Глава 15 Подливая масло в огонь

Глава 15

Подливая масло в огонь

Один человек, которому нравилось изучать всевозможные философские системы, написал мастеру-дервишу, Абдул-Азизу из Мекки, спрашивая, не мог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения. Дервиш отправил ему бутылку, наполненную маслом и водой, и фитиль. В посылку было вложено это письмо:

«Дорогой друг, если ты поместишь фитиль в масло, ты получишь свет, поднеся огонь. Если ты выльешь масло и поместишь фитиль в воду, ты не получишь света. Если ты взболтаешь масло с водой и затем поместишь в них фитиль, ты получишь шипение и брызги. Нет нужды проводить эксперимент с помощью слов и визитов, если это можно проделать с такими простыми материалами, как эти».

Суфизм экзистенциален, но суфизм — не экзистенциализм. Экзистенциализм на самом деле содержит в себе противоречие. Весь подход экзистенциализма заключается в том, что существование — это не система, и его невозможно превратить в систему. Что существование остается опытом. Невозможно превратить его в философию, и, тем не менее, сам экзистенциализм превратился в систему.

Западный ум так пристрастился к теоретизированию и философствованиям, что даже нечто антифилософское в своей основе со временем превращается в философию. Что-то, что в своей основе не является системой, мало-помалу становится полноценной системой.

Немецкий ум в этом отношении более систематичен. В Германии Карл Ясперс превратил подход экзистенциалистов к реальности в великую систему. Это поразительно! Все их воззрение заключается в том, что систематизация невозможна. Но вы можете систематизировать даже этот подход, это отношение. Вы можете философствовать против философии, вы можете создать философию из нефилософии, но тогда вы снова тонете в болоте слов, теорий, гипотез, утверждений, логики... этому нет конца.

Поэтому я говорю, что суфизм экзистенциален, но не является экзистенциализмом. У него нет «изма», у него нет никакой философии, которой можно обучать, у него нет утверждений, чтобы нечто утверждать, у него нет доктрины, чтобы внушать ее людям. Это просто палец, указывающий на Луну. Это указание, указание в направлении реальности, не в направлении слов. Это опыт и эксперимент. Он питает отвращение ко всем возможным философиям, потому что философия — это фундаментальная причина, из-за которой человек теряется в языке и языковых моделях. У жизни нет языка, жизнь молчалива, или же тишина — это ее единственный язык, она говорит только со помощью тишины. Поэтому, когда вы молчаливы, вы находитесь в единстве с ней.

Жизнь медитативна. Это не разновидность мышления, она — состояние недумания. Когда вы находитесь в этом состоянии недумания, внезапно возникает единство, исчезают все барьеры между вами и жизнью. Вы больше не отдельны от нее, вы больше не противопоставлены ей, думая о ней, — вы и есть жизнь! И вы знаете это, только когда вы являетесь ей, вы знаете, только когда знающего больше нет, вы знаете, только когда все знания исчезли. Вы знаете через бытие, а не через знание.

Поэтому на протяжении веков суфизм очень осуждающе относился к философствованиям. Суфизм не заключен в писания, он не логичен, он очень реалистичен, он очень прагматичен. Поэтому он так привлекателен для современного ума, для ума, который более обучен методам науки, нежели методам философии.

Наука — это эксперимент. Вы не можете доверять спекуляции, вы должны экспериментировать с реальностью. Вы должны видеть реальность такой, какая она есть, не сквозь какие-то предрассудки вашего ума. Вам не нужно иметь никаких верований, вы можете просто погружаться в реальность без какой-либо веры, и реальность принимает решение. Реальность является решающей. Решение приходит не тогда, когда вы думаете, но просто когда вы всматриваетесь в реальность. И если у вас априори есть какая-то идея, сама эта идея лишь отвлекает внимание. Она не позволяет вам видеть то, что есть.

Поэтому суфии говорят: не имейте никаких идей, не имейте никаких верований. Нет ничего, во что можно верить. Да, многое можно познать, но верить не во что. Нет нужды верить. Всевозможные верования ориентированы единственно на страх.

Я слышал...

Один престарелый джентльмен внезапно почувствовал, что для него настало время быть принятым в лоно церкви.

«Абрахам, — предостерег его пастор, — ты должен иметь веру. Ты всему веришь в Библии?»

«Да, сэр», — утверждал Абрахам.

«Ты веришь в истории об Ионе и ките? А о Данииле и львах — эти голодные африканские львы, которым было совершенно нечего есть? Ты знаешь, Даниил заходит прямо в их логово и бьет их по морде, а они ничего ему не делают?»

«Если так говорится в Библии, я в это верю».

«А ты веришь в историю о еврейских детях в горящей печи? Они входят прямо в эту печь, ступают на раскаленные угли и даже не обжигаются?»

«Даже не обжигаются?»

«Так точно! Даже не обжигаются!»

«Дьякон, — сказал Абрахам, — я в это не верю».

«Значит, ты не можешь быть принят в лоно церкви».

Абрахам уныло поднял свою шляпу и, шаркая ногами, направился к двери. «Да, пастор, — добавил он, — в истории про Даниила и львов я тоже не верю!»

Никто на самом деле не верит в эти истории, даже те, кто притворяется, что верит, даже те, кто утверждает, что они обладают глубокой верой. Нет, это невозможно. По самой природе сознания, невозможно верить, пока вы не знаете, — любая вера противоречит природе. И любая вера — это лишь подавление ваших сомнений. Да, вы можете подавлять свои сомнения, если чувствуете сильный страх, вы можете подавлять свои сомнения, если испытываете сильную алчность — при этом или вам предлагаются небесные наслаждения в раю, или вам угрожают адским пламенем и чертями, которые будут вас мучить. Если в ваш ум вложены такие вещи, вы поневоле станете верить, но все время, подспудно, будете сомневаться.

Как можно верить? Как можно верить, если человек не познал самого себя? Пока вы не встретились с реальностью такой, какая она есть, невозможно иметь веру. Вера не приходит через страх, вера не приходит через алчность, вера приходит только через переживание на опыте.

Суфии учат другому взгляду на мир — не основанному на верованиях, но основанному на экспериментах, опыте, выводах, которые естественно приходят в этих экспериментах и опытах. Тогда возникает совершенно иная вера. В ней не подавлены никакие сомнения, она целостна. Она вас не разделяет, она не расщепляет вас. Христиане, индусы, мусульмане и прочие верующие — это расколотые, шизофреничные личности. Шизофрения — одна из самых распространенных человеческих черт. Почему человек шизофреничен? Причину необходимо искать в так называемых религиозных учениях, внушениях.

Когда вы говорите кому-то поверить во что-то, вы создаете в нем невроз, вы создаете разделение. Теперь он никогда не будет одним, он будет двумя. Одна часть, настоящая часть будет сомневаться, а ненастоящая часть, поверхностная часть начнет верить. И этот разрыв будет все увеличиваться и увеличиваться, это разрыв будет всегда создавать сильное беспокойство.

Всмотритесь в свои верования: вы верите в Бога, и посмотрите — вы знаете, что вы сомневаетесь.

Я слышал...

Маленький мальчик вернулся домой из воскресной школы, и его папа спросил: «Чему ты сегодня научился?»

«Ну, — сказал мальчик, — две тысячи лет назад евреи хотели убежать от плохих египтян. Поэтому Моисей распорядился, чтобы евреи построили подвесной мост через Красное море. Потом они обложили его динамитом. Евреи перебежали через этот мост, а когда за ними погнались египтяне, они взорвали мост, и все египтяне утонули».

«Это рассказал вам учитель?» — спросил удивленный отец.

«Нет, — ответил мальчик, — но ты бы ни за что не поверил в ту бредовую историю, которую рассказал нам учитель!»

Мальчик переделал историю.

Все ваши так называемые писания полны вздора. Но вы продолжаете верить, просто потому что вы боитесь, потому что вы не заземлены в своем существе, потому что вы не укоренены в реальности.

Отец был последователем учения «Христианская наука» и всегда носил в кармане копию работ миссис Эдди. В сопровождении своего маленького сына ему довелось пересекать участок земли, где пасся большой козел. Когда они приблизились к козлу, мальчик испугался, отец же приказал ему думать, что животное не может причинить ему вреда. Но мальчик, вспоминая свои предыдущие встречи с козлом, исход которых был не лучшим для него, не стал ничуть смелее.

«Пап, да, ты христианский ученый, — сказал он, — как и я, но козел же об этом не знает».

Реальность никогда ничего не слышала о ваших верованиях, ваших философиях, ваших религиях. Ей совершенно неведом весь тот вздор, который вы продолжаете носить в своей голове. Ей совсем не интересны игры в ваших головах, она проста и бесхитростна. Она не индуска, не мусульманка, не христианка. У нее нет определений, у нее нет писаний, нет пристрастий, нет неприязней. Она просто есть, обнаженная.

Чтобы познать эту реальность, вам придется сорвать с себя все свои верования. Эти верования служат вам одеждой, духовной одеждой — да, это именно то, чем они являются. И из-за этой одежды вы никогда не прикасаетесь к реальности. Нужно быть обнаженным, чтобы иметь возможность коснуться лучей солнца. Нужно быть обнаженным, чтобы ощутить ветер. Нужно быть обнаженным, если кто-то хочет танцевать под дождем и чувствовать, как дождь проливается на его существо и тело. Именно так, нужно быть духовно обнаженным, если кто-то хочет принимать участие в том, чем на самом деле является реальность.

Суфизм — это попытка обнажить вас, снять с вас все системы верований, все слова. Поэтому в суфизме мастер — это не учитель. Мастер скорее похож на ремесленника, на скульптора, на художника, может быть, на плотника, на ткача. Мастер больше похож на того, кто обладает каким-то навыком, которому невозможно обучить словесно, которому можно научиться только через опыт. Поэтому в суфизме нет учителя. Есть мастера, но учителей нет. И в суфизме ученик — это не студент, ученик — это подмастерье.

Обратите внимание на это огромное отличие: мастер — это не учитель, ученик — это не студент. Мастер — это ремесленник, который знает какое-то искусство, у которого есть умение что-то делать, а ученик — это подмастерье, который живет в присутствии мастера, чтобы мало-помалу, медленно, медленно он мог впитывать больше присутствия мастера, мог осознать то умение, которым тот обладает. Это не что-то обычное, что можно передать, потому что это невозможно выразить в словах.

Если вы спросите какого-нибудь великого пловца: «Как ты это делаешь? Ты можешь меня научить? Ты можешь дать мне несколько уроков?» Ему будет трудно научить вас плавать, пока вы будете сидеть в своей комнате. Он попросит вас пойти с ним к реке или в бассейн. Плавание — это искусство, ему невозможно обучить на словах.

Или катание на велосипеде... Вы знаете, как ездить на велосипеде, но если кто-то спрашивает вас: «Объясни это по-философски. Как тебе это удается?» Ни один велосипедист еще не смог этого объяснить. Как тебе это удается? Это умение. Делай это! Вам это удается, но вы не сможете объяснить, каким образом. Единственная возможность — сказать человеку, который задает вопрос, пойти с вами и помочь ему справиться самому, тогда он познает. Но когда он познает, он тоже не сможет передать свое знание словами. Это передается только в действиях.

У суфийского мастера нет учения, он есть учение. Суфийский мастер не философствует о реальности, он обнажает свое сердце перед учеником. Даже если иногда он использует слова, эти слова — только указатели, так же как стрелки на дорожных указателях, просто указатели того, что вам нужно идти и идти. По мере того как ученик становится все более и более сонастроенным с мастером, необходимо все меньше и меньше слов. В конце концов, достаточно просто присутствия мастера.

Мастер учит двумя путями: первый — это его присутствие, и второй, что очень парадоксально, — это его отсутствие. Мастер учит через свое присутствие и через свое отсутствие. В одном смысле он полностью присутствует, каждый момент он целиком здесь. Каждый момент сияет его присутствием, каждый жест, каждое действие наполнены его присутствием. Он всегда здесь и сейчас.

Ученик многому учится в сияющем присутствии мастера. Он учится быть более присутствующим, быть более бдительным, быть более целостным. А с другой стороны, мастер совершенно отсутствует, потому что у него нет эго. В нем больше не существует ничего похожего на идею «Я». Абсолютная тишина, никакого эгоизма, который суфии называют фана. Мастер исчез.

Сначала ученик учится его присутствию, затем постепенно он становится способным войти в его отсутствие.

Это разновидность искусства — быть одновременно присутствующим и отсутствующим. Это величайшее искусство, потому что это величайший парадокс: присутствовать и все же не присутствовать — присутствовать в смысле присутствия, осознанности, сознания и отсутствовать в смысле, что нет «Я», нет эго. Эту пустоту и этот свет, который заполняет пустоту, невозможно передать, выразить в словах. Ученик должен быть с мастером как подмастерье. Он должен ощутить вкус существа мастера.

Эта маленькая притча прольет много света.

Один человек, которому нравилось изучать всевозможные философские системы, написал мастеру-дервишу, Абдул-Азизу из Мекки, спрашивая, не мог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения.

Обращайте внимание на каждое слово. Суфии очень, очень тщательно подбирают слова. Они немногословны, если они и используют слова, то говорят очень лаконично.

Один человек, которому нравилось изучать всевозможные философские системы, написал мастеру-дервишу, Абдул-Азизу из Мекки, спрашивая, не мог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения.

Это то, что продолжают делать миллионы людей под видом поиска и стремления к истине.

Во-первых, есть мирские люди, которые не беспокоятся об истине, которые никогда не ищут и ни к чему не стремятся. Из миллионов этих мирских людей, которые продолжают заниматься несущественными вещами, иногда кто-то становится слегка пресыщен. Видя бесплодность всех вещей, которыми он был занят, он начинает искать истину. Он хочет узнать смысл жизни, кем он является. Но тут же возникает новая ловушка. Ловушка заключается в том, что он может начать всматриваться в писания, в философские системы. Сначала он был потерян в мире вещей, теперь он потеряется в мире мыслей. И второе гораздо опаснее, чем первое! Позвольте мне это повторить, потому что обычно вы думаете, что второе лучше, чем первое. Это не так.

Очень легко пробудиться от первого, потому что это так глупо. Если кто-то по-настоящему глуп и недалек, только тогда он будет продолжать добиваться денег и власти, престижа и респектабельности, он никогда не поймет, что то, чего он ищет, это мусор — если у него по-настоящему тупая голова.

Если же вы немного разумны, если у вас есть хоть немного разумности, этого будет достаточно, чтобы стать бдительными относительно того, что сколько бы денег вы ни накопили, вы неизбежно умрете, и никакие деньги не помогут. Эти деньги не останутся с вами, вы не сможете перевезти их на тот берег. Это такой простой факт... вы можете стать очень уважаемыми, но какой смысл? Если вы при этом не становитесь радостными, какой смысл?

Вы можете встретить очень уважаемых людей, которые абсолютно безрадостны. Вы можете встретить богатых людей, которые ни одно мгновение не праздновали. Вы можете встретить знаменитостей, звезд, но они ничего не знают о праздновании. В действительности, они смотрят в том направлении, которое совершенно бесплодно, бесполезно.

Чего ищет человек, когда он начинает искать славы, когда он хочет стать знаменитостью? Чего он ищет? Этот человек упустил любовь. Он не смог получить любовь ни от одного человека, потому что он сам не смог полюбить ни одного человека. Он не мог дарить любовь, поэтому любовь не текла к нему. Он упустил любовь. Эта радость никогда с ним не случалась. Теперь он живет благодаря заменителю, он живет благодаря уважению людей и славе: «Столько людей знают обо мне!»

Это порочный способ удовлетворения своего желания в любви людей. Но те люди, которые вас знают, не любят вас. Они вас скорее ненавидят. Но даже если они испытывают к вам симпатию, или уважают вас, это не может заполнить ту пустую брешь в вашем существе, ту дыру в вашем существе, которая может быть заполнена только любовью. Это не заменит. Ни один заменитель не поможет. Все заменители сделаны из пластмассы.

Поэтому можно продолжать добиваться известности, денег, власти, но глубоко внутри оставаться очень, очень бедным — ребенком. Человек знает, что он не расцвел, потому что, кроме как через любовь, другого цветения нет. Деньги становятся заменителем, или власть, или престиж. Но это так же, как будто бы вы по ошибке приняли меню за пищу. Вам могут принести прекрасные меню, но они не насытят. Нужна настоящая пища. Настоящая пища означает любовь. И любви одного-единственного человека достаточно, чтобы сделать вас реализованным, — не нужно, чтобы вас любил весь мир. Если вас полюбил один-единственный человек, это уже реализация. И я хотел бы вам сказать, что, даже если вы сами полюбили себя, этого достаточно.

Но вы не любите даже себя, и никто вас не любил, и вы никогда никому не позволяли себя любить — потому что вы не можете отдавать, потому что вы не знаете, как делиться, потому что вы скряга и скопидом. Поэтому вы продолжаете накапливать деньги, деньги становятся вашей возлюбленной, власть становится вашим богом. Или, если вы более разумны, вы от этого со временем откажетесь, но тогда их заменят знания, философии, мысли — гораздо большие иллюзии, чем вещи.

Когда вы гонитесь за женщиной, вы, по крайней мере, очень близки к реальности. Когда вы сильно желаете иметь прекрасный дом, этот дом, по крайней мере, реален, по крайней мере, он материален, реально существует. Но когда вы начинаете блуждать в мире мыслей, грез, проекций, Бога, рая — создаются дворцы из песка, потому что, когда вы только мечтаете и воображаете, вы полностью теряете чувство реального.

Однако слишком часто разумные люди осознают бесплодность мира вещей, но оказываются пойманными в ловушку мира мыслей. Мысли — это ваши изобретения. У вас могут быть прекрасные мысли, но они не принесут реализацию. Если даже вещи не приносят реализацию, как это могут сделать мысли? Даже если вещи оказываются бесплодными, мысли тем более окажутся бесплодными.

Но в случае мыслей есть серьезная опасность — существуют миллионы философских систем, и вы можете бесконечно путешествовать от одной системы к другой. Еще большая опасность, что вы создадите собственную систему — просто выбирая, заимствуя некоторые мысли то тут, то там, вы можете создать свою собственную систему. И тогда реальность не будет оказывать вам вообще никакого сопротивления, потому что реальности нет дела до того, о чем вы там думаете. Никто не обращает внимания на ваши мысли. Это индивидуально, это ваше дело. Это больше никого не заботит, поэтому вы можете продолжать думать и создавать свою систему бесконечно.

Неслучайно великие философы имеют тенденцию сходить с ума. Это не совпадение, что всех великих философов на Западе рано или поздно приходится помещать в лечебницы для психически больных. Когда вы подходите к самому краю мысли, вы утрачиваете всякую связь с реальностью, вы становитесь безумными.

Что такое безумие? Это утрата связи с реальностью, вы оказываетесь так поглощены своими мыслями, что думаете, будто бы они — единственно существующая реальность.

Один человек, которому нравилось изучать всевозможные философские системы, написал мастеру-дервишу, Абдул-Азизу из Мекки, спрашивая, не мог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения.

Итак, прийти к такому мастеру, как Абдул-Азиз, и сказать, что хочешь немного поговорить, затеять беседу, дискуссию с ним, чтобы можно было провести сравнения с другими системами... это абсолютно глупо. Это похоже на ситуацию, когда вы хотите пить, вы читали о воде, прекрасную поэзию о воде, вы видели великолепные картины о воде, а потом вы спрашиваете у реки: «Могу я прийти и немного поговорить с тобой, чтобы я мог сравнить свои мысли о воде с твоими представлениями о воде!» Река просто рассмеется над вашей нелепостью, над вашей глупостью. Вот река, вы просто можете пить и утолить свою жажду.

Спросить мастера, подобного Абдул-Азизу: «Я хочу прийти и поговорить с тобой, чтобы провести сравнения», — это просто верх глупости. Человек приходит к мастеру не для того, чтобы говорить, но для того, чтобы видеть. Человек приходит к мастеру не для того, чтобы дискутировать, потому что дискуссия создает только барьер, она создает туман, и видение становится невозможным — человек приходит к мастеру, чтобы ощутить вкус того, что значит быть реализованным. Человек приходит к мастеру, чтобы сделать глоток из его чаши. Человек приходит к мастеру, чтобы получить возможность видеть сквозь мастера, потому что он стал открытым. Он — окно, он больше не стена. Если вы подойдете достаточно близко, вы можете видеть его глазами, вы можете слышать его ушами, вы можете чувствовать запах его носом, вы можете получить небольшой проблеск от его сердца.

Человек приходит к мастеру, чтобы приблизиться. Он просто просит благословений, ничего больше. На Востоке это давняя традиция, одна из древнейших традиций.

Когда люди с Запада приезжают на Восток, они не могут понять, что происходит. В Индии, или в Иране, или в Аравии люди проделывают путь в тысячи миль, чтобы увидеть мастера, чтобы просто увидеть мастера. Они не зададут ни единого вопроса, они просто приходят. И это тяжелое, изнурительное путешествие. Иногда люди проходят пешком тысячи миль, чтобы просто взглянуть на мастера. Западный ум не может понять, в чем суть. Если вам нечего спрашивать, почему вы идете? Зачем? Западный ум понимает, как вести разговоры, но он забыл, как «быть с». Он знает, как спрашивать, но он забыл, как пить. Он знает интеллектуальный подход, он не знает двери сердца — что есть способ соединяться и взаимодействовать за пределами слов, что есть способ соучастия за пределами слов. Поэтому люди с Запада всегда были озадачены людьми Востока, которые проходят пешком тысячи миль, проделывают долгий, изнурительный путь, нередко опасный, и наконец приходят к мастеру, чтобы просто коснуться его стоп и попросить его благословений. Потом они уходят удовлетворенные, счастливые.

Многие люди спрашивали меня, почему, когда я даю саньясу людям с Запада, я разговариваю с ними, а когда даю саньясу индийцам — нет. В чем дело? Меня не интересуют индийцы? Почему я не говорю с индийцами? Почему я не пытаюсь передать что-то посредством языка?

Причина не в том, что меня не интересуют индийцы, причина в том, что индийцы знают, как «быть с». Иногда я говорю с индийцем, который практически вестернизировался, а иногда я не говорю с человеком с Запада, если чувствую, что у него восточное сердце. Бывает по-разному. Когда приходит кто-то с Востока, он приходит по совершенно иной причине. Он приходит только для того, чтобы несколько секунд побыть здесь со мной. Эти секунды — великая радость. Он не принес с собой вопроса, он принес поиск! Вопрос поверхностен, поиск — вот настоящее. Вопрос — в голове, поиск — в сердце. «О чем спрашивать? Что такое можно спросить, чего я не могу понять, глядя в ваши глаза? Что такое можно спросить, чего я не вижу, когда вы входите в мое поле зрения? И зачем впустую тратить время, спрашивая о бесплодных вещах — существует, например, Бог или нет?»

На протяжении веков Востоку был известен другой вид, другое качество общения — единение. Человек приходит, касается стоп, кланяется, смотрит на мастера, просто вдыхает воздух, окружающий мастера, — просто аромат — и чувствует себя удовлетворенным. Он пришел, чтобы увидеть, что невозможное случается. Он слышал, что это случалось во времена Будды, он слышал, что это случалось во времена Мухаммеда, он слышал о великих мастерах, таких как Абдул-Азиз, он слышал великие истории — и он хочет видеть, бывает ли это и сегодня, по-прежнему ли жив будда, возможно ли еще найти человека такого же качества, как Мухаммед, чтобы писания снова оказались правдивыми. Каждый мастер продолжает снова подтверждать правдивость, каждый мастер снова и снова является свидетелем вечной истины — что истину можно постичь.

На Востоке люди путешествуют, они совершают длительные путешествия, просто чтобы увидеть собственными глазами — потому что сейчас невозможно увидеть Будду. Прошло двадцать пять веков, это далекое прошлое, это часть истории, вы можете об этом только читать. Вы не можете сейчас увидеть Кришну, он — миф. На Востоке люди хотят увидеть кого-то, кто сейчас является Кришной, или Буддой, или Мухаммедом, или Христом. Они хотят посмотреть в его глаза, чтобы снова получить уверенность, чтобы снова обрести веру в то, что это все еще случается, что Бог еще не покинул этот мир, что это не просто легенды и предания, что это продолжает быть частью реальности.

Я слышал...

Однажды вечером несколько хасидов-учеников ребе Хаима сидели вместе в его Доме Учения и рассказывали друг другу истории о старых мастерах — цадиках — преимущественно о Бааль Шем Тове.

Бааль Шем Тов — основатель хасидизма, одна из величайших душ, когда-либо ступавших по земле...

Да, это прекрасно, это один из самых восхитительных опытов в жизни — говорить о людях, которые постигли, рассказывать о них истории. Это то, что на Востоке мы называем сатсанг — беседы о Боге, божественных людях, беседы о тех, кто постиг. Небольшие истории, притчи, рассказы, которые волнуют ваше сердце, которые помогают вам спеть песню, которые заставляют вас осознать неизвестное, находящееся совсем неподалеку, которые наполняют вас желаниями и стремлениями к Богу, которые заставляют вас чувствовать, что сверхчеловеческое случалось с людьми в прошлом, и возможно, что это случится также и с вами. В хасидизме это одна из основных вещей — говорить о мастерах, наслаждаться, почитать и получать питание в этих беседах — так же как в суфизме и в дзен. Все эти старые истории... Эти истории накапливаются и с течением времени становятся все более и более утонченными. В них все меньше от исторического факта и все больше от сущностного Богоявления.

И вот, в таких рассказах незаметно прошла половина ночи.

Потом один из них рассказал еще одну историю о Бааль Шем Тове. Когда он закончил, другой вздохнул из глубины сердца. «Увы, — сказал он, наполовину для самого себя, — где же нам найти такого человека сегодня?»

Да, когда вы слышите о Кабире, Нанаке, Даду, когда вы слышите о Мирабай, когда вы слышите о Мансуре, когда вы слышите о Джалаледдине Руми, Омаре Хайяме, естественно, что из вашего сердца высвободится вздох, и вы скажете: «Увы! Где же нам найти такого человека сегодня?»

На Востоке люди путешествуют именно по этой причине. Если они слышат, что где-то появился мастер, они отправляются в путь. Люди очень бедны, у них часто недостаточно денег для путешествия. Они годами копят деньги, просто чтобы отправиться к месту паломничества, где они смогут найти того, кто достиг. На Востоке, чтобы помочь таким бедным людям, мы организовали некое собрание. Вы, должно быть, видели, как это происходит на празднике кумбха-мела в Аллахабаде.

Страна бедна, и миллионы людей не могут посещать мастеров в разных местах, поэтому в прошлом было решено, что мастера периодически будут собираться вместе в одном месте, чтобы вся страна могла приехать туда — потому что бедным людям трудно искать мастеров по всей стране. Из сострадания мастера решили, что они будут собираться в одном месте, чтобы вся страна могла приехать к ним. Миллионы людей приезжают на кумбха-мелу, потому что они могут там увидеть многих святых, многих мудрецов.

Эта идея была невероятно полезной — но теперь это только идея. Больше нет такого количества мудрецов. Все еще есть мастера, но не как в древние времена. Что-то так сильно изменилось в мире, что люди больше не ищут Бога, или все меньше и меньше людей ищут Бога. Бог стал почти неуместным, люди проходят мимо него. Люди так безразличны к Богу, что они даже не против него, они ни за, ни против. Они говорят: «Ладно, не тратьте зря время. Не говорите о бесполезных вещах». Их даже не интересует отрицание. Впервые в мире теисты и атеисты одновременно стали неуместными. Мир стал безразличен и к тем, и к другим.

«Увы, — сказал он, наполовину самому себе, — где же нам найти такого человека сегодня?»

В то же мгновение они услышали шаги, спускающиеся по деревянной лестнице, которая вела в комнату ребе Хаима. Дверь отворилась, и на пороге появился ребе Хаим в короткой куртке, какую он обычно носил по вечерам. «Глупец, — сказал он мягко, — он присутствует в каждом поколении». Потом он закрыл дверь и ушел вверх по лестнице. Ученики сидели в молчании.

Да, мастера есть всегда — иногда больше, иногда меньше. Это зависит от восприимчивости определенного века, от восприимчивости определенного сознания, от восприимчивости времени. Но никогда не бывало так, чтобы их не было вовсе. Больше их или меньше, верно, но они есть всегда. По природе вещей не может быть так, чтобы из миллионов человек не было хотя бы одного, кто бы не постиг Бога.

Поэтому, когда появляется хоть один мастер, тут же распространяются слухи, и люди пускаются в путешествие. Но они едут, чтобы увидеть собственными глазами, они едут, чтобы дотронуться. Они хотят почувствовать, каково это — прикоснуться к человеку, постигшему Бога. Они хотят иметь конкретный опыт. Они хотят, чтобы Бог был осязаемым, видимым, а Бог неосязаем и невидим. Очень редко случается так, что он нисходит в человека. Только когда человек становится абсолютно пустым, Бог нисходит в него, тогда он становится осязаемым, видимым. Вы можете посмотреть в его глаза, вы можете подержать его за руку, вы можете прогуливаться с ним, можете сидеть рядом с ним. На Востоке люди приходят не для того, чтобы говорить, но чтобы слушать, не говорить, но видеть, не говорить, но чувствовать.

Должно быть, этот человек был очень, очень западным человеком — изощренным, образованным в области философии. Он написал Абдул-Азизу, смог бы тот поговорить с ним, чтобы провести сравнения. Какие сравнения? С кем?

Ни один мастер не сравнится ни с каким другим мастером. Каждый мастер так уникален, что он несравним. Вы не можете сравнивать Будду с Мухаммедом. Если вы начнете сравнивать, это будет чистой глупостью, и к какому бы выводу вы ни пришли, он будет неверным. Вы даже не можете сравнивать Будду и Махавиру — хотя они оба были современниками и жили в одной провинции, ездили по одним и тем же городам, иногда останавливались в одном и том же городе и однажды остановились даже в одной дхарамсале, но и их вы не можете сравнивать. Они находятся на разных полюсах. Махавира — это Махавира, Будда — это Будда. Они настолько уникальны, что не существует ни одного пункта для сравнения! Если вы начнете сравнивать, вы упустите всю суть, вы упустите их реальность. Эта реальность уникальна. Мастеров невозможно сравнивать.

Но если вы всмотритесь в них без какого-либо сравнения в своем уме, вы обнаружите одну и ту же реальность — отсюда даршан, лицезрение. Даршана мастера достаточно. Достаточно его увидеть. Вам следует смотреть глубоко в его существо — не думая о том, чтобы сравнивать, без предрассудков, без каких-либо заранее заготовленных идей; спокойно, без мелькающих в вашем уме мыслей, без суеты. Вам следует просто смотреть в него, и тогда вы удивитесь. Мастера уникальны в своем проявлении, но они едины в своем глубочайшем центре. Будда, Махавира, Кришна, Христос, Лао-цзы, Заратустра — все они едины в своем глубочайшем центре. Их внешняя сторона совершенно уникальна, их центр един. Но чтобы увидеть центр, вам придется быть абсолютно спокойными.

Но этот человек говорит: «Я хочу провести сравнения». Если вы хотите провести сравнения, как вы можете быть спокойными? Если вы хотите провести сравнения, вам придется нести с собой все те мысли, которые вы хотите сравнить. Вам придется нести все свои писания, свою память. Вам придется иметь логические критерии о том, как сравнивать. Вам придется нести шкалы для сравнения. Вы будете так обременены своей идеей сравнения, что не сможете видеть реальность.

Каждый мастер так уникален, и все же он олицетворяет универсальное.

...Дервиш отправил ему бутылку, наполненную маслом и водой, и фитиль. В посылку было вложено это письмо...

Суфии известны тем, что делают такие вещи, вещи, которые на поверхности выглядят абсурдно. Человек спросил одно, а мастер делает что-то другое. Человек хотел приехать к нему, чтобы получить философское понимание о том, в чем заключается его послание, чтобы сравнить его с другими системами и решить, какая из них лучше, какая настолько хороша, что ей стоит следовать.

Но этот странный Абдул-Азиз:

...отправил ему бутылку, наполненную маслом и водой, и фитиль. В посылку было вложено это письмо...

Все писания, как говорят суфии, похожи на это письмо. В них есть определенные инструкции, но не догмы. Они содержат только инструкции. Если вы будете следовать этим инструкциям, для вас откроется дверь. Но это не теории, в которые необходимо поверить. Они просто как самоучители — пособия, руководства по эксплуатации. Они не проповедуют никакой философии, они просто дают вам инструкции: «Делай это, и случится это. Делай то, и случится то. Не делай этого, иначе случится вот что».

Будда говорил: «Вся моя забота состоит в том, чтобы дать вам несколько инструкций, благодаря которым вы сможете прийти к буддовости. Если вы спросите что-то другое, меня это не интересует». И он говорил: «Я — инструктор. Я просто даю вам некоторые инструкции. Следуйте этим инструкциям, и произойдет то-то и то-то. Я ничего не говорю об истине, я лишь говорю о пути — о том, как ее достичь. Следуйте этому пути, и вы достигнете истины. А истина неопределима. О ней ничего нельзя сказать».

Суфии говорят, что все настоящие писания не являются философскими, они лишь инструктируют. Они просто дают несколько инструкций, как это письмо.

«Дорогой друг, если ты поместишь фитиль в масло, ты получишь свет, поднеся огонь. Если ты выльешь масло и поместишь фитиль в воду, ты не получишь света. Если ты взболтаешь масло с водой и затем поместишь в них фитиль, ты получишь шипение и брызги. Нет нужды проводить эксперимент посредством слов и визитов, если это можно проделать с такими простыми материалами, как эти».

Должно быть, тот философ лишь посмеялся над столь нелепым письмом. Что за вздор несет этот Абдул-Азиз? И что все это значит? Он спросил об одном, а Абдул-Азиз посылает бутылку, наполненную маслом и водой, и фитиль. Абсурд!

Всякий раз ответ мастера будет выглядеть абсурдным, потому что вы не можете понять его значение. Сначала попытайтесь понять, каково его значение.

Первое, что он говорит: «Не нужно приходить ко мне. Зачем так далеко ехать? Если ты действительно хочешь увидеть реальность, она внутри тебя. Просто проделай несколько экспериментов. И ты войдешь в себя, и там ты найдешь также и меня!»

Недавно один саньясин сказал мне: «Мне очень трудно сдаться тебе». Я понимаю. Всегда очень трудно сдаваться. Но я сказал ему, что это трудно из-за того, что он не понимает. Сдаваясь мне, вы на самом деле сдаете свою фальшивую личность своему настоящему «Я». Я в этом никто, это просто предлог. Посредством меня исчезает ваша фальшивая личность, и вы достигаете своего настоящего «Я». Если вы можете сделать это напрямую, если вы можете срезать путь, делайте, но если это невозможно, тогда вы можете сделать это при помощи меня. Мастер — это всего лишь вспомогательное средство. Когда мастер говорит: «Сдайся мне», он не имеет в виду сдаться ему. Он просто подразумевает: «Чем бы ты ни был прямо сейчас, это не настоящий ты. Отложи в сторону все фальшивое представление о себе, отдай его мне. Отдай яд мне!»

Отдавая свое фальшивое, ты становишься настоящим. А настоящее никогда нельзя отдать, поэтому мастер и не беспокоится по поводу настоящего. Настоящее никогда нельзя отдать, не существует способа отдать его. Отдать можно только ненастоящее. Или позвольте мне сказать еще так: вы можете отдать только то, чего у вас на самом деле нет, вы не можете отдать то, что у вас есть на самом деле. Вы не можете отдать то, чем вы являетесь, чем вы на самом деле являетесь. Это невозможно отдать. Вы можете отдать только то, во что вы поверили, что это вы, хотя этим не являетесь. Мастер забирает только ложное.

Когда вы приходите к мастеру, вы на самом деле приходите к себе. И это должно быть критерием, чтобы судить, пришли ли вы к настоящему мастеру, или вы теряете время с лжемастером, фальшивкой. Если мастер пытается взять верх над вашей реальностью, тогда будьте настороже. Этот человек ваш враг. Но если мастер забирает вашу нереальность и помогает вашей реальности вырасти в вашу уникальность...

Настоящий мастер всегда отбрасывает вас к самим себе. Да, он отберет все, что не реально, он вырвет все, что не реально. Он вырвет из вашего существа все сорняки, чтобы могли вырасти розы. Но он не будет вырывать розы, розы невозможно вырвать. Невозможно отдать свою суть. Это не может случиться, этого нет в природе вещей.

Мастер посылает ему простое письмо с очень нелепой вещью: бутылкой с маслом и водой и фитиль. Итак, сначала постарайтесь понять, что он имеет в виду.

Если бы тот человек на самом деле был немного разумным, он бы понял, но история об этом не упоминает. Так что наверняка он ничего не понял, иначе это говорилось бы в истории. Должно быть, он рассмеялся над глупостью этого человека, Абдул-Азиза, должно быть, он подумал: «Хорошо, что я все же не поехал, это было бы напрасно». Должно быть, он сказал другим людям: «Посмотрите! Этот глупый человек делает вид, что он мастер. Я спросил об одной умной вещи — сравнении его философской системы с моей системой и другими системами — и вот что он присылает в качестве ответа. Этот человек либо безумец, либо дурак!»

Сначала постарайтесь понять, в чем заключается послание Абдул-Азиза:

«Дорогой друг, если ты поместишь фитиль в масло, ты получишь свет, поднеся огонь... первое. Второе: если ты выльешь масло и поместишь фитиль в воду, ты не получишь света. Третье: если ты взболтаешь масло с водой и затем поместишь в них фитиль, ты получишь шипение и брызги».

Сначала необходимо понять эти три вещи.

Человек — это троица: тело, ум, душа — и то, что символизирует троица. Бутылка символизирует тело, вода символизирует ум, а масло символизирует особое медитативное состояние ума. Поэтому у ума есть две возможности: либо он может быть водой, либо он может быть маслом. Если в нем есть мысли — это вода, если в нем нет мыслей — это масло. А душа — это огонь. Вот эти три вещи.

У нас есть бутылка, и есть возможность наполнить ее либо маслом, либо водой. Это две возможности ума. Ум с мыслями становится водой — тогда вы можете сколько угодно подносить к ней огонь, но так и останетесь в темноте. Поэтому вы живете во тьме, ведь ваш ум — это вода, поэтому огонь все время гаснет.

Когда ум слишком наполнен мыслями, дух исчезает, огонь исчезает, души больше нет. Пока тело не наполнится не-умом, пока тело не наполнится безмысленностью, умом без мыслей, вы не будете просветленными. Как только ум перестает быть водянистым, как только мысли исчезли, и появились тишина, чистота, невинность, он становится маслом — и внезапно вы замечаете, как вспыхивает свет. Огонь уже есть — необходимо только масло. Есть бутылка, есть огонь, но между ними двумя — вода. А с водой огонь никак не возможен. Вот вы и живете без огня и без света.

Абудл-Азиз говорит: «Если ты поместишь фитиль в масло...» Помните: в масло. Если душу поместить в масло — в медитативное состояние, в самадхи — вы получите свет. Исчезнут неприятности, вы станете просветленными. Так что не беспокойтесь о том, чтобы приходить сюда или ехать куда-то еще. Сделайте простую вещь: позвольте уму исчезнуть, позвольте возникнуть не-уму. Если тело и душа соединены не-умом, в них возникает гармония. И тут же — песня, танец, празднование. Появляется радость, непреходящая радость, то, что индуисты называют сатчитананд — истина, сознание, блаженство — все это.

Как только ваша троица оказывается в гармонии... Если эта троица не в гармонии, вы будете оставаться во тьме. Если ум бесконечно порождает все больше и больше мыслей, вы переполнены водой. Это состояние мирского человека, человека, который непрестанно думает, день и ночь, изо дня в день, от рождения до смерти — он непрерывно продолжает думать. Он живет без огня, он живет без света, он живет без радости. По сути, он живет очень мертвой жизнью.

Или же есть другая возможность: состояние так называемых религиозных людей, ино-мирских людей. У вас может возникнуть смесь ума и не-ума. Тогда вы достигнете уровня шипения и брызг. То есть иногда у вас могут случаться какие-то проблески, но они быстро пройдут. Ничто не останется по-настоящему вашим. Как сны, они будут приходить и уходить.

Ум может иметь эти три состояния: обычное состояние размышлений, редкое состояние созерцания... Это состояние созерцания: смесь из воды и масла. И на Западе люди никогда не искали за пределами созерцания. Все их слова для обозначения дхьяны и зикра означают только созерцание, даже слово «meditation» просто означает думать лучше, «to meditate». Созерцание означает думать лучше, но думание остается. Оно просто становится более концентрированным, менее беспорядочным. У него появляется направление, у него появляется цель. Оно уже не хаотично, у него есть какая-то цель и смысл, но оно все равно остается думанием. Оно уже не настолько нелепо, потому что в него проникает что-то от не-ума, но это только «что-то». Вода и масло смешиваются. Но в результате — лишь шипение и брызги. Да, возможны редкие всполохи огня, но чаще всего — лишь шипение.

Это то, что произошло с христианскими святыми. Их переживания Бога не похожи на переживания Мансура, или Абдул-Азиза, или Будды. Их переживания Бога — лишь проблески, они появляются и тут же исчезают. Они, конечно, лучше, чем ничего, но они ничто в сравнении с тем опытом, который приходит и никогда больше не уходит, они ничто в сравнении с просветлением.

Так что вот эти три возможности: либо смесь воды и масла, либо только вода, либо только масло. Мирской человек остается с водой, религиозный человек остается со смесью, а духовный человек видит суть и наполняет свое существо не-умом, дхьяной, осознанностью без мыслей, сознанием без содержимого. Он просто бдителен, не бдителен к чему-то в особенности, просто бдителен. Он пробужден.

Эта пробужденность — все, что необходимо сделать. В этом — послание Абдул-Азиза: но вы должны его расшифровать. И мне жаль того человека, которому Абдул-Азиз его послал. Не думаю, что он смог его расшифровать, иначе это упоминалось бы в истории — так строятся истории в суфизме и в дзен. Если что-то случается, они обязательно об этом упоминают, это необходимо упоминать. Но наша история ничего о таком не говорит.

«Дорогой друг, если ты поместишь фитиль в масло, ты получишь свет, поднеся огонь. Если ты выльешь масло и поместишь фитиль в воду, ты не получишь света. Если ты взболтаешь масло с водой и затем поместишь в них фитиль, ты получишь шипение и брызги. Нет нужды проводить эксперимент посредством слов и визитов, если это можно проделать с такими простыми материалами, как эти».

Суфизм экзистенциален, экспериментален, основан на опыте. Он настаивает на том, что Бога можно познать простыми методами, что нет нужды философствовать.

Ко мне много раз приходили люди, осведомленные люди, и говорили — в особенности индийцы: «Какой смысл танцевать? Как можно постичь бога, танцуя?»

Танец — это эксперимент, эксперимент, чтобы привести ваше тело, ваш ум, вашу душу в гармонию. Танец — это одно из самых ритмичных явлений. Если вы по-настоящему танцуете, вы создаете такое единство, на которое не способна никакая другая деятельность. Например, если вы сидите, тело не используется, используется лишь ваш ум. Если вы очень быстро бежите — скажем, ваша жизнь в опасности — тогда, напротив, вы используете только тело, но вам уже не до ума.

В танце вы не сидите и не бежите, спасая свою жизнь. Это движение, радостное движение. Тело движется, энергия течет, ум движется, ум течет. И когда эти две вещи текут, они растворяются друг в друге. Вы становитесь психосоматичными. Происходит нечто алхимическое.

Поэтому вы видите особую благодать на лице танцора, она алхимическая — встреча тела и ума, их слияние, так что тело и ум становятся одним звучанием, одним ритмом, одной гармонией. К этой гармонии присоединяется и третья сторона — душа. Ведь душа может проникнуть в ваше существование, только когда ваши тело и ум больше не конфликтуют, когда ваши тело и ум сотрудничают, когда ваши тело и ум пребывают в глубокой любви, в объятиях, обнимают друг друга... вот что случается в танце. Только тогда вы обнаруживаете свою третью сторону, душу. Когда тело и ум по-настоящему гармоничны, когда два больше не два, появляется третье. Впервые вы становитесь троицей, тримурти. Это три лика Бога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.