Глава VII Окаменение в минеральный мир

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VII

Окаменение в минеральный мир

Мы уже говорили о том крайне ужасном впечатлении, которое создается злом каждого человека, совершенным им в жизни, когда оно сильно сжато во времени и просматривается заново с полным осознанием всего страдания, вызванного им, и своей собственной вины. Такое психологическое воздаяние, произведенное изменением в нашем восприятии и в нашем изменении времени, – это на самом деле единственный вид ада, который современный человек готов признать. Психология XX века готовит людей к идее субъективного ада, но она не допускает возможности какого-либо объективного ада, для которого современная научная космология не может найти места.

Однако все старинные древние тексты, которые мы изучали: египетские, греческие, тибетские, зороастрийские и средневековые европейские, – едины в том, что предполагают существование реального места воздаяния, определенной части космоса, в которое заключаются после смерти души с неисправимо злым прошлым. В каждом случае вполне определенно утверждается, что это нечто совершенно иное, нежели субъективные мучения, возникающие из ужасов собственной памяти, ужасов собственного ума, о которых мы говорили выше. Ибо их, как утверждается, душа переживает до суда, и если они правильно поняты, то могут повлиять, как предполагается, на суд в лучшую сторону. В древней терминологии этот вид страдания назван чистилищем, то есть очищением. Согласно «Тибетской книге мертвых», и в самом деле, если только душа окажется способной увидеть этот мир субъективного ужаса и угрызений совести таким, какой он есть, она в этот самый момент освобождается от цикла жизней и избегает суда полностью.

С другой стороны, истинный ад всегда изображается как реальное место, в которое заключаются неисправимо злые после суда и из которого нет возврата, иначе как только после огромного периода страдания.

На египетском суде, например, решения ожидает чудовище Аммит, «пожиратель мертвых», чьи крокодильи челюсти предзнаменуют все пасти ада Средних веков. Этот персонаж, частью рептилия, частью лев, частью гиппопотам, поднимающийся из озера огня, – это «поедатель сердец, пожиратель неоправданных». Для египтянина он символизировал некий сорт ужасного космического уборщика мусора, или зверя, питающегося падалью, чьей функцией было поедать отбросы или падаль человечества. Переведенный в климат и обычаи Европы, ад представлен в точно такой же сцене как космическая мусоросжигательная печь.

Такие изображения ада подразумевают идею, что в мире человеческих душ должно существовать, как в каждом доме или городе, некое учреждение для уборки отходов, которые иначе загрязнили и заразили бы все целое. Некоторые души, как можно предположить, стали слишком гнилыми или слишком жесткими, чтобы их можно было дальше использовать в прежней форме, и поэтому должны быть лишены ее из соображений общего благополучия.

Некое подобное исчезновение из цикла обычной жизни и смерти было наглядно показано в наше время П. Д. Успенским, который, обсуждая вечное возвращение, говорит о возможности души «умереть», то есть когда душа после многих жизней, проведенных в скольжении по наклонной плоскости, двигаясь по все уменьшающейся в радиусе спирали, со все более близким концом, перестает рождаться[29].

Но куда она идет в таком случае? Поскольку во Вселенной ничто не может исчезнуть иначе как с исчезновением всего, то если душа перестает рождаться здесь, это должно означать, что она рождается в некой другой части космоса. Должна существовать для нисходящих душ некая более низкая область, чем органическая жизнь, так же как ранее, рассматривая органическую, молекулярную и электронные состояния материи, мы пришли к выводу, что для восходящих душ должны существовать высшие области.

Очень живая иллюстрация этой идеи передана зороастрийским учением. Здесь великая встреча путей и момент суда между жизнями изображается как ужасный мост Кинват. Праведная душа проходит по нему безопасно с помощью совести. Но неисправимо злая душа, приходя в ужас от острых как лезвие краев, падает вниз головой с середины моста в пропасть ада внизу. То есть она выпадает из кругов возможной эволюции[30].

Образ моста Кинват поразительно напоминает место в нашей диаграмме, где соединяются три круга различных существований. Очевидно, что возможно выпасть в этом месте встречи – рухнуть вниз, то есть в еще один круг в единственном остающемся измерении[31]. Этот круг, противоположный электронному или солнечному, должен опуститься в самую нижнюю, плотную, медленную и самую неизменяемую часть космоса.

Здесь мы опять вспоминаем видение Эра.

«Они пришли в некое призрачное место, где было два открытых устья земли, близко одно от другого, и вверху два устья небес, над ними и напротив них, а между ними сидели судьи, которые по вынесении приговора повелевали праведным направляться по дороге, ведущей направо и вверх к Небесам… неправедных же они посылали по дороге, которая вела влево и вниз… Он смотрел, как души уходили, одни по одному из устий на небо, а другие по одному из устий земли, когда им выносился приговор… также он видел души, возвращающиеся другими двумя устьями, одни поднимающиеся из Земли, испачкавшиеся в пути, покрытые пылью дороги, а другие спускающиеся с небес, чистые».

Построенная нами схема с точностью отражает то, что описано Эром. Если мы представим круги как пути, то если стоять в точке перекрестка – места встречи всех миров – то и в самом деле обнаружатся два входа в электронный или божественный круг: один, по которому души поднимались, и один, по которому они возвращались; и точно так же два входа в неизвестный круг падения в пропасть ада: один, по которому души исчезали, и один, из которого они могли появиться снова.

Обратимся к видению.

«И он сказал, что все они, когда приходили… с радостью располагались на лугу, как это бывает при всенародных празднествах… И так они беседовали, рассказывая друг другу – одни со скорбью и со слезами, сколько они натерпелись и насмотрелись в своем странствии под землей (они говорили, что их путешествие длилось тысячу лет)….[Ибо] за всякую нанесенную кому-либо обиду и за любого обиженного все обидчики подвергаются наказанию в десятикратном размере (рассчитанному на 100 лет, потому что такова продолжительность человеческой жизни), чтобы пеня была в 10 раз больше преступления»[32].

Здесь мы находим тот самый ключ, который искали. В аду все в 10 раз дольше, в 10 раз медленнее. Мир ада – это продолжение логарифмической прогрессии времени, которая уже так много показала нам, но в обратную сторону.

Поэтому, по аналогии с делениями других кругов, периоды, отмечающие существование в мире ада, будут примерно таковы: 80, 800, 800 000 и 80 000 лет. Эр, считая возможным искупление злых жизней за период в 10 раз больший, чем их длительность на земле, намекает, как кажется, на возможность побега в первом интервале, то есть что души могли умереть в мире ада и вернуться обратно в высшие миры через 800 или 1000 лет, так же как младенцы могут умереть в клеточном мире при рождении, не проходя полного курса земной жизни.

Но он продолжает свой рассказ, показывая еще более ужасные возможности. «А что до тех, кто бесчестили Богов и родителей, и тех, кто почитали их, и тех, кто были убийцами, он говорил об их воздаянии как еще более великом». И он приводит пример Ардиея, тирана одного из городов Памфилии тысячу лет до того времени, который убил своего старика-отца и старшего брата и совершил много других бесчестий и преступлений, и который теперь пытался вернуться в высший мир, но был возвращен на еще больший срок и более ужасные пытки. Здесь представлено еще более медленное время, большая длительность, большая плотность.

Точно так же «Тибетская книга мертвых» говорит об огромном сроке существования в адских мирах – «упав туда, ты должен будешь испытывать невыносимые страдания, для окончания которых нет определенного срока»[33].

Можем ли мы представить смысл такого замедления времени так же, как мы пытались представить эффект большей скорости времени в молекулярном и электронном мирах? Замедляя время дальше пределов его скорости в старости, мы снова находим явления, выходящие из круга органического мира, клеточная материя которого недостаточно прочна для таких сроков существования. Немногие животные, которые живут дольше 200 лет, такие как слоны и гигантские черепахи, принесли в жертву всю тонкую чувствительность простой массе и жесткости кожи и панциря. Многое в их анатомии уже скорее сродни дереву, которое одно из всей клеточной материи существует еще дольше. Некоторые деревья – дубы и секвойи – способны жить 2000 лет и больше. Но ради этого им приходится отказываться не только от способности ощущения, но и движения. И при этом они – исключения.

В общем, мы можем сказать, что единственная материя, которая может продержаться более двух или трех веков, – это минеральная материя. Когда мы подходим ко второй или третьей точке самого низшего круга, отмеченного такими периодами как 8000 и 80 000 лет, мы, конечно же, можем думать только о камнях, металлах, ископаемых или окаменелых останках некогда живших организмов.

Эта идея поразительна. Ибо если мы вспомним описания адских мучений всех эпох – сильный жар и холод, огонь и лед, подвешивание на дыбе и размельчение в порошок – и представим неразрушимую природу существ, которые должны выдерживать эти бесконечные периоды, мы не можем не подумать, что все это лишь живописная метафора той простой идеи, что человеческие души каким-то образом окаменели, кристаллизовались, то есть затвердели дальше пределов любой твердости, присущей человечеству. Ибо это заключает в себе также потерю способности изменения и улучшения, потерю восприимчивости и отзывчивости, что обычно характеризует величайших преступников.

Подобная степень фиксированности или жесткости всегда описывалась как минеральная – в таких распространенных выражениях, как «каменное сердце», «сердце из кремня», «железная воля» и так далее. Описания ада изобилуют подобными минеральными и металлическими метафорами, так же как описания рая изобилуют образами воздуха, атмосферы, дыхания и ветра. В одной тибетской картине ада мы находим грешников, согнувшихся под весом тяжелых камней, запертых в «железном доме без дверей», наполненных расплавленным металлом, протаскиваемых по железным колючкам, распиливаемых на части, расплавляемых в железных котлах и так далее[34].

Всем этим так называемым наказаниям можно найти параллели в средневековых европейских видениях ада, особенно в «Аде» Данте. Общее во всех них то, что страдальцы всегда представлены как бы превращенными в минералы или неотвратимо привязанными к минеральным формам и ставшими такими же прочными, как минералы. Они кристаллизовались, чтобы выдерживать бесконечные мучения, но при этом не способны реагировать, как реагировали бы живые организмы. Как всегда подчеркивается в описаниях ада, они не способны умереть. То же самое можно сказать о куске камня или болванке железа.

Все описанные «наказания» на самом деле соответствуют процессам, посредством которых в природе разрушается жесткость минералов и металлов. В результате они медленно разъедаются, подвергаясь действию коррозии, и превращаются в порошок, после чего в качестве минеральных солей они снова могут быть впитаны в структуру органической жизни. «Адские муки» можно представить как описание неким геологом, наделенным живым воображением, того превращения, в котором жесткий гранит за многие тысячи лет способен стать плодородным суглинком. Расплавление вулканическим жаром, растрескивание и расщепление сильным морозом, воздействие ледяных ветров, озер огня и так далее – все это геологические явления. Но это геологические явления, описанные так, как если бы к ним было привязано человеческое сознание.

Если позволить себе смелую метафору, мы могли бы сказать, что они, по-видимому, относятся к человеческим душам, которые, ожесточившись за пределы всякого человеческого подобия и лишенные бесчисленными преступлениями всякой органической чувствительности, каким-то образом сделались минеральными, вошли в минеральный мир, приняли минеральную судьбу. Поэтому «вечные» муки теперь представляются не бессмысленным «наказанием» или «воздаянием», но раздроблением этой неправильной кристаллизации обычными процессами очищения и рафинирования в природе. «Муки» объясняются жестким сопротивлением камней и металлов любому влиянию, менее насильственному, чем влияние сжигающих кислот, тяжеловесного раздалбливания и расщепления или крайних пределов температуры. А «вечное проклятие» – это живописный образ той идеи, что здесь имеются в виду геологические процессы и геологическое время.

Теперь становится яснее, почему все описания ада всегда помещают его в подземный мир, внутрь земли. Ибо, как мы показали ранее, подземные слои земли представляют царство минералов (литосферу) и царство металлов (барисферу), обнимающих неизвестное ядро непредставимой плотности и инерции[35].

Спуск к центру Вселенной – это, как мы знаем научно, спуск в эту все более увеличивающуюся плотность. Это и в самом деле принцип, выраженный Данте в его описании ада, расположенного во внутренней части земли, который он изобразил как состоящий из концентрических сфер все увеличивающейся плотности, ведущих:

к центру, к той середине, где сходится всех тяжестей поток…

к той точке, где гнет всех грузов отовсюду слился[36].

Это, конечно, центр земного ядра, который Данте, персонифицируя всю идею плотности и тяжести, делает обиталищем Сатаны, крайнего предела зла.

Эта сердцевина земли – не только область наибольшей плотности в нашем мире, но она также наиболее удалена от света солнца, источника всей жизни. Это область «стигийской тьмы», один из главных ужасов которой – просто отсутствие света. «Свет мира я больше не увижу», как говорится в «Orologium Sapienta», «превыше всех мук и страданий, больше всего удручает меня отсутствие блаженного лика Отца»…[37]

Единственное место в нашем мире, куда солнце никогда не проникает, – это внутренняя часть земли, и любой, кто спускался в шахты или глубокие скважины, имеет эмоциональное понимание того, что это означает. Даже столь неглубоко под землей через какое-то время становится почти невыносимым не только полное отсутствие привычных форм и цвета, природы и растительности, которые зависят от света, но также то странное чувство, что здесь невозможно счастье. Свет, очевидно, в некотором смысле является пищей для эмоциональной стороны человека, и эта идея запертости в лишенном света аду может символизировать только тот факт, что эта его сторона уже умерла.

Все описания ада так или иначе объединяют эти три идеи в одну – идею подземного или вулканического царства, идею темноты и ту идею, что время там неизмеримо долгое, вечное, бесконечное, в сравнении с человеческими измерениями времени. Это индуистская Нарака, «расположенная под землей и под водами»[38].

Это и вавилонский Аралу, «страна не-возвращения, царство темноты… дом, в который входящие не проходят дальше… дорога, по которой путники никогда не возвращаются… дом, чьи обитатели не видят света… область, где пыль – их хлеб, и их пища – грязь»[39].

Это и греческий Тартар, к которому вело устье земли, «где течет много огня, и великие реки огня, и много рек текущей грязи… скважина в земле, которая больше их всех, и, более того, пронизывает всю Землю… Кто признан неисправимым, назначенный для этого ангел бросает в Тартар, и оттуда они уже больше не выходят»[40].

Это и египетский Аментет, представленный в космологическом плане пирамиды Хеопса темной каменной комнатой на глубине 30 метров ниже поверхности земли, пол которой оставлен бесформенным, и выход из которой ведет к полному ничто[41].

Отсюда не существует никакого пути дальше. Это конец, место, где окаменевшие души «расплавляются» космическими процессами, который Ибсен символизировал в образе пуговичного мастера в «Пер Гюнте». Такое «расплавление» жестких форм, или того, что утратило способность развития, должно неизбежно быть сопряжено с ужасным страданием. Ад, насколько мы можем судить, – это образное описание с человеческой точки зрения этого космического «плавильного котла». Назначением ада поэтому должно быть восстановление испорченных психических продуктов в их первоначальное состояние здорового сырого материала, который может быть снова в свое время использован, то есть впитан в новые растущие формы.

Мы уже говорили о процессе, посредством которого гранит способен стать плодородным суглинком, который в свою очередь может стать частью растений и животных. Этой идее существует точное психическое соответствие в «Вишну-пуране»:

«Различные стадии существования… – это неодушевленные существа, рыбы, птицы, животные, люди, святые, боги и освобожденные духи, каждый в тысячу раз превосходящий то, что ему предшествует; и через эти стадии осуждены проходить существа, пребывающие в аду, пока не достигнут окончательного освобождения[42].

То есть спуск в ад – это движение назад по пути эволюции; нисхождение ко все большей плотности, темноте, жесткости и невообразимой растянутости времени; падение сквозь эпохи в первобытный хаос, откуда снова с самого начала должен начаться непредставимо тяжелый подъем к знанию Бога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.