн был велик; премия в пользу контрабандиста доходила до 40 рублей с ящика".

Контрабандный чай расходился преимущественно в Забайкальской области и сибирских районах до Иркутска; там ящики, не имевшие таможенных клейм, разбивались. Его обычно пересыпали в мешки и продавали под видом "совошного чая" (вынутого из углов ящика для пробы). Им же зачастую платили возчикам, те продавали дворникам, а последние — крестьянам, так что все следы контрабандного чая терялись, особенно в Западной Сибири, где его смешивали с "совошным".

Существовал и третий вид контрабандного сбыта. Большая партия, иногда в 200 и более ящиков, отправлялась тайком из Маймачена (китайского города на границе с Россией) в глубь монгольской степи, где в каком-нибудь укромном месте были заготовлены кожи, пломбы и т. п. Всю партию снабжали накладной и переправляли через границу, разумеется не в Кяхте. В дальнейшем она свободно перемещалась по Сибири, имея достойный вид якобы досмотренного в таможне товара. Таким образом, контрабандный чай поступал в восточные регионы России не только через Кяхту, но и вдоль протяженной границы с Китаем в Забайкальской области. В начале 90-х гг. XIX в. эта незаконная деятельность хотя и продолжалась, но далеко не в прежних размерах. Кирпичный чай везли контрабандой по реке Аргунь, где монголы меняли его на золото.

Нелегальный торг в значительных объемах осуществлялся и на границе с Синьцзяном. Контрабандный чай поставляли с северо-запада Китая через города Семипалатинск и Бийск. Данным промыслом занималось прежде всего кочевое население среднеазиатской степи. В 80-х гг. XIX в. чай, тайно привезенный через бийскую границу, доходил даже до Томска, поскольку таможни там не было, а местные жители весьма охотно укрывали контрабандный товар.

Однако самые большие убытки в середине XIX в. кяхтинские купцы несли от контрабандного (до весны 1862 г.) ввоза китайского чая через западные границы царской России. Его доставляли в Европу из южнокитайского порта Кантон (Гуанчжоу) на английских и американских судах, а затем при посредничестве англичан ввозили в страну через Одессу. В условиях возросшей конкуренции чаи из Кяхты пользовались все меньшим спросом в центральных районах России, в том числе и на знаменитой Нижегородской ярмарке. Кяхтинский градоначальник Н. Ребиндер, озабоченный состоянием местной торговли, в 1855 г. отмечал: "Китайская же торговля, почти исключительно чайная, вступила в период кризиса… Сильнейший удар нанесен этой торговле контрабандой, производимой с 1846 г. кантонскими чаями на западных наших границах. Они водворяются с каждым годом в большом количестве и в настоящее время так наводнили внутренние рынки, что караванные чаи с трудом находят покупателей… и большие запасы их находятся теперь непроданными в московских амбарах, несмотря на ограниченные… вымены сих чаев в Кяхте в последние 3 года".

Русский путешественник Пржевальский неоднократно наблюдал перевозку китайского чая в Кяхту: "Чайные караваны составляют весьма характерное явление Восточной Монголии. Ранней осенью, то есть в начале сентября, со всех концов этой страны направляются в Калган (кит. Чжанцзякоу. — Н.А.) длинные вереницы верблюдов, отгулявшихся летом на свободе степи и теперь снова оседланных для того, чтобы тащить каждому на своей спине, через пустыню, по четыре чайных ящика, то есть целых 12 пудов. Этот вьюк обыкновенный для монгольского верблюда, но на более сильных из них прибавляется еще пятый ящик. Монголы подряжаются везти чай или прямо в Кяхту, или только до Урги (совр. Улан-Батор. — Н.А.), так как далее горы и часто глубокие снега страшно затрудняют верблюдов. В последнем случае чай доставляется из Урги в Кяхту на двухколесных подводах, запряженных волами.

Средняя цена за провоз одного ящика из Калгана до Кяхты равняется трем ланам (лян, китайская денежная единица. — Н.А.), так что каждый верблюд зарабатывает в один курс 12 лан, то есть 25 рублей на нашу звонкую монету. Обыкновенно же, в течение зимы, караван успеет сходить из Калгана в Кяхту два раза, следовательно, хозяин верблюдов получает по 50 рублей за каждого из них. Погонщиков для ухода и вьюченья полагается по два человека на двадцать пять животных, так что расходы перевозки в сущности очень невелики, и подрядчик пользуется огромным чистым барышом даже в том случае, если в течение зимы у него пропадет несколько верблюдов от усталости или от худого корма…

Сухопутная транспортировка чая из Ханькоу (город на территории современной провинция Хубэй. — Н.А.) в Кяхту так дорога, что цена кирпичного чая, потребляемого исключительно монголами и сибирским населением, увеличивается одной доставкой втрое против его стоимости на фабриках. Время, потребное на переход каравана от Калгана до Кяхты, простирается от 30–40 дней, смотря по уговору с подрядчиком монголом. При перевозке чая из Ханькоу в Кяхту каждый ящик обернут в толстую шерстяную попону; в Кяхте эти попоны сбрасываются, чайные ящики обшиваются невыделанной кожей и отправляются в Европейскую Россию на телегах или санях, смотря по времени года".

Субботин о той же дороге в 90-х гг. XIX в. писал: "Монгольский путь, как и другие пути по северному Китаю, представляет большие неудобства в отношении правильности и своевременности доставки; летом частые засухи, а зимой — снежные заносы, отчего быки и верблюды падают или обессиливают настолько, что не могут идти; при неурожае трав скот падает от бескормицы. В таких случаях движение чаев прерывается, так как монголы-возчики поневоле оказываются несостоятельными, откочевывают в более удобные места" складывают чай в степи, где он и лежит по несколько месяцев — пока узнают об этом отправители да приищут средства двинуть его дальше к месту назначения. С монгола-возчика часто бывает нечего взять, ибо все достояние его заключается в тех животных, кои погибли от неблагоприятных климатических условий степи. Чаще бывает так, что отправители теряют только время, ибо монголы настолько честный народ, что, сложивши чаи, постараются вывезти их, когда явится к тому возможность, — и верблюды останутся целы. Было много случаев, что чаи, сложенные зимой, вывозили весной, когда верблюды успеют отдохнуть и оправиться".

Чай в Россию, как уже было сказано выше, поступал и из северо-западных районов Китая. Известный казахский ученый и просветитель, а также офицер по особым поручениям при генерал-губернаторе Западной Сибири Ч.Ч. Валиханов (1835–1865 гг.), совершивший в 1856 г. поездку в город Кульджа (Или) на территории Синьцзяна, отмечал: "Торговля с Западным Китаем началась у нас с давних времен. Купцы троицкие и семипалатинские и торгующие азиатцы выменивали на нанку (хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи. — Н.А.) чай и продавали на Нижегородской ярмарке. С основанием консульства положено было более прочное основание торговле".

В конце XIX в. чайная торговля по северо-западной границе Китая, прилегавшей к юго-западной части Сибири и среднеазиатским владениям России, имела свои особенности. Еще во времена кяхтинской монополии, когда чай в Среднюю Азию шел из Кяхты долгим и утомительным путем, возникла мысль о кратчайшем маршруте в Китай. Правда, в 1768 г. были определены два пункта в двусторонней торговле — города Кульджа и Чугучак, но в экономическом плане они были очень слабы. По мере заселения Сибири и территории современного Казахстана русские купцы все настойчивее пытались проникнуть в Северо-Западный Китай. Для активизации пограничного товарообмена правительство царской России в 1852 г. предоставило соотечественникам ряд льгот: была разрешена торговля купцам третьей гильдии и крестьянам, освобождались от пошлин привозимые и вывозимые товары, за исключением чая. С 1861 г. к двум упомянутым пунктам торговли в Синьцзяне добавился город Кашгар.

Тем не менее объемы торговли чаем, как, впрочем, и другими товарами, в последующие десятилетия оставались здесь на невысоком уровне. Отчасти это было обусловлено действиями китайских властей и конкуренцией англичан, возросшей во второй половине XIX в. По мнению дипломата А.В. Тужилина, написавшего книгу "Современный Китай", большим препятствием для торговли в Синьцзяне было также то обстоятельство, что "представителями ее являются малокультурные элементы — сарты или татары (очень условные этнонимы. — Н.А.), русские подданные, которые часто руководствуются удобным моментом наживы, мало заботясь о будущем".

Развитию морской чайной торговли с Китаем на протяжении ряда лет мешало весьма распространенное в России убеждение, что такие перевозки оказывают вредное воздействие на качество чая. Поэтому торговцы подвергали его усиленной поджарке. В результате возникал своеобразный замкнутый круг: чай, доставленный по морю, действительно оказывался хуже по качеству. Этот предрассудок в 70-е гг. XX в. потихоньку был преодолен. Объем морских перевозок значительно увеличился, но вскоре возникла новая проблема. Торговцы перестали чрезмерно поджаривать чай, вследствие чего из-за быстрой доставки и более легкой укупорки на внутренних рынках России он появлялся слишком свежим или уже немного выдохшимся, без того своеобразного аромата и чуть затхлого вкуса, к которым привыкли потребители кяхтинских чаев.

Со временем русские чаеторговцы оценили преимущества морской торговли в полной мере: чай доставляли оперативно, дешево и безопасно; капитал обращался в течение двух-трех месяцев, т. е. в четыре — шесть раз быстрее, чем при поставках через Кяхту; расчеты производились намного точнее; риск был сведен к минимуму. К тому же условия перевозки по суше в течение 150 лет оставались практически неизменными, а морской транспорт с каждым годом совершенствовался, на верфях строили новые и более крупные транспортные суда, резко возросла конкуренция между грузовыми перевозчиками, что способствовало заметному снижению фрахтов и сокращению сроков доставки.

Субботин в начале 90-х гг. XIX в. утверждал: "Конкуренция чаев морской доставки с кяхтинскими и соотношение между ними до сих пор представляет большой вопрос; можно сказать, что наши чайные деятели разбились на три партии: одна за морскую отправку, другая за сохранение Кяхты, третья нейтральная — допускающая отправку чая и по тому, и по другому пути, смотря где выгоднее. Надо признать тот неотразимый факт, что кяхтинские торговцы не успели приспособиться к новым условиям чайного рынка, а потому должны были уступить пред их натиском".

В морской торговле между Россией и Китаем даже до начала Русско-японской войны 1904–1905 гг. возникали определенные проблемы, которые, однако, имели лишь косвенное отношение к процветавшему в те годы чайному бизнесу. В конце XIX в. специалисты говорили о том, что "успешность официальных мероприятий, направленных на расширение русско-китайской морской торговли, будет в значительной степени зависеть от образа действий нашего тамошнего купечества (отечественные предприниматели, обосновавшиеся в Китае. — Н.А.), ныне не вполне отвечающего условиям современной торговой конкуренции на Востоке" (И.Я. Коростовец). Так, русский консул в Тяньцзине в своем отчете писал: "Исполнение комиссии по закупке и переотправке чаев при незначительном труде и без всякого риска со стороны комиссионеров вознаграждается слишком хорошо, чтобы они вздумали пуститься на какое-нибудь новое предприятие. Отчасти невозможность получения с ввозимых товаров той прибыли, какую дает вывоз чая в Россию, отчасти же нежелание раздвоиться в своих занятиях были главными причинами того, что наши купцы до сих пор не пытались завести в портах Китая более или менее правильной торговли русскими товарами. Особенная небрежность в этом отношении замечается в последние года, когда поручения по покупке или продаже на рынках Китая какого-нибудь другого товара, кроме чая, являются таким редким исключением, что на исполнение подобных поручений чайные комиссионеры привыкли смотреть как на любезность своему доверителю".

Летом 1898 г. устья Янцзы достигли казаки Хохлов, Максимычев и Барышников. Старообрядцы из Уральска, что на западе нынешнего Казахстана, совершили увлекательное путешествие в Китай, Японию и Индокитай в надежде отыскать легендарное Беловодское царство, где якобы еще сохранилась "правая вера". Земли обетованной они не нашли, но зато спустя несколько лет при активном содействии писателя и публициста Владимира Галактионовича Короленко (1853–1921 гг.) и с его предисловием, а также при поддержке Русского географического общества отдельной книгой был издан путевой дневник Григория Хохлова, который тот вел во время дальних странствий.

Города Шанхай и Ханькоу, согласно его утверждению, "имеют знаменитые чайные плантации", там же находятся отдельные постройки, в которых живут приказчики "знаменитых купцов". Они и отправляют в Европу дорогостоящий товар. Рассказ уральца о производстве указанной продукции весьма эмоционален:

"Вот как приготовляют владельцы плантаций черный чай у себя дома: чай, принесенный в корзинах, рассыпается на циновках, приблизительно три сажени (1 сажень равняется 2,13 м. — Н.А.) длиною и 11/2 ширины. Ему дают подвянуть на солнце; рассыпка и сушка продолжаются вместе 1 час 10 минут. При этом вес листьев уменьшается наполовину.

Затем чай собирается в кучи, его сбивают в комья в 1/2 арш. (1 аршин равняется 0,71 м. — Н.А.) по окружности. Комья эти кладут на доски с перилами. Рабочие, держась за перила, начинают мять чайные комья ногами. Обыкновенно двое рабочих становятся вместе и топчут чай изо всех сил, так что из него течет зеленый липкий сок, смачивающий всю массу и текущий ручьем в сторону.

Трудно представить себе занятие более неэстетичное (sic): грязные китайцы, обнаженные, мокрые от пота, покрытые сыпями, лишаями или другими накожными, даже иной раз сифилитического характера, болезнями. Грязными ногами, покрытыми черной корою, мнут они зеленую, мокрую массу; с самих китайцев от теплого климата и от прилежной работы ручьями льется пот, начиная от их ушей и до самых пят. Около 1/2 часа они мнут эту сочную массу, чтобы затем опять рассыпать ее на циновки и сушить на солнце. При такой сушке чай чернеет и приобретает запах сена; зеленоватыми остаются только самые крутые, грубые листья. Сушка кончилась; листья опять собрали в кучу, всунули в плетенный из бамбуковых листьев кувшин, покрытый тряпкой, и оставляют на солнце для брожения. Это продолжается часа два, после чего чай становится уже совершенно черным. Если бы в чаю все еще остались теперь зеленые листья, то это значило бы, что чай не перебродил. По окончании брожения листья еще расстилаются на солнце, пока они не сделаются совершенно сухими… Вот и все пресловутые работы по приготовлению чая.

Между нашим народом распространен слух, будто бы китайцы при упаковке чая в коробья… приносят по-своему жертву и окропляют чай змеиным салом, после чего упаковывают в ящики. Об этом мы в точности дознать не могли.

В Ханькове (Ханькоу. — Н.А.) живут русские купцы, из коих один, Семен Васильевич Литвинов, в Китае находится уже 22 года. Мы спрашивали его об этой скверности, и Литвинов признает это неправдой. Что же касается до обнаженных работников с льющимся по черным ногам потом, попадающим на чай, то об этом и Литвинов подтверждает.

Чайные сорта все решительно дает один и тот же куст, различие же зеленого и черного чая зависит только от способа приготовления. В продаже чаи носят разные названия, причем наши русские названия измышляются уже в России".

На самом деле все выглядело не так драматично, как в повествовании уральского казака. Крупные русские предприниматели, ввозившие чай из Китая, очень серьезно относились к собственной репутации и поставляли на родину весьма качественный товар. В книге "Историко-статистическое обозрение торговых сношений России с Китаем", изданной в 1857 г., видный экономист А.К. Корсак со ссылкой на исследования в данной области Е.П. Ковалевского отмечал: "Чай, отправляемый в Европу и особенно в Россию, собирается: 1) в Фу-цзянской провинции (Фокиен) в горах Вуи-шань, простирающихся верст на 100 в длину, и на холмах Bohea; оба эти места славятся в Китае. Лун-шань, небольшая горная возвышенность, дает чай едва ли не лучший во всем Китае. 2) В провинции Ань-хой, в области Ань-цине-фу, на горе Лун-мин-шань, собирается превосходный чай, известный под именем Лу-цзин-ча; в той же провинции в горах Хуан-шань находятся плантации чаев, известных в России под именем цветочных. 3) В области Гой-чокеу-фу, на горе Гуан-шань, собирается чай Сун-ю-ча, известный у нас под именем зеленого. Цяоше (птичьи языки), Лян-син (росток в плоде лотоса) и Инь-чжен (серебряный шелк) суть лучшие виды этого чая. 4) В области Нин-го-фу собираются хорошие чаи по горам Ци-ю-шань и Я-шань. 5) В губернии Цже-цзян лучший чай собирается с горы Фань-шань. 6) В Хунаньской провинции плантации дают чай терпкого и неприятного вкуса, что приписывают низменности места; этот чай переделывают в кирпичный, вывозимый отсюда в огромном количестве. 7) Чай разводится также во многих местах губернии Сы-чуань и лучший получается с гор Мын-шань и Э-мэй-шань. 8) Губернии Гой-джеу, Куан-тон и Шань-си (Сань-си) производят посредственный чай. 9) Юнь-наньская губерния доставляет пу-эр-ча".

Чайная торговля играла важную роль в экономике царской России и была, по словам Корсака, "двигателем нашей мануфактурной промышленности; она, заставив купцов увеличить заготовку товаров, вместе с тем побудила капиталистов заводить новые фабрики для выработки их. Таким образом, чай вызвал многие совершенно новые отрасли промышленности и пробудил к деятельности многие капиталы".

Тонкий знаток и ценитель данного напитка Ковалевский в середине XIX в. полагал неуместными раздававшиеся в России жалобы на дороговизну китайского чая по сравнению с английским, квалифицируя последний "как товар дурной": "Не только не должно роптать на высокую цену чая, но охотно можно бы еще накинуть полтину серебра на фунт высших сортов чая как для того, чтобы пустить наши ситцы в Китай и вытеснить оттуда английские, так и для того, чтобы дать возможность торговцам понизить цену фамильного чая, несоразмерно высокую, и тем сделать доступным этот благодетельный напиток для бедного класса".

В этой связи интересны рассуждения о чае русского писателя Ивана Александровича Гончарова (1812–1891 гг.) — автора романов "Обыкновенная история", "Обломов" и "Обрыв". В первой половине 50-х гг. XIX в. он в качестве секретаря адмирала Е.В. Путятина участвовал в экспедиции на фрегате "Паллада" и позднее выпустил увлекательную книгу очерков об этом путешествии. Его повествование отличается ярким художественным мастерством и большим чувством юмора, хотя отдельные утверждения романиста далеко не бесспорны:

"Что ж, нету, что ли, в Шанхае хорошего чаю? Как не быть! Здесь есть всякий чай, какой только родится в Китае. Все дело в слове "хороший ". Мы называем "хорошим " нежные, душистые цветочные чаи. Не для всякого носа и языка доступен аромат и букет этого чая: он слишком тонок. Эти чаи называются здесь "пекое " (Pekoe flower). Англичане хорошим чаем, да просто чаем (у них он один) называют особый сорт грубого, черного, или смесь его с зеленым, смесь очень наркотическую, которая дает себя чувствовать потребителю, язвит язык и нёбо во рту; как почти все, что англичане едят и пьют. Они готовы приправлять свои кушанья щетиной, лишь бы чесало горло. И от чая требуют того же, чего от индийских сой и перцев, т. е. чего-то вроде яда. Они клевещут еще на нас, что мы пьем не чай, а какие-то цветы, вроде жасминов.

Оставляю кому угодно опровергать это: англичане в деле гастрономии — не авторитет. Замечу только, что некоторые любители в Китае действительно добавляют себе в чай цветы или какие-нибудь душистые специи; в Японии кладут иногда гвоздику. Кажется, о. Иоакинф (ранее упоминавшийся основоположник отечественного китаеведения Н.Я. Бичурин. — Н.А.) тоже говорит о подобной противозаконной подмеси, которую допускают китайцы, кладя в черный чай жасминные, а в желтый — розовые листики. Но это уж извращенный вкус самих китайцев, следствие пресыщения. Есть и у нас люди, которые нюхают табак с бергамотом или резедой, едят селедку с черносливом и т. п. Англичане пьют свой черный чай и знать не хотят, что чай имеет свои белые цветы.

У нас потребление чая составляет самостоятельную, необходимую потребность; у англичан, напротив, побочную, дополнение завтрака, почти как пищеварительную приправу: оттого им все равно, похож ли чай на портер, на черепаший суп, лишь бы был черен, густ, щипал язык и не походил на какой другой чай. Американцы пьют один зеленый чай, без всякой примеси. Мы удивляемся этому варварскому вкусу, а англичане смеются, что мы пьем под названием чая какой-то приторный напиток. Китайцы сами, я видел, пьют простой, грубый чай, т. е. простые китайцы, народ, а в Пекине, как мне сказывал о[тец] А[ввакум] (архимандрит Александро-Невской лавры в Петербурге Аввакум был участником экспедиции, в 1830–1840 гг. находился в Китае в составе духовной миссии. — Н.А.), порядочные люди пьют только желтый чай, разумеется, без сахару. Но я — русский человек и принадлежу к огромному числу потребителей, населяющих пространство от Кяхты до Финского залива — я за пекое: будем пить не с цветами, а цветочный чай, и подождем, пока англичане выработают свое чутье и вкус до способности наслаждаться чаем Pekoe flower и притом заваривать, а не варить его, по своему обычаю, как капусту".

Долгие годы Россия была стабильным потребителем чая из Поднебесной. Между тем Великобритания, наладив соответствующее производство в Индии и на Цейлоне, пыталась различными способами вытеснить его с российского рынка. В частности, английские купцы покупали "значительные партии китайского чая для сдабривания индийских чаев, и, вероятно, немало таких сдобренных чаев в настоящее время (90-е гт. XIX в. — Н.А.) привозится из Лондона в Россию и выдается за чисто китайский продукт. Этим способом английские чаеторговцы надеются исподволь приучить русского потребителя к индийским чаям" (ИЛ. Коростовец). Следует заметить, что англичане в конце концов преуспели в своих начинаниях. Так, в "Энциклопедическом словаре Гранат" (т. 45, ч. 3), изданном в Москве уже в советское время, предпочтение явно отдается индийским и цейлонским чаям: "Мелкий размер листа китайской разновидности имеет крупные недостатки: он дает незначительный урожай, не дает хорошего аромата, и сбор его более труден и более дорог".

В конце XIX в. Россия расходовала значительные средства на закупку китайского чая. По данным ИЛ. Коростовца (секретаря графа С.Ю. Витте), написавшего интересную книгу "Китайцы и их цивилизация", в одном Ханькоу "в 1893 г. было куплено чая для отправки в Россию почти на одиннадцать миллионов рублей, из коих девять миллионов уплачено за байховый чай". Неудивительно, что многие в нашей стране ставили тогда вопрос о целесообразности выращивания этой культуры на собственной территории.

Первые чайные кусты в Грузии были посажены еще в 1833 г. В начале 90-х гг. XIX в. известный чаеторговец К. Попов вывез из Ханькоу несколько тысяч таких кустов на Кавказ. Для посадки и ухода за ними были законтрактованы китайцы. Опыт в целом оказался удачным, и собранный в Грузии чай был, как писали тогда газеты, неплохого качества. С целью дальнейшего изучения чайной культуры за рубежом в 1895 г. ряд стран Южной Азии и Дальнего Востока посетила специально организованная экспедиция. Она побывала в Индии, на Цейлоне, в Китае и Японии; особенно тщательно были осмотрены плантации в местечке Янлоудун китайской провинции Хубэй. В то же время высказывалось мнение, что покровительство чайному производству в России навряд ли можно признать целесообразным в виду строительства Сибирской железной дороги, "долженствующей объединить и сблизить русские и китайские торговые интересы", и поэтому "ограждение тамошней чайной культуры от дальнейшего упадка входит в круг наших собственных выгод" (Э.Э. Ухтомский). Россия продолжала оставаться главной потребительницей китайского чая, "благодаря которой преимущественно поддерживается эта статья и вероятно будет поддерживаться и в будущем, так как единичные попытки развить чайное дело в России и освободить таким образом ее от зависимости китайского рынка едва ли настолько широко ведутся, чтобы заметно повлиять на уменьшение вывоза чая из Китая русскими" (А.В. Тужилин).

На протяжении многих лет в ряде районов России, как до, так и после 1917 г., был чрезвычайно популярен кирпичный (плиточный) чай. В ранее упомянутом томе "Энциклопедического словаря Гранат" о нем сказано следующее: "Чай кирпичный получается из чайной пыли, высевок и при низких сортах — из грубых старых листьев, иногда с ветками. Обработанная паром такая масса после особого рода брожения прессуется в кирпичи или доски весом около 1 кило. Потребляется главным образом народностями монгольской расы в районах Сибири и Поволжья".

Субботин, в свою очередь, выделял четыре вида кирпичного чая: кирпичный черный, кирпичный зеленый, поленчатый и плиточный. Поленчатый чай изготавливался, по его словам, "из грубого материала в виде небольших поленьев, часто утолщенных посредине ради более удобного навьючивания на верблюда, так как сорт этот идет по преимуществу в Туркестанский край, где его называют ат-баши (лошадиная голова)… Чай этот употребляется также в среде таранчей, дунган и др. народов западной окраины Китая".

Одновременно указанный автор обращал внимание на деятельность ряда русских фирм, специализировавшихся на плиточном чае. Они прессовали в Китае высевки хороших сортов байхового чая и посылали свою продукцию не только в Россию, но и в другие страны. Как отмечала в те годы французская пресса, "чай в виде плиток" торгового дома Кузнецова "представляет собой продукт отличного качества, спрессованный таким способом, что в нем при наименьшем объеме сохраняется вся его сила и весь аромат". Его особенно высоко ценили путешественники, охотники и военные.

Свое название этот чай получил от формы — четырехугольных плиток, похожих на кирпичи. Их цвет "избуро-зеленоватый, темный или темно-бурый. Каждый кирпич бывает длиной до 8 вершков (1 вершок равен 4,4 см. — НА.), шириной 3 1/2, 4 и 4 1/2, а толщиной в 1/2 вершка и более; весом около 3 1/2 фунта (1 фунт равен 409,5 г. — Н.А.). Листья в нем очень крепко сдавлены и засушены, так что разломить его чрезвычайно трудно. При употреблении кирпичи размельчают теркой, пилой или скоблят ножом; в разрезе они плотны и без ноздрей. Величина листьев бывает различна, но вообще, чем листья мельче и крепче сдавлены, тем чай спорее и наварнее…

Кирпичный чай привозится в камышовых плетушках в виде ящиков; кирпичи переложены плохой желтой оберточной бумагой; полновесный бывает в цибиках (ящик, упаковка чая. — Н.А.) или местах в 3 пуда весом, заключающих в себе 36 кирпичей или плиток, а легковесный — в 2 и 2 1/2 пуда цибике, в котором 50,64,72,96, а иногда и более плиток. Последний на вид и вкус лучше первого". Его поставляли "в Россию для сибирских инородцев, калмыков и татар; в Китае же употребляется он одними монголами и служит также вместо монеты. Вымен кирпичного чая жителями забайкальского края с 1830 г. разрешен беспошлинно. Несмотря на это, привоз его через Кяхту для оптовых торговцев в новейшее время усилился в значительной степени, ибо употребление его распространяется и между русским простым народом в Сибири. Кроме того, думают, что кирпичный чай употребляется в России в виде примеси к простым сортам байхового чая, и не без основания. Так как главные потребители его, жители Забайкальской области, пользуются тем чаем, который они выменивают сами от китайцев, то, следовательно, чай, вымениваемый купцами в Кяхте, идет преимущественно для татар и калмыков, живущих в Европейской России" (А.К. Корсак).

Доля кирпичного чая в торговом обороте Кяхты была особенно велика. В начале 90-х гг. XIX в. она составляла около 40 процентов и с каждым годом возрастала, поскольку его потребление распространилось не только у "инородцев", но и у русского населения Сибири и Приуралья. Такой чай производили в основном на российских и китайских фабриках в Ханькоу. Из этого города в конце XIX в. его вывозили на сумму свыше двух с половиной миллионов рублей ежегодно.

На протяжении десятилетий, во второй половине XIX в. и в начале XX в., главным пунктом экспорта китайского чая в Россию оставался уже неоднократно упоминавшийся в настоящей главе город Ханькоу, расположенный при впадении реки Ханьшуй (совр. Ханьцзян) в полноводную Янцзы. В томе 73 авторитетного "Энциклопедического словаря" Ф. А. Брокгауза и И.А. Ефрона (СПб., 1903 г.) о нем, в частности, говорится следующее: "Положение Ханькоу среди обширной системы речных сообщений и доступность его для больших океанских судов придает ему весьма важное торговое значение. Порт… открыт для иностранной торговли по Тяньцзиньскому трактату 1858 г. (автор имеет в виду, вероятно, подписанные в указанном году договоры Англии, Франции, России и США с потерпевшим тяжелое поражение во второй "опиумной" войне Китаем. — Н.А.), но европейские купцы впервые появились здесь лишь с 1861 г., так как до этого времени окрестные местности были заняты тайпинскими инсургентами (повстанцами в период крестьянской войны 1850–1864 гт. — НА.). Очень красивое иностранное поселение (settlement) расположено в восточной части города и находится внутри городских стен, построенных сравнительно недавно, во время тайпинского восстания. В сеттльменте три церкви: православная, сооруженная иждивением русских купцов, католическая и протестантская. По переписи 1891 г. туземное население… простиралось до 800 тыс. душ обоего пола. Европейцев проживало 370 человек, в том числе 41 русский".

Русско-китайский договор, заключенный в городе Тяньцзинь 13 июня 1858 г., распространял на Россию права и привилегии, которые уже имели либо могли получить западные державы, в том числе право торговли в открытых портах. Между тем, согласно англо-китайскому договору, цинское правительство обязывалось после подавления тайпинского восстания открыть Янцзы для иностранной торговли и превратить три города на этой реке (по выбору англичан) в открытые порты. В результате Ханькоу стал важным пунктом международной торговли. Спустя некоторое время представитель русского купечества в порту Н. Иванов отмечал: "Ханькоу — довольно значительный торговый город, он вдвое больше Тяньцзиня и богаче его во всех отношениях. Главное место в вывозимых из него товаров занимают чаи, байховые и кирпичные всех сортов…"

Чайный рынок в Ханькоу обычно открывался в апреле для чаев первого сбора, в июне — второго сбора и в июле — третьего сбора. По свидетельству очевидцев, город, "подобно нашему Нижнему (Нижний Новгород. — НА.) во время ярмарки, приобретает свою настоящую физиономию во время чайного сезона". Многочисленные предприниматели и обслуживающий их персонал в те дни были полностью поглощены чаем. На Янцзы появлялись большие пароходы из разных стран мира, повсюду сновали буксиры и джонки, плавали неуклюжие баржи — все они перевозили ящики с чаем.

Исключительно важную роль в его сортировке и отборе играли "титестеры" (англ. tea — чай, tester — испытатель), т. е. лица, "пробовавшие чай", или, выражаясь современным языком, дегустаторы чая. Князь Э.Э. Ухтомский — русский поэт и публицист, сопровождавший наследника государя, позднее императора Николая II, в его путешествии по странам Востока (1890–1891 гг.), писал о них в своей книге, изданной в 1893 г.: "В конце апреля по май — июнь, когда в конторы здешних торговых домов ежедневно поступают на пробы до 100–150 разнороднейших чайных сортов, коммерсанты приглашают за дорогую плату так называемых титестеров смаковать и обонять предлагаемые образцы. Специалисты по этой части, — строго воздерживающиеся от курения и спиртных напитков, — должны не только исполнять прямую задачу: высказываться о пробуемом чае, но и определять характер урожая и сбора о всяком районе, выступающем с предложениями продажи, а именно: мелок ли или крупен лист, как он свернут и поджарен, однообразен ли его цвет, чем отличается аромат, какие сорта куда отправлять для выгодного сбыта и т. д. Результаты исследования и оценки ежегодно записываются в справочные книги, которыми каждая фирма впоследствии и руководится. Плутоватым китайцам рискованно доверять безусловно дело пробы, от которой зависят многотысячные обороты. Экспертами в большинстве случаев служат англичане, получающие за такой страшно нервирующий труд до 10 000 рублей в сезон, да еще на всем готовом от хозяина и нередко с обязательством патрона прибавить титестеру на поездки в Европу ввиду того, что употребление теина (кофеина. — Н.А.) в таком количестве медленной отравой действует на организм".

Первую фабрику по производству кирпичного чая в Ханькоу — "Шуньфэн" — в 1863 г. на берегу Янцзы открыл предприниматель Литвинов, это было первое в городе предприятие на иностранном капитале. Позднее аналогичный чай начала изготавливать фабрика "Синьтай", принадлежавшая фирме Токмаков, Молотков и К0, в 1874 г. — фабрика "Фучан" фирмы Молчанов, Печатное и К0. К тому времени в Ханькоу работали всего 14 россиян.

Интересна судьба предпринимателя из России И. Панова, прожившего в городе много лет. Он был из княжеского рода и приехал в Ханькоу в 1869 г. Первое время работал управляющим на фабрике "Синьтай", где приобрел необходимый опыт. Через пять лет стал одним из учредителей фабрики "Фучан". Поскольку новое предприятие остро нуждалось в квалифицированных кадрах, Панов уехал на северо-восток Китая, в город Харбин, и пригласил на работу несколько русских, владевших китайским языком. Их затем направили на юг провинции Хубэй, где собирали чайный лист и уже начали изготовление кирпичного (плиточного) чая. Познакомившись с особенностями разведения чая и технологией производства конечного продукта, они в дальнейшем составили костяк управленцев на фабрике. Очень скоро "Фучан" сумела обойти своих конкурентов.

Для решения часто возникавших проблем с вывозом чая в Россию Панов познакомился и установил тесные контакты с китайцем Лю Футаном, который работал на таможне и отвечал за борьбу с контрабандой. Последний развернул весьма бурную деятельность. Так, он регулярно выезжал на юг провинции Хубэй, где закупал крупные партии чая. Предварительно он запрашивал специальный документ в русском консульстве в Ханькоу и, получив его, соответствующим образом представлялся местным чиновникам. Затем они вместе устанавливали минимальные цены на продукцию. Если цены в силу тех или иных причин были изначально очень низкими, то Лю Футан для привлечения поставщиков обещал платить чуть больше. Когда те приезжали с товаром, он резко снижал цены, вследствие чего поставщики оказывались в безвыходном положении.

Панов внес значительный вклад в создание русской концессии в Ханькоу (1896 г.), просуществовавшей до весны 1925 г. Россия и Франция претендовали на один и тот же район города, первая в итоге заняла 1/3, а вторая —2/3 его территории. Русская концессия находилась на берегу Янцзы, соседствовала с английской, французской и германской, а ее площадь составляла около 28 гектаров. Тогда же в городе было открыто консульство России, которое позднее возглавил Панов, пользовавшийся в Ханькоу исключительно большим авторитетом; его даже уважительно прозвали "князь Панов". В 1921 г. он покинул город вместе с семьей.

Предприниматели из России играли ведущую роль в чайной торговле; отчасти это было вызвано тем, что англичане с каждым годом сокращали закупки китайских чаев, предпочитая им более дешевые индийские. "Русские фирмы в Ханькоу, — отмечал Коростовец, — в настоящее время (конец XIX в. — Н.А.) занимают господствующее положение и пользуются почти полной самостоятельностью, что объясняется уменьшением закупок для Лондона и тем фактом, что русские комиссионеры, производя закупки чаев заблаговременно и непосредственно у плантаторов, остаются в стороне от спекуляции, обнаруживающейся при начале чанного сезона".

Русские фирмы многие годы отправляли чай через Одессу или Лондон, либо через Тяньцзинь и затем караванами на Кяхту. До конца 80-х гг. XIX в. экспортеры предпочитали кяхтинский путь главным образом из-за низких фрахтов от Ханькоу до Тяньцзиня. Однако в дальнейшем, убедившись в преимуществах морских перевозок, они стали посылать значительную часть чая (в основном байховые чаи) на Одессу или даже кружным путем через Лондон, когда это было выгодно.

Чай в Россию перевозили в том числе на судах Добровольного флота, созданного еще в 1878 г. правлением Императорского общества для оказания содействия русскому торговому мореходству. В начале 90-х гг. XIX в. он состоял из восьми пароходов: "Россия", "Москва", "Кострома", "Нижний Новгород", "Орел", "Саратов", "Ярославль" и "Тамбов". Последние четыре судна были построены в 1890–1892 гг. на основе новейших достижений в этой области, а пароходы "Орел" и "Саратов", каждый водоизмещением примерно 8000 тонн и с ходом около 19 узлов, могли соперничать с лучшими вспомогательными крейсерами Англии и других морских держав. Автор соответствующей статьи в "Энциклопедическом словаре" Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона (т. 10 А, 1893 г.) писал: "Принося большую пользу правительству содержанием правильного сообщения с отдаленным Востоком, обратными рейсами с которого везется в Россию огромное количество чая, Добровольный флот, как учреждение некоммерческое, всю получаемую им выгоду употребляет на покупку новых пароходов, имея при этом в виду возможную их службу как военных крейсеров".

В город Ухань (административный центр провинции Хубэй), образованный в результате слияния гг. Ханькоу, Ханьян и Учан, я приезжал дважды; во второй раз совсем недавно — в апреле 2005 г. Показать старые дома Ханькоу, несмотря на большую занятость по работе, любезно согласился Ли Цзиц-зе — представитель местной администрации. В 1999–2001 гг. последняя реализовала великолепный проект под названием "Музей под открытым небом". Мой гид как раз являлся одним из его авторов и исполнителей. В той части города, где находились иностранные концессии, были отреставрированы здания конца XIX — начала XX в., установлены памятные таблички, рассказывающие об истории того или иного дома (к сожалению, в текстах немало путаницы).

Весьма колоритен "дом князя Панова" (кит. Багун фанцзы) из красного кирпича. Он занимает площадь порядка 5 тысяч кв. метров. Трехэтажное (четвертый этаж достроен позднее) здание оригинальной треугольной формы было возведено на средства упоминавшегося российского предпринимателя и дипломата в 1909 г. На первом этаже тогда разместились магазины, а на втором и третьем — апартаменты, которые хозяин сдавал в аренду обеспеченным русским и иностранцам. Всего насчитывалось 220 трех- и четырехкомнатных квартир. Стоили они недешево, но в Ханькоу в то время было много богатых иностранцев. Панов продал дом некоему китайцу в 1912 г. Сейчас на первом этаже находится косметический салон, напротив — небольшая булочная, где можно купить так называемый черный русский хлеб. На самом деле с отечественными буханками он имеет мало общего, разве что цвет. Похожие караваи продают и в Пекине. В столице в них добавляют изюм и грецкие орехи, а в Ухане — арахис и ядрышки семечек.

Вблизи от "дома князя Панова" стоит асимметричное двухэтажное здание с высокими окнами, в начале XX в. принадлежавшее полицейскому управлению русской концессии. Его возвели в 1902 г. Глядя на это сооружение, можно с большой долей вероятности предположить, что архитектору нравились дома эпохи Возрождения и терема Древней Руси. В настоящее время там расположилось районное управление финансов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.