ВТОРОЙ РИМ КАК ТРЕТЬЯ ТРОЯ
ВТОРОЙ РИМ КАК ТРЕТЬЯ ТРОЯ
Религиозная терпимость хороша в случае, когда у тебя уже есть столь твердая вера, что тебе не хочется о ней спорить: кто может увидеть истину – обязательно, рано или поздно, увидит сам. Но если веротерпимость произрастает из отсутствия у тебя какой-либо твердой веры и если также – у всех вокруг, то это предопределяет крах государства. Что и произошло с языческим Римом. И только подвижничество христиан позволило ему – но уже как христианскому государству – не кануть бесследно в прошлое, а воспроизвести себя в лице Византийской империи, «второго Рима».
И в этом решающую роль сыграл император Константин. Причем – именно потому, что сознавал себя великим понтификом. И не считал, в отличие от большинства недавних предшественников, должность эту давно сделавшейся формальной – служащей не столько реальной пользе, сколь почету носителя. Последнее объясняется родом, из которого произошел Константин, и ведическим посвящением, которое он, вследствие своего происхождения, получил. Об этом будет подробно сказано ниже.
Впрочем, к чести предшественников Константина в должности следует сказать, что, после того, как Пророчество совершилось, некоторые из них попытались исполнить долг свой хотя бы формально. Поэтому в конце III века статуя Христа даже появилась, на короткое время, в главном из храмов Рима. В начале же сего века Александр Север, побуждаемый своей матерью Маммеей, не только имел во дворце изображение Христа на почетном месте среди статуй богов, но и стремился воздвигнуть Ему величественный храм. Этого же еще в I веке хотел Тиверий, которому исповедала чудо воскресения Христа Мария Магдалина[48]. Но, как написано в книге «Первые четыре века христианства»[49] историка церкви Андрея Муравьева, «сильнее действовала злоба евреев, возбуждавшая язычников против христиан». Они подкупали сенат, чтобы он препятствовал подобным распоряженьям понтификов. Тридцать сребреников, которые, как считается, возвратил Иуда синедриону, сделали еще одно черное дело.
Почему же Константин воспринял очень серьезно свое вступление в должность великого понтифика? Потому что он получил отличное духовное образование от своего отца – императора Констанция Хлора. Высокие материи богословия и философии не только не представлялись Константину не стоящими внимания – напротив, его внимание было сосредоточено, в основном, на них.
Какого же учения придерживался Констанций? Об этом спорят. Его современник епископ Евсевий Кесарийский называет Хлора христианином в своем знаменитом трактате «Жизнь Константина». Что характерно для того времени, такому определению не мешает общеизвестный факт, что Хлор относился с пиететом к богам, почитая в особенности из них Марса и героя (то есть полубога) Геракла. Историк же Антон Карташев более осторожно именует Констанция монотеистом. Действительно, нет свидетельств, косвенных или прямых, о том, что отец Константина Великого крестился.
Но вот что говорит о Хлоре легенда, вошедшая в Предание христианкой церкви. Среди министров Констанция некоторые поклонялись богам, а некоторые, будучи христианами, отказывались почитать их. Или, по крайней мере, оказывали им гораздо меньшие почести, нежели Христу. Однажды Констанций вызвал к себе таких и сказал: «Подобное поведение мне не нравится. Зачем вы выделяетесь меж другими? Впредь – или поклоняйтесь Христу не более, чем остальным богам, или я попрошу вас оставить службу».
Конечно, служба при императоре являла собой занятие весьма прибыльное. Сановники разделились. Одни подали прошение об отставке. Другие перестали отличать Христа как-либо от иных богов.
И Хлор подписал отставку. Но – не для тех, которые просили о ней. Напротив, он освободил от занимаемой должности переставших оказывать Христу почести, подобающие Всевышнему. Сановники явились к императору и почтительно спрашивали, не перепутал ли он чего, ведь у него же так много дел. Констанций им отвечал:
– Не вы ли говорили мне: Слово есть Единородный Сын Единого Бога, Источник бытия богов и людей? И вот как вы оказались «верны» Источнику! Как же мне тогда верить, что будете на службе своей верны императору? Людей, не имеющих твердой веры, легко запугать или подкупить. Однако другим из вас, которые не прекратили служения своего небесного, я смело могу теперь доверять любые земные должности.
По-видимому, Констанций верил в Единого изначально. Задолго до того, как стал императором. И он понимал при этом, что именно христианские священники являются служителями Единого. И эту веру и понимание это Хлор доказал чем-то большим, нежели «умыванье рук» Понтия Пилата.
А именно. Когда император Диоклетиан воздвиг против христиан страшное гонение, Констанций состоял главным администратором западных территорий Рима. Так вот, в провинциях этих не пролилось ни капельки христианской крови. Свидетельствует современник Луций Лактанций, которого называли «христианский Цицерон»: первый эдикт Диоклетиана против христиан вообще не был оглашен в западных провинциях. И также проигнорировал Хлор четвертый императорский эдикт, который открывал дорогу наибольшему зверству.
А, между тем, система римского домината, принятая в то время, не позволяла даже малейшего своеволия поместных властей. Любое отступление от нее могло быть приравнено к государственной измене. Следовательно, Констанций рисковал и сам испить чашу, от коей он избавлял поклонников Единого Бога.
О верованиях людей, подобных отцу императора Константина, потомки спорят. Особенно в наше время, когда практически всеми официальными конфессиями забыто апостольское учение, что боги, разумеется, существуют, и только важно, как понимать о них («Есть много богов, но… один Бог Отец, из которого все» – 1 Кор 8:5,6). На русской земле учение это помнили еще целое тысячелетие после Вселенского собора первого[50]. В иных же землях забыли уже через половину тысячелетия или раньше.
Поэтому столь рознятся мнения чужеземцев, к примеру, о Святославе Хоробром. Заставший князя за поклонением христианским святыням написал о нем «христианин». Другие же, которые видели, как отец Владимира Святого оказывает знаки почтения богам, начертали о нем: «язычник». А уж когда ревнивый до воинской славы Цимисхий не сумел перебить или принудить сдаться горстку защитников Доростола и распустил слух о жестоком и непреодолимом колдовстве Чурилы волхва, сподвижника Святослава, – клеймо «язычник» на этого последнего было поставлено окончательно. Даже С. Алексеев и А. Веста поверили.
Подобные разногласия по вопросу религиозной атрибуции (то есть веропринадлежности) у историков чаще всего свидетельствуют, что человек был последователем Русской Северной Традиции. Ее предание сохранило, что именно таким был Констанций Хлор. Причем он был потомственный посвященный, то есть происходил из древнего рода хранителей Традиции.
Род этот принадлежал славянскому племени ардиеев (греческая транскрипция самоназвания «арктии», «арции»), пришедших с Севера в земли Иллирии еще чуть ли не во времена Трои. Ученые производят это племя от носителей лужицкой культуры, но сами представители его полагают себя произошедшими непосредственно от легендарных арктов.
Кстати, самоназвания «арктии» и – более широкое – «словене» в древние времена представляли почти синонимы. Мы можем это видеть из работы президента Российской Академии Наук А.С. Шишкова (1754–1841) «К истокам. Опыт словаря забытых словенских слов». Он пишет: «Глагол арку есть вещаю, говорю (слово). В Слове о полку Игореве: Ярославна плачет в Путивле, на забрале аркучи: о ветре! ветрило! Отсюда название буквы рцы или арцы, и многие другие слова, например, рок, то есть единожды навсегда сказанное или произреченное».
Ардиеи воздвигли множество поселений у подножия гор, которые, вследствие сего, получили наименованье Ардийских. Поздней они же, при содействии талантиев и эллинов, основали Апполонию Иллирийскую – город, названный в честь Аполлона Гиперборейского. Что же касается непосредственных предков Констанция Хлора – они предпочитали селиться у подножья Бебийских гор, которые ограничивают Либурнию. Славные представители этого рода Бебиев не единожды сыграли важную роль в истории Рима.
Так, например, посол Бебий Танфил Квинт принял решение объявить от лица римского сената Карфагену войну, которая вошла в анналы как Вторая Пуническая. Позднее сын его претор Марк в союзе с царем Филиппом V Македонским успешно воевал против Антиоха, выступив из города Аполлонии. Еще на десять лет позже – в 181 г. до Р.Х.[51] – консул Корнелий Бебий боролся в римском сенате с вышеупомянутой клиентелой, т. е. системой узаконенного подкупа избирателей. Еще один Бебий – Гай – сделался преемником знаменитого Гая Юлия Цезаря по консулату.
Есть и примеры, которые относятся к эпохам более давним. По-видимому, вовсе неизвестен из них историкам Бебий Тибурний (Либурний), бывший понтификом (то есть одним из трех приближенных великого понтифика) во времена до Папирия. И это был один из последних, кто, занимая сей пост, следовал весьма твердо заветам Энея. Тибурний очень решительно защищал весталок от возводимых на них клевет. А также он отстаивал сохранение всей полноты власти царей-этрусков от поползновений тогда еще только зарождавшейся плутократии. О нем и о некоторых его потомках стоило бы написать отдельную книгу.
Но возвратимся к Хлору. После того, как он был усыновлен Максимианом, Констанций уже не мог, разумеется, сохранять родовое имя Бебий. Однако получить посвящение в Северную Традицию от своего родного отца он успел. И Хлор посвятил в нее, в свою очередь, своего сына – Константина Великого. Так что, в лице последнего, на имперский престол взошел человек, очень хорошо понимающий, что Лица Великого Триглава (Пресвятой Троицы) единосущны друг другу. Как всякий посвященный в Северную Традицию, Константин тонко чувствовал душой эту Тайну. Сын Хлора был настоящим, а не, так сказать, «почетным» великим понтификом, в отличие от своих предшественников. Он был царь-волхв троянского, можно сказать, закала, чего не случалось в Риме со времен, вероятно, великого понтифика Нумы.
Да, Константин был, прежде всего, последователем Северной Традиции. Вся красочная жизнь его представляет не что иное, как жизнь посвященного на троне. Он был не менее мистик, нежели наш Александр I Благословенный, которого так и называли: мистик на троне. (Не даром: после того, как Александр I «умер» как царь – на самом деле похоронили пустой гроб, – явился в Псковской губернии некий благочестивый старец Федор Кузьмич, прославившийся созерцательной жизнью и тонкими духовными проповедями. Подобно этому некоторые властители Индии далекого прошлого, приведя в порядок дела государственные и пожелав, чтобы душа их воссоединилась с Брахманом, оставляли свой трон и делались не известными никому отшельниками.)
Царь Константин посчитал себя достойным крещения христианского лишь перед самой смертью. Поэтому вместо креста носил он изображение Солнца – знак Митры, Аполлона и Даждьбога. Всех этих трех справедливо почитал он одним, то есть – пророчествующими образами, древними именами Того, Который воплотился и жил под именем Ису[52] (потом стали произносить «Иисус») Христа. В 310[53] году Константин посетил священную рощу Аполлона Гиперборейского и было ему пророчество, что совершит он великие дела в области Духа. А через два года после того явился Константину Христос и велел, чтобы на щитах воинов Константиновых был начертан Лабарум. Затем Константин и легионеры его увидели в небе крест, который располагался точно на фоне Солнца.
Сколь знаковыми выпадают иногда даты! По-видимому, мир все-таки представляет собой не хаос и броуновское движение, но письмена Бога. Русская Северная Традиция так именно утверждает: мир, окружающий тебя – это письмо Бога твоей душе. Великий Константин верил в Троицу и Двенадцать, и вот – его триумф наступает в 312 году, когда он разбивает наголову Максенция у Мильвийского моста. Христос был на земле 33 года, и вот – равноапостольный царь Константин воздвигает Византию, столицу первой христианской империи – именно в 330 году от рождества Его.
Основывая Византию, Константин видел себя вторым Энеем – зачинателем второго Рима. Согласно Вергилию, Энею было предсказано, что новое поселение троянцев будет основано на земле предков Дардана. Однако это будет не город, который создаст Эней, а город, который произойдет от созданного Энеем города.
Считается, что это пророчество исполнилось еще во времена Ромула, потому что создание (а не просто отстройка заново) Рима приписывается ему. Однако немногим менее популярна другая версия. Согласно Дионисию Галикарнасскому, когда корабли Энея пристали к Италийскому берегу, на одном из них была женщина по имени Рома. Она сожгла корабли, дабы прекратить, наконец, мучительные скитания троянцев и основать поселение любой ценой. Поэтому воздвигнутый город был назван ее именем: Рома. Так именно – Roma (а не Romul!) – его называют и по сей день итальянцы и вся Европа. Так оно или иначе – Рим был основан вовсе не на земле предков Дардана.
А маленький городок Везант (Ведант), который Константин превратил в роскошнейшую столицу, украшенную по его личному распоряжению статуями богов, многими христианскими и тремя «языческими» храмами, – этот город стоял как раз на земле предков Дардана. Черное море во времена Константина Великого еще называлось «Русское море».
Огромный интерес в этом смысле представляют результаты исследований председателя комиссии РАН по культуре древней и средневековой Руси Валерия Чудинова, которые он изложил в труде под названием «Надписи на христианских иконах». Так, на мозаичной иконе Спасителя в Загородном монастыре (Х в. или ранее) Константинополя можно видеть надпись, которая характеризует землю, на которой стоит монастырь, как Живину Русь.
Вот комментарий Чудинова: «Константинополь расположен на земле Живиной Руси… У одного из болгарских авторов я встретил указание, впрочем, известное ряду моих коллег: что Балканы искони были славянскими. Приведу цитату из этого сочинения: В своей хронике Лев Диакон (Х в.) приводит слова Святослава Киевского о том, что именно византийцы являются пришельцами в этих землях… Причем Лев Диакон никак не возражает, а сказанное Святославом воспринимается как факт, который и участники событий, и читатели хроники хорошо знают. По-видимому, современники Святослава в то время еще помнили греческую колонизацию южных частей Балкан». Продолжу мысль автора: Балканы были не просто славянскими, но русскими… Русские еще в Х в. считались автохтонами Балкан, а «ромеи» – пришельцами».
Нет никакого сомнения, что Константин Великий воспринимал возводимый им второй Рим как третью – и последнюю – Трою. Даже при планировке города он стремился воспроизвести канонические «три конца», хотя ни о какой экзогамии среди греков и римлян в то время не могло идти речи. Вот что говорится об этом в книге «Славная история Царьграда»[54], изданной по заказу Православного Братства во имя святого Царя-искупителя Николая: «Он (Константин) приказал размерить место на три угла, в каждую сторону по семи верст, так, чтобы городу находиться между двух морей: Русского (Черного) и Мраморного».
Далее книга сообщает: когда производилось эта разметка, выполз из норы змей и пополз по месту, где происходила работа. Вдруг с неба упал орел, схватил змея и поднялся с ним на воздух. Но змей, обвившись вокруг орла, одолел его и пали они вместе на землю. Тогда подбежали люди, убили змея и освободили орла. Царь Константин, видя это, призвал волхвов, чтобы истолковали сие знамение. Волхвы сказали: орел олицетворяет христиан, а змей – басурман. Некогда басурмане захватят город, но после христианам придет сильная помощь, и город вновь сделается христианским.
Помня об этом предсказании волхвов, Константин велел начертать на Золотых вратах своего города: «Когда придет царь руссов – мы сами собой отворимся». В 1453 году исполнилась первая часть пророчества. Последний царь Византийской империи (что интересно, тоже именем Константин) пал от многочисленных ран, защищая городскую стену. Султан Магомет II Завоеватель вступил в город и прочитал надпись на его Золотых вратах – и встревожился. И тут же приказал наглухо замуровать этот опасный вход.
Насколько были оправданы опасения султана? История знает уже два случая, когда и вторая часть предсказания оказывалась близка к тому, чтобы сбыться. В особенности это относится ко временам генерала Скобелева, войска которого 26 января 1878 года вышли на подступы к Стамбулу (так после турецкой аннексии называют Константинополь). Они бы до него и дошли, если бы не устрашительные маневры английской эскадры в Мраморном море. Впрочем, Туманный Альбин точно не смог бы испугать героя-освободителя болгар от басурманского ига. Однако приказы Александра II генерал исполнял неукоснительно. Придворные же завистники Скобелева всячески преувеличивали мощь складывающейся против России коалиции, а также и клеветали на победоносного генерала. Скобелев, судя по его переписке, даже собирался подать в отставку за то, что ему не позволили исполнить пророчество. О возвращении Константинополя христианам помышлял и царь Николай II Святой. Он даже приказал отлить крест для знаменитого храма святой Софии, который турками превращен в мечеть. Кровавый путч 1917 покончил с этими и другими дерзновенными мечтами. Что ж, в русских сказках много чего не получается с первого и второго раза… но получается с третьего.
Итак, в основываемом им втором Риме Константину виделась третья Троя. Он даже посетил весталок и почтительно просил преподнести в дар городу Византии великую троянскую святыню – Палладий. Изображение Лады, Макоши, которая воплотилась в земную Деву Марию, а после вознеслась на небо вослед за Сыном.
Весталки отвечали согласием императору, но поставили непременным условием: Палладий должен храниться в Константинополе тайно – так точно, как он хранился в Риме. Возможно, вещие девы провидели наступление эпохи иконоборчества в царствование Капронима (прозванного столь «почтительно» именно за иконоборчество), да и дальнейший разгул в империи всевозможных предрассудков евионитского толка. И очень обоснованно опасались за сохранность наидревнейшей святыни.
Константин исполнил условие. Местонахождение тайника, где хранится изображение Лады, которое пало с неба по молитвам Дардана, в точности никому не известно. (Считается, что тайник с ним находится где-то в подземельях, а на поверхности земли место это отмечено Багряным столпом, столь великим, что перевозка его из Рима, совершенная по приказанию Константина, потребовала четырех лет.) Однако жители города хорошо знали, что древнейшее изображения Богоматери с ними и хранит их. В XI в. главную икону византийской столицы – Богородицу Одигитрию Константинопольскую – по сотворении ею множества чудес начали называть новым Палладием.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.