Глава 1. Сновидческое путешествие на север

Глава 1. Сновидческое путешествие на север

Я всегда возвращаюсь к Тайне…

И я думаю, что в мире нет ничего, кроме Тайны.

Кеннет Пэтчен, «Я всегда возвращаюсь сюда»

Безоблачное небо прочертили острые языки северного сияния. Зеленые и багровые вспышки представляли собой немое торжество движущегося цвета над застывшей тундрой, простершейся перед нами до самого горизонта. Полозья нарт со странным жужжанием скользили по снежной целине. Десять лаек тащили наши нарты с молчаливым упорством. Еще недавно псы весело лаяли и повизгивали, но теперь они устали. И хотя несколько месяцев назад я уже ездила этим путем, не будь со мной Джули – ученицы Руби Много Вождей, молодой женщины из племени кри, бы весьма не по себе.

От непрерывного северного ветра мое лицо окоченело; снежинки хлестали меня по щекам. Я отвернулась, и на меховой оторочке капюшона моей парки образовался толстый снежный обруч. Косо торчащие из сугробов спящие деревья даже в наступивших сумерках казались серыми и унылыми и едва отбрасывали тени. Случайный красный отблеск неба то и дело отплясывал на стволе какого-нибудь большого дерева жутковатый танец, будто бы залетевший сюда из другого времени года, после чего все вновь возвращалось к серой безликости.

И Джули, и я одной ногой стояли на , другой при этом отталкиваясь сзади. Для Джули это было привычным делом, для меня же непосильным трудом. Спустя какое-то время нарты стали идти рывками и движение замедлилось. Почувствовав, что собаки устали, Джули остановила упряжку.

Мы присели на корточках под сугробом, прижавшись друг к дружке. Джули достала жестянку с сухим горючим и подожгла его зажигалкой. Не снимая рукавиц, мы протянули руки к огню. Затем Джули достала охотничий нож и стала нарезать мороженую рыбу. Она протянула мне большой кусок. Я жадно набросилась на первую за много часов пищу, не обращая внимания на ее непривычный вкус и вид, преисполненная благодарности за возможность поесть и отдохнуть. Джули взглянула на небо, определяя наше местоположение. Вдалеке зловеще громоздились тучи, предвещая пургу.

Джули повернулась ко мне, озорно улыбаясь. Ее смуглое двадцатитрехлетнее лицо было прекрасно.

– Ты выбрала неплохое время для путешествия на Се вер, – сказала она, указав на приближавшуюся к нам темную громаду облаков.

– Что тебе помешало дождаться весны?

Я почувствовала, как мое и без того раскрасневшееся от мороза лицо заливается краской. Я понимала, что поехать в Канаду в самую суровую пору было просто безумием.

– Так было нужно, – ответила я.

– Но почему? – спросила Джули, кутаясь в котиковую парку по самый нос. Все еще тяжело дышавшие собаки сбились в кучу, спасаясь от холода. Леденящие порывы ветра топорщили серую с белым шерсть на их загривках. Я повернулась к Джули, соприкоснувшись с ней оторочками капюшонов. Мой голос производил странный отзвук.

– Всего неделю назад я сидела в прекрасном саду в Санта-Барбаре и пила чай со своей подругой Сириной. Был по-летнему теплый день.

Глаза Джули округлились.

– Ты хочешь сказать, что променяла тепло на поездку сюда?

Налетевший порыв ветра был таким холодным, что я едва могла произносить слова.

– Мне нужно было увидеть Агнес, – с трудом выговорила я.

Джули хмыкнула.

– Мне казалось, что ты встречалась со многими индейцами…

Мы расхохотались.

– Со мной случилось вот что, – сказала я. – Всякий раз, когда я протягивала руку к своей чашке, на нее садилась большая бабочка-данаида. Поначалу это меня раздражало, так как мешало пить чай.

– А потом?

– Бабочка стала садиться мне то на нос, то на лоб. Сирину стал разбирать смех, как вдруг бабочка снялась и полетела на север. Я протянула к ней руку, и она, вернувшись, уселась мне на палец. Это было так здорово! Ее большие черно-оранжевые крылья то разворачивались, то снова скла дывались. Тонкие ее лапки, казалось, приклеились к моему пальцу. Мы долго смотрели друг на друга, пока она снова не улетела на север и не исчезла из виду.

– Но здесь зимой не бывает никаких бабочек, – сказала Джули.

– Да, я знаю.

– Да и вряд ли она полетела бы на север в это время года.

– Именно поэтому я и решила все о ней разузнать.

– По-твоему, это был магический знак?

– Ну конечно! Не думаешь ли ты, что я приехала бы за две с половиной тысячи миль в этот холод ради чего-то еще?

Джули пожала плечами.

– Понятно. Хотела бы я получить от этой силы знак, приказывающий мне ехать во Флориду!

Мы вновь расхохотались и обнялись. Джули поднялась, прикрикнула на собак, и мы не мешкая двинулись дальше. К собакам вернулся прежний задор, и они усердно бежали впереди нас. Солнце садилось, так что нарты скользили теперь легче.

Мы обогнули покрытый настом бугорок, сверкавший в гаснущем свете подобно темному кристаллу. Как только солнце опустилось за горизонт, ветер внезапно стих и заснеженное плато погрузилось в глубокое безмолвие. Во мне стало расти беспокойство, что ночь застанет нас прежде, чем мы доберемся до хижины Агнес Быстрой Лосихи. Я уже была готова поделиться своими опасениями с Джули, как тут мы увидели вдалеке тоненькую струйку дыма, извиваясь, поднимавшуюся в вечернее небо.

Мы толкнули друг друга локтем и засвистели, не обращая внимания на растрескавшиеся губы. Замерзшиещеки не позволяли мне улыбнуться. По мере нашего приближения хижина стала лучше различима; она напоминала большой заостренный сугроб. Следующие полчаса мы потратили на то, чтобы откопать вход и в потемках накормить изголодавшихся собак мерзлой лосятиной. Затем мы сложили нарты и упряжь и привязали на ночь собак. От изнеможения мы не могли издать и звука.

Когда мы, притопывая заледеневшими унтами и отряхивая снегс парок, вошли в хижину, я увидела, что, хотя, в печке горел огонь, самой Агнес дома не было. Негнущимися пальцами я зажгла лампу и присела на деревянный стул у печки. Изо рта у меня еще шел пар, щеки, оттаивая, увлажнялись. Я подбросила в печку несколько поленьев. Окна хижины изнутри напоминали подслеповатые глаза, устремленные в раскинувшуюся снаружи пустыню. Завывал ветер, старые бревна хижины скрипели и стонали.

Джули присоединилась ко мне. Мы сидели в оцепенении, протянув руки к огню. Никто из нас не проронил ни слова. Исходившее от печки тепло было поистине живительным. Сквозь ее открытую железную дверцу были видны языки пламени и тлеющие угли, приковавшие мой взгляд. Спустя какое-то время я заметила на бревенчатой стене справа от себя перпендикулярную тень, раздувавшуюся и дрожавшую в мечущемся свете печки. Обнаружив источник этого странного явления, я на миг пришла в замешательство.

– Джули, – спросила я, это ведь не иначе как посох Рыжего Пса?

– Да, это он, – ответила она срывающимся голосом. – Я не могу на него смотреть, он пугает меня!

– Но откуда он здесь взялся?

– Кто его знает, – ответила Джули, отводя глаза. Ее всю трясло от страха. – Откуда мне знать, – повторила она извиняющимся тоном. – Наверное, Рыжий Пес где-нибудь поблизости.

Я на миг задумалась о Рыжем Псе, колдуне, человеке, множество раз подвергавшем мою жизнь опасности. Много лет назад он пытался убить меня этим самым посохом. Мы воевали с ним не на жизнь, а на смерть по поводу украденной свадебной корзинки. Благодаря всему тому, чему я научилась у Агнес Быстрой Лосихи, я смогла разыскать ее и вернуть Агнес – ее законной владелице. И теперь, как и всякий раз, когда я предпринимала поездку на Север, меня ни на мгновение не покидал страх того, что Рыжий Пес вновь появится в моей жизни. Я знала, что он не успокоится, пока я не окажусь лишена своей силы.

– Ты ведь думаешь о Рыжем Псе, не так ли? – спросила Джули, прервав течение моих мыслей.

– Да, о нем.

Джули прикоснулась к моей руке; ее собственная рука дрожала.

– Все в порядке, Джули, – сказала я. – Давай рассмот рим его поближе.

С дрожью в спине я стала приближаться к посоху. Рассмотрев его, я поняла, что это был вовсе непосох Рыжего Пса, а простая палка, предназначенная для растопки печи. Что это было? Отражение моих собственных страхов? Или же этот обман зрения был на совести Рыжего Пса? Быть может, он просто хотел таким образом напомнить нам о своем существовании.

– Это все из-за холода, – сказала я Джули. – Это всего лишь дрова.

Я взяла злосчастную палку и протянула Джули. Она рассмотрела ее и вдруг швырнула в огонь, пачкая руки сажей.

– Вот что я думаю о Рыжем Псе, – сказала она.

Я осмотрелась вокруг и отметила, какой уютной и своеобразной была хижина. Северное окно было занавешено шерстяным одеялом, на кровати лежало несколько оленьих шкур. Многочисленные щели в стенах были законопачены скомканной бумагой. Со стропил до сихпор свисали привычные сушеные травы и куски вяленого мяса. Магический щит Агнес по-прежнему висел над ее комодом, дощатый пол был покрыт многочисленными красными, черными и серыми дейскими циновками с юга. Я отчетливо слышала, какой м производит мое перемещение: в заваленной снегом хижине каждый звук многократно усиливался.

Я провела здесь столько счастливых часов в обществе Агнес. Ни разу не случалось так, чтобы она не встретила меня по приезде. У нее всегда была наготове интересная история, под которую мы коротали длинные вечера. Мне ни разу не представлялась возможность как-либо связаться сней, чтобы предупредить о своем приезде, но всякий раз она каким-то образом о нем знала. Ее отсутствие глубоко взволновало меня. Мы разминулись, и я теперь не знала, что делать. Ни разу мне не случалось приезжать сюда посреди зимы, и я начала беспокоиться, не совершила ли я ошибку. Некий неодолимый инстинкт побуждал меня отправиться в путь, но стояла зима и все – мои мать и дочь, семейство Джули – предостерегали меня от поездки.

– Линн, смотри! Джули обнаружила на раковине записку, написанную на буром бумажном пакете. Я рывком поднесла ее к лампе. После приглашения располагаться, там сообщалось, что Агнес спешно вызвали в Черчилл.

– Черчилл! Это ведь так далеко отсюда! Когда же она сможег вернуться? – встревожилась я.

– Смотри, что она еще пишет, – сказала Джули, ткнув пальцем в записку. В записке говорилось, что Агнес знает о моем приезде и оставляет мне ценный подарок на дереве бабочек, растущем на конском пастбище.

«Помни, что полет вечен. Наслаждайся им, а я вернусь, как только смогу. Мысленно с тобой, Агнес».

Мы проснулись спервыми лучами солнца. Свет струдом проходил сквозь обмерзшие и заснеженные окна. Мы наскоро подбросили дров в печку и быстро забрались обратно в спальные мешки. Одевшись внутри мешков, мы подождали, пока хижина чуть прогреется, после чего Джули отправилась к собакам, а я стала топить снег на чай и поддерживать огонь.

За чаем с вяленой олениной я несколько раз перечитала записку, что оставила мне Агнес. В моей душе нарастало предчувствие чего-то необычного.

– Пойдем, Джули, – сказала я. – Я хочу посмотреть, что Агнес оставила мне у дерева. Интересно, почему она оставила это там? Наверное, это что-то большое.

Джули улыбнулась и одним глотком допила чай. Спустя совсем немного времени мы, обув снегоступы, тяжело шлепали сквозь сугробы к пастбищу. За нами тянулась цепочка огромных следов, похожих на следы снежного человека. Было яркое солнце, и снег слепил глаза. Я подивилась тому, насколько изменилась эта местность. Некогда покрытое буйной растительностью, кишевшее насекомыми, птицами и зверьми пастбище было теперь пустынным. Всюду, сколько хватал глаз, было белым-бело.

Так мы шли минут пятнадцать, пока не увидели наконец дерево бабочек. Меня поразило, насколько по-иному оно выглядело теперь по сравнению с прошлым разом, когда мы, беседуя, гуляли здесь с Агнес. Тогда я была просто-таки ошеломлена. Дерево было покрыто бабочками-данаидами. Оно, казалось, дышало от их шевеления. Бабочек было так много, что за ними не было видно даже самых больших ветвей. Никогда прежде я не сталкивалась ни с чем подобным.

Мне захотелось остановиться и понаблюдать за бабочками, но Агнес настояла на том, чтобы мы немедленно покинули это место. Она сказала, что это колдовское дерево, стремящееся завладеть определенными частями моего тела. Когда я высказала предположение, что Агнес просто хочет напугать меня, она рассердилась и сказала, что одна из ветвей этого дерева в любой момент может отхватить мою ногу и что я буду выглядеть довольно странно, прыгая к хижине на одной ножке. Я рассмеялась, но одновременно ощутила некое щекотание в правой ноге. Агнес наотрез отказалась что-либо рассказывать о дереве бабочек, но взяла с меня обещание (которое я с готовностью дала) никогда не смотреть на дерево бабочек в ее отсутствие дольше нескольких минут. До самого отъезда мне удалось тогда никак не соприкасаться с этим деревом.

Глядя на него теперь, когда мы с Джули пришли сюда через снежное поле, я удивилась тому, что эта лишенная листьев громада когда-то так меня напутала. С другой стороны, в этой северной сгране случилось столько необъяснимого. В животе у меня защемило.

– Джули, но я ничего не вижу! – воскликнула я. На ветвях дерева не было ничего, что можно было бы счесть оставленным для меня предметом. За несколько метров до дерева меня начало трясти, я стала двигаться еще более осто рожно. Примерно на высоте своего плеча я рассмотрела зи явшее в стволе дупло.

Мы несколько раз обошли вокруг дерева, раскапывая ногами снег в надежде, что мой подарок скрывается там.

– Похоже, Агнес спрятала его, – сказала Джули. – Может, в дупле?

– Думаешь, стоит туда заглянуть? Джули пожала плечами.

– Где же еще ему быть?

Мы принялись сооружать из снега некое подобие пьедестала. Джули использовала в качестве лопатки свой снегоступ. Мы обе задыхались, но смогли-таки подняться таким образом примерно на фут.

– Зачем Агнес понадобилось прятать подарок на этом пастбище? Почему бы ей не оставить его в хижине?

– Кто знает, почему Агнес поступает так, а не иначе? – риторически ответила Джули вопросом на вопрос.

Мы отступили на несколько шагов и вновь рассмотрели дерево. Ствол его покрылся льдом, и солнце играло на нем фантастическими цветными блестками.

– Пожалуй, ты права, Джули. Он должен быть в дупле, если только Агнес не забыла принести его сюда.

– Агнес никогда ничего не забывает, – ответила Джули.

– Да, верно. Мой подарок где-то здесь.

Со всей возможной аккуратностью я взобралась на снежный холмик и просунула руку в рукавице по локоть в дупло. Мое сердце бешено колотилось. Я чувствовала себя медведицей, добывающей мед. Я нерешительно ощупала внутренность дупла. Оно было шершавым и, казалось, уходило вглубь ствола под невообразимым углом. Я пошарила вокруг. Пустота и дерево. Ничего больше. Я обернулась к Джули и пожала плечами.

– Попробуй другой рукой, – сказала она.

Я вновь исследовала внутренность дерева с тем же результатом.

– Давай нагребем еще снега, чтобы ты могла залезть туда вниз головой, – предложила Джули.

– Боюсь, что там слишком темно, чтобы я могла что-нибудь увидеть, – сказала я. – Что там, по-твоему, может оказаться?

– Не знаю, – хмыкнула Джули. – Может, мешок золота.

– Ничего нельзя сказать наверняка, когда дело касается Агнес, – сказала я, соскальзывая с холмика. – Ладно, давай лаем его повыше. Я добуду то, что там лежит, пусть это займет хоть целый день.

Мы принялись копать снег снегоступами, пока наш едестал не поднялся до половины той высоты, на которой находились нижние ветви дерева. Вторую попытку я предпинимала с куда меньшим энтузиазмом. Щемящее чувство в желудке еще более усилилось. Однако, приподнявшись на локтях и проскальзывая ногами, я все-таки вскарабкалась на холмик и снова приблизилась к дуплу. Хватаясь за его края чтобы удержать равновесие, я с удивлением отметила, что они истерты. Я соскребла со ствола снег.

– Интересно, сколько лет этому дереву, Джули?

– Очень много, – ответила она. – Это дерево-прабабушка. У нее, должно быть, много детей.

Потертости по краям дупла, казалось, образовались оттого, что до меня за них хваталось множество рук. Наощупь они напоминали старые кости, оголившиеся за долгую зиму.

– Взгляни, Джули, как вытерто здесь дерево!

Джули взобралась на холмик рядом со мной. Каждая из нас провела рукавицей по гладкому дереву.

– Похоже, что это дупло для чего-то использовалось, – сказала Джули с нотками любопытства.

– Загляни внутрь, – предложила я.

Нет, загляни сама, – ответила Джули и соскользнула с холмика.

Я разволновалась, сама не зная почему. Передо мной было всего лишь старое дерево с большим дуплом. Я поправила меховую оторочку своего капюшона, чтобы она не мешала смотреть, и встала поудобнее. Затем я стала медленно просовывать голову в дупло. Форма его отверстия была такова, что я с трудом могла протиснуться. Когда моя голова вошла в пустоту, мне пришлось слегка оттолкнуться, так что край дупла оказался на уровне моего мехового воротника. Вдруг я ощутила легкую вибрацию, и мне показалось, что снежный холмик, на котором я стояла, понемногу начал уходить из-под ног.

– Что там, Линн? Ты что-нибудь видишь?

Я уже собралась было ответить Джули, как вдруг меня что-то подхватило. Я почувствовала себя невесомой, как будто мое тело исчезло. Черная пустота не то двигалась мне навстречу, не то засасывала меня. Затем я увидела поток искр, цветкообразно разлетавшихся из одной точки во всех направлениях. Я поняла, что некая сила несет меня внутрь, к центру этого великолепного явления. Мысли мои, казалось, тормозили это движение, так что я постаралась ни о чем не думать. Искры слились в огромном вихре, поглотившем меня.

Я не отдавала более себе отчета в существовании Джули и дерева. Вся моя земная жизнь представлялась теперь чем-то неестественным. Время схлопнулось и стало одномерным, некоей бессмысленной пленкой, которую я стремилась пробить и выйти наружу.

Вдруг я услышала мягкий женский голос, произнесший: «Это Дом Духа Бабочек». Слова, казалось, окутывали меня и увлекали вперед еще быстрее, подобно волне, подхватывающей пловца.

Огненная точка погасла. В клубящейся дымке стояла прекрасная женщина-индианка. Ее длинные черные волосы свисали до самых мокасин. На ней было вышитое бисером и отделанное бахромой платье из оленьей шкуры; в левой руке она держала большой кристалл, напоминавший меч.

– Кто ты? – услышала я свой голос.

– Я Женщина Бабочек. Ты стоишь на пороге того места, откуда появляются бабочки.

– Зачем ты привела меня сюда?

– Тебя привели сюда наши волшебные песни. Ты должна сначала взобраться на дерево бабочек, туда, где я живу, а потом я награжу тебя.

Она внезапно исчезла, а на ее месте возникло дерево бабочек такое же, каким я видела его в первый раз: ствол и ветви его были укрыты бессчетными трепещущими бабочками. Вершиной оно уходило высоко в небо.

– Влезь на дерево и доберись до гнезда на его вершине, – донесся до меня голос Женщины.

Я была зачарована открывшимся передо мной зрелищем. Сквозь ветви дерева ко мне пробивались разноцветные блестки – черно-оранжевые атласные лоскутки сменялись бархатисто-красными и переливчато-синими. Дерево жило теперь другой жизнью, предавшись собственному исступленному сновидению – трепещущие крылья унесли прочь его прежнюю форму. На какое-то мгновение я пришла в неописуемый восторг.

Когда я принялась карабкаться по стволу дерева к первой ветке, мнепоказалось, что к моему телу прицепили несколько пудовых мешков с песком. Бабочки игнорировали меня. Я была уверена, что никогда не доберусь до вершины. Взобравшись наконец на нижнюю ветку, я почувствовала себя настолько изможденной, что оперлась на ствол и стала засыпать. Меня разбудил жужжащий звук, и я увидела, как бабочка, совсем такая, как та, что была в Санта-Барбаре, приблизилась вплотную к моим глазам, а затем перелетела на соседнюю ветку. Она металась, точно просящая помощи собака, и торопила меня. Я собрала всю оставшуюся у меня волю и вскарабкалась на следующую ветку; меня как будто тянули вверх на невидимой нити. Я словно бы извлекала из своего физического тела его духовное содержание. Мне было невероятно тяжело, взгромождаясь на очередную ветку, я чувствовала себя так, как будто взбираюсь на спину бизона. Когда я достигла четвертой ветки, бабочки издали гудящий звук, словно намеревались затуманить все мои чувства и усыпить меня. Маленькая бабочка летала вокруг меня, побуждая меня и пытаясь заставить двигаться вперед, но я не могла пошевелиться. Засыпая, я чуть не утратила равновесия, но тут в уши мне ударил раскат грома. Он так напугал меня, что-я вмиг перескочила на следующую ветку, потом на следующую, а потом еще на одну. У каждой ветки были свои собственные демоны. Бабочки внезапно превращались то в неизвестных чудовищ, то во вставших на дыбы белых коней, то в старых ведьм, то в заботливых матерей. Затем они расправили свои блестящие крылья, подобно бессчетному количеству зеркал. Всматриваясь в них, я видела гротескное отражение – темную сторону самой себя. Бабочки словно пытались испугать меня и заставить потерять равновесие.

Ближе к верхушке маленькая бабочка влетела прямо в сплошную стену языков пламени, возникавших от трения тоненьких лапок остальных бабочек друг о друга. Она вылетела по другую сторону пылающей ветки невредимой и на мгновение превратилась в ставшего на дыбы белого коня. Не будь со мной этой отважной малютки, я бы ни за что не решилась пройти сквозь это раскаленное до голубизны пламя. Но я последовала за ней и достигла наконец вершины, где располагалось огромное гнездо, воздвигнутое из причудливых кусков дерева, скрепленных между собой илом. Я вскарабкалась на край гнезда и как будто очутилась на вершине мира. За гладким речным валуном с выемкой наверху стояла прекрасная Женщина Бабочек.

– Источники волшебства и озера силы пересыхают, – сказала она. – Испей чистой воды из этого родника.

Из плоского камня ударила струя воды; подставив ладони я с благодарностью напилась.

Бабочка опустилась на голову Женщины, и ее длинные оные волосы превратились в колышущуюся массу бархатных черно-оранжевых бабочек. Ее сияние так захватывало дух, что я опустилась у ее ног.

– Зачем меня отправили сюда? – спросила я.

– Затем, что ты можешь умереть от моей руки.

Она протянула ко мне руки с растопыренными пальцами, и я почувствовала, как меня притягивает к ним.

– Кости твоего тела – это звезды. Твоя голова – луна, а сердце – солнце.

От ее слов мое тело разделилось на части, и все они разлетелись в разные стороны. Лишь моя душа осталась свидетелем этой сцены. Я не чувствовала ни боли, ни страха. Каким-то образом я знала, что так и должно было быть. Затем Женщина велела частям моего тела спуститься с небес и вынула из бившего позади нее источника кристаллы. Я видела, как она вскрывает каждую из них и помещает туда по кристаллу – в сердце, голову, всюду. Затем она соединила меня обратно – конечности мои свисали теперь как у тряпичной куклы. Она взяла ножницы и обрезала мне волосы, как у китайского болванчика – спрямив их в нижней части и сделав ровную челку прямо над бровями.

– У этой стрижки четыре угла, соответствующих силам четырех направлений, – сказала она.

Взяв мою руку в свою, она провела моими пальцами вдоль четырехугольника, образованного краями челки и боковыми прядями.

– В духовном мире тебя теперь будут видеть только с такой стрижкой. Твои волосы – продолжение твоего духа. Это твоя священная прическа, она – свидетельство твоего магического путешествия с Женщиной Бабочек. Мы можем теперь поговорить. Например, о двух способах видения.

Я смотрела на нее широко раскрытыми глазами. По щекам у меня текли слезы.

– Неужели мне придется спуститься с этого дерева и вернуться обратно? Его красота так обманчива…

– Да, всякая красота имеет и обратную сторону. Если ты присмотришься повнимательней, как подобает настоящей ведунье, то всегда сможешь рассмотреть и темную сторону любой вещи. Одно не может существовать без другого; твой же народ, скажем прямо, предпочитает не видеть теней. Они боятся дьявола. Что ты видела, взбираясь на дерево?

– Ужасные вещи – чудовищ и пламя. Когда я смотрела в зеркала, я видела там безобразное, отвратительное отражение самой себя. Это ведь на самом деле была не я… или я?

– Это была ты. Но ты вела себя отважно. Ты смотрела на него и всякий раз решалась сквозь него пройти. Позже ты поймешь, каким важным уроком это для тебя было. Теперь же достаточно и того, что ты осознала, что то, чего ты стремишься в своей жизни не замечать, ею управляет. Таков твой сегодняшний урок. Поняла ли ты меня?

– Думаю, что да.

– Если бы ты отвернулась от своего отражения, каким бы страшным оно ни было, ты бы упала с дерева бабочек и уже никогда не смогла бы туда вернуться. Ты свалилась бы обратно в бесконечный сон. Там я не смогла бы добраться до тебя, и это было бы для тебя трагедией. Когда люди отступаются от своего собственного видения священного, их культура низвергается в спячку вместе с ними. Священное видение предполагает равновесие светлого и темного. Вот, смотри.

Она взяла два куска магнитного железняка и свела их вместе, сначала положительными полюсами, а затем отрицательными. Оба раза куски оттолкнулись друг от друга. Затем она свела куски разноименными полюсами, и они прочно соединились.

– Положительное и отрицательное нуждаются друг в друге для сотворения, для того круговорота.

– А что такое круговорот?

– Это подобно огненному вихрю, это первоисточник, первичное творение.

Произнеся это, она подняла руки, и между нами выросла огромная огненная спираль. Несколько минут мы наблюдали за ее вращением. Женщина подошла ко мне и положила ладони мне на виски.

– Взгляни, Линн, теперь. Посмотри сквозь те кристаллы, что в твоих глазах, и ты увидишь круговорот.

Я ощутила, как внутри меня что-то сдвинулось, и огненная спираль предстала передо мной в ином свете. Теперь я различала элементы, из которых состояло пламя. Это были мужские и женские, положительные и отрицательные энергетические частицы. Женские частицы сжимались, мужские расширялись. Затем мужские частицы стали~сжиматься, а женские – расширяться, расталкивая и притягивая энергетические формы в вихревом танце.

– Все начинается с цикла движения. Не будь положи тельных и отрицательных полюсов, не было бы движения, не было бы сотворения, – сказала Женщина, убирая руки с моих висков.

Огонь понемногу спадал, ввинчиваясь в землю.

– Без темной стороны не могла бы существовать твоя красота. Не бойся видеть обе стороны – каждая из них нужна тебе. Ты должна чтить все сущее, ибо оно есть часть Великого Духа.

Я сидела, не шевелясь, и смотрела на нее, окруженная бабочками. Меня охватила тупая боль.

– Что случилось? – спросила Женщина.

– Увижу ли я тебя когда-нибудь еще? Мне было так тяжело добраться сюда, но здесь я ощутила такое умиротворение. Как бы я хотела остаться и учиться у тебя!

Я была готова расплакаться.

– Ты теперь мертва для себя прежней. Все в мире оди наково, и в то же время в мире нет ничего одинакового. Теперь ты действительно видишь. Посмотри сквозь кристалл в своем сердце. Давай, взгляни на меня – и ты увидишь ответ.

Я вдруг увидела себя маленькой девочкой, умоляющей свою мать не оставлять ее. Я начала всхлипывать. В одно мгновение я пережила свое детство и увидела те страхи, которые вызывало у меня взросление.

– Подумай о своих щитах, Линн. О щитах мужских, женских, девчоночьих и мальчишеских. Подумай о том, что они соответствуют всем «Я», скрытым в тебе.

Я увидела все свои щиты, окружавшие меня. Я сидела на девичьем щите с южной стороны магического круга и плакала. Прекратив плакать, я двинулась на Восток, к мальчишескому щиту. В тот же миг я почувствовала себя так, как будто бросаю проклятия своей неспособности управлять ситуацией. Мне сразу стало легче.

– Теперь иди к женскому щиту, на Запад, - приказала Женщина.

Я ощутила новый прилив уверенности, а вместе с тем – силы и мудрости.

– А теперь – к мужскому, на Север.

Именно здесь я столкнулась со своей проблемой. Мой дух ответственности ослаб. Мне хотелось обвинить в этом кого-то другого, но я даже не знала, что это такое и кого мне винить, кроме себя.

– Ты взобралась на дерево бабочек, Линн. Теперь на тебя возложена ответственность в этом мире. Понимаешь ли ты это?

Я на какое-то время замерла, не желая ничего видеть.

Плача, я стала передвигаться обратно к своему девичьему щиту. И тут я осознала происходящее. Я видела Женщину Бабочек в последний раз. Подарок был сделан, и мне предоставлялось использовать его по своему усмотрению.

– Бабочка красива лишь в течение определенного вре мени. Подобно женщине-воину, она лишь на миг прикасает ся к этому миру, а затем преображается в другую жизненную форму. То же предстоит и тебе.

Женщина простерла ладони над моей духовной формой и стала двигать ими вверх и вниз в дюйме от меня. Затем, тихо напевая, она подошла к дереву. Взяв оттуда шесть коконов и поместив в них по кристаллу из источника, она сделала из них трещотки. После этого Женщина взяла шестифутовую ветку дерева, привязала их к ней и воткнула ветку в землю. Она запела мне песню, прося дух дерева помочь мне залечить раны, нанесенные при вставлении кристаллов.

Ты – духовная женщина из легенд.

Я зашиваю тебя,

Излечивая то, что тебя ранит.

Я гляжу в кристаллы.

Я вылечу тебя.

Я соединяю тебя,

Я соединяю тебя.

Я удерживаю Мать-Медведицу здесь.

Я помогаю тебе бороться,

О Великий Дух!

Спасибо тебе за то, что ты здесь.

Слова ее песни были просты, однако мелодия была весьма изощренной и прекрасной. Во время песни она продолжала водить руками над моей духовной формой, а трещотки – . заполненные кристаллами коконы – раскачивали ветку вверх и вниз, хотя Женщина не прикасалась к ним. Когда коконы останавливались, она сосредоточивала свое внимание, свою целительную энергию, на той части моего тела, над которой находились ее ладони. Так продолжалось до тех пор, пока Женщину наконец не удовлетворил результат.

Тогда она взяла меня за руки и повела к дереву. Тут же появилась маленькая бабочка и стала летать вокруг моей головы. Она казалась счастливой, как будто я вела ее на прогулку. Я невольно рассмеялась, настолько она была исполнена предвкушения.

– Это моя помощница, – сказала Женщина, улыбаясь бабочке. – Когда тебе случится увидеть ее, вспоминай меня и знай, что я думаю о тебе и шлю тебе силу. Возьми эту ветку и используй в качестве палочки к своему барабану. Помни о том уроке, который ты получила на дереве бабочек, но прежде всего – о том, что полет вечен.

И она исчезла.

Не в силах сдержать рыданий, я перебралась через край гнезда и ступила на верхнюю ветку. Женщина была такой прекрасной, а я так боялась этого дерева. Оно словно пыталось меня сожрать. Я спускалась, и бабочки летели вниз впереди меня. Мною опять овладела тяжесть, хотя теперь мне было не так трудно. На каждой ветке меня поджидало что-нибудь страшное. Но теперь я проходила через огонь легче, и отражения в сверкающих крыльях бабочек по сравнению с ней выглядели просто карикатурами. Я добралась до второй снизу ветки и услышала далекий голос Джули:

– Линн, ты что-нибудь там видишь?

Я видела, что самая нижняя ветка была изгрызена сотнями бабочек Маленькая бабочка суетилась, то поднимаясь, то опускаясь, она словно говорила мне: быстрей, быстрей. Тело налилось тяжестью, и я еле могла двигаться. Я была – усталой и сонной, что начала было клевать носом и Теть чудесный сон о прекрасном воине. Все же я собрала свои силы и спустилась на нижнюю ветку, оставляя его позади. Весь остаток пути я пролетела, а в следующий момент осознала себя высовывающей голову из дупла. Я соскользнула вниз, а затем съехала на спине со снежного холмика, по-прежнему сжимая в руке подаренную ветку. Джули, смеясь, помогла мне встать на ноги.

– И это все, что Агнес тебе оставила? Сухую палку?