Глава 1. Мир, в котором мы живем

Глава 1. Мир, в котором мы живем

Ночь была темной, как душа закоренелого преступника. Тусклый свет нарождавшейся луны с трудом пробивался сквозь облака, затянувшие небо. Тишину нарушал только шепот ветра в кустах магнолий, да треск цикад. Изредка где-то на окраине города слышался собачий брех.

Теплый влажный воздух был напоен ароматом цветов, к которому примешивался запах дыма, морской соли, пряностей и еще много чего, чем обычно пахнет южный приморский городок.

Город спал. Узкие улочки были пусты. Стены домов и булыжники мостовых медленно остывали после дневного зноя, словно нехотя отдавая накопленное тепло. Окна были темны, лишь в некоторых виднелся слабый огонек масляной лампы. Не всем людям одинаково хорошо спится по ночам. Но все же вздумай кому-нибудь прогуляться в этот час, ему пришлось бы запастись факелом.

Немного светлее было в самом центре города, в кварталах, где жили богачи. Здесь, среди особняков, окруженных высокими стенами, среди фонтанов и небольших уютных скверов с обязательными мраморными статуями и пышными клумбами цветов, нет-нет, да и встречались уличные фонари, от которых, впрочем, было больше чада, чем света.

В одной из стен, окружавшей один из самых роскошных особняков, с тихим скрипом приоткрылась низенькая калитка. Человек, проскользнувший с черного хода на мгновение замер, прислушиваясь к тишине, а потом быстро, но почти бесшумно двинулся вдоль стены. К груди он прижимал какой-то узел, судя по всему, довольно тяжелый. Несмотря на душную ночь, человек был до самых глаз укутан в черный плащ.

Ночной прохожий, стараясь держаться в тени стен, скользил от одного особняка к другому, явно направляясь к западной окраине города. Один раз он чуть не столкнулся с небольшим вооруженным патрулем. В последний момент он успел нырнуть в темную щель между стенами домов, и солдаты прошли мимо, не заметив его. Впрочем, он и сам не смог толком разглядеть их. Лишь услышал тихое бряцание оружия, тяжелые удары подкованных каблуков по булыжникам мостовой, да негромкую речь.

Когда шаги патруля затихли вдали, человек перевел дыхание и отлепился от теплой шершавой стены. Путь был свободен. Человек усмехнулся, и перебросил узел через плечо. В узелке что-то звякнуло.

День выдался на редкость удачным. Утром ему удалось выяснить, что один из первых богачей города устраивает на днях праздник в честь помолвки его дочери. А уже спустя несколько часов, едва минул полдень, он был принят на кухню в дом богача, временным рабочим. Еще бы, большой праздник требует серьезной подготовки. А значит, постоянным слугам самим не справится. Потому-то накануне в дом охотно набирают всякий сброд, готовый трудится за несколько медяков, сытный ужин, да крышу над головой. Кто будет разбираться, кто ты — обыкновенный нищий или вор, желающий проникнуть за высокие стены, чтобы как следует поживиться хозяйским добром?

Ему задали всего несколько формальных вопросов, вроде, как зовут, откуда родом и что умеешь делать. Все его ответы были далеки от правды, как солнце от луны. Но ему быстро выдали некое подобие одеяния постоянных слуг и отправили на кухню.

Если бы управляющий знал, что перед ним стоит, скромно потупив взор, сам Рамо Пройдоха, вор, слухи о котором перебрались даже за море, лишив покоя всех богачей на обоих берегах, его сонные, заплывшие жиром глазки мигом бы увеличились до размеров чайного блюдца.

О Пройдохе ходили легенды, хотя он едва разменял четверть века. Более хитрого изворотливого и ловкого вора не знали на всем побережье. Никакие стены, замки, сторожа не могли служить надежным препятствием, если Рамо решал наведаться в гости к какому-нибудь богатею. Наведаться, разумеется, не для того, чтобы выпить вина и посудачить о видах на урожай. После таких визитов несчастные хозяева в лучшем случае хватались за толстые бока, пытаясь нащупать под складками жира бешено колотящееся сердце, пораженное вестью об утрате шкатулки с драгоценностями, мешочка-другого с полновесными золотыми монетами и тому подобных безделиц. В худшем же случае хозяина дома, в котором побывал Пройдоха, ожидал удар и пышные похороны или чаша с ядом, влекущая за собой похороны победнее, ибо яд принимали как правило те, кого Рамо оставил без всяких средств к существованию.

На него устраивались облавы, его травили, как дикого зверя, но он каждый раз ускользал из западни, не оставив преследователям даже лоскута своей одежды. В шести городах он был приговорен к смертной казни через отрубание головы. В четырех — к отрубанию обеих рук. В трех ему хотели отрубить лишь одну руку. В двух намеревались четвертовать. Еще в одном были готовы принять его на государственную службу в качестве шпиона и лазутчика.

Разумеется, ни один из вариантов самого Рамо Пройдоху не устраивал. Он любил свое ремесло, и не собирался отказываться от своей жизни. Хотя, опять-таки по слухам, награбленного им добра хватило бы, чтобы купить парочку из этих городов. Но это, скорее всего, были пустые сплетни.

Людям всегда кажется, что удачливый вор просто купается в золоте, спрятанном в какой-нибудь пещере. Никто почему-то не задумывается, что один вор, каким бы умелым и удачливым он не был, долго на свободе не пробегает. Всегда нужны осведомители, наводчики, знакомцы, которые могут спрятать его на несколько дней, пока не уляжется суматоха. Всем этим людям вору приходится платить из собственного кармана. И платить не скупясь, потому что от этого зависит не только свобода, но и жизнь. Если ты украл сотню золотых, отдать придется добрую половину, если не хочешь угодить под топор палача.

Впрочем, сам Пройдоха на этот порядок вещей не жаловался. Воровал он не столько потому, что хотел купаться в роскоши, сколько из-за любви к вольной, полной риска и приключений жизни. И того, и другого, и третьего у него было в избытке.

Словно забавляясь, он придумывал все новые и новые способы проникновения в зажиточные дома. Он мог пробраться туда под покровом ночи, как самый настоящий лазутчик. Но черный плащ и прочная веревка — это было слишком скучно и просто для него. Во всяком случае, если хозяин дома был не слишком изобретателен по части ловушек. Пройдоха мог прикинуться слугой, ищущим работу, наемным учителем фехтования или танцев (благо и тем и другим он владел вполне сносно), монахом, нуждающемся в ночлеге, бродячим артистом… Словом, Рамо был в состоянии сыграть любую роль. Причем, сыграть так, что ни у кого не возникало даже тени сомнения в искренности нежданного гостя. Сомнения появлялись позже. Когда гость исчезал не простившись, и вместе с ним исчезала значительная часть накопленного доверчивым хозяином дома богатства.

На этот раз Рамо решил сделаться слугой. Дом он заприметил давно. Но его владелец был так же осторожен, как и богат. Посему превратил свой особняк в неприступную крепость, способную выдержать осаду небольшой армии. Конечно, для того, чтобы помешать Пройдохе, стен и многочисленной охраны было недостаточно. Но вор решил все-таки не искушать судьбу. Тем более обстоятельства сложились так, что грех было ими не воспользоваться.

Поэтому Рамо прибегнул к простому и надежному трюку. Разузнав о предстоящем празднестве, он раздобыл какое-то тряпье, надев которое превратился в самого жалкого нищего в городе. В таком виде рано поутру он явился к дому богача. Там уже собралась приличная очередь желающих заполучить хоть какую-то работенку. Ужом проскользнув между местных забулдыг, калек и простых попрошаек, он вступил в переговоры с управляющим, произведя на того впечатление человека хоть и бедного, но честного и аккуратного, а главное — не жадного. Последнее особенного подействовало на управляющего, который по понятным причинам стремился как можно больше сэкономить на наемных работниках. Сохраненные таким образом деньги он собирался положить в свой карман, а потом потратить по собственному усмотрению. То есть на танцовщиц и петушиные бои. Тем более что первым с каждым годом приходилось платить все больше, а со вторыми попросту катастрофически не везло.

— Так что ты можешь делать? — сурово спросил управляющий.

Его пухлые влажные губы брезгливо скривились, при виде бегающих по изодранной одежде просителя вшей.

— Все, — просто ответил Пройдоха, глядя на носки разношенных до последней степени башмаков и теребя в грязных руках некое подобие шляпы. — Могу дрова носить, могу воду… Даже стряпать могу… Все, что нужно, господин, готов делать… Мне бы только хоть пару монет заработать. Да поесть немного. А то уже третий день крошки хлеба во рту не было.

— Пару монет, говоришь? — управляющий нахмурился.

На самом деле, это было ровно в пять раз меньше, чем его хозяин был готов заплатить. Но сразу соглашаться на условия этого бродяги было несолидно.

— Не многовато ли?.. Впрочем, можешь быть доволен. Хозяин так рад предстоящей помолвке своей дочери, что готов платить и по две монеты таким бродягам и бездельникам, как ты. Хотя, будь моя воля…

Управляющий еще долго рассказывал о том, как могли бы пойти дела, будь его воля, но Пройдоха слушал его с таким почтительным, почти заискивающим видом, что толстяк, наконец, сдался. Даже не подозревая, что уже завтра днем ему придется искать другую работу, он отправил нового временного слугу на кухню и быстро забыл о нем.

Целый день Пройдоха успешно играл роль деревенского простака, которому посчастливилось получить хоть работу в приличном доме. Удавалось ему это легко. Впрочем, как и любая другая роль. Но трудясь в поте лица на кухне, выполняя десятки мелких поручений поваров и даже самого управляющего, Рамо не забывал и о своем деле.

К закату он успел разузнать, где именно хозяин дома хранит драгоценности и деньги. После ужина у него уже был готов план. А когда во всем доме начали гасить свет, вор был уже на полпути к потайной комнате, находящейся сразу за кабинетом хозяина.

Открыть с помощью отмычек пару дверей было делом нескольких минут.

Через полчаса Рамо Пройдоха выскользнул с черного хода на улицу, оставляя за спиной разоренного хозяина, из всех ценностей у которого остался только дом с мебелью, да дочь, коей ждать помолвки теперь придется еще не один год.

Вскоре Пройдоха был близ границы города. Ему удалось пробраться до городской стены незамеченным. Рамо надеялся, что хватятся его не раньше утра. Но когда он подошел к воротам, понял, что просчитался.

Человек, которого он ограбил, был не простым купцом. Он являлся членом городского управления, правой рукой и хорошим другом бургомистра. Словом, одним из тех людей, проблемы которых тут же становятся проблемой целого города.

У ворот суетились стражники с факелами. Небольшие патрули, по два-три человека выходили из казарм и быстро направлялись к центру города. Виднелись даже всадники. Пройдоха понял, что разворошил осиное гнездо. На мгновение у него даже мелькнула мысль бросить мешок с ворованными драгоценностями и уйти из города налегке. Но немного поколебавшись, он все же не стал этого делать. Слишком хорош был улов, чтобы бросать его в сточную канаву.

Крадясь вдоль домов, избегая освещенных мест, ныряя при первой опасности в придорожные канавы и кусты, вор медленно продвигался вдоль стены, окружавшей город, в надежде найти какую-нибудь неохраняемую лазейку. Рамо было не в первой попадать в такой переплет, поэтому он не особенно нервничал. Пройдоха был уверен, что и на этот раз выйдет сухим из воды. Если он сумеет до рассвета выбраться из города, стражникам и ищейкам придется искать ветра в поле. К полудню он будет так далеко, что у блюстителей порядка не останется ни единого шанса…

Надо только выбраться из города. Вор знал, что в любой городской стене, какой бы большой и высокой она ни была, всегда найдется лазейка, через которую можно выйти или войти. Об этом заботились контрабандисты, шулеры, наемные убийцы и воры — все те, кого вряд ли станут встречать у главных ворот с почестями. Власти находили эти тайные ходы, заделывали их или выставляли рядом охрану, но уже на следующий день такой же лаз появлялся на другой стороне стены, и все начиналось сначала.

Пройдоха корил себя за самонадеянность. Ему нужно было потратить день на то, чтобы найти человека, который сможет подробно рассказать, где есть такие «ворота для нежелательных гостей». Но Рамо решил поторопиться. Он рассчитывал, что сумеет ускользнуть из города до того, как поднимется тревога. И вот теперь ему придется неизвестно сколько искать выход. Город, конечно, был не очень большой. Но все равно, на то, чтобы обойти всю стену может понадобиться целая ночь и еще половина завтрашнего дня.

Вор поежился. Оставаться в городе, когда встанет солнце, ему нельзя. Ни в коем случае. Обворованный помощник бургомистра, похоже, взялся за дело всерьез. С каждой минутой, патрули встречались все чаще. К утру стражниками и переодетыми сыщиками будет наводнен весь город.

Пройдоха начал двигаться быстрее. Приходилось рисковать. Теперь он не выбирал места потемнее и не пережидал, пока шаги стражников затихнут вдалеке. Едва патруль скрывался за поворотом, вор выходил из убежища и продолжал свой путь.

Но несмотря на спешку, найти заросшую бурьяном брешь в стене, Рамо удалось только через три часа. До рассвета оставалось не так много времени. Вор понял, что уйти далеко от города он уже не успеет. Но это было уже не так важно. Главное — успеть выбраться за стену. Недалеко от нее, в надежно укрытом месте его ждет оседланный конь. Он сможет отъехать на порядочное расстояние от города. Потом в какой-нибудь роще переждет светлое время суток. А следующей ночью опять пустится в дорогу.

Не теряя ни секунды, Рамо нырнул в низкий туннель, молясь про себя, чтобы он не закончился в конце тупиком. Согнувшись в три погибели, прижимая к груди мешок с драгоценностями, то и дело оступаясь в кромешной темноте и ударяясь об острые края камней, Пройдоха прошел под стеной и выбрался с обратной стороны.

Он вдохнул полной грудью ночной воздух, показавшийся ему воздухом свободы, посмотрел на звезды, чтобы определиться с направлением и быстрым шагом двинулся прочь от города. По его расчетам, вскоре он должен был выйти на дорогу. Бродить в темноте по оврагам и перелескам было сомнительным удовольствием. Еще не хватало сломать себе ногу…

Но приблизившись к дороге, Рамо понял, что радовался раньше времени. Тут и там виднелись факелы конных разъездов. Пешие стражники прочесывали близлежащие рощи и кусты. Слышался лай собак и голоса людей.

Вор покачал головой. Сегодня он ограбил не того, кого следует. Этот человек оказался крепким орешком, который не собирался так просто сдаваться. Видимо, его вовсе не устраивало то, что помолвка дочери расстроится.

О том, чтобы отправиться за лошадью, не могло быть и речи. Скакать придется по дороге, а там народу было почти как на базарной площади. Ему не дадут проехать и мили. Выход один — пробираться вдоль дороги пешком, стараясь держаться поближе к лесу.

Он так и сделал. Из-за облаков выглянул серп луны, освещая заросли лисохвоста. Идти стало легче. Но и намного опаснее. Приходилось чуть ли не через каждые сто шагов падать на землю и замирать, прислушиваясь с колотящимся сердцем к шагам стражников. Хотя больше всего Рамо волновали собаки. Стоит хотя бы одной из них почуять его, утро он встретит в тюремной камере. Но, к счастью, псов сбивали с толку сами стражники, снующие туда-сюда и перебивая запах вора.

Пройдоха продвигался на восток. Ему по-прежнему удавалось оставаться незамеченным. Наконец, пешие патрули и конные разъезды стали встречаться все реже и реже, и вскоре остались позади. Небо на востоке оставалось темным. Рамо подумал, что ему все-таки удастся отойти достаточно далеко от города к тому времени, когда небо начнет светлеть.

Он повеселел. Уже в который раз он оставил с носом этих дураков! Теперь к его подвигам добавился еще один. Впрочем, все было не так уж и сложно. Бывали случаи и потруднее. Вспомнить хотя бы то, как ему пришлось просидеть сутки в выгребной яме уборной одного князя, дыша через тонкую трубочку. Тогда он думал, что у него нет ни единого шанса уцелеть. Но у охранников не хватило ума проверить это место. Никому не пришло в голову, что человек способен скрываться здесь. Пройдоху передернуло, когда он вспомнил, сколько воды пришлось вылить на себя, чтобы отмыться. И все равно, запах нечистот преследовал его не одну неделю.

Или та погоня на горной дороге. Тогда все зависело от коня. Оступись тот хотя бы раз — и Рамо пришлось бы соскребать с острых камней, усеивающих дно глубокого ущелья. Однако он смог уцелеть и тогда. Правда, удалось ему это с трудом. Тогда он был на волосок от смерти.

Так что сегодняшняя кража прошла почти гладко по сравнению с тем, что бывало. Но Пройдоха даже не думал расслабляться. Он прекрасно знал, что дело еще не закончено. Ему запросто мог встретиться какой-нибудь особенно рьяный патруль. Он мог не заметить в темноте яму и сломать ногу. Он мог… Возможностей оказаться сегодня ночью в тюрьме было множество. В относительной безопасности он будет только к завтрашнему вечеру. Пока же нужно держать ухо востро. И ни на секунду не забывать об опасности.

Рамо шел быстро. Настолько быстро, насколько позволяла чернильная темнота, разлившаяся вокруг. Как известно, самое темное время — перед рассветом. Когда луна скрывалась за облаками, Пройдоха не мог видеть даже своих ног. Не говоря уж о дороге. Но замедлять шаги он не хотел. Сейчас его спасение в скорости. Оставить к рассвету между собой и преследователями как можно больше миль — вот главная задача. Все остальное — мелочи. Вор надеялся на свою счастливую звезду, которая уже не раз выручала его.

Он почти бежал. Похоже, действительно все стражники остались далеко позади. Путь свободен. Рамо начал тихонько насвистывать себе под нос какую-то песенку.

Дорога уходила все дальше и дальше. Перестали попадаться фермерские усадьбы и возделанные поля. Вор шел совершенно один по освященной тусклой лунной дороге в полнейшем одиночестве. И когда он уже было решил, что окончательно оторвался от преследователей, за очередным поворотом вдруг возник всадник. Рамо едва не налетел на него, выскочив из-за поворота. В этот момент луна опять скрылась за тучами.

Всадник и конь под ним были совершенно неподвижны, будто не слышали шагов человека и его веселого свиста.

Рамо едва не вскрикнул, но тут же зажал ладонью рот. Он стоял прямо посреди дороги, открытый взору стражника, и не мог пошевелиться. Сердце гулко билось в груди, от неожиданности вор чуть не выронил свой мешок. Бежать было поздно. Кем бы ни был этот всадник, он не мог не заметить подозрительного путника.

Пройдоха почувствовал, как между лопаток пробежала струйка пота.

Через мгновение оцепенение прошло. Рамо метнулся в придорожные заросли, и побежал, не разбирая дороги, ожидая, что вот-вот за спиной послышится окрик и дробный стук копыт.

Впервые за всю жизнь Рамо было страшно. Не то чтобы он испугался простого стражника… Нет. Дело было как раз в том, что этот всадник показался Пройдохе вовсе не обыкновенным солдатом. Было в его фигуре что-то пугающее, что-то жуткое. Может быть, все дело в каких-то странных доспехах, непохожих на те, что носили солдаты этого города. Да что там солдаты! Рамо вообще нигде не видел подобных лат. Впечатление было такое, что человек отрастил себе три дополнительных руки…

Рамо с треском ломился сквозь кусты, не замечая, как жесткие ветви хлещут его по лицу. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, в горле застрял крик.

*****

Свидание было назначено на час козодоя. Поздно. Слишком поздно… Но нужно было соблюдать осторожность. Отец Марии страдал бессонницей и потому укладывался в постель далеко за полночь. Если он услышит, как его дочь выходит из дома, ей несдобровать. Вернее им обоим несдобровать.

Рауль поежился, представив, что с ним может сделать такой человек как Михелес. Самое меньшее, он сделает так, что ему придется уехать из города. И навсегда потерять Марию. Это в лучшем случае. О худшем не хотелось даже думать.

Нет, лучше не рисковать. Да и что может грозить девушке ночью в этом городе? Разве что какая-нибудь сальная шуточка встречного патруля. Город охранялся надежно. Губернатор, сам старый вояка, держал в страхе весь городской сброд. С его приходом количество солдат на улицах увеличилось раз в пять. И это были не какие-то зеленые новобранцы из крестьян или наемники, единственным смыслом жизни которых было мародерство. Отборные, закаленные в боях ветераны, получающие такое жалование, что им мог позавидовать иной купец.

За Марию можно не волноваться. Даже за городом постоянно встречались конные разъезды. Ее отец — куда опаснее, чем ночная дорога в полях.

Рауль распахнул окно.

Ночь была темной, как душа закоренелого преступника. Тусклый свет нарождавшейся луны с трудом пробивался сквозь облака, затянувшие небо. Тишину нарушал только шепот ветра в кустах магнолий, да треск цикад. Изредка где-то на окраине города слышался собачий брех.

Часов у юноши не было, но он и без них знал, что совсем скоро надо будет выходить. До развилки дорог путь не слишком близкий. Хоть он и жил в бедном квартале, на самой окраине города, идти все равно не меньше получаса.

Рауль снова подумал, что Мария выбрала для встречи странное место. Впрочем, понять ее было можно. Если их увидят вдвоем… Хоть город и спит по ночам, всегда найдется какой-нибудь не в меру любопытный полуночник. А уж стоит ему обмолвится о том, что он видел, к вечеру об этом будет знать весь город.

Как ни крути, а Мария во всем права. И все же, неужели им так и придется скрываться от всех? Почему они не могут быть вместе?

— Потому что ты бедный сапожник, а она дочь богатого оружейника, вот, почему, — сказал он себе под нос.

История старая, как мир. Но это слабое утешение. От осознания того, что не ты первый и не ты последний, легче не становится.

Юноша окинул взглядом комнатушку, которая служила ему и гостиной, и спальней, и мастерской. Пока он был один, его мало заботила старая, разваливающаяся мебель и щели в стенах, в некоторые из которых можно было просунуть палец. Конечно, он мечтал разбогатеть. Но эта мечта была сродни желанию летать, подобно птицам. То есть чем-то красивым, приятным, но бесконечно далеким и недостижимым. Приятно было после трудового дня, разогнуть затекшую спину, вымыть исколотые сапожной иглой руки, приготовить себе нехитрый ужин, вроде вареной чечевицы и, поев, лечь на узкую скрипучую кровать и погрузиться в мир грез. А наутро начать все сначала, прекрасно понимая, что небольшая лачуга и сапожный нож — это и есть все его богатство, и что вряд ли что-нибудь уже изменится в его жизни.

Несмотря на молодость Рауль был не из тех, кто серьезно относится к своим воздушным замкам. Мечты мечтами, а жизнь жизнью… И нечего ждать чудес. Их просто не бывает. Так учил его отец, всю свою жизнь тачавший сапоги от зари до зари. И Рауль ему верил. Во всяком случае, до того момента, пока не встретил Марию.

Эта встреча была самым настоящим чудом. По крайней мере, Рауль, думал именно так. Случайная встреча на базаре, куда Рауль пришел в один прекрасный день за выделанной кожей, а Мария — за благовониями очень быстро переросла в пылкое чувство. Которое, впрочем, принесло огорчений не меньше, чем радости обоим.

Стоило отцу девушки узнать, с кем она проводит каждый свободный час — он впал в такую ярость слуги попрятались кто куда, лишь бы не попасть под горячую руку, в которой к тому же был новенький меч, только-только вышедший из-под молота оружейника. Мехелис рвал и метал целый день, а потом посадил дочь под домашний арест. Рауль тогда всю неделю крутился рядом с домом оружейника, ежечасно рискуя головой. Об опасности он не думал. Ему хотелось во что бы то ни стало увидеть девушку.

Если бы он знал тогда, что это только начало и дальше дело пойдет еще хуже, кто знает, может быть и отступился бы от Марии, чтобы не портить ей жизнь. Но он был уверен, что со дня на день отец образумится и смирится с выбором дочери. Поэтому каждое утро приходил к дому оружейника и слонялся по близлежащим улочкам, снова и снова возвращаясь к крепким дубовым воротам, за которыми томилась Мария.

С тех пор прошло полгода. Михелес больше не сажал дочь под замок, но каждый раз, когда упоминалось имя Рауля, бледнел от ярости. Встречаться им приходилось либо по ночам, либо урывками днем, когда у Марии находился благовидный предлог, чтобы выйти в город. Но и днем и ночью они выбирали самые безлюдные места, что кто-нибудь не увидел их вместе. Потому что каждый раз, когда старый оружейник прознавал об очередном свидании, Марию ждало недельное заточение.

Рауль выглянул на улицу. В облаках мелькнула луна. Еще час до выхода. Рауль не раздеваясь прилег на кровать. И в сотый раз задал себе вопрос, как же быть дальше. Лучше всего было бы разбогатеть. Но как? Что может сделать он, простой сапожник? Он и так трудился, не поднимая головы. Вставал с первым лучом солнца и ложился, когда луна поднималась до высшей точки на небосклоне. И единственное, чего добился — спина стала болеть сильнее, а руки загрубели от мозолей так, что кожа на них стала тверже, чем подметка сапога.

Податься в купцы? Чем он будет торговать? Чтобы что-то продать, нужно сначала это что-то купить, а денег едва хватает на еду да нехитрые подарки Марии. Пойти в солдаты? Это значит разлучиться с Марией. И, может быть, навсегда… Ограбить кого-нибудь? Нет, он не хотел пятнать честное имя. Мария первая бы порвала с ним.

Рауль вздохнул и повернулся на другой бок. Нет, о богатстве нечего и мечтать.

Тогда что? Сбежать вместе с любимой? О, старый оружейник поднимет весь город, чтобы отыскать свою дочь. Им придется скрываться не один год, пока старик не умрет. А что это за жизнь в бегах? Будут ли они счастливы…

Это тоже никуда не годится. Тогда что? Что?

Мария сказала, что у нее есть какой-то план. Может быть, она расскажет о нем сегодня?

Поворочавшись еще какое-то время, Рауль понял, что ничего толкового все равно не придумает. Остается только ждать, что что-то изменится само собой. Придя к такому малоутешительному выводу, он встал с постели.

Пора было собираться. Юноша накинул старый, весь в заплатах плащ, надел такую же жалкую шляпу и вышел на улицу. Теплый влажный воздух был напоен ароматом цветов, к которому примешивался запах дыма, морской соли, пряностей и еще много чего, чем обычно пахнет южный приморский городок.

Рауль надвинул шляпу поглубже на глаза и зашагал к выходу из города. У него была пара монет, чтобы заплатить стражникам. Без платы его не выпустят за стену. И уж тем более не впустят, если он вернется до рассвета.

В нескольких кварталах от въездных ворот Рауль вдруг заметил, что стражников гораздо больше, чем обычно. Патрули с факелами встречались тут и там. Похоже, они кого-то искали. Один раз его остановили. К счастью, старшим патруля был сержант, который постоянно чинил сапоги у Рауля. Он сразу узнал сапожника.

— Что ты делаешь здесь в такое время, — спросил седой ветеран, подозрительно глядя на юношу.

— Не спится, — сказал Рауль первое, что пришло в голову. — Очень жаркая ночь.

— Поэтому ты надел плащ и шляпу?

Юноша опустил голову.

— Ладно, это не мое дело, — сказал солдат. — Но должен тебя предупредить. Мы тут ловим одного удальца, который обчистил дом… неважно чей дом. Тебе повезло, что я тебя знаю. Иначе ты уже сидел бы в камере. Мой тебе совет — возвращайся домой и не показывай носа до рассвета. Если попадешься другому патрулю — так легко не отделаешься. Понял?

— Но… Мне очень нужно выйти из города!

— Нет, приятель. Боюсь, сегодня у тебя это вряд ли получится. Те, кто стоит на воротах получили приказ задерживать всех, кто попытается выйти за стену. Лучше поворачивай. Если не хочешь провести несколько дней за решеткой.

Раулю не оставалось ничего другого, как кивнуть.

Он сделал вид, что возвращается, но едва патруль скрылся за углом, юноша снова направился в сторону крепостной стены. Возможности как-то предупредить Марию у него не было. Если только перехватить ее на подходе к воротам… Но кто знает, по какой улице она пойдет? А стоять перед самыми воротами у Рауля не было никакого желания. Разве докажешь этим воякам, что он никого не грабил. Схватят, бросят в камеру и ему останется лишь надеяться, что, в конце концов, поймают настоящего вора. Если этого не случится, никто не даст и ломаного гроша за его голову. Губернатор был скор на расправу.

Оставалось одно — как-то проскользнуть мимо стражников или перелезть через стену. И то и другое сделать так же непросто, как сшить сапоги для муравья. За пару кварталов до крепостных ворот Рауль спрятался в тень и задумался.

Как же не вовремя этот вор затеял кражу! Что стоило ему подождать несколько часов. А лучше — целую ночь. Ведь мог бы украсть и завтра ночью. Вот невезение…

Решение пришло неожиданно. В детстве они с мальчишками часто играли у стены. Люди редко подходили так близко к черте города. И мальчишкам здесь было полное раздолье. Несколько раз они натыкались на замаскированные кустами бреши в стене, через которые можно было выбраться наружу. Наверняка за годы мало что изменилось. Рауль хорошо знал, что нет ничего более постоянного, чем тайные ходы.

Не мешкая, он пошел вдоль стены, стараясь ступать как можно тише. Судя по всему патрули тоже знали об этих лазейках. Несколько раз ему приходилось падать на землю и замирать, пропуская мимо себя озлобленных солдат. Вместо того чтобы спокойно спать в караулке или казарме, им приходилось стаптывать казенные сапоги в погоне за призраком.

Рауль посмотрел на выглянувшую из-за облаков луну. Он уже опаздывал. Мария наверняка ждет его на развилке дорог. Ждет и не может понять, куда он подевался. А что, если она не дождется его и уйдет? Потом сложно будет объяснить, почему он не пришел на свидание.

Юноша, махнув рукой на осторожность, прибавил шагу. Наконец, когда он уже почти отчаялся, лаз нашелся. Рауль быстро нырнул в пахнущую землей и отсыревшими камнями дыру. Если с той стороны стоит охрана — ему не поздоровится. В городе еще можно было бы как-то договориться. Но как объяснить, зачем он выбрался из города ночью через тайный ход? Вряд ли солдаты поверят в историю о свидании…

Но отступать было нельзя. Он должен увидеться с Марией.

Ему повезло. С той стороны стены его никто не ждал. Путь был свободен. Теперь нужно было не попасться конным разъездам. Это было не так уж и сложно. Придорожные кусты, небольшие рощицы — все это позволило Раулю дойти до развилки незамеченным.

Чем ближе он был к месту свидания, тем сильнее было его желание увидеть Марию. Последнее время им так редко удавалось бывать вместе. Он по-настоящему жил только в те моменты, когда чувствовал девушку в своих объятиях. Все остальное время он жил воспоминаниями об этих мгновениях и надеждой на новую встречу. Не так уж и много, к сожалению.

Рауль не задумываясь бы отдал все, что у него есть за то, чтобы видеть любимую каждый день. Вместе встречать рассветы и провожать закаты, не опасаясь, что рядом вдруг окажется ее отец с искаженным от ярости лицом. Правда, отдать за это он мог не много. Все, что он имел — скромная лачуга с грубой мебелью. Да еще несколько монет, скопленных им за последние несколько месяцев.

Однажды он решил откладывать деньги, чтобы со временем увезти Марию из города и вместе с ней начать новую жизнь. Он отказался от обедов, справедливо рассудив, что обед вполне можно заменить сном. На завтрак был кусок ячменной лепешки с водой. На ужин — брюква или мелкая рыбешка, на которую и голодный кот посмотрел бы с презрением. Он сам латал одежду, запретив себе покупать новые вещи до тех пор, пока на старые еще можно было ставить заплаты. Он экономил на всем. Но, несмотря на все его усилия, скопить удалось сумму недостаточную даже для покупки хорошего плаща.

Тогда Рауль понял, что накопить денег бедняку все равно, что укрываться ночью носовым платком. Занятие бесполезное. Но все равно он продолжал с необъяснимым упорством откладывать каждый лишний грош. Хотя, каждый раз ему приходилось напоминать себе, что этот грош лишний. Да что там напоминать — убеждать себя.

За этими невеселыми мыслями юноша не заметил, как прошел половину пути до развилки. Вот-вот дорога должна была повернуть, потом спустится с холма в низину, сделать еще один поворот — и он у цели. Юноша в нетерпении прибавил шагу. Всадники больше не встречались. Поэтому он, едва дорога пошла под уклон, побежал. Мария ждет его уже не менее получаса. Надо же было вору затеять переполох именно сегодня…

Наконец, до развилки осталось не больше сотни шагов. Юноша замедлил бег. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Снова в просвете между облаками показался серп луны. Рауль до рези в глазах всматривался во мрак. Ему показалось, что он видит Марию. Да, конечно, это она. Стоит на обочине дороги, опустив голову. Ему показалась странной ее абсолютная неподвижность. Обычно она шагала взад-вперед, если приходила на свидание раньше него. Ей было трудно стоять спокойно на одном месте. Она даже сидеть не могла больше пяти минут, все время порывалась подняться и заняться каким-нибудь делом или хотя бы просто пройтись.

А здесь ни единого движения. Лишь чуть колышутся рукава одежд.

— Мария, — тихо окликнул Рауль.

Но девушка по-прежнему стояла, опустив голову. Юноша почувствовал неладное. Он зашагал быстрее. Откуда ни возьмись налетел ветер. И тут, девушка, словно очнувшись от глубокого сна, вскинула голову и сделала шаг в сторону.

Облако набежало на луну. Стало абсолютно темно. Глаза не смогли быстро привыкнуть к темноте. Раулю пришлось даже остановиться на несколько секунд. Наконец, он снова начал различать силуэты кустов.

Рауль направился к тому месту, где стояла Мария. Теперь ее было почти не видно. Просто темнота там была еще темнее, еще непрогляднее.

И лишь подойдя вплотную к этому чернильному пятну, Рауль увидел, что перед ним стоит только куст. Девушка куда-то исчезла.

— Мария! — снова позвал Рауль.

Он не был против игры в прятки. Только не глухой ночью, на развилке дорог, окруженной со всех сторон кустами и оврагами. Совершенно непонятно, что взбрело ей в голову. Какие игры? Зачем?

— Мария, выходи… Сейчас не время шутить, — сказал юноша в ночь.

Ему показалось, что откуда-то со стороны послышался тихий девичий смех. Он пошел в том направлении, но очень скоро наткнулся на непроходимую стену можжевельника.

— Мария, пожалуйста, прекрати…

На этот раз ему ответил лишь ветер в ветвях кустов. Рауль вернулся на развилку.

Куда же она могла подеваться? Впрочем, в такой темноте спрятаться было куда как просто. Вот только зачем? Рауль нерешительно потоптался на месте.

Он видел, как она стояла рядом с дорогой. Он это видел точно. Ее силуэт он не спутал бы ни с чем. Сколько раз он видел его, когда приходил на ночные свидания… Потом она шагнула в сторону. Шагнула, когда услышала его оклик. Сомнений нет, решила его подразнить. На нее это было непохоже. Она прекрасно знала, что у них не так много времени, чтобы тратить его на беготню по кустам.

Рауль почувствовал досаду. Ну почему сегодня такая неудачная ночь. Сначала этот вор, переполошивший стороже. Теперь игры Марии. Хорошее свидание, нечего сказать.

— Мария, ну хватит, я тебя очень прошу, — взмолился он, в надежде, что вот-вот послышатся ее шаги.

Но вместо них снова раздался тихий смех. В другой стороне… Рауль послушно побрел на звук. Несколько раз он чуть не растянулся. Повсюду из земли торчали корни, везде валялись камни и сучки, на каждом шагу попадались ямы, заполненные водой. Недавно прошли дожди, превратив сухую обычно низину в некое подобие болота.

— Ты где? — позвал Рауль.

Он не решался кричать громко. Его запросто мог услышать какой-нибудь заблудший или особенно рьяный конный разъезд. Да и мало ли кто мог оказаться в этой глуши ночью? Может быть, тот самый вор, которого ловят… Вдруг он где-то поблизости и собирается напасть на одинокого путника, чтобы увеличить свою добычу.

Рауль не был трусом. Но какому городскому жителю не станет жутковато ночью, вдали от города. Особенно если где-то совсем рядом прячется человек не очень-то желающий добра…

— Мария!

Смех раздался далеко впереди. Он словно специально уводил юношу все дальше и дальше от дороги. Смех был едва слышен, призрачен… Рауль даже усомнился на мгновение, действительно он слышит его, или это просто игра воображения.

Тем не менее, он продолжал упрямо идти вперед, на ходу придумывая все, что скажет Марии, когда догонит ее. Вскоре кусты закончились. Им на смену пришли молодые деревца. Рауль понял, что он вошел в лес.

*****

Ночь была темной, как душа закоренелого преступника. Тусклый свет нарождавшейся луны с трудом пробивался сквозь облака, затянувшие небо. Тишину нарушал только шепот ветра в кустах магнолий, да треск цикад. Изредка где-то на окраине города слышался собачий брех.

Теплый влажный воздух был напоен ароматом цветов, к которому примешивался запах дыма, морской соли, пряностей и еще много чего, чем обычно пахнет южный приморский городок.

Город спал. Узкие улочки были пусты. Стены домов и булыжники мостовых медленно остывали после дневного зноя, словно нехотя отдавая накопленное тепло. Окна были темны, лишь в некоторых виднелся слабый огонек масляной лампы. Не всем людям одинаково хорошо спится по ночам. Но все же вздумай кому-нибудь прогуляться в этот час, ему пришлось бы запастись факелом.

Однако мальчик, который крался вдоль стен домов, прекрасно обходился без огня. Ему все говорили, что зрение у него, как у кошки. И были недалеки от истины. В темноте он ориентировался прекрасно. И дело было даже не в остром зрении. Он мог бы пройти весь город с севера на юг и с завязанными глазами. Кошачье чутье, так было бы вернее. Мальчик шел подчиняясь шестому чувству, которое обычно обострено у детей, но постепенно, с возрастом исчезает. Точнее, исчезает не само это чувство, а привычка доверять ему.

Мальчику было десять лет, и он был еще в том возрасте, когда чувствам доверяешь куда больше, чем разуму. Поэтому он тихо шел по ночным темным улицам, безошибочно сворачивая в совсем уж узенькие проулки, скорее щели, легко обходя кучи мусора и выбоины в булыжных мостовых. Он не задумывался о том, куда поворачивать и куда ставить ногу. Тело делало все само.

Голова же мальчика была занята другим. Он думал о том, что больше никогда не вернется домой. Никогда. Даже близко не подойдет. Если только его не поймают и вернут силой. Хватит с него побоев. Хватит с него грубостей отца и издевательств старшего брата. Он терпел и так слишком долго. Но теперь — все. Больше никто не посмеет ударить его. Или как-нибудь обозвать.

Мальчика звали Лорко. И в свои десять лет он успел натерпеться столько, что иному хватило бы и на всю жизнь. Его отец, кожевенник Марко, сживший со свету двух жен, и ни во что не ставящий самого черта, превратил жизнь своего младшего сына в настоящий ад, как только загнал в гроб его мать. Старшим сыновьям повезло больше. Они успели вырасти до того, как у их отца помутился рассудок. Самый старший из них к этому времени покинул отчий дом. Средний был уже настолько похож на собственного отца, что тот предпочитал не связываться со своей копией. Неизвестно, кто бы одержал верх…

А вот Лорко был прекрасным объектом для вымещения злости и обиды на собственную жизнь. Дни, когда он отделывался парой подзатыльников, были для мальчишки настоящим праздником. Обычно дело заканчивалось синяками и кровоподтеками, которые не проходили неделями.

Лорко вытер злые слезы. Вчера ему досталось особенно. Отец напился и вошел в раж. Мальчику казалось, что избиение никогда не закончится. Левая нога до сих пор болела так, что он старался не ступать на нее. Даже дышать было больно. Лорко подумал, что ребро, скорее всего сломано… И все это из-за того, что он недостаточно быстро прибежал на зов отца. Тому хотелось еще вина, и он звал сына, чтобы тот сбегал в погреб за очередной бутылкой. Но Лорко заигрался во дворе и не сразу услышал отца. За что жестоко поплатился.

Но теперь все. Мальчик поклялся себе, что это был последний раз, когда отец прикоснулся к нему. Пусть он будет просить милостыню, пусть вообще умрет от голода. Но обратно — ни ногой. Его путь лежал прочь из этого города. Здесь его ничто не держало. Все, что у него было из вещей, уместилось в узелке едва больше головы самого Лорко.

Но все-таки дядя и брат были не единственной причиной, по которой мальчик покинул дом. Он никогда бы не признался в этом даже самому себе. Наоборот, едва мысль об этом мелькала на самом краю сознания, он гнал ее, как нечто постыдное и до невозможности глупое. Постыдное и глупое — днем. Но ночью… Ночью это по-настоящему страшно. И не было никаких сомнений в том, что оно действительно существует.

Первый раз он увидел это почти год назад, поздней весной.

У Лорко была своя маленькая комната на втором этаже старого обветшалого дома. Отец с братом спали внизу. А его поместили наверху, под протекающей крышей, в некоем подобии чердака с щелями в стенах и паутиной по углам. Впрочем, такие мелочи не особенно его заботили. За день он обычно уставал так, что едва добравшись до охапки соломы, накрытой старыми вонючими шкурами, служившей ему постелью, мгновенно забывался тяжелым сном. Что такое протекающая крыша, когда тебе десять лет, целый день ты таскаешь дрова и воду, ухаживаешь за скотиной и мнешь шкуры, да еще получаешь тумаки и зуботычины? Протекающая крыша становится таким пустяком, о котором смешно даже думать.

Наоборот, Лорко был счастлив, когда ему, наконец, удавалось забраться по приставной лестнице в свой чулан, рухнуть на постель и укрыться с головой дырявым одеялом. Еще один безрадостный, полный тяжелого труда день закончен. Теперь его ждут несколько часов покоя и тишины. Это ли не счастье?

Но в ту памятную ночь, когда он увидел монстра, все изменилось. Тогда, по какой-то непонятной причине сон никак не приходил, несмотря на то, что денек выдался особенно трудным. Болело все тело, раскалывалась голова от того, что ему пришлось возиться со свежеобработанными шкурами на самом солнцепеке. Да еще крепко досталось от отца, который напился уже к полудню.

Лорко долго ворочался. Сна не было. Он открыл глаза и замер, не в силах пошевелиться. В старом покосившемся шкафу с оторванными дверцами, стоявшем прямо напротив его постели, кто-то был. Небольшого роста… Или, может, он просто сидел?.. Лорко четко видел в луче лунного света, приникавшем в мутное окошко, крупную мохнатую голову, широкие плечи… И глаза. Это было самое страшное. Глаза были тускло-желтыми, они не мигая смотрели прямо на мальчика. В них был голод. Настоящий звериный голод и еще какая-то тоскливая ярость.

Лорко как загипнотизированный смотрел в эти глаза. Он был похож на кролика, сидящего перед голодным удавом. От существа пахло сырой землей и гнилью, как от куска испорченного мяса. Постепенно Локро разглядел, что то, что он принял за свалявшуюся шерсть — на самом деле свисающие лоскуты кожи.

Когда он был совсем маленьким ему часто казалось, что под кроватью живут чудовища, которые только и ждут, когда он заснет, чтобы выбраться из своего убежища и наброситься на него. Наброситься и утащить в свой мир. Он мог часами лежать, трясясь от страха под одеялом… Но тогда была жива мать, которая была хоть и грубой женщиной, все-таки могла его успокоить.

Теперь же он был намного старше, и уже давно перестал бояться чудищ под кроватью. Но тот монстр в шкафу… Он на самом деле сидел там и не спускал глаз с мальчика. Словно ждал, когда тот совершит какое-нибудь неосторожное движение.

Монстр сидел неподвижно. Но Лорко знал, что это спокойствие обманчиво. Стоит ему сделать что-то не так, чудовище бросится на него. И сожрет. Да именно сожрет. Ведь оно пришло сюда именно за этим.

Сколько он так пролежал, замерев от страха, мальчик не знал. Ему показалось. Что прошла вся ночь. Может быть, так оно и было. А может, прошло сего несколько минут… Но это было неважно. Важно было то, что Лорко был уверен — в шкафу действительно кто-то есть.

С этой уверенностью он и заснул. В конце концов, детские страхи это всего лишь детские страхи.

Наутро мальчик первым делом заглянул в шкаф. Никаких следов чудовища. Кое-как разложенный хлам, несколько латаных рубашек, сложенных одна на другую. Старые стоптанные башмаки внизу. Ничего такого, что он мог бы принять за монстра в темноте. На всякий случай, Лорко в этот же день при первой возможности убежал на городскую свалку и притащил оттуда пыхтя и отдуваясь две дверцы, которые должны были подойти к его шкафу. Он хотел во что бы то ни стало сделать так, чтобы шкаф закрывался. Хотя наутро его страхи казались смешными, но все-таки лучше подстраховаться. Девять лет — это возраст когда уже не очень-то веришь в чудовищ. Но и не очень-то веришь, в то, что их не существует…

Он навесил дверцы и прибил крючок, чтобы их можно было закрыть. Сделав это, мальчик почувствовал себя увереннее. Пускай это был всего лишь ночной кошмар, но повторения его не хотелось.

Перед сном Лорко закрыл дверцы на крючок и лег спать. Но проснулся среди ночи от ощущения, что на него смотрят. А когда открыл глаза, с трудом смог сдержать крик. Дверцы шкафа были открыты. Чудовище снова сидело там и пристально смотрело на него. Взгляд был все такой же, свирепый и жаждущий крови. Его, Лорко, крови…

— Я буду приходить каждую ночь, — вдруг прошептал монстр. И от этого шепота у мальчика заледенели руки. — Я буду приходить к тебе каждую ночь. И всякий раз буду ближе к тебе на шаг. Настанет время и я доберусь до тебя.

Голос чудовища был похож на шелест листвы, который можно услышать глухой ночью на кладбище. Мрачный, пугающий, заставляющий вздрагивать и судорожно креститься. В нем не было ничего живого. Ни единой нотки, услышав которую, можно было бы понять, что перед тобой живое существо.