Поддержка семьи на практике

Поддержка семьи на практике

Как отмечает Ричард Родес, детей, подвергшихся насилию, но не «заразившихся» жестокостью, не всегда изолируют от семей – им просто оказывают необходимую поддержку, формируют систему ценностей и указывают альтернативный путь. Очень часто детям помогают учителя[491]. По словам Брюса Перри, во всей нашей культуре необходимо произвести изменения: разделить ответственность за воспитание подрастающего поколения между всеми членами общества, а не оставлять этот груз на плечах родителей: «Дети лишь доверены своим родителям, но принадлежат всему обществу»[492].

К сожалению, на практике многие программы домашнего посещения показали свою несостоятельность. Некоторые достигли определенных успехов, но это были скорее исследовательские проекты с участием высококвалифицированных специалистов и хорошим финансированием. Одна из таких успешных программ проводилась в штате Нью-Йорк для малоимущих матерей-одиночек. Ее результаты – резкое сокращение зафиксированных случаев дурного обращения с детьми и обращений в больницы за неотложной помощью. Аналогичная программа в Новой Зеландии также достигла значительных успехов[493]. В дальнейшем в ходе исследования среди пятнадцатилетних подростков в штате Нью-Йорк обнаружилось следующее: среди тех, кого воспитывали матери, участвовавшие в программе, социальные показатели значительно улучшились. Число приводов в полицию у них сократилось наполовину, число обвинений в уголовных преступлениях – на треть. Среди этих подростков было меньше курящих и пьющих, и они меньше занимались сексом[494].

Для предотвращения дурного обращения с детьми и минимизации его последствий было испробовано и множество других методов. Однако профессор Гарриет Макмиллан с коллегами считают, что лишь немногие из них были грамотно разработаны, а значимые плоды принесли единицы[495]. Одной из успешных была «Positive Parenting Program» («Программа позитивного воспитания»)[496]. Ее цель – создание крепких сплоченных семей, где бы родители и дети поддерживали исключительно хорошие отношения, умели самостоятельно улаживать конфликты и справляться с проблемным поведением. Эффект программы основан на коррекции родительского понимания механизмов, действующих в семье, их мыслей, эмоций, действий – в обстановке ежедневных бытовых забот. Другая программа, «Parent-Child Interaction Therapy» («Терапия взаимодействия родителей и детей»), была разработана с целью снизить повторяемость случаев физического насилия. В ее рамках родителей обучали поддерживать в ребенке надежную привязанность и использовать словесные внушения вместо жестокости. Подобные принципы заложены и в основе программы когнитивно-поведенческой терапии: предотвращение повторных случаев насилия и оказание ребенку психологической реабилитации. Кроме этих методов психотерапии лишь немногие получили от Г. Макмиллан и ее коллег высокую оценку.

В целом, от прочтения немалого количества литературы остается впечатление, что профилактика дурного обращения с детьми не дает ощутимых результатов по двум причинам. Во-первых, социальные работники рано или поздно превращаются в своего рода полицию, вместо того чтобы становиться друзьями и наставниками. Во-вторых, большинство методов зачастую фокусируются на частных вопросах и не охватывают всей проблемы целиком. Кроме того, программы стали бы более рентабельными при сотрудничестве социальных служб с волонтерскими, церковными и благотворительными организациями, хотя бы на местном уровне. В свою очередь, вложения в развитие местных общественных структур и групп взаимной помощи принесли бы большие дивиденды. Это наладило бы отношения между семьями и различными общественными службами, и сделало бы помощь последних более эффективной.