Глава 1. РАССКАЗЫ

Глава 1. РАССКАЗЫ

Встречающиеся определения:

Эскон — комплекс энергоинформационных структур.

Полевой социум, эгрегор — сообщество, образуемое за счет полевых (энергоинформационных) связей.

Облачный фантом

…Внимание привлекло облако, выдававшееся вперед из массива облаков. Оно представляло собой не что иное, как… голову Льва Николаевича Толстого.

Облако походило на гипсовую скульптуру, сотворенную художником. Правда, из-за того, что солнце освещало облако чуть сверху и сбоку, глубоко посаженные глаза оказались в тени и были обозначены лишь едва уловимыми штрихами. В то же время, эти штрихи и поворот головы ясно обозначали направление взгляда. Он смотрел прямо на меня!…

В конце января 2003-го, когда тираж моей книги «Космос раскрывает тайну предстоящего спасения России» (официальное название «Новая Весть от Бога») уже должен был быть получен помощниками из типографии, я находился в деревне. Уставший от затянувшегося аврала, который получился при окончательной подготовке книги к изданию, я отдыхал, приходя в себя. С 1999 года, как приехал в эту деревню после развода, чтобы писать книгу с изложением Новых Знаний, впервые почувствовал себя вправе спокойно отдохнуть.

Время от времени просматривал на компьютере материал, сданный в типографию. Просматривая описание Норм Разумного Бытия, сделал неожиданное и неприятное для себя открытие: все-таки затесалась смысловая ошибка. Надо сказать, были и другие оплошности. Но они, в отличие от этой, были техническими, непринципиальными. Мы к моменту сдачи материала настолько устали от постоянно отодвигавшейся перспективы издания, что дальше уже не было сил затягивать. Постоянно вносимыми поправками я целый месяц мучил Володю Седалищева, который занимался окончательной версткой книги. Несмотря на неоднократные мои и Володины проверки, некоторые технические огрехи все же затесались. В связи с ограниченностью средств экономили на всем, в том числе на редакторских услугах.

Но то, что я обнаружил сейчас, было серьезной смысловой ошибкой. В описании Нормы Охраны я привел в качестве примера факт из жизни духоборов. Лев Толстой уговорил духоборов уничтожить имеющееся оружие. В результате безоружные духоборы пострадали от нагрянувших к ним разбойников из соседних поселений. Об этом факте я узнал по радио «Свобода».

Вообще я слушаю все станции, которые ловятся моим убогим приемничком «Сокол»: официальные, оппозиционные, зарубежные. Находясь в глуши, не имея под рукой достаточно книг и газет, испытывал дефицит фактов, которые можно было бы использовать в качестве примеров, но обычно не использовал информации из радиоэфира. Пример с духоборами, прозвучавший в эфире, оказался достаточно выразительным для иллюстрации Нормы Охраны. Так и было сказано, что казаки приходили к безоружным духоборам и бесчинствовали. Было сказано также, что этот факт широко обсуждался в прессе того времени. В первый раз рискнул воспользоваться примером из радиоэфира.

Теперь же, изучая отдохнувшим свежим взглядом текст, я со всей ясностью вдруг обнаружил то, что ускользнуло тогда от моего уставшего внимания. Нельзя было называть этих преступников казаками. Если и затесались среди них люди из казацкого сословия, по своей сути они уже не были казаками. Это были лиходеи, которые всегда найдутся в любом сообществе. Настоящие казаки, при их старых благородных традициях, не могли вести себя подобным образом.

Да и с иронией в адрес духоборов, пожалуй, переборщил. Довольно циничный комментарий получился. Раз уж в результате сложилась трагическая ситуация, юмору здесь не место. Не юмор, а цинизм какой-то получился. В общем, здорово оплошал с этим примером.

Я почувствовал досаду к радио «Свобода». У-у-у «вражий голос» — вовремя «удружил»! А с другой стороны, они-то при чем? Всего лишь сообщили о факте, опубликованном в газетах. Сам во всем виноват. Нечего на других свою вину сваливать! Пример, видите-ли, удачный подвернулся.

«Но почему же Бог не предупредил меня? Ведь это такая серьезная ошибка! Знак какой-нибудь подал бы, что-ли!» — с досадой подумал я.

Тут же стало стыдно — что за иждивенческое отношение к Богу! Мало что-ли того, что всю необходимую концептуальную информацию от Него получаю? Чего захотел, — чтобы Бог к тому же и за моими ошибками присматривал. Не допускать ошибки — это уже моя задача. Но ведь ошибка какая тяжелая вышла: целое сословие задел. Ужасно стыдно. Но исправления уже не внести: тираж отпечатан.

Пребывая в подавленном настроении, я раздумывал: «Как такое могло произойти? Почему такую явную несуразицу пропустил? Ну и что, что буквально в последние дни перед сдачей материала в печать услышал про этот факт и не оценил в должной мере все нюансы. Ну и что, что был измучен нескончаемым подготовительным марафоном, и ясность мышления была не на должном уровне. Такие неточности недопустимы независимо от обстоятельств!». И вдруг вспомнил — ведь было предупреждение! Три с половиной года назад было. Просто я его не понял.

В 1999 году, в первый год моего пребывания здесь, летом был знак. Было это в шестом часу вечера. Я тогда возился на кухне, собираясь испечь к ужину оладьев. Если выражаться точнее, то ставил эксперименты по изготовлению оладьев. Не догадался прихватить с собой книгу кулинарных рецептов. Теперь методом тыка пытался определить, что с чем в каком соотношении смешивать и как выпекать. Мужик со стряпней без кулинарного опыта и рецептов — зрелище забавное, поэтому особо останавливаться на деталях не буду.

Окно кухни выходит на южную сторону. Солнце в это время с другой стороны, поэтому на кухне было сумрачно. Я собрался было включить свет, но, взглянув в окно, задержался, залюбовавшись небом. Необычно массивные кучевые облака, ярко освещенные вечерним солнцем, привлекли мое внимание своими грандиозными размерами и живописностью. Белоснежные громадины с серыми и бардовыми тенями в неровностях были неподвижны и величественны. Они образовали на юге высоченный сплошной вал, который, казалось, лежал прямо на земле.

Особое внимание привлекло облако, выдававшееся вперед из общего массива облаков. Словно позаботившись о том, чтобы быть оптимально видимым для меня, оно расположилось левее тополя, стоящего перед окном. В общем, это облако было справа от меня. Облако представляло собой не что иное, как… голову Льва Николаевича Толстого.

Фотографической четкости изображения не было, но это было именно его, Льва Николаевича лицо. Облако походило на гипсовую скульптуру, сотворенную художником, сохраняя при этом характерную для облака фактуру. Правда, из-за того, что солнце освещало облако чуть сверху и сбоку, глаза оказались в тени и были обозначены лишь едва уловимыми штрихами. В то же время, эти штрихи и поворот головы ясно обозначали направление взгляда. Он смотрел прямо на меня!

Больше всего меня удивило не то очень внимательное, не то гневное выражение лица. Я почувствовал дискомфорт, и отвел глаза в сторону, надеясь, что облако за это время несколько изменится и наваждение исчезнет.

Посмотрев по сторонам, на другие облака, которые ничем особым внимание не задерживали, я вернул взгляд к этому облаку. Изображение не только не исказилось, но даже стало отчетливее, как бы подтверждая: да, ты не ошибся — это знаменитый писатель Лев Николаевич Толстой и его взор обращен на тебя.

Мы неотрывно смотрели друг на друга. Я почему-то с надеждой подумал о том, что вообще-то сложно с улицы разглядеть что-либо в доме. Если смотреть с его позиции, то, во-первых, против света смотреть сложно, во-вторых, при взгляде сбоку на оконные стекла неизбежны блики, отражающие, в зависимости от ракурса то, что находится на улице. К тому же, когда на улице светло, а в доме темнее, то в нем с улицы вообще ничего толком не увидишь.

Но, судя по пристальному взгляду облачного фантома, его эти проблемы нисколько не волновали. Он продолжал пристально смотреть на меня. Теперь я пытался вспомнить — чем мог задеть память Толстого. В моей рукописи на тот момент никаких упоминаний о нем не было. У меня не было оснований предполагать, что упоминание о нем вообще может когда-либо появиться в моих книгах.

Поэтому я решил тогда, что это изображение — недоразумение, удивительное, но случайное оптическое явление, не более. Хотя столь четкое изображение в облаке конкретного человека озадачило. Времени я не засекал. Наверное, я смотрел минут пять-десять. Все это время облако не меняло своей формы.

Успокаивало то, что при детальном рассмотрении черты лица показались мне несколько утрированными: слишком кустистые брови, нос с округлыми ноздрями великоват, сомнительным показалось и то, что борода посередине разделялась на продольные половины. Явно неуместной и случайной показалась темная фигура непонятной формы расположенная ниже рта. Темная фигура имела сложную форму, отдаленно напоминающую не то треугольник неправильной формы, не то галочку. К тому же, она была расположена несимметрично. Все это вроде бы говорило в пользу того, что изображение нереалистично и случайно. Что меня вполне устраивало, поскольку неприятно ловить на себе такой сердитый взгляд. Поэтому я прекратил наблюдение, включил свет и продолжил кулинарные эксперименты.

Когда минут через пять я вновь взглянул на облако, оно уже плавно менялось. Вот от правой косматой брови отрывается клок и перемещается вниз, чуть вытягивается нос, одна половинка бороды отклоняется в сторону, словно от дуновения ветра, и плавно удлиняется. Правда, строгий взгляд по-прежнему устремлен на меня. Через некоторое время я еще раз посмотрел на облако. Изображение к тому времени совершенно исказилось, и облако постепенно принимало обычную бесформенность.

Тогда я не воспринял увиденное как знак. Лишь в душе остался неприятный осадок, смешанный с ощущением тайны. У Бога об этом не спрашивал — не видел необходимости.

Через два с лишним года в 2001 году, в газете «Мир новостей» от 29 декабря, которую привез Андрей, была небольшая статья о Льве Николаевиче, сопровожденная его фотографией. Взглянув на нее, я пришел в ужас. Его лицо было именно таким, каким предстало в облачном фантоме. Глубоко посаженные глаза, нависающие над ними кустистые брови, крупный нос с округлыми ноздрями, слегка разделяющаяся на продольные половинки борода — все было именно такой формы и в тех пропорциях, как и в том облачном изображении. Даже угол, под которым он смотрел с фотографии, был тот же. И глаза оказались в тени, как тогда. А удивившая меня темная фигура ниже рта образовывалась сочетанием тени под правым усом и тени, образовавшейся в углублении бороды на месте естественного разрежения волос в области нижней челюсти и подбородка. Эта темная фигура в бороде в мельчайших подробностях со всеми полутонами и просветами абсолютно совпадала с той, которая была в облачном фантоме.

На фотографии Лев Николаевич имел задумчивый вид. В то же время, строгость и даже хмурость проявлялись в его лице. Состояние, впрочем, естественное для человека, подвергшегося за свое свободомыслие в поиске истины беспощадной критике со стороны церковников. Если не ошибаюсь, в Петербурге, в Казанском Соборе я видел картину, где изображалось, как черти в аду жгут Толстого в адском пламени. Художник постарался изобразить на лице Льва Николаевича дерзость и упрямство. Живопись довольно низкого уровня, что впрочем, естественно. Возможно, картина была создана тогда, когда церковь предала его анафеме.

Конечно, тяжело ему было переносить несправедливое унижение, исходящее со стороны умственно и духовно никчемных людей, особенно, когда они занимают влиятельные позиции и имеют авторитет среди основной массы его читателей. Вдобавок к этому внутренние противоречия, неизбежные для творческого и неравнодушного человека, а также сложности в личной жизни. Я понял, что и облачный фантом имел вид скорее задумчивый, чем гневный.

Эту газету убрал подальше, так как фотография тревожила меня, напоминая про облачный фантом. Тогда я предположил, что, может быть, это встревоженный дух Толстого приходил в этот мир. Хотя, зачем духу принимать видимую форму, тем более, облачаясь в огромное неподвижное облако?

Теперь, когда уже несколько поздновато, я понял, что тот облачный фантом был знаком от Бога, предупреждением о будущей ошибке.

Совпадение до мельчайших деталей фотографии и облачного фантома, вплоть до ракурса изображения, говорит о многом.

Сделано это было для того, чтобы максимально облегчить для меня узнавание образа, чтобы подтвердить неслучайность его появления.

Для меня не является удивительным сам факт того, что Бог в точности знает будущее, поскольку Он сообщал мне о том, что Тому, кто заранее формирует реальность, естественно знать о будущем. Облачный фантом лишний раз подтвердил это. Ведь для того, чтобы вид фантома в точности совпал с фотоизображением, надо было заранее знать, что в газете, которая попадет в мои руки, будет именно эта фотография. Надо было заранее знать и то, под каким углом я буду смотреть.

Фотографий и портретов Льва Толстого — множество. Вероятность того, что к автору статьи (или редактору) среди прочих вариантов попадет этот, и что его выбор остановится именно на нем, была невелика.

Андрей приезжает сюда раз в полтора-два месяца. Он не всегда прихватывает сюда газеты. Далеко не всегда среди этих газет оказывается «Мир новостей». Если учесть, что «Мир новостей» — еженедельник, то вероятность того, что именно этот номер газеты будет куплен Андреем, тоже была очень невелика. То есть, надо было, чтобы в определенный день у Андрея возникло желание купить газеты, чтобы среди множества газет он именно в этот раз решил купить «Мир новостей» и чтобы эта газета, к тому же, оказалась среди тех, которые он решил прихватить с собой в деревню.

Да и чтобы я увидел фантом, надо было создать его именно к тому времени, когда у меня возникло желание взглянуть на облака. Если учесть, что основную часть времени провожу за рабочим столом, гуляю на улице редко и кратко, да и в окно гляжу нечасто, то вероятность моего случайного взгляда в нужное время именно в определенную область неба крайне низка.

Тысячи обстоятельств, в основе каждого из которых несметное число других обстоятельств, должны были сочетаться единственно возможным образом, чтобы события реализовались именно так, как реализовались. Что ж, значит, и в том, что знак не воспринят должным образом, тоже есть причины, проистекающие из предшествующего шлейфа обстоятельств.

Конечно, когда я описывал пример с духоборами, вспомнил про облачный фантом. Тогда я решил, что это был знак недовольства мной со стороны Толстого. Причина для недовольства, в принципе, есть. Ведь информация, излагаемая мной в описании Нормы Гармонии, идет вразрез с его гуманистическим принципом «не противиться злу насилием». Но когда я излагаю информацию, исходящую от Бога, для меня не существует никаких земных авторитетов, пусть даже и признанных лучшими умами человечества.

Как теперь с опозданием понимаю, знак обращал внимание не на то, что попирается авторитет, а совсем на другое, связанное с упоминанием казаков.

Что поделаешь. Такова специфика информации Света — в основном приходить в форме материальных либо мысленных образов, для понимания которых приходится прилагать немало собственных усилий. По сути, это намеки. Прилагая свой умственный и духовный труд человек получает именно ту информацию, которой достоин по своему интеллектуальному, духовному и кармическому состоянию. Бог — Вершитель Вселенской Эволюции, и потому не делает ничего, что могло бы повредить эволюции души.

Подсказка готовой информацией вредна для эволюции души, поскольку приучает к иждивенчеству. Легкие подсказки обычно исходят от тьмы.

Душа любого эволюционного состояния — от бактерии до человека и выше, развивается, учась в каждой жизненной ситуации делать самостоятельный жизненный выбор.

Новые Знания даются мне в основном мыслеобразами, смысл которых я раскрываю достаточно надежно, поскольку это информация о реальности и проверяется соответствием реальности. Но вот когда дело касается подсказок и предупреждений, касающихся моей жизни и моих действий, знаки даются в довольно сложных образах, которые очень непросто расшифровать.

В данном случае знак оказался непонятым мной. Что ж, значит, таково кармическое состояние — и мое, и народа. Авторитет Толстого я вряд-ли задел. Это такое значительное явление нашей и мировой культуры, что его позиции уже никто значительно не поколеблет. Ну, местами он заблуждался в мировоззренческом плане. А кто из людей не заблуждается? Все человечество заблуждается. Да и заблуждался он не больше, чем некоторые иные мыслители, идеи которых до сих пор владеют душами большинства людей.

Вина духоборов в случившемся с ними в том, что слепо следовали идее, оторванной от реальной жизни: не противиться злу насилием. Подобно им чуть позже и весь наш народ показал способность отрываться от реальности, увлекшись коммунистическими идеями.

Обыватели, рабски принимающие все обстоятельства, не утруждающие свою душу поиском истины, свободы и справедливости, патологичны. Патологичны и романтики, игнорирующие реальность и здравый смысл. Духоборы, конечно, очень глупо и легкомысленно поступили, уничтожив свое оружие. Но не стоило тот факт описывать с юмором.

Перед казаками, честь которых невольно затронул, винюсь. В приведенном случае из жизни духоборов, конечно, разбойничали не казаки, а затесавшиеся среди них лиходеи.

Как раз казаки отличаются закрепленными традицией крепкими нравственными устоями. Да и какими могут быть устои у людей, издавна посвятивших себя защите Родины! Казачество — одна из добротнейших составляющих народа. Ведь именно казаки отличаются патриотизмом, самоотверженностью и стремлением к единению.

Тем больнее мне осознавать свою невольную провинность перед казаками.

Простите меня, казаки!

Он

Весна 2004-го. Несмотря на старания яркого весеннего солнца, холод не торопится уходить. Безветренно. Весело и оживленно поют птицы, прилетевшие не по срокам рано. Снег в основном сошел, но местами еще лежат небрежные лохмотья снежных сугробов. Почки на деревьях еще не начали распускаться. Пласт полегшей прошлогодней желто-бурой травы, стелящийся по земле почти сплошным покрывалом, издырявлен мышами.

Гуляя по двору, под темными голыми ветвями смородины заметил лягушку, вяло передвигающуюся по темной влажной земле. Небольшая — длиной с мизинец. Вся измазана землей так, что и непонятно какого она цвета. Хотя нет, одна коленка чистая, цвета свежего темно-зеленого огурца. Видимо, только что вылезла из земляной норки, разбуженная теплом весеннего солнца. Остановилась. Наверное, еще не до конца проснулась.

Рановато она из норы вылезла. Еще холодно. Я, присев на корточки и склонившись, дунул на нее. Она сделала вялый шаг и застыла. Дунул еще раз. Она не отреагировала, видимо решив, что долг вежливости уже отдала своей первой реакцией. Конечно, сейчас для нее главное — согреться в солнечных лучах. Небось, радуется — дождалась весны. Хотя вряд ли ей пришлось особо томиться в ожидании. Всю зиму беззаботно дрыхла в забытье без сна в своей тесной норке. Это мы, люди, бодрствуя, ждем весну чуть не всю зиму.

Вот и Он — мужчина из соседней деревни, наверное, радовался наступающей весне. Я не смог подобрать ему псевдоним. Не хотелось обидеть никого, у кого окажется такое же имя, как использованное в этом рассказе. Поэтому решил обойтись без имени, назвав его Он. Он совсем немного недотянул до весны. Вчера были его похороны. Я не был на них: не настолько был близок к нему, чтобы присутствовать.

Все местные его хорошо знают: он часто здесь подрабатывал у дачников. Его смерть удивила всех. Ничем серьезным вроде не болел. Ходил, шутил, хамил, работал — все как обычно.

Я бы поведал обо всех деталях дела. Но ведь если опишу в точности все обстоятельства, его родные могут узнать обо мне. Не разобравшись, обвинят в его смерти. Окружающие вспомнят другие смерти, катастрофы и болезни наших краев, хотя, конечно же, они в основном не связаны со мной. Дадут ли после этого спокойно жить здесь дальше? Ведь, по незнанию решат, что я, не иначе, как черный колдун. Поэтому суть дела расскажу в самых общих и несколько измененных чертах. Имена, конечно, тоже изменены.

Ему было за пятьдесят. Крепкий, коренастый, так сказать, деревенской закваски. Держался обычно деловито, спокойно и важно. Отличался жадностью. Причем жадность эта была примитивной, какой-то слишком уж откровенной до неприличия. По недостатку житейской мудрости эта жадность зачастую выходила ему же боком, оборачиваясь убытками, даже превосходящими тот излишек, который удавалось неправедно и некрасиво перетянуть к себе.

Он всегда вытягивал максимум возможного из тех, кто обращался к его услугам и старался при этом недодать этих услуг, под любым предлогом не отдать сдачу при расчетах, объяснив, что и ее он, вообще говоря, заработал.

Было видно, что его душу грел сам факт того, что удалось урвать лишнее, не соответствующее его трудовым затратам. И этот излишек, который он всегда старался создавать либо завышением цены, либо недоделками, имел для его души значение, чуть ли не большее, чем весь объем честно заработанных денег. То, что хорошая репутация и честность могут быть выгоднее вороватого крохоборства, было явно выше его разумения. А может, брал верх присущий ему воровской азарт. Хотя нельзя сказать, чтобы воровством занимался всерьез.

Естественно, он не позволял себе просто так проходить мимо того, что плохо лежит. Иногда проводил осторожные вылазки по негласной приватизации чужого. Особых богатств таким путем себе не нажил. В основном, все-таки имел доход за счет труда. В целом, по деревенским понятиям, хозяйство имел крепкое. И семья была добротная: жена, дети, внуки.

Все люди у него были четко поделены на своих, к кому он мог проявлять вполне человеческое добродушие и на чужих — тех, к кому он с легкой душой позволял себе относиться наплевательски. Чувствовалось, что хамство являлось для него одной из радостей жизни. Но не всем подряд хамил, а избирательно.

Выросший в деревенской семье, он, конечно, был приучен к общепринятым в деревне естественным нормам общения, мог добродушно общаться и улыбаться. К своим, к которым относились и просто некоторые из знакомых, но почему-то мало кто из родственников, он проявлял вполне человеческую, трогательную заботу и добродушие. И они, разумеется, воспринимали его как исключительно положительного человека. Незамысловатая обывательская логика: раз хорошо ко мне относится, а однажды даже помог, стало быть, прекрасной души человек.

Но когда он имел дело с кем-либо из тех, кто не входил в число своих, чувствовалось, что его неутомимый внутренний калькулятор скупо подсчитывает не только деньги, но и отдаваемые крохи душевного тепла. Обычно люди умеют маскировать свою жадность, придумывая разного рода обстоятельства, компенсируя материальную жадность щедрым проявлением показного добродушия, вежливостью и улыбками. Он же был слишком прост, чтобы утомлять себя подобными «излишествами». Вот и получалось, что и в проявлении добродушия он соблюдал принцип «ни крошки не своим». Он словно бы опасался чего-то потерять, лишний раз улыбнувшись или сказав доброе слово не своим.

Я не был удостоен чести быть отнесенным к числу тех избранных, к кому он мог относиться по-человечески, поскольку был здесь гостем Андрея, а к нему он относился подчеркнуто пренебрежительно. Андрей раздражал его постоянными хвастовством, горделивостью, и напускной солидностью. У Него и своей гордыни было, хоть отбавляй, потому чужая особенно раздражала. То и дело он, образно выражаясь, «щелкал по носу» Андрея какой-нибудь грубостью. Андрей обижался, но терпел. Раздражение на Андрея нелогичным, хотя и вполне понятным образом распространилось и на меня.

Я все же относился к Нему добродушно либо нейтрально, хотя с самого начала нашего знакомства меня удивляли его излишняя жестковатость и хамоватость в общении. Со временем изменений в отношении ко мне не произошло. Это было непривычно для меня, поскольку люди, узнавая меня больше, как правило, относились лучше. Но, учтя неразвитость его ума, я никаких внутренних претензий к нему не имел. Да и не до того мне, чтобы о каждом встречном размышлять.

Однажды я случайно увидел из окна, как Он деловито зашел на соседний участок. Хозяев не было. Они вообще приезжали редко: в основном занимались второй дачей, которая расположена ближе к Москве.

Я подошел к нему, когда он уже выходил с участка с полезной для хозяйства находкой. Поздоровались. Он, несмотря на жаркую погоду, был одет, как обычно, в потасканный черный костюм, заправленный в кирзовые сапоги и блеклую синюю матерчатую кепку. Я, указывая на его ношу, сказал:

— Зря ты это делаешь. Зачем чужое брать?

— А тебе-то, какое дело? Они же забросили участок-то! Не приезжают. — Слова густо перемежались матом, сыпавшимся легко и непринужденно, словно сухой горох. Но поскольку мат присутствовал в его речи всегда, даже при городских женщинах, то причины оскорбляться на мат вроде как бы и не было. Было ясно, что читать мораль, призывать к совести неуместно. Пожилого, что-ли, перевоспитывать? Попробовал объяснить на уровне житейской логики:

— Редко, но они здесь бывают. Ведь потом удивляться будут, что у меня под носом здесь кто-то похозяйничал. На меня коситься будут. Сам подумай — мне это надо? Ты пойми, соседские отношения надо беречь. Так что не столько им, сколько мне неудобство доставляешь. Положи лучше обратно.

— Да это ж барахло!

— Пусть они сами решают — что барахло, а что сгодится.

Он стоял в нерешительности. Возникла напряженная пауза. Шелестели листья на тополе, звенели комары. Он провел свободной правой рукой по загорелой щеке с легкой щетиной. Там был напившийся крови комар. Теперь на том месте остался кровавый мазок. По силе он, скорее всего, превосходил меня. Но в этом деликатном деле, когда я оказался свидетелем кражи, о физическом противостоянии речь, конечно же, не могла идти. Да и вообще, он не склонен к физической агрессии — несолидно. Хотя в молодости, говорят, и дрался, и хулиганил.

Но, с другой стороны, ему было досадно уходить просто так. Как-никак потрудился, время потратил: шарил по участку, в сарае. В дом не стал лезть: пришлось бы замок срывать, а это уже дело пошумнее и посерьезнее. Он, как человек осторожный и серьезный, не будет лезть в дом, когда в деревне есть народ, а значит можно попасться на более серьезном.

— Да ладно тебе! Плюнь ты на них! Кто они тебе? — Интонация была примирительно-уговаривающей. Мол, дай пройти и считай, что не видел.

Он стоял в нерешительности и никак не мог принять решение, то ли просчитывая возможные последствия возможных действий, то ли ожидая понимания с моей стороны. Привыкший к моему добродушию, он, видимо, не ожидал, что я способен быть твердым и принципиальным. Возможно, надеялся, что я, махнув рукой, уйду. Чтобы избавить не очень развитый интеллект от излишних перегрузок, я взял у него из рук его добычу и отнес обратно в соседский сарай.

Он был очень недоволен и возмущен. Но понял, что пытаться сделать что-то еще, было бы глупо. Красный, разумеется, не от стыда, а от злости, он выругался, как бы безадресно, и ушел.

Я понимал, что он здорово разгневан на меня и, по всей видимости, будет наказан Богом за этот гнев. Откуда ему было знать, что со мной надо быть осторожнее? Но что я мог поделать? Разве объяснишь такому, что нельзя на меня злиться и обижаться? Да и нельзя мне раскрываться. Тем более, попробуй рассказать такому хоть что-нибудь о карме и Высших Законах. Или на смех поднимет, или распсихуется.

Он не забыл того случая. Пару раз при случайных встречах он постарался как можно выразительнее проявить свое неуважение ко мне.

Прошел год, затем другой — ничего плохого с ним не происходило. Его стойкость стала для меня удивительной загадкой. Нет, я отнюдь не желал ему зла. Было любопытство чисто исследовательского свойства. Случай резко выбивался из общей закономерности. Со всеми другими — все четко: отнесся ко мне плохо — получил серьезную неудачу, катастрофу, болезнь, на кладбище оказался, отнесся хорошо — получил улучшение судьбы и здоровья. А у него все стабильно — живет себе, как жил: калымит, скопидомствует, шутит, хамит. Словно и не подвластен карме. В то же время, не было явных признаков принадлежности к какому-либо из мощных земных эгрегоров, способных отодвинуть исполнение воздаяния на будущее. Избежать кармического воздаяния невозможно в принципе. Можно лишь отсрочить, особенно, при покровительстве земного эгрегора.

И вот теперь загадка раскрыта. Во-первых, все ставит на свои места сам факт смерти. Во-вторых, многое проясняют детали, рассказанные мне сегодня утром Леонидом.

Леонид — один из здешних дачников. Он общался с Ним регулярно, был на его похоронах и общался с его близкими. Он — опытный московский врач с большим стажем и потому рассказал о деталях со знанием дела.

Местные врачи поставили диагноз: инфаркт. Но Леонид сказал, что по признакам, которые ему были известны от самого Него, а после смерти — от его родственников, это больше похоже на запущенный рак, давший метастазы во многие органы. Умирал Он дня два. Умирал тяжело, крича и плача от мучительной боли.

Сомнительность официального диагноза неудивительна: серьезного обследования Он не проходил, а от сельских врачей с их оснащением, ждать нормальной диагностики не приходится. Вскрытия не проводилось.

Кроме того, от Леонида я узнал, что, оказывается, несколько последних лет Он каждую весну и каждую осень ложился в больницу. Я мало общаюсь с людьми, поэтому не знал об этом.

Я стал уточнять, сколько именно лет болел Он. Леонид задумался, шевеля губами и загибая пальцы: — Года три.… Да, точно, три года, как он по больницам ходить стал. Каждую весну и каждую осень ложился в больницу. Похоже, не от того лечили.

Все правильно.… Три года назад, когда я не позволил Ему украсть, испортились наши с ним отношения.

Вот ведь как бывает — смотришь на человека, удивляешься, что он, несмотря на свои проступки, ходит, как ни в чем не бывало, жизни радуется. А внутри он уже заживо медленно гниет, и за фасадом стабильности и преуспевания скрываются признаки все четче обозначающейся трагической тенденции, когда здоровье плавно исчезает, жизнь катится под уклон и уже не за что ухватиться, чтобы остановить это безудержное падение в темную могильную бездну. Человек пытается отгонять от себя плохие мысли, бодрится, шутит, пытается убедить себя, что все в порядке. Но неизбежно надвигаются катастрофические изменения, которые невозможно игнорировать.

Леонид удивлялся: — Вроде держался-то как обычно. Никто и не ожидал такого. Ты же знаешь — он не пил совсем и курил в меру. На природе, на свежем воздухе все время трудился. Бодрый был, работящий, совсем недавно на охоту ходил. Спокойный, шутил, как ни в чем не бывало. Ему бы еще жить да жить.… С чего бы вдруг болезнь такая непонятная? Говорю тебе — это точно не инфаркт. Я столько лет в медицине. Но и рак странный какой-то. — Леонид смолк, задумчиво разглядывая еще не проснувшиеся березы. Его седые пряди, выбивавшиеся из-под кепки, слегка колыхались на холодном ветру.

На мой взгляд, Его прегрешение «тянуло» скорее на тяжелую болезнь, чем на смерть. Подобное ощущение некоторой избыточности наказания посещает меня всякий раз, когда провинившийся передо мной получает адекватное воздаяние. Каждый раз мне кажется, что оно излишне жестоко. Но ведь не я воздаю, а Высшее Правосудие. Не мне, а Богу видней, кто чего заслужил. Только Богу открыта вся бездна видимых и невидимых человеческих деяний. Человек, попавший в поле моего внимания, наказывается не только за проступок передо мной, но и за прошлые свои грехи. Отношение ко мне играет роль катализатора, ускоряющего свершение Высшего Правосудия за все прошлое.

Если я вижу оправданность страданий многих из тех, кто окружающим видится безгрешным, вследствие того, что мне открыто больше истины, то естественно, что Богу, которому открыто все, видятся оправданными тяжелые страдания и тех, которые мне кажутся не очень грешными.

Что ж теперь поделаешь? Как говорится, «награда нашла своего героя». Несовершенное и очень часто несправедливое земное правосудие может оправдать преступника или жестоко покарать невиновного. У Бога все иначе: все, что кармически заработано — все до самой последней мелочи фиксируется в Его абсолютной памяти и обязательно будет воздано соразмерное. Никакого следствия, никаких допросов, никаких оправдываний трудным детством и сложившимися обстоятельствами. Бога не обманешь и не пересилишь. Каждый рано или поздно получает все, что заслужил.

Простой житейской логикой жил Он: побольше вытянуть из других себе и своей семье. Постоянно и усердно для своей пользы старался. А в итоге все старание против себя обернулось. Не глупо ли всю жизнь упорно закладывать основу своего будущего неблагополучия? Стараться о благополучии надо разумно. Если бы я не встретился на его жизненном пути, рано или поздно он все равно бы понес ответственность за проступки. Просто из-за меня правосудие свершилось быстрее и жестче.

А с другой стороны, может, и повезло ему, что наши пути пересеклись. Такая смерть — из тех встрясок, что быстрее вразумляют душу, нежели масса более мелких неприятностей. Если бы не я, то прожил бы он до конца жизни, так ничего и не поняв. В следующем воплощении при такой эгоистической тенденции, да при таком низком интеллекте вполне мог бы стать преступником. Эгоизм рано или поздно реализуется преступным настроем. А так, пережив эту встряску, глядишь, и поймет неоправданность безнравственности и пользу любви. Может это побудит его стать в следующей жизни человечнее, добрее.

А ведь у многих так же нелепо получается: в меру своего разумения к радости стремятся, стараются побольше добыть того, что ей способствует, а результат нередко противоположный. По большому счету, большинство людей не намного умнее Него и живут так же глупо, как жил он. Все интересы — вокруг собственного благосостояния. Копят, хитрят, крохоборничают, вертятся, интригуют, бездумно трудятся. Вся жизнь в мелкой суете проходит.

Для себя, для семьи стараются. В мышиной возне погрязли, в жизненных и бытовых мелочах. На судьбу Родины, на политику и нравственные принципы наплевали. Думают, наивные, что это им не аукнется. Имеют, конечно, определенный материальный результат. Но как мелки эти достижения в сравнении с затраченным трудом и ожидающим впереди возмездием за терпимость к злу, за равнодушие к Нормам Разумного Бытия! Ведь когда-то за все отвечать придется. Думают, никто ничего не видит, не знает. Но ни крепкие заборы и стены, ни большие деньги, ни служебное или религиозное рвение, ни премудрые самооправдания — ничто не защитит от Высшего Правосудия. Ни малейшее деяние не останется незамеченным Богом, ничто не будет забыто.

Казалось бы, какое дело таким простым людям как Он, до высоких материй? Живут своей мелкой ограниченной жизнью, радуются своим маленьким земным радостям, занимаются, не мудрствуя лукаво, своими маленькими земными делами. Разве это не естественно — жить просто, не заумствуя?

Но ведь за это невежество приходится расплачиваться совершенно реальными болезнями, катастрофами, материальными потерями и нелепой смертью! Если бы Он был способен понять Новые Знания и поверить в них! Радовался бы сейчас жизни в кругу родных людей — жены, детей, внуков, а не держал строгий ответ на том свете, не ожидал бы своего воплощения в более плохих, чем в этой жизни, условиях.

…Тень от ветки яблони медленно наползала на лягушку. Она, словно очнувшись, сомнамбулически вяло зашагала вперед — туда, где не было тени. Интересно, куда она спрячется вечером? Снова в свою холодную норку? Начал задувать северный ветер, неся ненужную прохладу. Я пошел прогуляться до тополей, шагая по ковру прошлогодней травы и остаткам снега.

Мне немного грустно от Его ухода. И даже не совсем понятно, отчего эта грусть. Словно с уходом этого, неприятного мне человека наши края потеряли пусть не лучшее, но что-то исконно свое.

Мне жаль всех, кто в результате негативного отношения ко мне преждевременно закончил свой земной путь. Я бы предпочел, чтобы они жили, чтобы их души продолжали вразумляться в столкновении с жизненными обстоятельствами. Но понимаю — ушли те, чей учебный потенциал в этом воплощении исчерпан, кто считал, что ему в этой жизни больше нет необходимости учиться и совершенствоваться, что время учебы ограничивается школьными годам, что и так все, что нужно в жизни, в достаточной мере понято.

Нет, не школьными годами ограничивается время учебы и даже всей жизнью не ограничивается. Эта жизнь и последующая смерть — лишь краткое мгновение в вечной жизни души. И пока живет душа, всегда есть чему учиться, куда развиваться. Пока душа невежественна, вразумление идет через боль и невзгоды. Но когда душа просвещена истиной, вразумление идет через познание радости.

Я говорю Господу: «Вседержитель, тебе виднее. На все Твоя Воля. Твоя справедливость — Высшая. Я — на Твоей стороне. Я — Твоя частица».

Жадничать надо разумно

Мне противна жадность, которую проявлял Он. Но мне непонятно и блеклое прозябание в безделье или повседневной текучке тех, кто не очень озабочен материальной стороной бытия. Они втайне далеко не по-белому завидуют преуспевающим материально, но предпочитают осуждать их, чем пытаться добиться конкретными действиями улучшения своего положения. Мол, мы такие бедные, потому что воровать не хотим.

На самом деле это просто лентяи и трусы, не желающие активно думать, действовать и рисковать. Они не живут, а существуют подобно растениям и животным. Полумертвецы, безвольными щепками плывущие по течению.

Стремиться к здоровой радости и комфорту нормально. Это здоровое стремление здоровой души, сформированное эволюцией. Все эволюционные тенденции задаются Вседержителем. Выживают организмы, способные заботиться о своем благополучии. Благополучны заботящиеся о благополучии.

Что, как не стремление к радости движет человеком в познании, развитии и совершенствовании? Что, как не стремление к радости движет человеком в соблюдении Норм Разумного Бытия?

Некоторые мировоззрения идут наперекор реальности и Вседержителю, предлагая отказ от радостей, отказ от стремления к материальному благополучию. Такие мировоззрения калечат души людей, навязывая неестественный настрой, парализуя волю и естественные желания. Формировавшиеся всем предшествующим эволюционным опытом естественные и здоровые чувства такие мировоззрения объявляют патологией, от которой необходимо избавляться. Еще рано объяснять, ради чего это делалось и делается. Но обязательно наступит время, когда свет истины высветит истинный вражеский облик паразитов, оболванивших человечество ложными учениями.

Во всяком случае, то, что в России до сих пор масса людей неспособны полноценно жить, активно мыслить и действовать, добиваясь улучшения своей жизни, — заслуга этих патологических учений.

На самом деле стремиться к благополучию, стремиться иметь как можно больше возможностей к получению радости — не только естественно и разумно, но и нормально. Значит, нормально стараться иметь как можно больше денег, нормально стремиться как можно лучше обустроить свое жизненное пространство. Это стремление вполне соответствует Нормам Разумного Бытия, если сбалансировано соблюдением остальных аспектов Развития, Единения, Любви, Гармонии, Радости, Охраны и Свободы. Надо уметь получать удовольствие также от благодеяния, дарения и от содействия другим. Но чтобы иметь возможность дарить и помогать, надо хорошо зарабатывать, надо уметь делать то, что приносит доход.

Итак, жадничать надо. Но жадничать надо разумно.

Истерика — дорогое удовольствие

… Подергиваясь телом в такт выкрикам, она продолжала в этом же духе яростно обвинять меня. Какая энергичная! А я-то уж было, чуть ли не в покойники ее записал.

Мне было неловко и перед ней, и перед людьми, дружно обернувшимися на шум. Сотни пар оживившихся внимательных глаз остановились на мне. Я оказался в центре внимания всего зала ожидания. Надо же, как неожиданно и нелепо влип!..

Однажды зимой я отправился в Москву по делам. На железнодорожном вокзале собралось много народу в ожидании электрички до Москвы. После долгого сидения в зале ожидания, я, чтобы развеяться, гулял по привокзальной площади. Озябнув, вернулся в зал ожидания, и стал высматривать свободное место на сидениях. Взгляд невольно остановился на пожилой женщине, резко выделявшейся не только какой-то ведьминской, странной и страшноватой наружностью, но и позой. С такой внешностью можно было бы изображать Бабу-Ягу совершенно не гримируясь.

Она сидела с неподвижным отрешенным, остекленевшим взглядом, словно в трансе. Глаза черные крупные, навыкате, сверкают, словно вставленные не по размеру стеклянные протезы. С такими глазами, наверное, гипнозом хорошо заниматься. Ее неподвижный, немигающий взор был устремлен прямо перед собой чуть вверх. Сидела удобно, почти полулежа, вытянув ноги, глубоко засунув руки в карманы дешевого серого драпового пальто. Голова была повязана темно-серым шерстяным платком. Перед ней стояла тележка с привязанной к ней высокой стопкой коробок — ее багаж.

Мой взгляд задержался на ней чуть дольше, чем позволяют правила приличия. Конечно, неэтично уставиться на человека и разглядывать его. Но я стоял не прямо перед ней, а сбоку, в паре метров от нее и смотрел украдкой, то и дело отводя взгляд. Недалеко прямо передо мной висела схема движения электричек, и я делал вид, что вообще-то меня интересует именно эта схема. К тому же, слишком уж отрешенный у нее был вид. Казалось, она вообще ничего вокруг не замечает. Я рассудил, что если мой взгляд обеспокоит ее, то она взглянет на меня, и я тут же прекращу свое наблюдение. Но нет, совершенно никакой реакции с ее стороны.

Из какого-то ребяческого любопытства стал ждать, когда моргнет. Нет, не моргает, сидит как окаменевшая. Изучая лицо, стал гадать о том, из каких краев она могла бы происходить. Внешность необычная — точно не европейская, но и не определить какая. Крупный хищно изогнутый нос. Кожа необычного светло-серого с лимонной желтизной цвета. Черты лица не уродливые, но несколько преувеличенные и как бы вытянутые вперед. И этого оказалось достаточно для того, чтобы в сочетании они образовали необычно резкое и грубое лицо.

У меня не было неприязни к этой женщине. Наоборот, я сочувствовал ей. Для женщины внешность значит слишком многое. Начал было жалеть ее, но, спохватившись, поспешил успокоить себя тем, что каждая душа имеет то тело и ту судьбу, которые подходят ей по эволюционному, кармическому, интеллектуальному и духовному состояниям.

Меня поразило то, что черты лица, если их рассматривать по отдельности, вроде бы правильные, но в сочетании образуют такое страшное лицо.

Задумался о природе красоты.

Известный писатель и мыслитель Иван Ефремов, если не ошибаюсь, давал приблизительно такое определение гармонии и красоты: «Основным условием красоты и гармонии является необходимая целесообразность». Запомнилось его рассуждение о разных органах. Брови задерживают пот, стекающий в жару со лба, тем самым защищая глаза. В критических ситуациях подобная, вроде бы, мелочь способна играть решающую роль. Соответственно, при естественном отборе шансы на выживание предпочтительнее у тех, кто имеет развитые брови. Поскольку ощущение нормы закреплено на уровне генетической памяти, то отсутствие бровей воспринимается как уродство. Аналогичные рассуждения были и о других частях лица и тела. Рассматривалась функция органов в плане обеспечения жизнеспособности как отдельного организма, так и популяции.

Очевидно, что это справедливые и обоснованные соображения. Хотя, явление красоты вряд ли можно объяснить исходя лишь из соображений физиологической функциональности.

Взять, к примеру, это лицо. Каждая часть лица вполне нормальна в плане функциональности и находится на своем месте: брови, когда надо, защищают глаза от стекающего со лба пота; глаза видят; нос обоняет, пропускает воздух и совершает остальные необходимые функции; губы закрывают рот и, когда надо, позволяют принять еду и напитки. Но ведь эти, совершенно нормальные в функциональном плане органы образуют страшноватое лицо.

Как там один модельер говорил?: «Не бывает некрасивых женщин. Бывают женщины с плохой кожей». Ему бы невесту с подобной внешностью, пусть и с хорошей кожей, предложить. Посмотрел бы я, что он запел. Понял бы, что кроме кожи есть другие, не менее значимые вещи, определяющие внешность. Хотя, конечно же, он все прекрасно понимал, как понимал и то, что выскажись он умнее и точнее, не стали бы повторять его слова. Люди любят повторять экстравагантные преувеличения, сказанные знаменитостями.

…Она так и сидела, ни разу не моргнув. Хоть бы чуть-чуть шелохнулась! Даже забеспокоился: не случилось ли с ней чего-нибудь? Вспомнил случай, произошедший в Америке. В офисе одной из крупных фирм сослуживцы умилялись трудолюбием, вдруг охватившим одного из сотрудников. Приходят утром на работу — он уже за рабочим столом перед включенным компьютером сидит. Уходят с работы — он на своем месте. В офисе работников много, все сидят за рабочими столами с компьютерами. Так что внешне он, кроме усидчивости ничем не выделялся. Через неделю одна из сотрудниц догадалась подойти к нему. Оказалось, мертвый.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.