Глава I Церковь — где она?

Глава I

Церковь — где она?

«Даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу».

Евангелие от Иоанна, XVI, 2.

«Анафема тому… кто скажет, что человеческими науками следует заниматься в таком духе свободы, что человеку может быть позволено считать истинными их утверждения, даже когда они противоречат божественным откровениям».

Вселенский Собор 1870 г.

«ГЛАВК — Церковь! Где ж она?»

«Король Генрих VI», акт I, сцена I.

В Соединенных Штатах Америки шестидесяти тысячам (60 428) человек платят жалование, чтобы они изучали науку о Боге и Его отношениях со Своими созданиями.

Эти люди принимают на себя обязательства передать нам знания, которые трактуют о существовании, характере и свойствах нашего Творца; Его законах и правлении; учения, которым мы должны верить, обязанности, которые должны исполнять. Пять тысяч (5141) из них,[2] с перспективой 1273 студентов богословия, которые со временем будут им помогать, преподают эту науку согласно доктрине, предписанной им Епископом Римским, пяти миллионам людей. Пятьдесят тысяч (55 287) местных и странствующих священников, представляющих пятнадцать различных вероисповеданий,[3] из которых каждая противоречит остальным по более или менее существенным вопросам богословия, — наставляют, каждый по своей вере, тридцать три миллиона (33 500 000) других людей. Многие из них учат по канонам заатлантической ветви одного учреждения, которое признает своим духовным главою дочь покойного герцога Кентского. Также имеются многие сотни тысяч иудеев, несколько тысяч разного рода ориенталистов, и очень мало тех, кто принадлежат к Греческой церкви. Один человек в городе Солт-Лейк, имеющий двенадцать жен и более сотни детей и внуков, является высшим духовным правителем над девяноста тысячами людей, которые верят, что он часто общается с богами — так как мормоны являются как политеистами, так и полигамистами, и их главный бог представлен живущим на планете, которую они называют Колоб.

Бог унитарианцев — холостяк; божеством пресвитерианцев, конгрегационалистов и других ортодоксальных протестантских сект является лишенный супруги Отец с одним Сыном, который тождественен Ему самому. В попытках превзойти друг друга в воздвижении своих шестидесяти двух с лишним тысяч церквей, молитвенных домов и залов собраний, в которых преподают эти противоречивые богословские доктрины, было израсходовано 354 485 581 доллар. Стоимость одних только домов протестантских пасторов, в которых приютились эти диспутанты вместе со своими семьями, оценивается приблизительно в 54 115 297 долларов. Шестнадцать миллионов долларов (16 179 387), кроме того, ежегодно вносятся на текущие расходы по одним только протестантским вероисповеданиям. Одна пресвитерианская церковь в Нью-Йорке обходится в круглый миллион, один только католический алтарь — в одну четвертую этой же суммы!

Не станем упоминать множество меньших сект, общин и причудливо оригинальных малых ересей в этой стране, которые возникают в один год с тем, чтобы погибнуть в следующем, подобно неисчислимым спорам гриба в дождливый день. Мы не остановимся даже для того, чтобы посчитать якобы миллионы спиритуалистов, ибо у большинства из них не хватает храбрости отойти от своих соответственных вероисповеданий. Они — Никодимы, приходящие в ночи.

А теперь вместе с Пилатом зададим вопрос — «Что есть истина»? Где следует ее искать среди этого множества воюющих друг с другом сект? Каждая из них заявляет, что она основана на божественном откровении и что она держит ключи от врат небесных. Каждая ли из них владеет этой редкостной истиной? Или же мы должны воскликнуть вместе с буддийским философом:

«Есть только одна истина на Земле, и она неизменна, и она заключается в том, что нет никакой истины на ней!»

Хотя у нас нет ни малейшей склонности посягать на данные, которые так исчерпывающе были собраны теми учеными, показавшими, что каждая христианская догма ведет свое происхождение из какого-либо языческого обряда, все же факты, которые они извлекли со времени предоставления свободы науке, ничего не потеряют от повторения. Кроме того, мы предлагаем рассматривать эти факты с другой и, пожалуй, весьма новой точки зрения — с точки зрения древних философий в эзотерическом понимании. В нашем первом томе мы едва на них взглянули. Мы будем пользоваться ими в качестве стандарта, при помощи которого сопоставим христианские догмы и чудеса с доктринами и феноменами древней магии и современного «нового провозвестия», как называют спиритуализм его последователи. Так как материалисты отрицают феномены без исследования их и, так как богословы, признавая их, предоставляют нам очень бедный выбор из двух явных нелепостей — Дьявола и чудес — мы мало можем потерять, обращаясь к теургам, и они действительно могут помочь нам пролить великий свет на этот весьма темный предмет.

Профессор А. Бутлеров из Императорского Университета в Санкт-Петербурге говорит в недавней статье, озаглавленной «Медиумистические проявления», следующее:

«Пусть эти факты (современного спиритуализма) относятся, если хотите, к числу тех, которые более или менее были известны древним; пусть они будут тождественны тем фактам, которые в темные века придавали значительность должности египетского жреца и римского авгура; пусть они даже составят основу колдовства нашего сибирского шамана… пусть они будут всем этим, но если они действительные факты, это не наше дело. Все факты в природе принадлежат науке, и каждое добавление к ее запасам обогащает науку, вместо того, чтобы обеднять. Если человечество когда-то признавало какую-то истину и затем по слепоте самомнения отвергло ее, то возвращение к ее пониманию будет шагом вперед, а не назад!»

С того дня как современная наука нанесла догматическому богословию то, что можно считать смертельным ударом, основываясь на том, что религия полна тайн, а тайна не научна, — ментальное состояние образованного класса выявило любопытный аспект. Кажется, что общество с того времени все время балансирует на одной ноге на невидимой, туго натянутой, веревке, протянутой из нашей видимой вселенной в невидимую; неуверенное, не оборвется ли конец веревки, нацепленный на вере в последнюю, и не ввергнет ли ее в окончательное уничтожение.

Великое количество номинальных христиан можно разделить на три неравные части: материалистов, спиритуалистов и настоящих христиан. Материалисты и спиритуалисты объединяются в общей борьбе против иерархических претензий духовенства, которое в отместку поносит обоих с одинаковой резкостью. Материалисты находятся в столь же малом согласии, как и христианские секты; контисты или, как они себя называют, позитивисты, презираемы и ненавидимы до последней степени всеми школами мыслителей, одну из которых Модсли с достоинством представляет в Англии. Позитивизм, не забудем, является той «религией» будущего, относительно основателя которой даже Гёксли пришел в негодование в своей знаменитой лекции «Физическая основа жизни»; а Модсли почувствовал себя обязанным ради современной науки выразиться так:

«Не удивительно, что ученые с такой яростью отвергают Конта как своего законодателя и протестуют против назначения такого короля над ними. Не признавая себя чем-либо обязанными его писаниям — сознавая, насколько он в некоторых отношениях неправильно истолковал дух и претензии науки — они отвергают вассальную зависимость, которую его последователи-энтузиасты хотели бы навязать им и которую популярное мнение быстро начинает считать естественной. И они правильно поступают, делая своевременное заявление о независимости; так как если бы они не сделали этого вскоре, то потом оказалось бы слишком поздно, чтобы сделать это успешно» [322].

Когда материалистическую доктрину отвергают с такою силою два таких материалиста, как Гёксли и Модсли, тогда мы должны думать, что она, действительно, сама нелепость.

Среди христиан нет ничего, кроме разногласий. Различные их церкви представляют всякие степени религиозного верования, начиная со всепожирающей доверчивости слепой веры, до снисходительной высокого тона почтительности к божеству, которая едва прикрывает очевидную убежденность в божественной мудрости их самих. Все эти секты более или менее верят в бессмертие души. Некоторые признают сношения между обоими мирами как факт; некоторые придерживаются мнения, что это дело чувств; некоторые категорически отрицают это, и только меньшинство пребывает в состоянии внимания и ожидания.

Раздраженная ограничением, мечтающая о возвращении к векам мрака Римская церковь хмурится на дьявольские манифестации и дает понять, как бы она поступила с их приверженцами, будь в ее руках прежняя власть. Если бы не тот самоочевидный факт, что она сама привлечена наукою на суд и что руки ее в наручниках, — она сразу же была бы готова возобновить в девятнадцатом веке отвратительные сцены прежних дней. Что касается протестантского духовенства, такого свирепого в своей единодушной ненависти к спиритуализму, то, как очень верно высказывается одна светская газета:

«Кажется, они очень хотят подорвать веру людей во все духовные феномены прошлого, занесенные в Библию, если бы только они могли увидеть вредную современную ересь раненной в сердце».[4]

Ссылаясь на давно позабытые воспоминания о Моисеевых законах, Римская церковь претендует на монополию на чудеса и право судить о них, как единственная наследница по праву непосредственного наследования. Ветхий Завет, отправленный в изгнание Колензо, его предшественниками и современниками снова вызван обратно из изгнания. Пророки, которых его святейшество папа наконец снизошел поместить если и не на одном уровне с собою, то по крайней мере на менее почтительном расстоянии,[5] — подчищены и освобождены от пыли. Снова воскрешена память о всякой дьявольской абракадабре. Кощунственные ужасы, совершенные язычеством, его фаллический культ, тауматургические чудеса, совершаемые Сатаною, человеческие жертвоприношения, заклинания, колдовство, магия и чародейство вспомянуты, и демонизм сопоставлен со спиритуализмом для взаимного опознания и отождествления. Наши современные демонологи для удобства пропускают несколько незначительных подробностей, среди которых находится неоспоримое присутствие языческого фаллицизма в христианских символах. Сильный духовный элемент этого культа может быть легко продемонстрирован в догмате Беспорочного Зачатия Девственной Матери Бога; и можно равно найти физический элемент в фетишистском культе священных конечностей святых Козьмы и Дамиана в Изернии близ Неаполя, ex-voto которых из воска духовенство ежегодно выносило едва ли полвека тому назад.[6]

Мы считаем довольно не мудрым со стороны католических писателей изливать свою ярость в фразах, подобных нижеследующей:

«Во множествах пагод фаллический камень принимает всегда, подобно греческому батилос, грубо непристойную форму лингама… маха-дэва» [104, гл. I].

Прежде, чем бросать грязью в символ, глубокий метафизический смысл которого превышает понимание современных представителей той чувственной религии, какой, преимущественно, является католицизм, они должны были бы разрушить свои древнейшие церкви и изменить форму куполов своих собственных храмов. Маходи Элефанты, Круглая башня Бхагулпора, минареты ислама — закругленные или же заостренные — являются прообразами Кампанилы на площади Сан-Марко в Венеции, собора в Рочестере и современного Миланского собора. Все эти колокольни, башенки, купола и все христианские храмы есть лишь воспроизведения первоначального представления lithos, стоящего фаллоса.

«Западная башня Лондонского собора св. Павла», — говорит автор «Розенкрейцеров», — «представляет собою один из двойных lithoi, помещаемых всегда впереди каждого храма, как христианского, так и языческого». — Кроме того, во всех христианских церквях, — «в особенности в протестантских, где они фигурируют весьма заметно, две каменные таблицы Моисеевого Завета помещаются над алтарем бок о бок, как бы единый камень, причем их верхушки закруглены… Правый камень считается мужским, левый — женским» [76, с. 228—241].

Поэтому ни католики, ни протестанты не имеют права говорить о «неприличных формах» языческих памятников до тех пор, пока они сами украшают свои церкви символами Лингама и Иони и даже пишут законы своего Бога на них.

Другую деталь, не очень-то прибавляющую честь христианскому духовенству, можно напомнить словом Инквизиция. Потоки человеческой крови, пролитые этим христианским учреждением, и количество его человеческих жертв не имеют равных в летописях Язычества. Другой, еще более выдающейся чертой, в которой духовенство превзошло своих учителей «язычников», является колдовство. Вне сомнения, ни в одном языческом храме не пользовались больше черной магией, в ее действительном истинном значении, чем в Ватикане. Решительно поддерживая обряд изгнания духов, как весьма значительный источник доходов, они пренебрегали магией столь же мало, как язычники древности. Легко доказать, что sortilegium или колдовство среди духовенства и монахов широко практиковалось вплоть до прошлого века и временами практикуется даже теперь.

Проклиная каждое проявление оккультной природы вне пределов церкви, духовенство — несмотря на доказательства противного — называет его «делом Сатаны», «западнею падших ангелов», которые «заскакивают и выскакивают из бездны», упомянутой Иоанном в его каббалистическом «Откровении», «из которой поднимается дым, как дым из великой печи».

«Опьяненные ее испарениями, вокруг этой пропасти ежедневно собираются миллионы спиритуалистов, чтобы поклоняться Бездне Ваала» [100].

Более чем когда-либо высокомерная, упрямая и деспотичная, теперь, когда она почти опрокинута современными исследованиями, не осмеливаясь схватиться с мощными приверженцами науки, Латинская церковь вымещает свою злобу на непопулярные феномены. Деспот без жертвы — слово, лишенное смысла; власть, которая не заботится утверждать себя внешними, хорошо рассчитанными эффектами, подвергается риску, что наконец начнут сомневаться в ее существовании. У церкви нет намерения впасть в забвение древних мифов или терпеть, когда ее авторитетность слишком подвергается сомнению. Поэтому, поскольку наши времена позволяют, она придерживается своей традиционной политики. Оплакивая вынужденное упразднение своего союзника, Святой Инквизиции, она из необходимости делает добродетель. Теперь единственные доступные жертвы — это спиритисты Франции. Недавние события показали, что кроткая невеста Христова никогда не упустит случая отомстить беспомощным жертвам.

Успешно разыграв свою роль deus ex machina за спиною французского суда, который не постеснялся ради нее унизить свое достоинство, Римская церковь берется за работу и в 1876 году показывает, на что она способна. Христианский мир получает предостережение, чтобы от крутящихся столов и пляшущих карандашей нечестивого спиритуализма он обратился к божественным «чудесам» Лурда. Тем временем церковные власти не теряют ни дня, чтобы устроить другие, более легкие триумфы, рассчитанные на то, чтобы запугать суеверных до безрассудства. Таким образом, действуя по приказам, духовенство швыряет драматические, если и не очень впечатляющие анафемы с каждой католической епархии; угрожает направо и налево, отлучает от церкви и проклинает. Осознав, наконец, что ее громовые стрелы, направленные даже на коронованные головы, падают вокруг так же безвредно, как молнии Юпитера из Офенбаховского «Calhas», Рим оборачивается в бессильной ярости на принесенных в жертву protйgйs российского Императора — несчастных болгар и сербов. Не смущающийся ни свидетельствами, ни сарказмом, глухой к доказательствам, «ягненок Ватикана» беспристрастно делит свой гнев между либералами Италии, «нечестивыми, чье дыхание отдает вонью тления»,[7] «схизматическими русскими сарматами» и еретиками и спиритуалистами, «которые совершают поклонение у бездонной пропасти, где лежит великий Дракон и ждет».

Мистер Глэдстон потрудился составить каталог того, что он называет «цветами красноречия», разбросанными по этим папским разглагольствованиям. Давайте отберем несколько избранных терминов, использованных этим наместником Того, Кто сказал: «Всякому, кто скажет — ты глуп — угрожает адское пламя». Они собраны из достоверных бесед. Те, кто выступают против папы являются «волками, фарисеями, ворами, лжецами, лицемерами, опухшими детьми Сатаны, сынами погибели, греха и разложения, сателлитами Сатаны в человеческой плоти, чудовищами ада, воплощенными демонами, вонючими трупами, исчадиями адовой пропасти, предателями и Иудами, которых ведет дух ада, детьми глубочайших пропастей ада» и т. д. и т. д.; все это благочестиво собрано и опубликовано доном Паскалем де Франциском, которого Глэдстон совершенно заслуженно называет «завершенным профессором подхалимства в духовных вещах».[8]

Так как в распоряжении его Святейшества Папы имеется такой богатый лексикон ругательств, то почему удивляться, что епископ Тулузский не постеснялся произносить наиболее недостойные измышления о протестантах и спиритуалистах Америки — людях вдвойне неприятных католику — в своей речи, обращенной к епархии:

«Ничто», — говорит он, — «не является более обычным в эпоху неверия, чем увидеть, как ложное откровение заменяет собою истинное, и умы пренебрегают учениями Святой церкви, чтобы посвятить себя изучению гадании и оккультных наук».

С тонким епископским презрением к статистике и странным образом смешивая в своей памяти слушателей возрожденцев Муди и Сэнки, и постоянных посетителей затемненных комнат сеансов, он произносит необоснованное и ложное утверждение, что «было доказано, что спиритуализм в Соединенных Штатах явился причиною одной шестой части всех случаев самоубийства и помешательств». Он говорит, что невозможно, чтобы духи «учили точной науке, так как они — лживые демоны, или полезной науке, потому что природа слова Сатаны, как и сам Сатана — бесплодна». Он предостерегает своих дорогих сотрудников, что «писания в пользу спиритуализма находятся под запретом», и советует им принять к сведению, что «частое посещение спиритических кружков, сопряженное с намерением принять их учение, есть отступничество от Святой церкви и влечет за собой риск отлучения»; в конечном счете, говорит он, «провозглашайте тот факт, что никакое учение какого бы то ни было духа не должно возвыситься над учением кафедры Петра, которое есть учение Духа Самого Бога!!»

Будучи осведомленными о многих ложных учениях, приписываемых католической церковью Творцу, мы предпочитаем не верить последнему утверждению. Знаменитый католический богослов Тийемон уверяет нас в своем труде, что «все эти прославленные язычники осуждены на вечные муки в аду, так как они жили до прихода Иисуса и поэтому не могли быть облагодетельствованы искуплением!!» Он также уверяет нас, что Дева Мария лично об этом свидетельствовала своей собственной подписью в письме к одному святому. Так что это тоже является откровением — «Дух Самого Бога» проповедует такие милосердные доктрины.

Мы также читали с большою пользою топографические описания «Ада и Чистилища» в знаменитом трактате под этим заглавием, написанном иезуитом кардиналом Беллармином. Один критик нашел, что автор, который дает это описание с божественного видения, которым он был удостоен, «по-видимому обладал всеми познаниями землемера» о секретных участках и страшных разделах «бездонной пропасти». Юстин Мученик, фактически, изложил на бумаге еретическую мысль, что, в конце концов, Сократа можно бы и не отправлять в Ад, за что этот слишком снисходительный отец был сурово раскритикован своим издателем-бенедиктинцем. Кто только засомневается в христианском милосердии Римской церкви в этом направлении, приглашается прочитать «Censure» Сорбонны в адрес Мармонтелевского «Belisarius». Odium theologicum сверкает в нем на темном небе ортодоксального богословия подобно северному сиянию — предтече Божьего гнева, по толкованию некоторых средневековых священнослужителей.

В первой части настоящего труда мы пытались показать на исторических примерах, в какой полной мере люди науки заслужили жалящий сарказм покойного профессора де Моргана, который выразился о них, что «они носят сброшенные священнослужителями облачения, перекрашенные, чтобы избегнуть опознавания». Христианское духовенство, подобным же образом, одето в сброшенные языческими жрецами одежды, действуя диаметрально противоположно моральным предписаниям своего Бога, но тем не менее восседая в качестве судей над всем миром.

Умирая на кресте, замученный Человек Скорбей простил своих врагов. Его последними словами была молитва за них. Он учил своих учеников не проклинать, но благословлять, даже своих врагов. Но наследники Св. Петра, самозваные представители на земле того самого кроткого Иисуса, не колеблясь, проклинают всякого, кто бы ни противился их деспотической воле. Кроме того, не был ли «Сын» уже давно оттиснут ими на задний план? Они совершают свои поклонения только Почтенной Матери, так как по их учению — опять через «непосредственный Дух Божий», только она одна служит посредником. Вселенский Собор 1870 года превратил это учение в догмат, не верить которому — значит обрекать себя навсегда на «бездонную пропасть». Сочинение дона Паскаля де Франциска по этому пункту высказывается положительно, ибо он сообщает нам, что поскольку Царица Небесная обязана «лучшим украшением в своей короне» нынешнему папе, с тех пор как он одарил ее нежданной честью внезапно стать непорочной, то нет ничего такого, чего она не могла бы получить от своего Сына для «своей церкви».[9]

Несколько лет тому назад некие путешественники видели в Барри, Италия, статую Мадонны, наряженную в отделанную оборками розовую юбку поверх раздувшегося кринолина! Благочестивые паломники, которые захотят осмотреть обычный гардероб своей Божьей Матери, могут это сделать, отправившись в Южную Италию, Испанию и католические Северную и Южную Америки. Мадонна Барри еще должна быть там — между двумя виноградниками и locanda (кабачком). При последнем осмотре оказалось, что сделана наполовину удавшаяся попытка приодеть младенца Иисуса; они покрыли его ноги парой грязных с зубчиками панталон. Так как один англичанин-путешественник пожертвовал для «Посредницы» зеленый шелковый зонтик, то благодарное население этого contadini в сопровождении деревенского священника двинулось процессией к тому месту. Им удалось засунуть раскрытый зонтик между спиною младенца и рукою Девы, которая его обнимала. Эта сцена и церемония были и торжественны и весьма освежающи для наших религиозных чувств. Ибо тут стояло изображение богини в ее нише, окруженное рядом постоянно горящих лампад, огни которых, колыхаясь под дуновением, заражали чистый Божий воздух неприятным запахом оливкового масла. Эти Мать и Сын, истинно, представляют двух наиболее бросающихся в глаза идолов монотеистического христианства!

За компаньоном идолу бедного contadini Барри отправьтесь в богатый город Рио-де-Жанейро. В церкви Duomo del Candelaria, в длинном зале, тянущемся по одной стороне церкви, несколько лет тому назад можно было видеть другую Мадонну. Вдоль стен зала стоит ряд святых, каждый на своем ящике для сбора пожертвований, которые таким образом образуют подходящий пьедестал. В центре этой линии под роскошным балдахином из голубого шелка выставлена Дева Мария, прислонившаяся к руке Христа. «Царица наша» наряжена в весьма декольтированное платье из голубого сатина с короткими рукавами, выгодно обнажающими изящно сформированную белоснежную шею, плечи и локти. Юбка, тоже из голубого сатина с верхней юбкой из пышных кружев и буфов из просвечивающей ткани, столь же коротка, как у балерин; едва достигая колен, она обнажает пару прекрасной формы ног, покрытых телесного цвета шелковым трико и обутых в французские сапожки из голубого сатина на очень высоких красных каблуках! Светлые волосы этой «Божьей Матери» причесаны по последней моде с объемистым шиньоном и кудрями. В то время как она прислоняется к руке своего Сына, лицо ее с любовью обращено к своему Единородному, чья одежда и поза равно вызывает восхищение. Христос в вечернем костюме: хвостатый фрак, черные брюки и белый жилет с низким вырезом; лакированные туфли и белые козловые перчатки, на одной из которых искрится дорогое кольцо с алмазом, стоимостью, надо полагать, во многие тысячи — дорогое бразильское ювелирное изделие. Над этим туловищем современного португальского дэнди возвышается голова с волосами, с пробором посредине; печальное и торжественное лицо и глаза, полный терпения взгляд которых, кажется, отражает всю горечь этого последнего оскорбления, брошенного величию Распятого.[10]

Египетскую Изиду ее почитатели тоже представляли как Девственную Мать, которая держит в руках своего младенца-сына, Гора. В некоторых статуях и барельефах, где она появляется одна, ее изображают совершенно нагой или укутанной с головы до ног. Но в мистериях, как и почти все богини, она завуалирована с головы до ног, как символ материнского целомудрия. Нам не причинило бы никакого вреда, если бы мы позаимствовали у древних хоть сколько-нибудь поэтического чувства из их религий и внутреннего почитания, какие они питали по отношению к своим символам.

Будет только справедливо сказать сразу, что последний из истинных христиан умер вместе с последним из непосредственных апостолов. Макс Мюллер задает веский вопрос:

«Как может миссионер при таких обстоятельствах удовлетворять удивление и вопросы своих учеников, если он не может указать на это семя[11] и рассказать им, каким было задумано христианство? Если он не может показать, что, подобно всем другим религиям, Христианство тоже имело свою историю; что христианство девятнадцатого века не есть христианство средних веков, и что христианство средних веков не было христианством первых Соборов; что христианство первых Соборов не было христианством апостолов, и что только то, что было сказано Христом, было хорошо сказано?» [47, т. I, с. 26, Предисловие]

Таким образом, мы можем вывести заключение, что единственной характерной разницей между современным христианством и старыми языческими верованиями является вера первого в личного дьявола и в ад.

«У арийских народов не было никакого дьявола», — говорит Макс Мюллер. — «Плутон, хотя обладал угрюмым характером, был весьма почтенной личностью; и (скандинавский) Локи, хотя и личность озорная, не был бесом. Германская богиня, Хелл, тоже, подобно Прозерпине, когда-то видела лучшие дни. Поэтому, когда германцам поднесли идею о настоящем дьяволе, семитическом Сете, Сатане или Diabolus — они отнеслись к нему весьма добродушно».

То же самое можно сказать об аде. Гадес весьма отличался от нашего царства вечных мук и мог бы быть назван скорее промежуточным состоянием очищения. Также и скандинавский Хел или Хела не подразумевают состояния или места наказания, ибо когда Фригг, горем убитая мать Балдура, белого бога, который умер и очутился в мрачных обителях теней (Гадеса), послала Хермода, сына Тора, на поиски ее любимого дитяти, то посланец нашел его в безжалостной области — увы! но все же удобно усевшимся на скале и читающим книгу [136]. Кроме того, у северян царство мертвых расположено в высоких широтах Полярной области; это холодное и неприветливое обиталище, и ни студеные залы Хела, ни занятие Балдура ничем не напоминают пламенеющий ад вечного огня и жалких «осужденных» грешников, которыми церковь так щедро населяет его. Не более это — египетский Аменти, место суда и очищения; и не Ондерах — пропасть мрака индусов, ибо даже падшим ангелам, которых швырнул туда Шива, Парабрахма разрешил считать это промежуточным состоянием, в котором им предоставляется возможность подготовиться для высших ступеней очищения и искупления от тяжких условий. Геенна Нового Завета была местностью за стенами Иерусалима, и упоминая ее, Иисус употреблял лишь обычную метафору. Откуда же тогда пришла мрачная догма об аде, этот Архимедов рычаг христианского богословия, посредством которого им удалось удержать в подчинении бесчисленные миллионы христиан в течение девятнадцати столетий? Несомненно не из еврейских Писаний, и мы обращаемся за подтверждением этого к любому хорошо осведомленному еврейскому ученому.

Единственное указание на что-то, похожее на ад, имеющееся в Библии, это Геенна или Хинном, долина близ Иерусалима, где был расположен Тофет, место, где постоянно поддерживался огонь в санитарных целях. Пророк Иеремия сообщает нам, что израильтяне имели обычай в том месте приносить в жертву Молоху-Геркулесу своих детей; и позднее мы находим, что христиане спокойно заменили это божество своим богом милосердия, гнев которого не может быть утихомирен, если церковь не пожертвует ему своих некрещенных детей и согрешивших сыновей на алтарь «вечных мук»!

Откуда же тогда богословы узнали условия ада настолько, чтобы действительно делить его на два вида: paena damni и paenae sensus; первое означает лишение блаженных видений, второе — вечные муки в озере огня и серы? Если они ответят нам, что об этом написано в «Апокалипсисе» [XX, 10], то мы готовы показать, откуда богослов Иоанн сам взял эту идею: «А диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков», — говорит он. Уже не говоря об эзотерическом толковании, что «дьявол» или демон-соблазнитель означал наше собственное земное тело, которое после смерти несомненно будет растворено в огненных или эфирных элементах,[12] — слово «навечно», которым наши богословы объясняют слово «навеки», не существует в еврейском языке ни как слово, ни как значение. Нет такого еврейского слова, которое собственно выражает вечность, по объяснению Ле Клерка, улам подразумевает только время, начало и конец которого неизвестны. Доказывая, что это слово не означает бесконечной длительности и что в Ветхом Завет слово навеки означает только долгое время, архиепископ Тиллотсон совершенно извратил его смысл в отношении адовых мук. По его учению, когда Содом и Гоморра были обречены на горение в «вечном огне», то мы это должны понимать лишь в том смысле, что этот огонь будет гореть до тех пор, пока оба города не будут полностью истреблены. Но когда дело касается адова огня, тогда это слово должно пониматься в самом полном смысле бесконечной продолжительности. Таково решение этого ученого богослова. Ибо длительность наказания грешников должна быть пропорциональна вечному счастью праведников. Так, он говорит:

«Эти (говоря о грешниках) пойдут ??? ??????? ??????? на вечное наказание, но праведники ??? ???? ??????? на вечную жизнь».

Досточтимый Т. Санден,[13] комментируя рассуждения своих предшественников, заполнил целый том такими аргументами, на которые невозможно ответить, пытаясь доказать, что местонахождение Ада — в солнце, Мы подозреваем, что досточтимый мыслитель читал «Апокалипсис» в кровати перед сном, и вследствие этого ему виделись кошмары. В «Откровении Иоанна» есть два стиха, в которых сказано: «Четвертый ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога» [Откровение, XVI, 8-9]. Это просто пифагорейская и каббалистическая аллегория. Эта идея не возникла ни у вышеупомянутого автора, ни у Иоанна. Пифагор поместил «сферу очищения в солнце», каковое солнце вместе с его сферой он, кроме того, помещает в центре вселенной;[14] эта аллегория имеет двоякое значение: 1. Символически, центральное, духовное солнце. Высочайшее божество. Прибывши в эту область, каждая душа становится очищенной от своих грехов и соединяется навсегда со своим духом, предварительно страдав во всех низших сферах. 2. Поместив эту сферу видимого огня в середину вселенной, он просто преподавал гелиоцентрическую систему, которая относилась к мистериям и сообщалась только на высшей ступени посвящения. Иоанн придает своему Слову чисто каббалистическое значение, которое ни один из «Отцов», за исключением тех, кто принадлежал к школе неоплатоников, не был в состоянии понять. Ориген хорошо понимал это, будучи учеником Аммония Саккаса; поэтому мы видим, что он храбро отрицает бесконечность адовых мук. Он утверждал, что не только люди, но даже дьяволы (под этим термином он подразумевал развоплощенных человеческих грешников) после определенной длительности наказания будут прощены и в конечном счете водворены на небеса [311, I, XXI, c. 17]. Вследствие этой и других ересей Ориген, само собой разумеется, был изгнан.

Много было ученых, и поистине вдохновенных рассуждений по поводу местонахождения ада. Наиболее популярными были те, которые помещали его в центре земли. В одно время, однако, из-за вмешательства ученых того времени возникли скептические сомнения, которые нарушили покой веры в эту весьма подбадривающую доктрину. Как мистер Свинден в нашем собственном веке замечает, эта теория была неприемлема по причине двух возражений: 1) что запасы горючего или серы, необходимые для сохранения такого яростного и постоянного пламени, не могут быть там предположены; 2) что там нужны азотистые частицы воздуха, чтобы поддерживать и сохранять горение.

«И как», — говорит он, — «огонь может быть вечным, когда постепенно все вещество земли должно быть поглощено таким образом?» [413, с. 289.]

Этот скептический джентльмен, по-видимому, забыл, что уже века тому назад св. Августин это затруднение разрешил. Разве у нас нет заверения этого ученого богослова, что ад, тем не менее, находится в центре земли, ибо «Бог чудом снабжает центральный огонь воздухом»? На этот аргумент ответить невозможно, поэтому мы не будем стремиться его опровергать.

Христиане были первыми, кто превратили существование Сатаны в догму церкви. И раз это учредивши, ей пришлось бороться в течение более чем 1700 лет за подавление таинственной силы, которой, согласно своей политике, она должна была приписывать дьявольское происхождение. К несчастью, проявляясь, эта сила неизменно обладает тенденцией опрокидывать такое верование смешным расхождением между приписываемой причиной и следствиями. Если духовенство не переоценило действительной силы «заклятого врага Бога», то надо признать, что он прибегает к большим предосторожностям, чтобы не быть опознанным в качестве «Князя Тьмы», метящего на наши души. Если современные «духи», вообще, являются дьяволами, как проповедует духовенство, то они могут быть только теми «бедными» или «глупыми чертями», которых Макс Мюллер описывает как постоянно являющихся в германских и норвежских сказках.

Несмотря на это, духовенство больше всего боится, что его принудят выпустить из рук эту узду над человечеством. Они не желают позволить нам судить о дереве по его плодам, так как это может иногда поставить их перед опасными дилеммами. Они также отказываются признать, вместе с непредубежденными людьми, что феномены спиритуализма несомненно одухотворили и отклонили от неправильных путей многих непоколебимых атеистов и скептиков. Но, как они сами признают, что за польза в Папе, если нет Дьявола?

И поэтому Рим посылает своих самых способных приверженцев и проповедников на спасение тех, кто погибают в «бездонной пропасти». Рим использует с этой целью умнейших своих писателей — хотя они все с негодованием это отрицают — и в предисловии к каждой книге, выпущенной плодотворным де Мюссе, этим французским Тертуллианом нашего века, мы находим неопровержимые доказательства этого факта. Среди прочих свидетельств одобрения духовенства, каждый том украшен текстом определенного подлинного письма, адресованного весьма набожному автору всемирно известным отцом Вентуре де Раулика в Риме. Мало таких, кто не слыхал этого знаменитого имени. Это есть имя одного из главных столпов Латинской церкви, бывшего генерала Театинского ордена, советника Священного Совета Обрядов, экзаменатора епископов и римского духовенства и т. д. и т. д. и т. д. Нижеприведенный поразительно характерный документ останется, чтобы удивлять будущие поколения своим духом наивной демонолатрии и некраснеющей искренности. Мы переводим отрывок дословно и, способствуя таким образом его распространению, надеемся заслужить благословение матери-церкви [100, с. V (Предисловие)]:

«МОСЬЕ И ПРЕВОСХОДНЫЙ ДРУГ:

Величайшая победа Сатаны была одержана в тот день, когда ему удалось убедить людей, что он не существует.

Наглядно доказать существование Сатаны значит восстановить одну из основных догм церкви, которая служит основою христианства и без которой Сатана был бы пустым звуком…

Магия, месмеризм, магнетизм, сомнамбулизм, спиритуализм, спиритизм, гипнотизм… это только другие названия САТАНИЗМА.

Вывести такую истину и показать ее в надлежащем свете, значит сорвать маску с врага; это значит раскрыть огромную опасность некоторых занятий, считающихся невинными; это значит иметь большую заслугу в глазах человечества и перед религией.

Отец Вентура де Раулика».

Аминь!

Это действительно, неожиданная честь для наших американских «водителей» в целом, и невинных «индейских вождей» в особенности. Быть представленными Риму в качестве принцев Империи Иблиса — это больше, чем они когда-либо могли надеяться в других странах.

Ничуть не подозревая, что она работает для будущей пользы своих врагов, спиритуалистов и спиритистов, церковь, уже в течение двадцати лет, утверждает де Мюссе и де Мирвиля в качестве жизнеописателей Дьявола, и давая свое одобрение на это, молчаливо признает свое литературное соавторство.

Шевалье Гугенот де Мюссе и его друг и соратник маркиз Юде де Мирвиль, судя по их длинным титулам, должны быть аристократами pur sang, и, кроме того, они писатели с немалой эрудицией и талантом. Если бы они чуть больше поскупились по части двоеточий и восклицаний, следующих за каждой бранью в адрес Сатаны и его поклонников, их стиль был бы безупречен. В самом деле, крестовый поход против врага человеческого был яростный и длился более двадцати лет.

Что касается католиков, накапливающих свои психологические феномены, чтобы доказать существование личного дьявола, и графа де Гаспарина, старого министра Луи Филипа, собиравшего тома других фактов, чтобы доказать противное, — то спиритисты Франции находятся в вечном долгу благодарности перед этими диспутантами. Существование невидимой духовной вселенной, населенной невидимыми существами, продемонстрировано теперь бесспорно. Роясь в старейших библиотеках, они извлекли из исторических записей квинтэссенцию доказательств. Все эпохи, начиная со времен Гомера и вплоть до нынешних дней, предоставили в распоряжение этих неутомимых авторов самые лучшие свои материалы. В попытке доказать подлинность чудес, совершенных Сатаною в дни, предшествующие христианской эре, а также в течение средних веков, — они просто заложили крепкий фундамент для изучения феноменов в наши дни.

Хотя де Мюссе горячий, бескомпромиссный энтузиаст, он, сам того не замечая, невольно превращается в демона-искусителя или — как он любит называть Дьявола — в Змия «Книги Бытия». В своем желании продемонстрировать в каждой манифестации присутствие Злого Духа ему только удается показать, что спиритуализм и магия не являются чем-то новым в мире, но что это очень древние братья-близнецы, происхождение которых следует искать в самом раннем детстве древней Индии, Халдеи, Вавилонии, Египта, Персии и Греции.

Он доказывает существование «духов» независимо от того, ангелы ли они или дьяволы, с такой ясностью аргументации и логики, и с таким количеством свидетельств, исторических, неопровержимых и строго удостоверенных, что мало что осталось на долю авторов-спиритуалистов, которые могут появиться после него. Как жаль, что ученые, которые не верят ни в дьявола, ни в духов, более чем склонны высмеивать книги де Мюссе, не читавши их, ибо в них поистине содержится так много фактов, представляющих глубокий научный интерес!

Но что же мы можем ожидать в нашем веке неверия, когда мы обнаруживаем, что Платон двадцать два века тому назад жаловался на то же самое?

«Также и меня», — говорит он в своем «Евтифроне», — «когда я на общественном собрании говорю что-нибудь о божественном и предсказываю им, что произойдет, они высмеивают, как сумасшедшего; и хотя ничто из того, что я предсказывал, не оказалось неправильным, все же они завидуют всем таким людям, как мы. Однако мы не должны обращать на это внимания и следовать по нашему намеченному пути».

Литературные источники Ватикана и других католических хранилищ учености, должно быть, свободно предоставлялись для использования этим современным авторам. Когда под рукою такие сокровища — подлинные рукописи, папирусы и книги, награбленные из богатейших языческих библиотек; старинные трактаты по алхимии и магии; протоколы всех процессов колдовства и приговоры за это на дыбу, костер и пытки, — очень легко тогда написать многие тома обвинений против Дьявола. Мы утверждаем, имея солидные основания, что существуют сотни наиболее ценных трудов по оккультным наукам, приговоренных к вечному скрыванию от публики, но которые внимательно читаются и изучаются теми привилегированными, кто имеют доступ в Ватиканскую библиотеку. Законы природы одинаковы как для языческого колдуна, так и для католического святого; и «чудо» может быть совершено как первым, так и вторым без малейшего вмешательства Бога и дьявола.

Едва только манифестации начали привлекать внимание в Европе, как духовенство подняло крик, что их традиционный враг снова появился под другим именем; также стали доносится слухи о «божественных чудесах» в отдельных случаях. Сперва они ограничивались скромными личностями; некоторые из них заявляли, что совершали их посредством вмешательства Девы Марии, святых и ангелов; другие же — по словам духовенства — начали страдать от одержания, ибо Дьявол тоже должен получить свою долю славы, так же как и Бог. Когда, несмотря на предупреждение, независимые или так называемые спиритуальные феномены продолжали увеличиваться и умножаться, и эти проявления стали угрожать опрокидыванием тщательно разработанных догматов церкви, мир вдруг был поражен сообщениями чрезвычайного характера. В 1864 году целая община стала одержимой Дьяволом. Морзин и ужасные повествования о демониаках; Вэлейрес и рассказы о достоверно проявленном колдовстве в ней; а также рассказы пресвитера де Сидвилля — от их ужаса стыла кровь в католических жилах.

Как ни странно, но этот вопрос задавался снова и снова — почему «божественные» чудеса и большинство одержаний так строго ограничиваются римско-католическими епархиями и странами? Почему это так, что со времени Реформации в протестантских странах вряд ли было хоть одно божественное «чудо»? Разумеется, что от католиков нам следует ожидать ответа, что это потому, что последние населены еретиками и покинуты Богом. Если так, то почему нет больше церковных чудес в России, в стране, религия которой отличается от римско-католической веры только внешними формами обрядов, так как основные догматы их одинаковы, за исключением касающегося эманации Святого Духа? Россия имеет своих признанных святых, тауматургические реликвии и чудотворные иконы. Святой Митрофаний Воронежский является достоверным чудотворцем, но его чудеса ограничиваются исцелениями; и хотя сотни и сотни людей были исцелены силою веры, и хотя старый собор полон магнетическими излучениями, и целые поколения будут продолжать верить в его силу, и несколько человек всегда будут исцелены, — все же в России не слышали о таких чудесах, как хождение Богоматери, писание Богоматерью писем и слова, произносимые статуями — как в католических странах. Почему это так? Просто потому, что императоры строго запретили такого рода дела. Царь Петр Великий останавливал каждое поддельное «божье» чудо одним только нахмуриванием своего мощного лба. Он заявил, что не потерпит никаких фальшивых чудес, творимых святыми иконами, и они исчезли навсегда [414, с. 407].

Имеются записи об отдельных и независимых феноменах, проявленных определенными иконами в последнем столетии; самым последним было кровотечение щеки на иконе святой Девы, когда солдат Наполеона рассек ее лицо надвое. Это чудо, якобы происшедшее в 1812 году, в дни вторжения «великой армии», было последним «прощай».[15] Но с тех пор, хотя три последовательно царствовавших императора были набожными людьми, воля их уважалась, иконы и святые пребывали в покое, и о них едва кто заговаривал, за исключением того, что имело отношение к религиозному культу. В Польше, стране яростных сторонников папского абсолютизма, в разное время совершались отчаянные попытки к созданию чудес. Но они умирали при рождении, так как за ними наблюдала тысячеокая полиция, — католическое чудо в Польше, провозглашаемое ксендзами, означало политическую революцию, кровопролитие и войну.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.