Глава 1
Глава 1
Редкий вид волшебства
Увайса спросили: «Как вы себя чувствуете?»
Он ответил: «Как тот, кто поднялся утром и не знает, будет ли он жив вечером».
Тот, кто спрашивал, возразил: «Но все люди находятся в такой ситуации».
Увайс ответил: «Да, но кто из них чувствует это?»
Однажды ко мне пришел ученый мусульманин и спросил: «Вы же не мусульманин, как вы можете говорить о суфизме?»
Я ответил ему: «Я не мусульманин, однако я — суфий».
Суфию не обязательно быть мусульманином. Суфий может существовать где угодно, в любых условиях, потому что суфизм — это сокровенная суть всех религий. Он не имеет ничего общего с исламом. Суфизм может существовать без ислама, а вот ислам не может существовать без суфизма. Без суфизма ислам — труп. Только в суфизме он оживает.
Если какая-либо религия жива, то только благодаря суфизму. Суфизм — это любовное приключение с Богом, с запредельным, любовное приключение с целым. Суфий — это человек, который готов раствориться в целом, который готов пригласить целое, чтобы оно пришло в его сердце. Суфизму неведомы никакие формальности. Он не ограничен никакой догмой, доктриной, вероучением или церковью. Христос — суфий, как и Мухаммед. Кришна — суфий, равно как и Будда. Это первое, что мне хотелось, чтобы вы запомнили: суфизм — это сокровенная суть — так же как дзен, как хасидизм. Это лишь разные названия для одних и тех же отношений с Богом.
Эти отношения опасны. Они опасны из-за того, что чем ближе вы становитесь к Богу, тем больше вы исчезаете. А когда вы подходите по-настоящему близко, вас вообще нет. Это опасно, потому что это суицидально... но такое самоубийство прекрасно. Умереть в Боге — это единственный способ жить по-настоящему. Пока вы не умираете, до тех пор пока вы добровольно не умираете в любви, ваше существование очень посредственно, вы живете растительной жизнью, в вас нет никакого смысла. Никакая поэзия не расцветает в вашем сердце, никакой танец, никакой праздник, вы просто бредете на ощупь в темноте. Вы живете по минимуму, вас не переполняет экстаз.
Такое переполнение случается только тогда, когда вас нет. Вы сами — препятствие. Суфизм — это искусство удаления препятствий между вами и вами, между собой и собой — между частью и целым.
Кое-что о слове суфизм. Древнеперсидский словарь приводит в статье с заголовком «суфизм» следующее толкование, содержащее рифму: «Sufi Chist — Sufi, Sufist». И переводится эта фраза так: «Кто такой суфий? Суфий — это суфий». Прекрасное определение. Суфий — это суфий. Это определение ничего не говорит и, тем не менее, говорит многое. Речь идет о том, что суфию нельзя дать определения; нет другого слова, с помощью которого можно было объяснить, кто такой суфий, нет синонима, нет никакой возможности объяснить это явление с помощью языка, оно неопределимо. Вы можете проживать его, вы можете познавать его, но с помощью ума, с помощью интеллекта это невозможно. Вы должны стать суфием — вот единственный способ узнать, что такое суфизм. Вы можете сами попробовать реальность на вкус, она доступна. Вам не нужно погружаться в словари, лучше погрузиться в существование.
Я слышал...
Маленький мальчик играл в саду. Это был совсем маленький мальчик, и он очень боялся огромного дога, который жил в соседнем доме.
Однажды, осмелев, этот мальчик перелез через соседский забор. Дог бросился к нему и... стал облизывать. Мальчик расплакался, и на его крики прибежала мама.
— Он укусил тебя, милый?
— Нет, — прохныкал мальчик, — но он попробовал меня на вкус.
Если вы не готовы отведать кусочек суфизма, вы можете, по крайней мере, ощутить его вкус, и это то, что я собираюсь вам дать, — немного вкуса. Отведав однажды всего лишь каплю нектара под названием суфизм, вы начнете жаждать большего. Впервые вы испытаете сильную жажду Бога.
Эти беседы не смогут объяснить вам, что такое суфизм, — потому что я не философ. Я также не теолог. Я не буду говорить о суфизме, я буду говорить суфизм. Если вы готовы, если вы готовы отправиться в это приключение, тогда вы постигнете его вкус. Что-то под названием «суфизм» начнет происходить в вашем сердце. Это похоже на раскрывающийся бутон. У вас появятся определенные ощущения в сердце — как будто нечто в нем становится бдительным, пробуждается, как будто бы сердце долгое время пребывало во сне, а теперь... первый проблеск утра — здесь-то вы и ощутите вкус.
Суфизм — это особая разновидность волшебства, редкий вид волшебства. Его возможно передать только от человека к человеку, но не через книгу. Его нельзя передать в писаниях. Точно как дзен — это передача за пределами слов. У суфиев для этого есть специальное слово — они называют это силсила. То, что индусы называют парампара, они называют силсила. Силсила означает передачу от одного сердца другому, от одного человека другому. Это очень, очень личная религия.
Вы не можете получить ее, не будучи связанными с просветленным мастером, — другого пути нет. Вы можете прочесть всю существующую литературу о суфизме, но лишь заблудитесь в словесных джунглях. Если вы не встретите проводника, если вы не влюбитесь в проводника, вы не ощутите вкуса.
Я готов взять вас с собой в это дальнее странствие, если у вас достаточно смелости и тяги к приключениям. Надеюсь, что достаточно — потому что только смелые люди притягиваются ко мне. Это место — не для трусов, это место — не для так называемых религиозных людей, это место — не для так называемых богобоязненных людей. Это место — для тех, кого я зову боголюбящими людьми. А они обладают совершенно иным качеством. Богобоязненный человек никогда не достигнет самых глубоких уровней религии, он не может — из-за страха.
Это выражение «богобоязненный» так нелепо. Если вы боитесь Бога, как вы собираетесь быть любящими? Кого вы собираетесь любить? Если вы не можете любить даже Бога, тогда любовь будет для вас совершенно невозможна. Если даже с Богом вы связаны страхом, что это за отношения? Да, нас учили бояться Бога. В действительности, единственное, чему нас учили, — бояться всего. Вся наша жизнь — это дрожь, страх, трусость — страх перед адом, страх перед Богом, страх наказания. Мы хорошие, добродетельные, потому что боимся. Что это за добродетель, если она основана на страхе? И как можно любить Бога, если ваш подход основан на страхе? Из страха никогда не возникает любовь — это невозможно. А из любви никогда не возникает страх.
Когда вы любите человека, весь страх исчезает. А когда боитесь — вся любовь исчезает. Вы можете ненавидеть человека, если боитесь его, но вы не можете любить его. На протяжении веков человека учили бояться Бога, и предельным результатом этого стало то, что Ницше был вынужден объявить: «Бог мертв». Это предельный результат ума, ориентированного на страх. Как долго можно терпеть этого Бога? Как долго можно оставаться в страхе? Рано или поздно вам придется его убить. Вот что сделал Ницше. Когда он сказал: «Бог мертв», он также сказал: «Теперь человечество свободно». Бог мертв, и теперь человечество свободно. Как иначе вы можете быть свободны с Богом, если Бог — лишь источник страха? Страх не может дать вам свободу.
Люди, приходящие ко мне, любят Бога. Когда я говорю «боголюбящие», я имею в виду, что они находятся в поиске, они хотят знать. И они хотят подлинного знания, им не нужно заимствованное знание о нем. Они хотят ощутить вкус. Они хотят встретиться, они хотят увидеть Бога, хотят посмотреть в его глаза. Но прежде чем вы сможете смотреть в глаза Бога, вам придется научиться смотреть в глаза мастера. Отсюда начинается взлет. Путешествие начинается.
Я стану доступным для вас. Суфизм — лишь предлог. Я не буду говорить о суфизме, я буду говорить сам суфизм. Слово «суфизм» тоже прекрасно. У него много измерений, и все они прекрасны. Я не хотел бы делать акцент на каком-либо одном измерении, как это делают снова и снова. Некоторые люди выбирают одно измерение, некоторые — другое, но мое понимание таково, что все эти измерения прекрасны и могут рассказать что-то особенное. Я принимаю их все.
Один старый суфийский мастер, Абул Хасам, сказал: «Когда-то суфизм был безымянной реальностью, а теперь суфизм — это имя без реальности». На протяжении многих веков суфизм существовал без названия. Он существовал как реальность. Вот почему я говорю, что Иисус был суфием, как и Магомет, Махавира и Кришна. Любой, познавший Бога, — суфий. Почему я так говорю? Постарайтесь понять слово суфий, и вам станет ясно.
Слово суфий появилось недавно — оно родилось в Германии, в немецком исламоведении — ему не более ста пятидесяти лет. На арабском это слово тасаввуф. Но оба они произошли от корня суф, что значит шерсть.
Это кажется очень странным. Отчего шерсть стала символом суфизма? Ученые утверждают, будто бы суфии раньше носили шерстяные халаты. Это верно. Но почему? Никто не ответил на этот вопрос. Почему они носили халаты из шерсти? Мухаммед говорит в Коране, что даже Моисей в момент встречи с Богом был одет в шерстяной халат. Когда Бог заговорил с ним, он был с головы до ног закутан в шерстяной халат. Но почему?
В этом есть глубокий смысл. Шерсть — это одеяние животных, и суфий должен стать таким же простым и бесхитростным, как животные. Суфий должен достичь первородной простоты. Он должен отбросить все проявления цивилизации, он должен отбросить все разновидности культуры, он должен отбросить все обусловленности, он должен снова стать животным. Тогда этот символ приобретает огромное значение.
Когда человек превращается в животное, он не деградирует, он совершенствуется. Когда человек становится животным, он не просто животное. Это невозможно. Вы не можете обратить эволюцию вспять. Когда человек становится животным, он становится святым. Он остается в сознании, но его сознание больше не обременено никакими обусловленностями. Он больше не индус, не мусульманин и не христианин. Он сонастроен с существованием так же глубоко, как любое животное. Он отбросил все возможные философии, он не носит в своем уме никаких мировоззрений, его ум остался без содержимого. Он есть, но он больше не в уме. Быть без ума — таково значение шерстяного халата. Быть как невинные животные, не знать, что такое хорошо и что такое плохо... и тогда возникает высочайшее благо, summum bonum.
Когда вы знаете: это — хорошо, а это — плохо, и выбираете хорошее, а не плохое, вы остаетесь разделенными. Когда вы выбираете, возникает подавление. Когда вы говорите: «Я сделаю так. Это должно быть сделано. Это нужно сделать», — это становится обязанностью. Тогда, естественно, вам придется подавлять — вы вынуждены подавлять то, что осудили как плохое, — но подавленная часть остается внутри вас и продолжает отравлять вас. Рано или поздно она заявит о своих правах, рано или поздно она возьмет реванш. Когда она взорвется, вы сойдете с ума.
Поэтому цивилизованные люди всегда находятся на грани помешательства. Эта земля — большой сумасшедший дом. Некоторые уже сошли с ума, некоторые потенциально готовы. Различие между вами и сумасшедшими не качественное, а только количественное, только в степени. Может быть, они вышли за пределы ста градусов, а вы еще задержались — на девяносто восьми, девяносто девяти — но в любой момент ситуация может вытолкнуть вас за грань. Разве вы не видите этого? Разве вы не наблюдаете свой ум? Разве вы не видите все то безумие, которое не прекращается у вас внутри, оно все время там. Вы избегаете его, занимаете себя тысячей и одним делом, просто чтобы его избежать. Вы не смотрите на него, вы хотите о нем забыть. Это слишком страшно, пугающе. Но оно там — избегаете вы или нет, оно растет. Оно постоянно наращивает силу. В любой момент оно может достичь пика, любая мелочь может спровоцировать его. Когда вы выбираете, вы вынуждены подавлять.
Животное не выбирает. Есть то, что есть. Животное просто принимает это, его принятие целостно. Ему неведом выбор.
Так же делает и суфий. Суфий не знает выбора. Он осознан без выбора. Что бы ни происходило, он принимает это как дар, как подарок Бога. Кто он такой, чтобы выбирать? Он не доверяет своему уму, он доверяет вселенскому уму. Поэтому, когда вам встречается суфий, вы видите в его глазах, в его существе такую животную невинность, такую свободу, такую радость, какую знают только животные — или деревья, или камни, или звезды.
Идрис Шах осуждал определение суфия от «суф» — «шерсть», на том же самом основании, на котором я его одобряю. Он говорил, что суфии так бдительно относятся к символам — как они могут выбрать своим символом шерсть? Шерсть олицетворяет животное, и Идрис Шах говорил, что суфии не могут выбрать животное в качестве символа. Они — люди Бога, с чего бы им выбирать животное? Это кажется очень логичным и, возможно, нравится многим людям.
Но совершенно по той же причине я одобряю это определение. Для меня быть животным означает быть невинным — не знать морали, не знать аморальности. Быть животным — не осуждение. Святой более похож на животных, чем на вас, так называемых людей.
Человеческие существа — не естественные существа, они очень неестественны, искусственны, как пластмасса. Вся их жизнь — самообман. Если вы прикоснетесь к чьему-либо лицу, вы никогда не дотронетесь до лица, вы дотронетесь только до маски. И помните: ваша рука тоже не настоящая. На нее надета перчатка. Даже любовники не прикасаются друг к другу, даже в любви вы не бесхитростны, даже в любви вы не снимаете масок. Но когда вы хотите любить Бога, вам приходится обходиться без масок. Вам приходится отбросить все обманы. Вы должны быть подлинно тем, кто вы есть, быть без выбора тем, чем вы являетесь. Только в этой первородной невинности к вам спускается Бог.
И те причины, из-за которых Идрис Шах осуждает толкование, что слово «суфий» происходит от «суф», — это те же причины, из-за которых я его одобряю.
Я слышал...
Католический миссионер пытался обратить в свою веру еврея.
Он сказал: «Все, что тебе нужно делать, это три раза повторить: „Я был иудеем, а теперь я католик. Я был иудеем, а теперь я католик. Я был иудеем, а теперь я католик“».
Тот повторил, но миссионер подумал, что лучше будет проверить вновь обращенного в пятницу у него дома.
Так и есть: еврей жарил курицу.
«Но ты же знаешь, что тебе нельзя есть курицу в пятницу!» — возмутился миссионер.
«Нет, можно, — ответил новоявленный католик, — я трижды окунул тушку в кастрюлю, повторяя: „Когда-то я была курицей, а теперь я рыба“».
Вот как мы продолжаем жить. Наша религия в точности похожа на эту притчу — все только на словах. Она не проникает в ваше существо. И вы знаете: что бы вы ни говорили, вы делаете точно противоположное. Вы думаете одно, говорите другое, а делаете что-то третье. Вас трое, вы не едины. И все эти трое направляются в разные стороны. Вы — это толпа, отсюда — страдание.
Животное едино — отсюда блаженство животного. У животного нет ничего, что могло бы дать счастье. У него нет большого дворца, у него нет телевизора, радио и всего прочего. У него нет ничего, и все же вы обнаружите величайший покой, тишину, радость, празднование. Почему? По одной причине: животное не выбирает.
Суфий не выбирает. Выбирайте, и тогда вы обманываете, выбирайте, и тогда вы начинаете фальшивить, выбирайте, и тогда вы становитесь пластмассовыми.
Один человек собирался прийти на праздник Хэллоуин, переодевшись в дьявола. В пути его застал дождь, и он забежал в церковь, где в это время проходило религиозное бдение. При виде его костюма дьявола люди бросились врассыпную через двери и окна.
Одна дама зацепилась рукавом за ручку кресла, а когда этот мужчина приблизился к ней, взмолилась: «Сатана, я состою членом этой церкви двадцать лет, но на самом деле все это время я была на твоей стороне».
Все дамы и господа пребывают в подобной ситуации — они признают Бога только на словах, но, по сути, они сдались дьяволу. Дьявол находится глубже, потому что дьявол был подавлен. Когда что-то подавляется, оно прячется глубже в вашем существе, и вы становитесь лицемером.
Объявляя своим символом животное, суфии заявляют: «Мы простые люди. Мы не знаем, что хорошо и что плохо. Мы знаем только Бога, и что бы ни происходило — это его дар. Мы принимаем его. Мы ничего не делаем сами». Таково первое значение слова «суфий».
Есть другое толкование: слово суфий может быть образовано от слова «суфа» — «чистота», «чистоплотность», «очищение». Это тоже хорошо. Когда в вашей жизни нет места выбору, возникает природная чистота. Но запомните: эта чистота никак не связана с моралью. Она не означает чистоту в смысле чего-то хорошего. «Чистый» означает очищенный от идей, как от хороших, так и от плохих. Чистота означает трансценденцию. У человека нет никаких представлений, никаких предубеждений. Он доверяет жизни так безгранично, что ему не нужны никакие идеи, он может жить без представлений. Когда в уме присутствуют убеждения, они создают нечистоты, они создают раны. Когда вы слишком наполнены идеями, в вас слишком много грязи. Все идеи грязны. Да, даже идея Бога — это грязная идея, потому что идеи грязны.
Для суфия Бог это не идея, это проживаемая им реальность. Он не восседает на троне где-то высоко в небесах, нет — он здесь и сейчас, он повсюду, он везде. Бог — это лишь имя целостного существования.
Чистота означает ум без содержания — поэтому, пожалуйста, пусть вас не сбивает с толку слово «чистота». Она не подразумевает человека с хорошим характером. Она не подразумевает человека, который следует десяти заповедям. Она не подразумевает человека, которого уважают в обществе за его добродетель.
Суфиев никогда не уважали в обществе. Суфий живет такой мятежной жизнью, что общество почти всегда убивало суфиев, распинало их — потому что суфий заставляет вас осознать вашу фальшивость. Он становится непрекращающейся проповедью против вашей искусственности, против вашего уродства, против вашей внутренней бесчеловечности по отношению к людям, против ваших масок, против всего, чем вы являетесь, представляете собой. Суфий становится постоянной головной болью для так называемого общества и так называемых уважаемых людей.
Я слышал...
Однажды, когда Абу Язид, суфийский мистик, молился, Бог заговорил с ним: «Язид, теперь ты стал одним из избранных мною людей. Должен ли я объявить об этом миру?»
Абу Язид засмеялся. Он сказал: «Да, можно, если ты хочешь, чтобы меня распяли, объяви об этом. Ты рассказал об ал-Халладже, и что произошло? Его распяли. Каждый раз, когда ты объявляешь, что кто-то стал избранным, люди тотчас же его распинают. Они не любят тебя и терпеть не могут твоих людей, поэтому, если ты хочешь, чтобы меня распяли, объяви об этом».
Говорят, что Бог никогда не говорил об Абу Язиде. Он сохранял молчание.
Был еще такой случай.
Кто-то спросил Мансура ал-Халладжа, величайшего мистика всех времен: «Каков предельный опыт суфия?»
Он ответил: «Завтра, завтра ты все увидишь».
Никто не знал, что произойдет на следующий день. Тот человек спросил: «Почему не сегодня?»
Ал-Халладж ответил: «Просто подожди. Завтра это случится».
На следующий день его распяли. В момент распятия он громко крикнул своему другу, задавшему вопрос: «Где ты там прячешься в толпе? Подойди же, и ты увидишь запредельное в суфизме. Вот оно».
Если вы начинаете жить в Боге, вы становитесь невыносимыми для так называемого общества. Общество живет в лицемерии, оно не выносит истины. Истина должна быть распята. Общество может любить церковь, но не может любить Иисуса. Оно может любить ватиканского Папу, но не может любить Иисуса. Когда Иисус уходит — хорошо, теперь вы можете поклоняться ему. Когда Мансура больше нет, вы можете говорить о нем. Но когда он здесь, он — огонь. Только те, кто готов быть поглощенными огнем, будут готовы полюбить Мансура.
«Суфа» означает чистоту, чистоту в том смысле, что в уме больше ничего не содержится. Ум исчез. Нет ума, нет раздумий, нет мыслей. Это состояние сатори, самадхи.
Есть другое толкование, и оно тоже прекрасно. Я принимаю все эти толкования. Третье толкование — от другого слова, от слова суфиа, которое означает «избранный быть другом Богу».
Суфии говорят, что вы не можете искать Бога прежде, чем он выберет вас. Как вы можете искать Бога, если он еще не начал искать вас? Вся инициатива принадлежит Богу. Он ищет вас, он желает вас, он продолжает искать вас на ощупь: «Где ты?» Когда он выбирает кого-то, только тогда вы можете выбирать его. Поначалу вы об этом и не знаете, потому что, когда он еще выбирает, как вы можете знать?
То же верно и в отношении мастера. Вы думаете, это вы выбираете мастера? Чепуха, полная чепуха! Всегда мастер выбирает вас. Сама идея того, что вы выбираете мастера, эгоистична. Как вы можете выбрать мастера? Прежде всего, как вы узнаете, кто мастер? Как вы решите? Какие у вас есть критерии? Вы не можете выбрать мастера, только мастер выбирает вас.
Вы приехали ко мне из далеких стран, еще больше людей едут, они в пути. Скоро это место будет по-настоящему людным, потому что я выбрал многих, которые этого еще даже не заметили. Но они начали двигаться. Они думают, что ищут мастера, думают, что они — ищущие. И это естественно. Это можно простить. Но это они были мною выбраны.
Сначала выбирает Бог, затем вы жаждете его. И только суфии говорили об этом. Ни одна другая традиция не говорила так ясно, что человек не может выбрать Бога, это Бог выбирает человека. Это благословение. Даже испытывать жажду Бога — это великое благословение. Вы должны ощущать счастье от того, что вас выбрали, что Бог уже позвал вас. Первый звонок всегда слышен в глубоком бессознательном, поэтому вы не можете сообразить, что это, откуда он идет. Вы чувствуете, будто что-то исходит от вас. Но это исходит не от вас.
Человек не может взять на себя инициативу. Как человек может взять на себя инициативу? Человек настолько бессилен, человек настолько беспомощен. Человек не может начать путешествие самостоятельно до тех пор, пока его не потянут, пока какая-то магнетическая сила не начнет тянуть его к некой неведомой цели.
Вы можете выбирать только то, что вы знаете. Как вы можете выбрать Бога? Вы можете брать на себя инициативу в других вещах, мирских вещах, потому что они вам знакомы. Вы можете иметь представление о том, как приобрести красивый дом, или заполучить эту женщину себе в жены, или этого мужчину — в мужья, или как заработать больше денег, больше власти, больше престижа — вы можете выбирать все эти вещи. Но как вы можете выбирать Бога? У вас не было даже проблеска знания о нем, даже во сне. Как вы можете выбирать что-то, настолько вам незнакомое?
Но вы не незнакомы Богу. Он может выбрать вас. Когда он выбирает вас, в вас пробуждается огромное желание найти его. Это указание на то, что он выбрал вас. Вы стали суфием — избранным другом Бога. Это тоже прекрасно.
Четвертое толкование — от греческого слова софия. «София» означает мудрость. Мудрость — это не то же самое, что знание, знание получают из писаний, от других людей, заимствуют. Мудрость просыпается в вашем собственном существе, вы — свет для самих себя. Мудрость означает то, что вы знаете, а не то, во что вы верите. Знание — это вера. Кто-то говорит: «Бог есть», и вы верите. Вы верите человеку, поэтому вы верите, что он, должно быть, говорит истину. Иисус говорит: «Бог есть», и вы верите; я говорю: «Бог есть», и вы верите — вот что такое знание. Вы любите меня, вы доверяете мне, вы начинаете верить, но это — знание.
Человек становится суфием, только когда он познал. Когда он познал сам, когда он сам прикоснулся к реальности, когда он сам видел лик Бога, тогда он становится суфием. Он стал мудрым. Он больше уже не просто владеет знаниями, теперь это — его собственный опыт.
Современное слово «философия» происходит от того же самого корня, «софия», но оно свернуло с пути. Слово «суфий» происходит от того же корня, что и «софия», но оно не сбилось с пути. Философия превратилась просто в домыслы — размышления, размышления, размышления, никогда не приходящие ни к какому заключению. А если вы не приходите ни к какому заключению, ваша жизнь не меняется. Просто думая, никто не меняется, только когда вы приходите к каким-то выводам, которые пережили на собственном опыте, вы совершенствуетесь. Философия — это игра со словами и логикой — прекрасная игра. Если вам нравится, вы можете в нее играть — но вы остаетесь прежними. Она ничего в вас не меняет.
Поэтому науке пришлось подать на развод с философией. В тот день, когда наука получила развод с философией, она начала расти. Она стала экспериментальной, она стала объективной. Наука больше не зависит от размышлений, она зависит от экспериментирования. Это одна из возможностей развестись с философией.
Другая возможность получить развод — суфизм. Наука движется по направлению к объекту и становится экспериментированием, суфизм движется к субъекту и становится переживанием. Но их волнует реальность: науку — та реальность, что находится вовне, а суфизм — та реальность, что находится внутри. И наука, и суфизм развелись с философией.
Наука полагается на эксперименты, потому что с объектом возможен эксперимент, суфизм полагается на переживание, потому что внутреннее сознание можно только испытать, с ним невозможно экспериментировать. Это не объект, это ваша субъективность.
И последнее толкование — от айн соф, который на иврите означает абсолютно бесконечный, поиск абсолютно бесконечного, поиск за пределами относительного, поиск неограниченного, вечного, вневременного.
Да, это в точности то, чем является суфизм. Суфизм есть все это и больше этого. Чтобы обратить ваше внимание на это «больше», я повторю определение из персидского словаря: «Суфий кхист — суфий, суфист. Кто такой суфий? Суфий — это суфий». Ничего большего об этом сказать нельзя. Но вы можете войти в храм суфизма и ощутить его вкус.
Прежде чем мы познакомимся с маленькой историей, будет полезным понять еще кое-что. Это станет фоном, основой.
Коран говорит, что есть три базовых качества, которые должны присутствовать в сердце ищущего. Первое — кхушу. Кхушу означает скромность, смирение. Второе — карамат. Карамат означает милосердие, способность делиться, радость отдавания. И третье — сижд. Сижд означает истинность, подлинность, не притворяться, но быть тем, кем бы ты ни был. Это — три столпа суфизма.
Скромность не означает обычное так называемое смирение. У обычного смиренного человека не отсутствует эго. Он несет в себе новый вид эго — быть смиренным. Он думает, что он смиренный: «Нет никого, кто был бы так же скромен, как я, я превзошел всех в скромности». Но он продолжает сравнивать. Эго не изменилось, эго лишь приняло новый образ, стало более хитрым.
Сначала эго очень явно бросается в глаза. Когда вы все время хвастаетесь своими деньгами, оно очень заметно. Однажды вы отрекаетесь от своих денег, и тогда вы начинаетесь хвастаться тем, что отреклись от них. Это уже сложнее уловить, но хвастовство продолжается. Сначала вы говорите: «Я есть такой-то». Тысячей и одним способом вы пытаетесь доказать, что вы кем-то являетесь. Потом однажды, видя всю бесплодность этого, вы отбрасываете всю эту игру, принимаете новую позу — встаете на голову и начинаете говорить: «Я есть никто». Но «я есть» остается. Раньше заявление касалось кого-то, теперь оно касается никого. Но заявление было и по-прежнему осталось. Только теперь оно приняло очень трудноуловимую форму.
Скромность, кхушу, означает человека, который понял все уловки эго. И с пониманием всех уловок эго исчезло. Нет притязаний даже на то, чтобы быть скромным. С исчезновением притязаний приходит настоящая скромность, то есть кхушу.
Это — одно из самых основных качеств для тех, кто хочет двигаться к Богу, — потому что, если вас слишком много, вы не будете двигаться. Вы должны быть текучими, вы должны растаять, вы не можете оставаться замороженными в своем эго. Только когда вы растаете, вы начнете двигаться. А когда вы начнете двигаться, куда еще вы сможете двигаться? Все дороги ведут к Богу. Только те, кто стали черствыми, не движутся к Богу — в остальных случаях, если вы движетесь, вы движетесь к Богу. Другого движения не существует.
Второе — милосердие, карамат. Милосердие не означает, что вы отдаете и чувствуете себя очень хорошо от того, что отдали, что вы отдаете и делаете того, кому вы даете, обязанным вам. Тогда это не карамат, тогда это не милосердие. Милосердие — это когда вы отдаете и чувствуете себя обязанными, потому что другой принял это, когда вы отдаете без мысли о том, что вы как-то обязываете кого-то, когда вы отдаете, потому что у вас этого слишком много — что еще вам остается делать? Это происходит не от того, что другой находится в нужде.
Милосердие — это когда вы отдаете от избытка, когда вы отдаете от изобилия. Не потому что другой нуждается, и вы помогаете другому, это никак не связано с другим. Вы отдаете, потому что имеете — что еще вам остается делать? Цветок распускается, аромат разносится ветрами — что еще может делать цветок? Лампу зажгли, и она делится своим светом, распространяет его вокруг. Облако наполнилось водой и проливается — что еще ему остается делать?
Когда вы что-то делаете от изобилия, только тогда это — милосердие. И тогда вас не беспокоит, кто достоин принять, — это вообще не имеет никакого значения.
Должно быть, вы читали прекрасную притчу об Иисусе. Иисус ни с кем не сравнится в том, что касается притч.
Один человек, богатый человек, позвал нескольких работников для работы в своем саду. К наступлению дня стало ясно, что их было недостаточно, что к вечеру работа не будет завершена, поэтому позвали еще нескольких работников. Но к наступлению вечера стало ясно, что и этих было недостаточно, поэтому позвали еще работников.
На закате богач заплатил им денег за все, что они сделали. Но он заплатил им всем одинаково: те, кто пришел утром, получили столько же, сколько те, что пришли днем, и те, что пришли прямо перед заходом солнца.
Естественно, те работники, которые пришли утром, разозлились. Они начали возмущаться и сказали: «Это несправедливо. Мы пришли утром, мы работали целый день и получили то же вознаграждение. А те люди, которые только что пришли, ничего почти не сделали и получили столько же. Это несправедливо».
Мастер засмеялся и сказал: «Того, что вы получили, разве недостаточно за ту работу, что вы сделали?»
Они ответили: «Этого достаточно. Но как же те, кто ничего не делал, но получил столько же?»
Мастер ответил: «Я дал им от своего изобилия. Разве я не могу отдавать свои деньги? Это мои деньги. Вы получили сполна, вы получили за все, что сделали. Разве я не могу разбрасывать свои деньги? К чему ваше возмущение? Отчего ваше беспокойство?»
И Иисус сказал: «Этот человек — человек милосердия. Он дает от изобилия». Это то, что суфии называют карамат.
Третье — истинность. Это не означает говорить правду, это означает быть истиной. Говорить — лишь половина пути, быть истиной — это подлинное. Вы можете сказать правду несколько раз, когда это вам не вредит, — так все время делают люди. Когда истина не причиняет им вреда, они становятся правдивыми. Иногда, если истина может принести вред другим, они даже упорствуют в том, чтобы быть очень, очень искренними. Но когда в истине для вас нет никакой пользы, тогда вы просто отбрасываете ее, тогда она не имеет значения.
Поэтому люди говорят: «Честность — лучшая политика». Но тот, кто говорит, что честность — это лучшая политика, — нечестный человек, запомните. Политика? Само это слово содержит ложь. Истина не может быть политикой, честность не может быть политикой. Они могут быть только самим вашим сердцем — не политикой. Политикой можно воспользоваться и отбросить. Политика политична. Когда политика приносит результат, вы честны — вот что это значит. «Честность — лучшая политика». Когда она не приносит результата, вы становитесь нечестными. У вас нет отношений с честностью. Вы пользуетесь ею. Вот что имеется в виду, когда вы говорите «политика».
Суфийское слово сижд означает быть истинным, быть правдивым. Это не только вопрос политики. Что бы ни происходило, каков бы ни был результат, совсем не думая о результате, просто быть, какой бы ни была истина, рисковать всем ради истины — вот что значит сижд. Это означает рисковать всем ради истины — потому что, если удается сберечь истину, сохранится все, если же истина утрачена, то все утрачено.
А теперь эта маленькая история.
Увайса спросили: «Как вы себя чувствуете?»
Увайс — это суфийский мастер.
Он ответил: «Как тот, кто поднялся утром и не знает, будет ли он жив вечером».
Тот, кто спрашивал, возразил: «Но все люди находятся в такой ситуации».
Увайс ответил: «Да, но сколькие из них чувствуют это?»
Теперь необходимо понять несколько вещей. Прежде всего, Увайс сказал: «Как тот, кто поднялся утром и не знает, будет ли он жив вечером», — этим он говорит о многом. Это утверждение наполнено смыслом. Вам придется глубоко погрузиться в него.
Во-первых, он говорит, что суфий живет от момента к моменту, он не беспокоится о том, что произойдет в следующий момент. У него нет планов относительно следующего момента. У суфия нет будущего. Этот момент — все. Он живет в нем, он полноценно живет в нем, потому что больше идти некуда.
Вы не можете полноценно жить в настоящем моменте, если у вас есть будущее, — часть вашего существа, естественно, будет устремлена в будущее. Если у вас есть прошлое, вы не можете жить только в настоящем, часть вашего ума будет устремлена в прошлое. В вас появится раздробленность. Основная часть вашего существа зависнет где-то в прошлом, а оставшаяся часть уже переместится куда-то в будущее. В настоящем ничего не останется. А настоящее так мало, так трудноуловимо, что его можно очень легко упустить. Люди постоянно упускают его. У людей есть прошлое и есть будущее, но у людей нет никакого настоящего.
Суфий живет в настоящем. Чтобы жить в настоящем, прежде всего нужно вытащить себя из прошлого, вытащить себя из будущего. Тогда происходит концентрация энергий, тогда это маленькое мгновение становится сияющим, вы вливаете в него полностью всю свою энергию — тогда приходят радость и благословение. Если вы несчастны, то только потому, что живете в прошлом или в будущем. Несчастный человек имеет прошлое и будущее, человек, живущий в блаженстве, имеет только момент, этот момент. Он живет в сейчас.
Эшли Монтегю изобрел новое слово — оно очень, очень поможет в понимании. Он говорит, что эта новизна, это постоянное пребывание в моменте в новом качестве, это постоянное отбрасывание прошлого и неперескакивание в будущее — великое искусство. Он называет это искусство «неотения». «Нео» означает новый, «тения» означает растянутый, расширенный.
Человек может всю жизнь проживать в новизне, человек может всю жизнь жить как ребенок, человек может распространить качество ребенка — искусство жить в моменте — на всю свою жизнь. Тот, кто живет в моменте, никогда не стареет. Он становится зрелым, но никогда не становится старым. Он по-настоящему растет. Становиться старым, взрослеть не означает расти. Стареть — значит лишь медленно умирать, стареть — значит лишь совершать медленное самоубийство. Человек, живущий в моменте, никогда не становится старым в том смысле, в котором люди становятся старыми. Он никогда не становится знающим, он всегда бесхитростен, любопытен, восторжен, полон удивления. Каждый момент приносит новый сюрприз. Он готов исследовать новые измерения жизни. Он все время ищет приключений. Он — исследователь. Он никогда не пресыщается жизнью. Ему никогда не бывает скучно.
Священник в церкви объявил, что после службы состоится встреча церковного совета. Все ушли. Остались только члены совета. Но был еще один незнакомец, который сидел прямо в первом ряду.
Священник слегка смутился. Он сказал: «Сэр, вы не поняли? Я сказал, что будет встреча совета».
Незнакомец ответил: «Да. И кому же тут более скучно, чем мне? Ну-ка расскажите».
(Игра слов: meeting of the board — «встреча совета», произносится так же, как meeting of the bored — «встреча тех, кому скучно».)
Посмотрите на людей. Посмотрите людям в глаза. В них нет блеска удивления. Посмотрите на их лица, их лица говорят, что больше ничто не случится. Им скучно, невыносимо скучно. Если они не кончают жизнь самоубийством, так только из-за своей трусости. В противном случае, жить незачем, нет смысла, нет ничего значимого. Кажется, что нет никакой радости. Просто пойдите на любую улицу, встаньте в стороне и посмотрите на людей. Буквально каждый кажется покрытым толстым слоем пыли.
Почему люди продолжают жить? Потому что боятся совершить самоубийство. Однако и в жизни они не чувствуют радости. Им настолько скучно, что даже смерть не способна изменить что-либо. Им так скучно, потому что ничто никогда не случается. А в чем причина? Причина в том, что они обременены грузом прошлого.
Суфизм говорит: не будь обременен прошлым и не будь обременен будущим. Этот момент так драгоценен, зачем тратить его впустую, думая о том, чего уже нет или чего еще нет?
Позвольте моменту сейчас быть моментом великой радости, и эта радость станет молитвой, эта радость станет зикром, эта радость станет вспоминанием Бога. Бесполезно просто повторять «Аллах, Аллах, Аллах»; бесполезно просто повторять «Рама, Рама, Рама». Когда вы исполнены радости, тогда вы вспоминаете Аллаха в глубочайшем центре вашего существа. Суть не в том, что вы повторяете его имя словесно; все ваше существование говорит «Аллах», каждая ваша клеточка, каждая фибра вашего существа говорит «Аллах». Не потому, что вы повторяете его, это не в словах, это экзистенциально. Это существует, это существует неизменно. Это становится вашим внутренним климатом. Вы начинаете жить в этой атмосфере, в этой радости.
Поэтому первое, что говорит Увайс: «Это то, что я чувствую. Я живу от момента к моменту, без каких-либо планов на будущее. Я не знаю, что случится сегодня вечером — может быть, смерть». Под смертью он просто подразумевает, что возможно все, даже смерть возможна. «Я живу в удивлении, я живу с ощущением чуда, я живу с ощущением таинственного. И величайшая тайна — это смерть».
Есть только две тайны — жизнь и смерть. И величайшая из них, конечно, смерть — потому что жизнь довольно растянута, а смерть очень концентрирована. Жизнь происходит на протяжении семидесяти, восьмидесяти, ста лет. Поэтому она растянута. Смерть же случается в один момент, она очень концентрирована. Смерть — это кульминация, взрыв. Смерть — величайший оргазм из всех возможных. Из-за этого, кстати, люди также боятся и оргазма, потому что они боятся смерти. Многие люди не испытывают оргазма. Или даже если испытывают, то этот оргазм локализован, он не очень оргазмичен — из-за страха. Оргазмические моменты — это моменты смерти. И в смерти случается предельный оргазм. В этот момент вы полностью исчезаете, вас поглощает ничто. Это — величайшее переживание.
Увайс говорит: «Я не знаю, что произойдет, — возможно, смерть». Смерть — это дверь к Богу. Те, кто знает, как умирать, знают, как входить в Бога. Те, кто цепляется за жизнь, никогда не знают, что такое Бог, потому что они не допускают смерти. А смерть приходит каждый день, с каждым мгновением что-то умирает. Если вам тридцать лет, на протяжении тридцати лет вы непрерывно умирали. Если вы собираете эти моменты за тридцать лет, эти мертвые моменты, которые вы уже прожили, если вы тащите их за собой, тогда вы обременены. Тогда вы стареете. Когда вы несете такой груз — как вы можете танцевать? Этот груз не позволит вам танцевать.
Но если вы научитесь отбрасывать этот груз каждый день, вы станете свежими, невинными, вы станете детьми, вы познаете, что смерть тоже происходит каждый день — жизнь и смерть идут рука об руку. И если однажды придет окончательная смерть, человек принимает ее, приветствует ее, празднует ее, исчезает в ней, танцуя. То, как вы будете вести себя в момент смерти, покажет, как вы жили. Момент вашей смерти станет свидетельством.
Увайс говорит: «Я всегда смотрю смерти в лицо и жду ее. Я трепещу от возможности смерти». Но смотреть смерти в лицо означает жить храбро. Люди избегают смерти, они избегают даже самой мысли о ней. Они думают, что кто-то другой умирает, но они-то не умрут.
Если вы живете в такой невинности, значит, вы живете в невежестве. Невежество — важное религиозное качество. Знающий человек не может стать религиозным, но невежественный человек может легко стать религиозным.
Увайс говорит:
«Как тот, кто поднялся утром и не знает, будет ли он жив вечером».
Ничто не определенно, ничто не предсказуемо; все остается открытым. Для суфия возможно все. Ничто не является полностью определенным, все возможно — вот что значит открытость, открытый ум.
Тот, кто спрашивал, возразил: «Но все люди находятся в такой ситуации».
Всем предстоит умереть, и никто не знает, когда это случится. Второй человек не понял утверждения Увайса. Мы понимаем только на своем уровне.
Увайс ответил: «Да, но сколькие из них чувствуют это?»
Они умрут. Каждый момент неизвестное пронизывает жизнь — это и есть смерть. Но они не чувствуют этого. Они этого не осознают. Люди живут в неком подобии сна, в состоянии какой-то дремоты. Люди — практически лунатики.
Пассажир в такси был более чем навеселе. Взглянув на свои часы, он увидел, что на них ровно семь часов. Почти сразу после этого он увидел часы в лавке ювелира, которые показывали шесть пятьдесят пять.
— Эй, который час? — поинтересовался он у водителя такси.
— Шесть пятьдесят, — ответил таксист.
— Стой! Разворачивайся, — потребовал он, — кажется, мы едем в обратном направлении!
Люди практически спят, у них нет даже проблеска осознанности.
Однажды случилось...
За пять лет это была его первая роль, которую ему удалось заполучить в пьесе. Правда это была лишь маленькая роль, немногословная, но ведь это было началом. Главный герой должен был выйти на сцену и сказать: «Ты видел, как убили этого человека?» Его роль заключалась в том, чтобы просто посмотреть главному герою прямо в глаза и ответить: «Да».
Четыре недели он репетировал это слово: «Да, да, да», изучая ораторское искусство, отрабатывая мимику и интонацию. И вот настал этот великий день. Главный герой появился на сцене, взглянул на лежащее на полу тело, посмотрел на актера и спросил: «Ты видел, как убили этого человека?»
Глядя прямо в глаза главному герою, он четко произнес: «Кто, я?»
Люди совершенно не бдительны. Они находятся в состоянии сна. Какая-то тупость, туман окутывает ваше существо. Вокруг вас сильный туман, и вы в замешательстве. Очень редко вы становитесь действительно бдительными, очень, очень редко. Эти моменты так редки. Гурджиев говорил, что если такие моменты случались в жизни человека семь раз, то это больше, чем можно ожидать. Очень редко.
В ситуации большой опасности иногда вы становитесь бдительными. Например, кто-то подходит, чтобы убить вас, и приставляет к вашей груди револьвер — тогда на одно мгновение туман рассеивается. Смерть дышит в лицо. Или, если вы ведете машину на скорости девяноста, ста миль в час, и вдруг внезапно на повороте вы видите, что теперь все кончено, на какое-то мгновение авария кажется неизбежной, абсолютно неизбежной — тогда туман рассеивается. Отсюда и тяга к опасности: потому что только в опасности вы все-таки иногда чувствуете, что вы есть. Отсюда привлекательность войны: когда люди идут на войну и играют со смертью, иногда им удается почувствовать редкие моменты пробуждения. Но в других ситуациях, в обычной комфортной, удобной жизни люди не перестают храпеть.
Путешественник спросил у пьяницы, как пройти на почту. Пьяница был старожилом города.
«Так, пройдите два квартала и поверните направо... Нет, вам нужно пройти два квартала и повернуть налево... Нет, это тоже неверно, пройдите вверх по этой улице один квартал, поверните направо и пройдите один квартал... По правде говоря, мистер, я не думаю, что вы вообще сможете добраться отсюда до почты».
Люди живут в подобном тумане. И не только тогда, когда вы выпиваете, вас окружает туман — в любой момент вы употребляете тысячу и одну разновидность алкоголя. Кто-то сходит с ума из-за денег, тогда деньги — это его алкоголь. Кто-то помешан на власти — тогда он пьет власть и становится пьяницей. Есть разные виды сумасшедших людей. Но у каждого есть свой особый вид алкоголя, который опьяняет его.
Видели ли вы глаза скупца, когда он смотрит на свои деньги? Он смотрит на деньги как на свою возлюбленную. Он прикасается к деньгам с такой нежностью. Он трогает сторупиевую банкноту с такой любовью и заботой. Когда есть деньги, он забывает весь мир.
Понаблюдайте за политиком — он помешан на власти. Он опьянен. Ему не нужно принимать никакие алкогольные напитки, ему не нужно принимать никакие наркотики, он уже находится в состоянии наркотического опьянения от власти. Он может даже выступать против алкоголя и против наркотиков, он может пытаться установить в стране запрет, но сам он пьян. И, конечно, алкоголь, произведенный властью, более опасен, чем любой алкоголь, произведенный из винограда. Эти маньяки власти — по-настоящему опасные люди в мире.
Но все пьяны. Они пьют разные виды напитков, но они пьяны. Суфий — это тот, кто не пьян, вот что имеет в виду Увайс, когда говорит: «Да, но сколькие из них чувствуют это?»
Запомните, есть отличие. Если бы тот же самый вопрос был задан Бодхидхарме или Риндзаю, они бы ответили: «Сколькие из них осознают это?» Увайс говорит: «Сколькие из них чувствуют это?» Таково различие между двумя основными путями — путем осознанности, медитации и путем любви, чувств.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.