Лекция, прочитанная в четверг, 23 сентября 1937 года
Лекция, прочитанная в четверг, 23 сентября 1937 года
Есть несколько тем, которые я хотел бы затронуть, поскольку, не понимая их, вы не сумеете понять многое другое.
Для начала мы должны поговорить о школах, затем о принципах и методах их организации и работы (в частности, о правилах), а после – и об истории нашей работы. Вскоре у вас будет возможность прочитать начало книги «В поисках чудесного», над которой я сейчас работаю, где я описываю свое знакомство с этой системой и ход работы.
Вам много раз объяснялось, что никто не может работать один, без школы. Также вам должно быть понятно, что группа людей, решивших работать вместе, не достигнет ничего, потому что они не знают, куда идти и что делать. Возникает вопрос: «Что есть школа?»
Есть множество разных школ. Я прежде рассказывал о четырех путях: пути факира, пути монаха, пути йога и Четвертом пути. С точки зрения такого деления, школы тоже можно разделить на четыре вида: школы факиров, религиозные школы (монастыри), школы йогов и школы Четвертого пути.
Теперь поговорим о том, из чего состоит школа. В общем говоря, школа – это место, где человек может чему-либо научиться. Существуют школы современного языка, школы музыки, школы медицины и так далее. Но школа, о которой говорю я, направлена не только на обучение, но и на изменение. Такая школа должна не только предоставлять знание, но и помогать изменять сущность: без этой составляющей она будет обычной школой. Знание необходимо, но оно может исходить только от тех, кто сам прежде преодолел этот путь. Поэтому человек, который выполняет такую работу, должен относиться к школе. То есть либо он со школой связан, либо обучался в ней прежде. Самозваные или выбранные руководители групп никуда не приведут других людей.
Также школы разделяются в соответствии с уровнем. Есть такие, где люди № 1, № 2 и № 3 учатся быть людьми № 4 и обретают знание, которое помогает им в этом изменении. В школах следующего уровня люди № 4 учатся быть людьми № 5. Нет нужды говорить о последующих уровнях, поскольку они от нас слишком далеки.
Тут возникает интересный вопрос: можем ли мы назвать себя школой? В некотором смысле да, потому что мы обретаем определенное знание и в то же время понимаем, как изменить свою сущность. Но я должен отметить, что в начале нашей работы, то есть в 1916 году в Санкт-Петербурге, мы поняли, что школа в полном смысле этого слова должна состоять из двух уровней: на первом люди № 1, № 2 и № 3 учатся быть людьми № 4, а на втором люди № 4 учатся быть людьми № 5. Если в школе два уровня, она дает больше возможностей, потому что двойная организация такого рода способна обеспечить большее разнообразие опыта и ускорить и упрочить работу. Поэтому, хоть в некотором смысле мы и можем называть себя школой, лучше использовать это название для организации большего масштаба.
Что делает школу школой? Во-первых, понимание принципов школьной работы и дисциплины, а также ее правил. Когда люди приходят на лекцию, им сообщают об определенных правилах, которые они должны соблюдать. Эти правила представляют собой условия, на которых людей принимают и дают им знания. Соблюдение этих правил и условий является первой платой.
Первое правило, о котором я узнал, было таково: не писать ни о чем из того, что я услышу. Позднее вы узнаете, что я ответил на это и как эта проблема была решена. Это правило означает, что вы не должны писать без разрешения человека, обучающего вас, а если вы получили его разрешение, то обязаны сослаться на человека, от которого узнали об этих идеях, и на источник этих идей.
Когда я напечатаю «В поисках чудесного», вы сможете записывать. Пока эта книга не опубликована, вы не должны этого делать. После выхода книги в свет это условие отпадет, но не раньше.
Затем есть и другие правила: не говорить. Это означает, что вы не должны делать эти идеи темами повседневных разговоров, без цели и смысла. А если вы говорите с определенной целью и осмысленно (я имею в виду, с людьми другого круга), нужно быть осторожными и не говорить слишком много. Не забывайте: люди должны платить за то, что слышат. Таков принцип работы, и у вас нет права передавать идеи людям, которые за них не платят. В любом случае, сначала лучше получить разрешение, прежде чем говорить.
Теперь я хочу обсудить одно правило, которое было введено в этих группах и является очень важным. Я должен объяснить, как это правило возникло, но прежде коротко опишу историю этой работы. Я встретился с этой системой в 1915 году в России. В Москве существовала группа, которой руководил Г. И. Гурджиев, приехавший в Россию из Центральной Азии. Я многое узнал, работая с ними, но в 1918 году отделился, потому что моя точка зрения начала расходиться с основными принципами группы. Вскоре после этого почти все члены группы, кроме четырех человек, оставили мистера Г.
Я снова встретил мистера Г. в 1920 году в Константинополе и вновь попытался с ним работать, но вскоре понял, что это невозможно. В начале 1922 года, когда я был уже в Лондоне, мистер Г. пришел ко мне и рассказал о своих планах новой работы, которую он собирался начать в Англии или Франции. Я не слишком верил в эти планы, но решился на последний эксперимент и пообещал помочь ему в организации работы. В последнее время у меня уже были группы в Лондоне. Через некоторое время работа мистера Г. началась во Франции. Я собрал для него деньги, и многие из моих людей отправились к месту, которое он приобрел в Фонтенбло на их деньги. Я приезжал туда несколько раз и продолжал делать это до конца 1923 года, когда понял, что все в Фонтенбло идет не так, и решил окончательно распрощаться с мистером Г.
Если вы спросите меня, что было не так, я отмечу лишь одно, чего в действительности было достаточно, чтобы испортить все. К тому времени мистер Г. отказался почти от всех принципов, которым учил нас в России, – в частности от принципов, связанных с отбором и подготовкой людей к работе. Он начал принимать людей безо всякой подготовки, назначал их на ответственные места, позволял говорить о работе и так далее. Я видел, что его работу постигнет крах, и отделился от него, чтобы спасти работу в Лондоне.
В январе 1924 года я сообщил своим группам в Лондоне, что оборвал все связи с мистером Г. и его группами и продолжу свою работу в Лондоне самостоятельно, как было и в 1921 году. Я предложил им выбор: остаться со мной, последовать за мистером Г. или вообще отказаться от работы. В то же время для тех, кто решил остаться со мной, я ввел новое правило, а именно: не говорить о мистере Г. и не обсуждать причины провала работы в Фонтенбло. Я ввел это правило потому, что хотел пресечь полет воображения, так как люди, не зная ничего, предавались фантазиям или повторяли злые слухи, распространяемые новыми учениками мистера Г., которых он, с моей точки зрения, вообще не должен был допускать до работы. Я сказал, что все, кто хочет обсудить эту тему, должны обращаться ко мне.
Это правило сохранилось и никогда не отменялось, но люди никогда не понимали его и придумывали себе всевозможные оправдания или даже считали, что оно создано для других людей, а не для них. Вы должны понимать, что все правила нужны для того, чтобы помнить себя. Во-первых, они имеют собственную цель, а во-вторых, они нужны для того, чтобы помнить себя. Нет правил, которые не помогали бы вспоминать себя, хотя сами по себе они могут иметь иную цель. Если нет правил, то нет и работы. Если важность правил не понимается, возможности школы исчезают.
Мисс Ф.: Почему вы считаете, что не следует говорить о системе, не упоминая источника, из которого получена информация?
Мистер Успенский: Потому что говорить о ней, не называя источника, равносильно воровству. Например, вы не можете брать идеи из книги и не ссылаться на источник. Люди делают это только с моими книгами: они постоянно воруют из них идеи.
Мистер М.: Как долго существовала московская школа?
Мистер Успенский: Несколько лет.
Мистер М.: Насколько она была велика?
Мистер Успенский: Она существовала то тут, то там. Раньше она находилась в Центральной Азии. Что касается того, как долго она существовала прежде, есть причины полагать, что она обрела форму и язык в начале XIX века.
Мистер М.: Считается ли, что это знание связано с эзотерическим?
Мистер Успенский: Естественно, в противном случае оно не имело бы смысла. Школа может вести начало лишь от другой школы, иначе она будет всего лишь формирующим изобретением.
Мистер М.: То есть это непрерывная цепь?
Мистер Успенский: Да, так должно быть, хотя проследить ее до конца вы не сумеете. Вы можете, благодаря идеям и терминологии, отследить только некоторые связи. В сфере терминологии школа связана через русских масонов XVIII века с некоторыми авторами, жившими ранее, например с доктором Фладдом.
Мисс Д.: Вы сказали, что объясните нам, в каком смысле мы можем называть это школой.
Мистер Успенский: Я думаю, что уже ответил на этот вопрос. Надежны только те школы, что состоят из двух уровней. Другая школа может быть школой сегодня и не быть таковой завтра, как это произошло в Москве. Также я уже объяснял, что организация, которая является школой для одного человека, не является таковой для другого. Многое зависит от личного отношения и усердия.
Мисс Р.: Если школы являются живыми, то почему они умирают?
Мистер Успенский: Что вы имеете в виду, говоря, что школы – это живые существа? Это расплывчато и неопределенно. Но, если понимать эту фразу буквально, то становится понятно, почему школы умирают. Все живое рано или поздно умирает. Если люди умирают, то умирают и школы. Я упоминал в своих лекциях, что школе необходимы определенные условия. Если эти условия нарушаются, школа погибает. Если бы в Кантоне или Ваньсяне возникла школа, сейчас она была бы разрушена.
Мисс Р.: Но идеи могут сохраниться?
Мистер Успенский: Идеи не умеют летать. Им необходимы человеческие головы. И школы не состоят из идей. Вы все время забываете, что школа учит тому, как совершенствовать свое бытие.
Мистер Ф.: Никакие идеи прошлого не записаны?
Мистер Успенский: Может быть, но идеи записываются по-разному. Они могут быть записаны таким образом, что никто не прочтет их без объяснений тех, кто знает, или без изменения сущности. Возьмите Евангелие, оно зашифровано. В противном случае, это была бы просто история, сомнительная с исторической точки зрения и приведшая ко многим отрицательным результатам.
Мистер Ф.: Дает ли система ключ к Евангелию?
Мистер Успенский: Некоторые ключи, но не следует ожидать от нее всего. Многие ключи приходят только со сменой сущности; они не могут быть получены из знания. Снова вы забываете о сущности. Изменение сущности означает связь с высшими центрами. Высшие центры понимают многое из того, что обычные центры не поймут никогда.
Мистер Ф.: Является ли школа саморазвивающейся?
Мистер Успенский: Что вы имеете в виду? Если ваш вопрос относится к происхождению школы, то они не являются саморазвивающимися, потому что одна школа всегда должна вести свое происхождение от другой.
Мистер Ф.: Может ли школа достичь уровня более высокого, чем тот, на котором она изначально появилась?
Мистер Успенский: Да, если она работает в соответствии с методами и принципами школьной работы, она может развиваться. Но вы должны помнить, что уровень школы зависит от уровня сущности людей, которые ее составляют.
Мистер Ф.: Вы сказали, что человек может узнать, как освободиться, только от тех, кто уже это совершил?
Мистер Успенский: Совершенно верно. И это означает, что школа может вести свое начало только от другой школы.
Миссис Д.: Все ли ученики в школе могут от уровня № 4 перейти на уровень № 5, или лишь немногие?
Мистер Успенский: В принципе, ограничений нет. Но вы должны понимать, что существует огромная разница между № 4 и № 5. Человек № 4 – это тот, кто приобрел постоянный центр гравитации, но во всем остальном он продолжает оставаться обычным человеком. Человек № 5 совершенно иной. У него уже есть единство, постоянное «Я», он обладает третьим состоянием сознания, то есть самосознанием. Это означает, что он пробужден, он всегда может при необходимости помнить себя, и в нем работает высший эмоциональный центр, что дает ему новые возможности.
Миссис Д.: Смысл, соответственно, заключается в том, чтобы попытаться добраться до уровня № 5?
Мистер Успенский: Сначала вы должны подумать о том, как стать человеком № 4, в противном случае это будет всего лишь фантазия.
Миссис С.: У человека № 4 меньше «Я»?
Мистер Успенский: Может быть и больше, но он лучше их контролирует.
Мистер А.: Основной ближайшей целью, которую вы рекомендуете перед собой поставить, является отказ от эмоциональной жизни?
Мистер Успенский: Нет, несколько иначе; эмоциональная жизнь очень важна. Система говорит об искоренении отрицательных эмоций. Таковые эмоции представляют собой промежуточное состояние между душевным здоровьем и безумием. Человек, чей центр гравитации погружен в отрицательные эмоции, не может быть назван душевно здоровым и не способен развиваться. Сначала он должен стать нормальным.
Мистер А.: Я заговорил об отказе от эмоциональной жизни потому, что вы сказали, что все эмоции потенциально отрицательны.
Мистер Успенский: Да, потенциально, но это не означает, что все они станут отрицательными. Эмоциональный центр для нашего развития наиболее важен. Есть многое, что можно понять только при его помощи. Интеллектуальный центр весьма ограничен, он не способен увести нас далеко. Будущее за эмоциональным центром.
Но необходимо понимать, что отрицательные эмоции в действительности находятся не в эмоциональном центре. Их контролирует искусственный центр, и в этом заключается наш единственный шанс на спасение от них. Если бы их центр был настоящим, а не искусственным, у нас не было бы никакого шанса от них избавиться, потому что это бы означало, что они полезны или могут каким-либо образом быть таковыми. Искусственный центр создается длительной неправильной работой машины. В нем нет ничего полезного. По этой причине отрицательные эмоции должны быть удалены, они не служат никакой полезной цели.
Миссис С.: То есть никто из нас не использует свой эмоциональный центр правильно?
Мистер Успенский: Почему нет?
Миссис С.: Вы сказали, что у нас нет положительных эмоций?
Мистер Успенский: Положительные эмоции – это нечто иное, они относятся к высшему эмоциональному центру. Человек № 5 обладает положительными эмоциями. Все наши эмоции могут стать отрицательными, хотя, как я уже сказал, это не означает, что каждая эмоция действительно станет таковой. В то же время наши эмоции ненадежны до тех пор, пока мы спим и не контролируем их. Но они будут становиться все более и более надежными по мере того, как мы станем пробуждаться и обретать контроль.
Мистер Д.: Как нарушение членом школы правила отражается на самой школе?
Мистер Успенский: Это зависит от того, насколько важным было правило. Нарушая правило, человек может разрушить школу. Или человек, который управляет школой, может закрыть ее, если определенные правила нарушены.
Мистер Ф.: Вы говорите, что школа, в которой есть две ступени, более эффективна. Как одна ее часть соединяется с другой?
Мистер Успенский: Вы можете проверить это сами. Если у школы есть две ступени, она гораздо более эффективна.
Миссис Б.: Существует ли эта система в европейских странах?
Мистер Успенский: Никогда о таком не слышал.
Мистер М.: Связана ли общинная жизнь с организацией школ?
Мистер Успенский: Это зависит от того, о какого рода общинной жизни вы говорите. Например, некоторое время назад в России существовали так называемые колонии Толстого. Большинство из них имели сходную историю. Люди решали жить вместе, покупали землю и так далее, затем через несколько дней ругались, и на этом все заканчивалось.
Мистер М.: Я имел в виду группу людей, которые живут в одном здании.
Мистер Успенский: Это зависит, в первую очередь, от того, кем все это организовано. Если люди сами за это отвечают, обычно все заканчивается ничем. Но если организацией занимается школа в соответствии с определенными принципами и правилами, все может получиться лучше.
Мисс Р.: Обладает ли человек, организующий школу, властью?
Мистер Успенский: На нем лежит ответственность, поэтому он должен обладать властью.
Мисс Р.: На чем она основывается?
Мистер Успенский: На его знании, его понимании, его сущности.
Вопрос: Быть не в состоянии следовать системе – это хуже, чем не начинать вовсе?
Мистер Успенский: Если вы начали, никто не может остановить вас, кроме вас самих.
Мистер М.: Как соотнести это с вашим прошлым высказыванием о том, что гарантий не существует?
Мистер Успенский: Это зависит от вашей работы. Как я могу ее гарантировать?
Мистер М.: Но возможность работать останется? Я имею в виду, если человек работает.
Мистер Успенский: Если не произойдет катастрофы. Мы живем в неспокойные времена. Что касается гарантии, то все, что мы можем получить, зависит только от наших усилий, и человек должен работать на свой собственный страх и риск. Но через некоторое время человек начинает замечать: «У меня появилось то, чего прежде не было» и «Я получил то, чего не имел прежде». Таким образом постепенно приходит уверенность.
Мистер А.: Я полагаю, что вы не гарантируете и то, что люди не пострадают от иллюзий относительно личного опыта? Человек может принять иллюзию за факт?
Мистер Успенский: Да, с большой легкостью, но если он помнит все, чему его учили, то сможет различать.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.