Смерть

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Смерть

29 февраля 1948 года

Как бы люди не обманывали себя, смерть – это центральная точка. Иногда удается передать то ощущение, которое я испытывал, присутствуя при сознательной смерти Успенского. Как это навсегда освобождает от страха смерти и дает возможность понять нечто о смысле смерти, обычно находящееся вне человеческого понимания. Имея помощь того, что было тогда показано, я думаю, мы можем совершенно по-иному подготовиться как к смерти, так и к жизни.

Весна 1948 года

Ничто нельзя считать окончательно достигнутым до момента смерти, и даже она должна быть просто очередным началом с новым телом, новым оснащением.

1 ноября 1949 года

Я попытаюсь рассказать вам, как я живу.

Мне придется вернуться к новому началу всего для меня – к смерти Успенского. Это единственное место, откуда я могу начинать.

Ибо он показал такие вещи о смерти, что бояться ее стало совершенно невозможно, и еще меньше после этого следовало бояться всего прочего, что только способно произойти в жизни. Он показал ее просто как составную часть жизни, урожай всего того, что человек чувствует и желает. Вместе с тем он показал смерть как величайшую тайну, в которой все становится реальным, все возможно.

И тем, что он овладел смертью, извлек из нее все возможности, как мы могли это наблюдать, он создал открытый путь для других людей – возможность последовать за ним. И сразу стало ясно, что жизнь любого человека есть лишь приготовление к тому, чтобы воспользоваться всеми возможностями в смерти.

Я знаю, что с определенной точки зрения это кажется странным, даже патологичным. Но когда человек уясняет свое отношение к смерти, тогда вся жизнь, каждая ее деталь, наполняется интересом и наслаждением – так, как это прежде было невозможно. И иногда мне кажется, что человек только тогда живет реально, когда находится в правильном отношении со смертью.

27 ноября 1949 года

Я думаю, что Успенский знал о смерти и о возможностях, связанных с ней, очень много и очень давно. В сущности, вступление к «Новой модели Вселенной» показывает, что даже тогда он догадывался о чем-то главном. Но у него было правило – говорить только о том, что он пережил лично, что мог делать и что уже сделал. И мне кажется, что он намеренно утаивал все, что знал или о чем догадывался??? о смерти, до того, как умрет сам, проверив тем самым на себе те возможности, которые она содержит, – и ему это действительно удалось. Затем каким-то образом он смог передать в понимание людей, связанных с ним, определенные идеи, которые он намеренно утаивал от них прежде за недостатком личного опыта.

Теперь кажется, что следует ожидать от смерти всех возможностей – но способность человека ими воспользоваться останется той же, что есть у него теперь, при жизни – ни больше, ни меньше. В этот момент в нас может освободиться безграничная энергия, но наша способность использовать ее, направить на понимание и цель, которые мы желаем, будет такой же, как способность использовать ту энергию, которую тело дает нам сейчас. Поэтому я думаю, что образ жизни человека определяет его образ смерти.

11 июля 1950 года

Смерть интересна только в связи с поиском того, что умереть не способно.

31 октября 1950 года

Я больше не чувствую необходимости бороться в своем уме с идеей смерти – других людей или моей собственной – или чувствовать ее как нечто ужасное. Любая жизнь должна подойти к концу – так же как кошкин хвост. Я спрашиваю себя, на самом ли деле будет ужаснее, если она придет сегодня, чем через тридцать лет?

Почему в одном случае нужно искать какую-то тайную причину, а в другом нет? Мне кажется, что смерть – сама по себе причина, сама по себе неопровержимый аргумент. Если нам нужно научиться принимать жизнь так, как показал это Успенский в свои последние недели, то, наверное, нам стоит так же принять и смерть? И не исключено, что при непротивлении ей она увидится нам совершенно иной – вовсе не ужасной, но полной новых возможностей.

Да, я знаю, что те, кто остаются в живых, должны страдать, видя в смерти только то, что мы видим в ней, находясь в нашем нынешнем состоянии. И это очень тяжело и для них самих, и для тех, кто их любит. Но можем ли мы просить, чтобы изменились великие законы Вселенной – ради нашего столь недалекого взгляда, столь слабого понимания? Для меня это богохульство. Для себя я могу просить только одного – видеть больше, на еще большей шкале. А это кажется мне возможным только путем принятия.

19 апреля 1951 года

Все, что живет, должно умереть. Все, что умирает, должно родиться вновь.

7 июня 1951 года

Во всей той демонстрации, которая достигла высшей точки в смерти Успенского, самым замечательным, возможно, было то, что никогда ничто негативное не касалось идеи смерти. Я бы хотел суметь передать то понимание, что в отношении к смерти абсолютно не нужен страх, и даже нет для него места. Ибо если человек понимает, что ему не нужно ее бояться, то он знает, что бояться ему нечего.

6 августа 1952 года

Наше понимание смерти ограничено. Как бы ни объясняли смерть, одна возможность в ней не исключает другую. Все теории, которые смог изобрести человек, содержат какой-то элемент истины, но ни одна не является абсолютной истиной. Наша задача заключается в том, чтобы расширять и расширять свой взгляд. Демонстрация смерти Успенского открыла дверь, ведущую к более широкой панораме. И эта дверь по-прежнему открыта.

Сентябрь 1954 года

Конечно, нельзя радоваться тому, что кто-то близкий переходит в вечность – это намного более таинственно, неизвестно и чудесно, чем мы способны себе вообразить. Но это действительно означает новые возможности и новое начало – не исключено, что множество новых начал одновременно.

2 ноября 1955 года

С каждой смертью двери между мирами ненадолго открываются, и люди восприимчивые могут уловить через них какой-то знак.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.