1. ОБУХОМ ПО ГОЛОВЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. ОБУХОМ ПО ГОЛОВЕ

Излагаемые в этой главе мысли обычно выносятся в предисловие. Здесь же они включены в основной текст, поскольку большинство читателей, стремясь сразу перейти к сути дела, как правило, пропускают подобного рода предварительные замечания, тогда как в данном случае они-то и составляют существо вопроса.

Основные цели публикации излагаемого здесь материала следующие: 1) максимально широко распространить эти сведения, избавить других людей - пусть даже это будет всего лишь один человек - от муки и ужаса испытаний и ошибок, в той области, где нет конкретных отчетов; утешить его тем, что тот же самый опыт уже пережит другими, чтобы он распознал в себе этот феномен и, таким образом, избежал психической травмы или, еще хуже, душевного срыва и помещения в психиатрическую клинику; 2) способствовать тому, чтобы уже завтра или хотя бы в более или менее отдаленном будущем официальные, общепризнанные науки, сложившиеся в нашей культуре, расширили свои горизонты, концепции, постулаты, поиски и распахнули бы двери к более полному знанию и пониманию человеком самого себя и всего того, что его окружает.

Если обе или хотя бы одна из этих целей тем или иным образом осуществятся, это послужит наградой для автора этой книги.

Предлагаемый вниманию читателей материал не предназначен для представителей какой-либо определенной науки. Скорее наоборот, главный упор делался на описание максимально конкретное, чуждое сомнительным обобщениям, изложенное языком, одинаково доступным как ученым, так и неспециалистам. Физик, химик, биолог, психиатр или философ, возможно, изложили бы то же самое более четко, в научных терминах. И автор ждет таких интерпретаций. Их появление означало бы, что коммуникация возможна, что подлинный смысл можно передать простыми словами широким массам, а не одной лишь узкой кучке специалистов.

Автор ожидает также, что многие интерпретации окажутся противоречивыми. Самое трудное из всех мыслительных процессов - это объективная оценка какой-либо идеи, которая, если признать ее за факт, опрокинет знания и опыт, накопленные за целую жизнь. Очень многое признано за факты и принято на основе гораздо более косвенных свидетельств, чем те, что приведены в этой книге. Хочется высказать надежду, что тот же подход будет применен и к моим данным.

Объективное рассмотрение - без преувеличения самый трудный из всех мыслительных процессов. Достаточно однажды испытать его, чтобы этого хватило на всю жизнь.

А теперь попробую максимально искренне рассказать о переживаниях в высшей степени личных.

Весной 1958 г. я вел вполне обычную жизнь во вполне обычной семье. Поскольку мы очень любим природу и уединение, то жили в сельской местности. Единственным необычным занятием были мои эксперименты с запоминанием информации во сне, главным участником которых был я сам. Первый признак отклонения от нормы проявился в одно из воскресений после обеда. Когда все члены семьи отправились в церковь, я решил поставить эксперимент, в ходе которого нужно было прослушать особую магнитофонную запись, находясь при этом в глубокой изоляции от внешних раздражителей. Это была просто попытка сконцентрироваться на одном-единственном источнике (слуховом) осмысленного сигнала с пониженным поступлением сигналов от других органов чувств. Степень запоминания и воспроизведения информации должна была определить успешность данной техники.

Изолировавшись от света и звуков, я слушал пленку. Никаких необычных или случайных установок она не содержала. Оглядываясь назад, можно сказать, что наиболее значительной была сильная установка на запоминание всего относящегося к упражнениям по релаксации. Пленка закончилась, результат был вполне обычным.

Запоминание оказалось прочным и полным, поскольку явилось результатом моих собственных усилий и, таким образом, сам процесс был мне знаком. Пожалуй, даже слишком, ибо удержание в памяти и закрепление нового, незнакомого материала оказались мне не под силу. Эту технику следовало бы попробовать с каким-нибудь другим испытуемым.

Когда домашние вернулись, мы позавтракали яичницей болтуньей с беконом и выпили кофе. За столом произошла незначительная размолвка, не имеющая никакого отношения к сути моего рассказа.

Спустя немногим более часа со мной случилась жесточайшая судорога: не отпускающая боль стальным обручем охватила диафрагму - область солнечного сплетения под самой грудной клеткой.

Решив, что я отравился за завтраком, я в отчаянии попробовал вызвать у себя рвоту, но желудок был пуст. У других членов семьи, евших ту же пищу, не было никаких признаков болезни или расстройства. Предположив, что причина - судорога брюшных мышц, я попробовал снять ее физическими упражнениями и ходьбой.

Аппендицитом это быть не могло, так как аппендикс у меня был удален. Несмотря на боль, дышал я нормально, с сердцем, судя по пульсу, тоже все было в порядке. Не было ни испарины, ни каких-либо иных симптомов - только сильная, давящая напряженность группы мышц в верхней части живота.

Мне пришло в голову, что судорога, возможно, каким-то образом вызвана прослушанной мною накануне магнитофонной записью. Внимательно изучив пленку и письменный текст, с которого она была сделана, я не обнаружил ничего необычного.

На тот случай, если вдруг приметалась какая-нибудь подсознательная установка, я, чтобы ослабить ее, выполнил все установки, записанные на пленке. Однако облегчения не наступило.

Наверное, следовало немедленно вызвать врача, но случай не показался мне настолько серьезным, да и ухудшения не наступало. В то же время и лучше не становилось. Наконец мы решились, но никого из местных докторов вызвать не удалось: одного не было дома, другой играл в гольф.

С половины второго примерно до полуночи судорога и боль продолжались. Обычные домашние способы лечения не помогали. Где-то после двенадцати, когда все мои силы были уже на пределе, я заснул.

Проснувшись рано утром, я обнаружил, что судорога и боль прошли. Осталось лишь болезненное ощущение в мышцах диафрагмы, какое бывает после долгого и сильного кашля. Так до сих пор и непонятно, чем был вызван этот приступ. Упоминаю о нем только потому, что он был первым из необычных явлений, физических или иных, которые стали со мной происходить.

Оглядываясь назад, можно предположить, что это было прикосновение волшебной палочки, а точнее, удар обухом. Но тогда я еще не подозревал об этом.

Недели через три произошло второе важное событие. После случившейся со мной судороги я прекратил эксперименты с магнитофонной записью, так как меня не покидало сильное подозрение, что между ними есть какая-то связь. Таким образом, никакого видимого толчка ко второму происшествию не было.

Случилось это опять в воскресенье, после обеда, когда вся семья ушла в церковь.

Я прилег на кушетку в гостиной, чтобы немного соснуть, пока в доме тихо. Едва я лег ничком (головой на север, если это имеет какое-либо значение), как вдруг почувствовал на себе нечто вроде пучка света или луча, исходящего с северной части неба под углом примерно 30 градусов к горизонту. Ощущение было такое, словно какой-то теплый свет охватил меня. Только это был дневной свет, и луч был невидимым (если только он на самом деле был).

Сначала я решил, что это солнечный луч, хотя на северной стороне дома такое было невозможно. Как только свет пронизал все мое тело, оно начало сильно дрожать, точнее сказать, вибрировать. Я не мог сделать ни одного движения, было ощущение, что я словно зажат в тисках.

Потрясенный и напуганный, я стал заставлять себя двигаться, преодолевая сопротивление каких-то невидимых оков. Когда наконец мне удалось медленно сесть на кушетке, дрожь и вибрация постепенно сошли на нет, и я получил возможность двигаться свободно.

Я встал и прошелся по комнате. Никакого провала в сознании я не заметил. Часы показывали, что с того времени, как я лег на кушетку, прошло лишь несколько секунд. Во время всего происшествия глаза мои были открыты, и я слышал доносящиеся с улицы звуки. Я выглянул в окно, особенно внимательно посмотрев на север, сам не зная зачем. Кругом было спокойно, ничего необычного. Дивясь столь странному событию, я вышел из дому пройтись.

В течение последующих шести недель то же самое происходило со мной еще девять раз - в разное время и в разных местах. Общим было одно: это начиналось сразу после того, как я ложился отдыхать или спать. Каждый раз для того, чтобы сесть, мне приходилось преодолевать сильное сопротивление - после этого дрожь затихала. Хотя мое тело ощущало вибрацию, внешне она никак не проявлялась.

Перебирая свои скромные познания в медицине, я вспомнил об эпилепсии, но скоро сообразил, что, во-первых, эпилептики не помнят своих ощущений во время припадков, а во-вторых, это наследственная болезнь, к тому же проявляющаяся уже в раннем возрасте. Ко мне это не подходило.

Оставалось предположить какое-то заболевание мозга, например опухоль. Но и в этом случае симптомы были нетипичными, однако кто знает… С трепетом переступил я порог нашего давнего семейного врача доктора Ричарда Гордона и описал ему свои симптомы. Опытный диагност и специалист по внутренним болезням, он должен был разобраться, в чем тут дело. К тому же он знал мои предыдущие заболевания.

После тщательного осмотра доктор Гордон высказал предположение, что я просто переутомился, поэтому мне нужно больше спать и сбросить лишний вес. Короче, он не смог обнаружить в моем организме никаких физических отклонений. Над моими опасениями относительно опухоли или эпилепсии он только посмеялся. Поверив его словам, я вернулся домой успокоенным.

Коли у явления нет никакой физической причины, - решил я, - это, по-видимому, галлюцинация, нечто вроде сновидения. Поэтому, если вдруг оно наступит опять, постараюсь разобраться в нем как можно более спокойно. Долго ждать не пришлось - в тот вечер это случилось снова.

Началось минуты через две после того, как я лег спать. На этот раз я был исполнен решимости не отбиваться изо всех сил, а, сохранив спокойствие, понаблюдать, что же происходит. Продолжая лежать, я почувствовал, как ощущение волной хлынуло мне в голову и охватило все тело. Это была не дрожь, а скорее вибрация устойчивой, неизменной частоты. Чувство было такое, будто по всему телу, не причиняя ему боли, бежит электрический ток. Частота вибрации, по моей оценке, была раза в два меньше шестидесяти ударов пульса в минуту.

Перепуганный, я тем не менее воздержался от каких-либо действий, стараясь сохранить спокойствие. Я по-прежнему видел все, что окружало меня в комнате, но почти ничего не слышал из-за ревущего звука в ушах, вызванного вибрацией. Мне было интересно, что же произойдет дальше.

Но ничего не произошло. Минут через пять ощущение медленно угасло, и я поднялся, чувствуя себя совершенно нормально. Пульс у меня был выше, чем обычно, видимо, вследствие возбуждения. Никаких других симптомов я не заметил, и это сняло мой страх перед необъяснимым явлением.

За следующие четыре или пять случаев я узнал мало нового. По крайней мере один раз мне показалось, что вибрация переходит в кольцо искр диаметром около двух футов (60 см); центром его служила ось моего тела. Я видел это кольцо словно наяву, стоило мне лишь закрыть глаза. Оно появлялось у головы и медленно двигалось вниз к пальцам ног, а затем возвращалось обратно к голове. Эти колебания происходили в определенном ритме, один цикл которого длился примерно пять секунд. Когда кольцо проходило над тем или иным участком тела, я ощущал, как вибрация, будто обручем обтесывает его. Когда же оно проходило над головой, голову заполнял оглушительный рев, и я чувствовал вибрации в мозгу. Я попытался исследовать это яркое, похожее на электрическое, кольцо, но так и не мог понять, что оно собой представляет и чем вызвано.

Ни жене, ни детям я ничего о происшедшем не говорил, решив не беспокоить их понапрасну, пока не выяснится что-нибудь определенное. Единственным, кого я посвятил в свою тайну, был мой друг, известный психолог, доктор Фостер Брэдшоу.

Если бы не он, трудно сказать, где бы я сейчас был. Скорее всего, в известном лечебном заведении.

Я рассказал ему о том, что со мной происходит, и он очень заинтересовался. Он предположил, что это какая-то форма галлюцинации. Как и доктор Гордон, он хорошо знал меня, и поэтому рассмеялся, услышав о моих опасениях относительно начальной стадии шизофрении и прочем. Я спросил его, как он думает: что мне делать? Его ответ я запомнил навсегда. Ну, тебе не остается ничего другого, как разобраться в том, что все это значит, - ответил доктор Брэдшоу. - Во всяком случае, у тебя, похоже, нет другого выбора. Будь я на твоем месте, я бы где-нибудь уединился от людей, и приложил все силы, чтобы найти ответ.

В том-то и загвоздка, что все это происходило не с доктором Брэдшоу, а со мной, и уединиться я не мог позволить себе никоим образом - ведь среди прочего мне нужно было содержать семью.

Прошло несколько месяцев, вибрации по-прежнему время от времени появлялись. Это уже стало надоедать. Но вот однажды поздним вечером я лежал в постели, собираясь заснуть. Вибрации наступили, и я, как обычно, устало и терпеливо ждал, когда они закончатся, так как хотел спать. Одна рука у меня свисала с правой стороны постели, пальцы слегка касались ковра на полу.

Машинально я попробовал пошевелить пальцами и обнаружил, что в состоянии поскрести ими по полу. Не задумываясь над тем, могу ли я шевелить пальцами во время вибрации, я уперся их кончиками в ковер, и после секундного сопротивления они как будто прошли сквозь него и коснулись пола под ковром. Мне стало любопытно, и я просунул руку еще ниже. Пальцы прошли через пол, и я ощутил шершавую верхнюю поверхность потолка комнаты этажом ниже. Пощупав вокруг, я нащупал маленькую щепку треугольной формы, гнутый гвоздь и немного опилок.

Слегка заинтересованный этим сном наяву, я сунул руку еще глубже. Она прошла через потолок первого этажа: было ощущение, как будто вся рука насквозь проткнула пол. Ладонь коснулась воды. Нисколько не удивившись, я пальцами разбрызгал воду.

Тут я внезапно полностью осознал ситуацию. Я был в абсолютно бодрствующем состоянии и наблюдал залитый лунным светом ландшафт за окном. Я ощущал, что лежу на постели, укрытый покрывалом, под головой у меня подушка, а грудь поднимается и опускается в такт дыханию. Вибрации еще продолжались, но уже слабее.

И тем не менее каким-то невероятным образом моя ладонь плескалась в луже воды, а рука, судя по ощущению, как будто проткнула пол насквозь. Я, без сомнения, был в состоянии полного бодрствования, но и эти ощущения были вполне реальны. Как мог я бодрствовать во всех отношениях и в то же время видеть сон, что моя рука прошла сквозь пол?

Вибрации начали слабеть, и мне почему-то подумалось, что между ними и протыканием рукой пола существует какая-то связь. Если они прекратятся прежде, чем я вытащу руку, пол может сомкнуться, и я потеряю ее. Может быть, вибрации временно проделали в полу дыру. Пытаясь разобраться в происходящем, я прикидывал и так, и этак.

Выдернув руку из пола, я положил ее на постель. Вскоре вибрации прекратились. Я встал, включил свет и осмотрел место рядом с постелью. Ни в ковре, ни в полу не было никакого отверстия, никакой перемены в них я не заметил. Я принялся разглядывать ладонь и руку и даже попробовал, нет ли на ладони воды. Воды не было, да и рука выглядела совершенно обычно. Я оглядел комнату: жена спокойно спала в постели, все вокруг было как будто в порядке.

Прежде чем успокоиться настолько, чтобы заснуть, я долго размышлял об этой галлюцинации. На следующий день я всерьез стал подумывать о том, чтобы сделать в полу дырку и посмотреть, в самом ли деле под ним находятся треугольная щепка, гнутый гвоздь, и опилки, которые я нащупал там ночью. Однако уродовать пол из-за какой-то дикой галлюцинации я не решился.

Я рассказал об этом случае д-ру Брэдшоу, и он согласился, что это, похоже, наглядный пример сна наяву. Вместе с тем он высказался в пользу идеи сделать в полу дырку и посмотреть, что же там такое. Он же познакомил меня с д-ром Льюисом Вольбергом, известным психиатром. За званым обедом я мимоходом упомянул о своих вибрациях, но д-р Вольберг проявил интерес лишь из вежливости. Судя по всему, он был не в настроении заниматься делами, и мне трудно осуждать его за это.

Я все больше и больше чувствовал себя сбитым с толку. Мое окружение и личный опыт приучили меня ожидать более или менее точных ответов или во всяком случае достоверных предположений - от современной науки. Запас научных, инженерных и медицинских знаний, хотя я и не специалист в этих областях, был у меня выше среднего. И вот я очутился перед лицом ситуации, когда оказалось не так-то просто получить не только ответ, но хоть сколько-нибудь приемлемое объяснение. Я до сих пор не могу отказаться от попытки разобраться во всем этом. Возможно, даже если бы захотел, все равно не смог.

В тот момент происшедшее со мной казалось мне какой-то нелепостью. Если бы я только знал, что еще не то ждет меня впереди! Когда недели через четыре вибрации пришли снова, я был начеку, как бы не шевельнуть рукой или ногой. Был поздний вечер, я лежал в постели, собираясь заснуть. Жена лежала рядом и уже спала.

Какая-то волна хлынула мне в голову, а затем распространилась по всему телу. Все это было уже знакомо. Пока я размышлял, как бы по-новому проанализировать происходящее, в сознании сама собой всплыла мысль: вот бы хорошо завтра после обеда взять планер и полетать (в то время я увлекался планеризмом). Не задумываясь о последствиях, даже не предполагая, что они могут быть, я просто представил себе удовольствие от полета.

Спустя мгновение я почувствовал, как что-то давит мне на плечо. Удивившись, я потянулся рукой назад и вверх, чтобы нащупать, что там такое. Рука наткнулась на гладкую стену. Я провел по стене ладонью сколько хватило руки - стена была гладкой и не кончалась.

Собравшись, я принялся что есть силы вглядываться в полумрак. Это в самом деле была стена, и я лежал, опершись на нее плечом. Мне сразу пришло в голову, что я заснул и упал с постели. Ничего подобного со мной раньше не бывало, но уж коли стали происходить всякие странные вещи, почему бы ни случиться и такому.

Затем я пригляделся повнимательнее. Что-то было не так. В стене не было ни дверей, ни окон, возле нее не стояло никакой мебели. Это не могло быть стеной моей спальни. И в то же время это было что-то знакомое. Понимание пришло мгновенно: это не стена, это - потолок! Я парил под потолком, легонько подпрыгивая при каждом движении. Я перевернулся в воздухе, поглядел вниз и вздрогнул. Внизу в полумраке я увидел постель и две фигуры в ней. Та, что справа, была моей женой. Рядом лежал еще кто-то. Оба, похоже, спали.

Странный сон, - подумал я. - Кто это приснился мне в постели с моей женой? Приглядевшись еще внимательнее, я был потрясен. Этим некто был я сам!

Последовавшая за этим реакция была мгновенной. Я - здесь, а мое тело - там. Я умираю, это - смерть. А я не готов умирать. Эти вибрации каким-то образом убили меня. Страшно перепугавшись, я, словно водолаз, устремился вниз к своему телу и нырнул в него. Я сразу ощутил себя в постели, накрытым одеялом, а когда открыл глаза, обнаружил, что разглядываю комнату с того самого места, где был до этого.

Что произошло? Неужели я и вправду чуть не умер? Сердце быстро билось в груди, но не сказать чтобы как-то по особенному. Я пошевелил руками и ногами. Как будто все в порядке. Вибрации уже угасли. Я встал, прошелся по комнате, выглянул в окно и закурил сигарету.

Прошло немало времени, прежде чем я снова лег в постель и попытался заснуть.

На следующей неделе я снова явился к доктору Гордону, чтобы еще раз пройти медицинский осмотр. Причину своего визита я ему не объяснил, но он заметил, что я чем-то обеспокоен. Он тщательно обследовал меня: взял анализ крови и мочи, сделал флюорографию, электрокардиограмму, прощупал все полости, словом, предпринял все, что только мог. Он внимательно осмотрел меня на предмет выявления поражения мозга, подробно расспросил о двигательных реакциях различных частей тела, а затем дал направление на ЭЭГ (электроэнцефалограмма - анализ волновой активности мозга), которая, надо полагать, ничего необычного не обнаружила. По крайней мере, он не поставил меня в известность, а я уверен, что будь что-нибудь серьезное, он бы не стал ничего скрывать.

Д-р Гордон дал мне успокоительного и отправил домой, порекомендовав сбросить лишний вес, меньше курить и больше отдыхать. На прощание он сказал, что если со мной что-то не так, то причина этого не в моем физическом состоянии.

После этого я встретился со своим новым другом д-ром Брэдшоу, психологом. От него помощи оказалось еще меньше. Услышав мой рассказ, он не высказал никакого сочувствия, а всего лишь посоветовал повторить опыт, если у меня это получится.

Я сказал ему, что не готов умирать.

- Я не думаю, что это случится, - спокойно заявил д-р Брэдшоу. - Кое-кто из ребят, занимающихся йогой и всякими этими восточными штуками, утверждают, что могут делать это по желанию, когда угодно.

- Делать что? - спросил я.

- Ну, выходить из физического тела на какое-то время. Они говорят, будто могут отправиться таким образом в любое место. Ты тоже должен попробовать.

Я сказал ему, что все это звучит просто смешно. Невозможно перемещаться без физического тела.

- Я бы не стал утверждать так категорично, - спокойно возразил д-р Брэдшоу. - Тебе нужно почитать что-нибудь об индусах. Ты, вообще-то, изучал философию в колледже?

Я ответил утвердительно, но как ни старался, ничего о такого рода путешествиях без тела припомнить не смог.

- Сдается мне, у вас был не очень толковый профессор философии, - д-р Брэдшоу закурил сигарету и поглядел мне в глаза. - Смотри на вещи шире. Попробуй - и получится. Как говорил мой старый профессор философии: Если ты слеп на один глаз - поверни голову, если слеп на оба глаза - открой уши и слушай.

Я спросил, что делать, если ты еще и глух, но ответа не получил.

Ну, конечно, д-ру Брэдшоу легко было рассуждать, ведь все это происходило со мной, а не с ним. И тем не менее трудно сказать, что бы я делал без его прагматичного совета и его неповторимого чувства юмора. Я в неоплатном долгу передним за эту поддержку.

Вибрации наступали и проходили еще шесть раз, прежде чем я набрался смелости повторить опыт. После того как мне это удалось, напряжение спало.

Во время очередных вибраций, когда они достигли своего пика, я представил себе, что поднимаюсь вверх - и поднялся!

Я плавно взлетел над постелью. Стоило мне захотеть остановиться, и подъем прекратился - я парил посредине между полом и потолком. Ощущение было довольно приятное, но я нервничал, опасаясь неожиданно упасть. Через несколько секунд я мысленно направил себя вниз и мгновение спустя вновь оказался в постели, при этом все обычные физические чувства полностью функционировали. С того момента, как я лег в постель, и до тех пор, когда я встал по окончании вибраций, никакого перерывав сознании не было. Я пребывал в растерянности. Что это? Реальность?

Галлюцинация? Сон? Я не мог определить момент, когда кончилось бодрствование и началось сновидение.

В психиатрических больницах содержатся тысячи людей, перед которыми стоит та же проблема.

Когда я во второй раз попробовал осознанно отделиться от тела, у меня снова получилось. Я опять поднялся в воздух на высоту потолка. Однако на этот раз я ощутил потрясающей силы сексуальное влечение и не мог думать ни о чем, кроме секса. Растерянный и раздраженный своей неспособностью контролировать этот прилив эмоций, я вернулся назад в физическое тело.

Лишь спустя еще пять попыток я открыл секрет контроля. Бесспорное значение сексуальности во всем этом деле столь велико, что подробнее я опишу его в последующих главах. Поначалу же она была для меня вызывающим раздражение ментальным препятствием, не дававшим мне выйти за пределы комнаты, где лежало мое тело.

За неимением иного подходящего термина я стал называть то, что со мной происходило, Вторым Состоянием, а другое, нефизическое тело, которым мы, по-видимому, обладаем, - Вторым Телом. Пока что эти термины кажутся мне наиболее удачными.

Только после первого наглядного, поддающегося проверке опыта я стал всерьез допускать, что все это не просто сны наяву, галлюцинации, невротическая аберрация, начальная стадия шизофрении, фантазии, вызванные самогипнозом, а то и что-нибудь похуже.

Этот первый наглядный опыт нанес мне поистине сокрушительный удар. Признание его реальностью опрокидывало практически все мое знание жизни, накопленное к тому времени, все, чему меня учили, мои представления, мою систему ценностей. Больше того, это подрывало мою веру в полноту и достоверность научного знания, наработанного нашей культурой. Прежде я был уверен, что наши ученые знают ответы на все вопросы или по крайней мере на большинство из них.

И наоборот, отвергнуть очевидное - пусть для одного меня и никого больше - означало бы отвергнуть все то, что я ставил так высоко: убежденность в том, что освобождение человечества и его прогресс определяются прежде всего его способностью познавать неизвестное с помощью разума и научного подхода. Такая вот дилемма встала передо мной. Я до сих пор не знаю, что это - дар ли, ниспосланный свыше, прикосновение ли волшебной палочки?