Ответ нашим критикам

Ответ нашим критикам

Перевод – К. Леонов

В будничном течении повседневной жизни сказанные слова могут быть серебром, в то время как «молчание – это золото». Но для редакторов некоторых специализированных периодических изданий, «молчание» в некоторых случаях равносильно малодушию и лживым отговоркам. В нашем случае это недопустимо.

Мы прекрасно осведомлены о том факте, что простое наличие слова «спиритуализм» на титульном листе нашего журнала «приводит к тому, что он теряет половину своей привлекательности в глазах материалиста и скептика», – ибо нам постоянно твердят об этом многие наши добрые друзья, некоторые из которых обещают нам бо?льшую популярность, а следовательно увеличение числа подписчиков, стоит нам только убрать «презренный» термин и заменить его на другой, сходный по своему значению, но более благозвучный для публики в целом. Пожалуй, это притворство хуже вероломного обмана. Наличие этого непопулярного слова на своем прежнем месте говорит о нашем ответе.

То, что мы не включали «спиритуализм» в число тем, которым посвящен наш журнал, «в надежде, что это сослужит нам добрую службу среди спиритуалистов», доказывается следующим фактом: начиная с нашей первой публикации об организации акционерного журнала и до нынешнего дня, подписчики из «спиритуального» лагеря не составляли и четырех процентов из нашего общего подписного списка. И все же, к нашему вящему удовольствию, о нас постоянно говорит пресса и наши оппоненты как о «спиритуалистах». Действительно, не зная о наших взглядах или намеренно игнорируя их, они обвиняют нас в вере в духов. Мы не стали бы вообще возражать против такой формулировки – ибо слишком многие более достойные и мудрые люди, чем мы, твердо верили в «духов», – но это опять-таки значило бы пойти на «вероломный обман». Нас называют «спиритуалистами» люди, которые неправильно рассматривают этот термин как «позорное клеймо», в то время как ортодоксальные спиритуалисты, которые прекрасно понимают, что мы приписываем их феномены действию совсем других сил, нежели духи, обижаются на наши специфические воззрения как на выпад против их веры, и, в свою очередь, высмеивают нас и оказывают нам сопротивление.

Один этот факт должен доказать, если это вообще возможно, что наш журнал проводит честную политику. Так, основанный ради одной-единственной цели, а именно, для разъяснения истины, сколь бы непопулярной она ни была, он во всем остается верным своему первоначальному принципу – принципу совершенной непредвзятости и беспартийности. И это полностью отвечает на другое обвинение, а именно, что мы публикуем взгляды наших корреспондентов, с которыми мы зачастую сами не согласны. «Ваш журнал изобилует статьями, которые поддерживают самые нелепые суеверия и сообщают абсурдные истории о привидениях», – выказывается недовольство в одном из писем. «Вы пренебрегаете тем, чтобы придавать особое значение в своих редакционных статьях необходимому различению между фактами и ошибкой, и это также относится к отбору ваших материалов», – говорит другой. Третий обвиняет нас в том, что мы недостаточно поднимаемся «от предполагаемых фактов к принципам, которые доказали бы нашим читателям, что в каждом отдельном случае эти факты ничем не лучше, чем выдумки». Другими словами, как мы это понимаем, нас обвиняют в пренебрежении научной индукцией. Наши критики могут быть правы, но это не значит, что мы полностью ошибаемся. Перед лицом многих важнейших и строго научных экспериментов, проведенных нашими наиболее знаменитыми учеными мужами,[536] нужен гораздо более глубокий мудрец, чем даже сам царь Соломон, чтобы провести различие между фактом и выдумкой. На вопрос: «Что есть истина?» – в восемнадцатом веке ответить еще труднее, чем в первом веке нашей эры. Явление Бруту его «злого гения» в виде ужасной человеческой фигуры, которая, появившись из тьмы и безмолвия ночи, обещала встретить его в долине Филиппи, – было фактом римского тираноубийства; но это был всего лишь сон для его рабов, которые ничего не видели и не слышали в эту ночь. Существование континента на противоположной стороне земли и гелиоцентрической системы было фактами для Колумба и Галилея за много лет до того, как они смогли продемонстрировать это в действительности; и все же существование Америки, так же как и нашей современной солнечной системы, упорно отрицалось несколько веков назад, точно так же, как и спиритуализм – сегодня. Факты существовали и в «донаучном прошлом», а ошибки следуют одна за другой, словно ягоды в лесу, в нашем научном настоящем. Кому же тогда предоставить критерий истины? Должны ли мы оставить его на милость и справедливость пристрастного общества, которое постоянно пытается ниспровергнуть и разрушить то, чего оно не понимает, все время пытаясь трансформировать стыд и лицемерие в синонимы «приличия» и «добропорядочности»? Или же мы должны слепо отдать его современной, так называемой, точной науке? Но наука не сказала своего последнего слова, и различные ее отрасли знания не могут с удовлетворением называть себя точными, пока вчерашние гипотезы опровергаются открытиями, сделанными сегодня. «Наука атеистична, фантасмагорична и вся погрязла в предположениях. Она никогда не сможет стать знанием per se [сама по себе, лат.]. Не знать – это ее кульминация», – говорит профессор А. Уилдер, наш нью-йоркский вице-президент, без сомнения, в большей степени человек науки, чем многие ученые, лучше известные миру, чем он. Кроме того, ученые представители Королевского общества имеют такое же количество излюбленных привычек и хобби, и столь же мало свободны от предубеждения и предвзятых мнений, как и любые смертные. Или же нам следует смиренно обратиться в наших поисках этого критерия к религии и ее рукотворной теологии, с ее «семьюдесятью семью сектами», каждая из которых заявляет о своем праве на истину и ничем не обосновывает эту свою претензию? Один из наших строгих христианских ареопагитов в самом деле выражает свой страх перед тем, что «даже некоторые абсурдные истории Пуран находят благосклонный прием у „Теософиста“. Но пусть он скажет нам, содержит ли в себе Библия сколь-либо меньше „абсурдных сказок“ и «нелепых чудес», чем индийские Пураны, буддийская Маха-джатака, или даже какая-нибудь наиболее «постыдная суеверная публикация» спиритуалистов? (Цитата из его письма.) Мы выражаем сочувствие, как первой, так и всем остальным, но:

Однажды вера, пламенная вера,

Поддавшись чарам льстивого обмана,

В его объятия попала навсегда…

и – мы отказываемся принимать что-либо на веру. Как и большинство периодических изданий, мы в каждом номере «Теософиста» напоминаем нашим читателям, что «редакторы не несут ответственности за мнения, выраженные авторами», с некоторыми из коих они (мы) не согласны. И это все, что мы должны сделать. Мы никогда не выступаем на страницах нашего издания как наставники, но скорее как скромные и доверчивые собиратели бесчисленных верований, убеждений, научных гипотез, и – даже «суеверий», общераспространенных в прошлые века, и все еще существующих и процветающих в наше время. Никогда не принадлежа к сектантам – то есть, к некой заинтересованной партии, – мы утверждаем, что перед лицом нынешнего положения вещей, в ходе непрестанной войны, в которую вовлечены древние верования и новые учения, альтернативные школы и авторитеты, возрождающиеся элементы слепой веры и непрерывные научные открытия, несущиеся наперегонки и, как бы в ходе естественного отбора, поглощающие и взаимно разрушающие и уничтожающие друг друга, – поистине, надо обладать недюжей смелостью, чтобы взвалить на себя задачу по разрешению конфликта между ними! Кто, спрашиваем мы, перед лицом самых удивительных и неожиданных достижений наших великих физиков и химиков, рискнул бы провести линию разграничения между возможным и невозможным? Где тот честный человек, который, в деталях ознакомившись с последними заключениями археологии, филологии, палеографии, и особенно ассириологии, взялся бы доказать превосходство религиозных «суеверий» цивилизованных европейцев над суевериями «язычников», и даже дикарей-идолопоклонников?

После всего сказанного, мы надеемся, что прояснили ту причину, по которой мы, не веря в непогрешимость кого бы то ни было из смертных и не утверждая эту привилегию для самих себя, предоставляем наши страницы для открытого обсуждения любого взгляда и мнения, при условии, что они не окажутся слишком сверхъестественными. Кроме того, мы предоставляем место для «ненаучных» материалов, если в них говорится о проблемах, выходящих далеко за пределы сферы физической науки, – обычно, это вопросы, которые средний и догматический ученый отвергает a priori [заведомо, лат. ] и без всякой проверки; но подлинные люди науки не только находят их вероятными, но, после исследования, они очень часто бесстрашно объявляют обсуждаемый вопрос неоспоримым фактом. В отношении наиболее трансцендентальных вопросов, скептик может не в большей степени опровергнуть, чем верующий – доказать свою точку зрения. Факт – это единственный трибунал, которому мы подчиняемся, и который мы безоговорочно признаем. И перед этим трибуналом совершенно равны и Тиндаль, и невежда. Живо воспринимая трюизм, что каждая дорога рано или поздно выводит на шоссе, а каждая река ведет к океану, мы никогда не отвергали материал просто потому, что мы не верим в тот предмет, о котором он сообщает, или не согласны с его выводами. Лишь сравнение может дать нам возможность познать вещи в их истинной ценности; и если судья не сравнивает показания и не выслушивает обе стороны, он вряд ли придет к правильному решению. Dum vitant stulti vitia, in contraria currunt[537] – это наш девиз; и мы пытаемся осторожно пройти между многочисленными канавами, не упав ни в одну из них. Ибо требовать одному человеку от другого, чтобы он верил как он сам в вопросы религии или науки – это в высшей степени несправедливо и деспотично. Кроме того, это абсурдно. Ибо это равносильно требованию того, чтобы мозг новообращенного, его органы восприятия, короче, весь его организм был преобразован точно в согласии с моделью организма его учителя, и тогда он будет обладать таким же темпераментом и умственными способностями, как и учитель. А почему не его носом и глазами, в таком случае? Умственная зависимость – это худший из всех видов рабства. Это состояние, которое, по причине того, что физическая сила не имеет реальной власти, всегда означает либо трусливое малодушие, либо исключительную интеллектуальную слабость.

Среди многих других обвинений, нас упрекают в том, что мы недостаточно используем наше редакторское право отбора. Мы позволим себе не согласиться и опровергнуть это обвинение. Как и любой другой человек, по счастью имеющий в своей голове мозги вместо студня из телячьих ножек, мы, конечно, имеем свое мнение обо всех вещах в целом, и об оккультных – в особенности, и некоторых из них мы придерживаемся очень твердо. Но это наши личные взгляды, и хотя у нас такие же права на них, как и у любых других людей, мы никогда никого не заставляли признавать их. Мы не верим в деятельность «духов умерших», – но другие, и среди них многие члены Теософского общества, верят в них, и мы обязаны уважать их мнение, пока они с уважением относятся к нашему. Сопровождать каждую статью нашего автора «Примечанием редактора», исправляющим «его ошибочные представления», было бы равнозначно тому, чтобы превратить наш совершенно беспартийный журнал в сектантский орган. Мы отвергаем такого рода служение «господином оракулом».

«Теософист» – это журнал нашего Общества. Каждый из его членов совершенно свободен в своих воззрениях, и в организации, коллективно представляющей практически любую веру, национальность и философскую школу, каждый член имеет право требовать себе места в органе своего Общества для защиты своей собственной частной веры и своих взглядов. Наше Общество является абсолютной и бескомпромиссной республикой совести, и в ней нет места предубеждениям и ограниченности. Они в такой же степени ненавистны и отвергаются нами, как догматизм и фанатизм в теологии; и мы повторяем это usque ad nauseam [вплоть до тошноты, лат.].

Объяснив нашу позицию, мы закончим эту статью такими прощальными словами к нашим сектантским друзьям и критикам. Материалистам и скептикам, которые развенчивают нас во имя современной науки – этой дамы, которая всегда презрительно качает головой и угрожает всему, чего она еще не понимает, – мы бы напомнили многозначительные, но чересчур мягкие слова великого Араго:

«Опрометчив тот человек, который за пределами чистой математики произносит слово невозможно».

А теологии, которая, скрываясь под своими многочисленными ортодоксальными масками, забрасывает нас грязью из-за каждого подвернувшегося угла, мы ответим знаменитым парадоксом Виктора Гюго:

«Во имя РЕЛИГИИ мы возражаем против всех и каждой религий!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.