Индиго подрастает Райан Мэйласки

Индиго подрастает

Райан Мэйласки

Описать мои чувства, чувства подрастающего Индиго, — нелегкая задача, потому что сказать хочется о многом. Кроме того, я не знаю, как это — расти и не быть Индиго, поэтому вы видите стоящую передо мной дилемму.

Разрешите мне начать со следующих слов: я всегда знал, что принадлежу этой планете Земля, и у меня всегда были глубокие универсальные знания того, что на самом деле происходит и кем я являюсь в действительности. Однако, обладая огромным чувством юмора, я предпочел вырасти среди людей, в ситуациях и в местах, которые совершенно не отражали моего самосознания.

Это довольно забавно. Вы готовы посмеяться над пьесой, которую я выбрал?

Вначале это был вызов для меня: я чувствовал себя не таким, как все, и ужасно одиноким. Я чувствовал себя в окружении чужаков, которые захватили мой дом и старались сделать из меня то, чем я, по их мнению, должен был быть. Грубо выражаясь, я чувствовал себя как король, работающий на крестьянина, и выглядел как раб. Я вырос в католической семье со средним достатком на окраине округа Вестчестер (штат Нью-Йорк). Я выбрал быть благословленным двумя любящими родителями и сестренкой пятью годами младше меня. Когда я был младенцем, меня иногда поражала лихорадка, я бился в конвульсиях, и меня отвозили в больницу и клали на лед. В течение двух лет меня держали на фенобарбитале, чтобы избавить от судорог. Моя мать заметила, что я быстро устаю, находясь среди толпы, поэтому она держала меня, когда это было возможно, подальше от скоплений народа. Ее друзья и родственники никогда не понимали ее и критиковали, но она знала, что должна делать именно так.

Мои родители дали мне все, что могли. Мне уделяли много внимания и окружали любовью. Меня чуть ли не каждый день водили в зоопарк. Я помню зверей, которых видел там; я чувствовал, что они принадлежат мне. Один раз я даже выпустил на волю козлов из вольера, и мне это очень понравилось.

Когда я первый раз попал в цирк, со мной приключилась интересная история.

Вот как рассказывает ее моя мама:

Райану было два годика, когда мы отправились в цирк. У него было свое собственное место, но я очень волновалась и не хотела, чтобы он пропустил хоть что-нибудь, поэтому посадила его к себе на колени. Он сидел счастливый у меня на коленях, а я взволнованно говорила ему: Райан, посмотри на это! Райан, ты видишь, вон там…? Райан, посмотри на клоунов и слонов! И неожиданно он повернулся и ударил меня по щеке! Затем он развернулся и продолжил смотреть представление. Врач сказал, что я перевозбудила его, а надо было просто оставить в покое и позволить ему наслаждаться самостоятельно.

Когда мне было около семи лет, я заметил, что некоторые вещи я делаю не так, как все. Например, если я шел в кондитерскую, и мне предлагали выбрать конфеты, я выбирал только ту конфету, которую хотел в данный момент. Я не рыскал по всему магазину. Кассир заметил, как мое поведение отличается от поведения остальных детей. Большинство детей запасались всем, чем только могли, а я брал лишь немного того, что, как я чувствовал, было мне необходимо в тот момент.

На Рождество мне дарили кучу подарков, но, когда я раскрывал первый, то усаживался и играл с ним до тех пор, пока мама не подталкивала меня взглянуть на другие. Я был просто очень благодарен именно за этот подарок и не мог думать больше ни о чем другом. Я оставался сфокусированным на нем весь день.

Когда я был помладше, я часто смотрел на что-нибудь и чувствовал, что все мое существо буквально устремляется к этому предмету, почти покидая мое физическое тело, и я мог глядеть на него с любой точки, а каждое чувство вырастало во мне самым драматическим образом, и все казалось больше. Я рассказывал об этом друзьям, но они не имели ни малейшего понятия, о чем я толкую. Я чувствовал себя странным, непонятым и не таким.

Старшие классы школы были самым трудным периодом в моей жизни, когда дети сравнивают себя с другими, приспосабливаются к жизни и чувствуют себя принятыми, ведь это так важно. Любая странность торчит, как больной палец.

А я совершенно точно чувствовал себя странным. Поначалу у меня было множество друзей, и я мог притереться в любой компании, но потом, с течением времени, я ощутил себя оторванным от всех. Я жил в своем собственном мире, и мне было в нем одиноко. Это бесило меня. Все, чего я хотел, — это быть нормальным, как все.

Когда мне было приблизительно 15 лет, я рассказал своим родителям о том, как я себя чувствовал — депрессивным параноиком, белой вороной. На меня находили приступы раздражения, и я соблюдал странные навязчиво-принудительные ритуалы, в которых не было никакой логики, но которые мне были необходимы, чтобы чувствовать себя в безопасности. Меня также преследовали унижающие, порицающие и манипулирующие мною голоса. Мой разум и эмоции пускались вскачь. Было трудно удерживать свое внимание на чем-то одном продолжительное время. Было сложно контролировать себя — я чувствовал себя как сжатая пружина. Я ощущал в себе 10 тысяч вольт энергии, а мое тело было способно пропустить только половину. Я был как оголенный провод без заземления. У меня были несильные тики — синдром Туретта. Мои родители таскали меня по врачам.

Я уравновешивал свой внутренний хаос с помощью юмора, превращаясь в классе в клоуна. Чтобы привлечь к себе внимание, я готов был с радостью остаться в наказание после уроков. Для меня было очень важно делать что-то такое, что могло рассмешить людей. Когда я делал это, я в действительности общался с ними — жителями нашей планеты — и меня замечали!

Потом настали времена, когда я мог просто сидеть в одиночестве и придумывать разные сценарии — это были своего рода пьесы, в которых я играл разные роли по своему выбору и делал там все, что хотел. Иногда я вдруг начинал истерически хохотать, и, когда меня спрашивали, почему я смеюсь, мои объяснения не имели ни малейшего смысла для других.

Роль шута помогала мне забыть о своих проблемах. Смеющийся человек так прекрасно себя чувствует. Так или иначе, но я был очень непредсказуемым, настроение у меня менялось мгновенно и без предупреждения. Меня обзывали психом, чокнутым и так далее — и я верил этому. Это соответствовало тому, как я себя чувствовал. Мне думалось, что я никогда не выйду из тюрьмы, в которую был заточен. Лекарства помогали мне избавиться от некоторых проблем лишь на короткое время, а потом всплывали новые сложности. Когда мне было около 15 лет, один из ведущих докторов мира, специализировавшийся на синдроме Туретта, сказал мне и моим родителям, что я был наиболее уникальным случаем из всех, кого он наблюдал: Кажется, что когда мы вылечиваем одно, появляется что-то другое. У него есть масса маленьких дырочек, из которых прут проблемы. За всю свою жизнь я еще никогда не был так сбит с толку.

В то время я даже чувствовал гордость оттого, что меня не понимают, потому что это означало, что еще есть надежда. Лекарства не могли устранить или поставить под контроль всю ту боль и замешательство, которые я чувствовал, но я обнаружил, что с этим прекрасно справляется алкоголь. Почти ежедневно я тайком проносил его к себе в комнату и заливал им все проблемы. Выпивка притупляла мое сознание, и я оказывался в надежном, безопасном, знакомом и всегда успешном мире. Сигареты тоже помогали хоть как-то приспособиться к этой жизни и почувствовать себя наконец нормальным.

Когда мне исполнилось 16 лет, я стал гиперактивным, и меня снова начали пичкать лекарствами. Однажды вечером я был настолько нервным, что моя мать вызвала врача. Он посоветовал дать мне еще одну таблетку, чтобы я успокоился. Я выпил лекарство и стал еще более возбужденным, вдвое больше прежнего. Тогда я позвонил, чтобы посоветоваться, другому врачу, и она сказала, что пилюли сами по себе заставляют меня себя так чувствовать. Я был готов выпрыгнуть из собственной шкуры и упрашивал мать купить мне выпивку, чтобы оглушить себя. Это было невыносимо; мысль о смерти была сладка, потому что только она могла избавить меня от этого ада. Я чувствовал себя заключенным в собственном теле.

К тому времени когда я должен был закончить школу, я был в отчаянии и решил лечь в психиатрическую больницу. Мой терапевт посоветовал мне это сделать, и я согласился, не имея ни малейшего представления о том, что делаю. Я находился там среди 25 детей в возрасте от 10 до 18 лет. Видя множество проблем, с которыми сталкивались другие, я чувствовал себя там относительно хорошо. В первый раз я оставался там целый месяц. Через несколько дней после того, как меня поместили в больницу, я стал замечать, как почти все дети приходят ко мне, чтобы поделиться, если чувствуют себя не в своей тарелке. Они все открывали мне свою душу и принимали любые советы, которые от меня исходили. Сотрудники больницы были не в восторге от этого и удивлялись, как это я, просто еще один умалишенный пациент, могу помочь кому-нибудь. Эти дети отражали, как в зеркале, созданную мною самим мою внутреннюю тюрьму. Теперь она стала реальностью, и притом пугающей реальностью.

Однажды ночью я наконец осознал, где я нахожусь. Эта мысль, как током, поразила меня, и я с криком бросился на пол, все время повторяя: Почему я? Почему именно я? В первый день моего пребывания в больнице я заметил четыре бокса, куда помещали буйных больных, — там боролись с ними на полу, делали укол торазина и привязывали ремнями к кровати, пока они не придут в себя и не успокоятся. Затем наступал испытательный срок: никаких телефонных звонков, никаких посетителей, никакого телевизора, нельзя покидать свою комнату и при этом дверь должна постоянно оставаться открытой, чтобы дежурный мог круглосуточно наблюдать за тобой. Я любил свободу, поэтому решил для себя, что такого со мной никогда не произойдет.

Самым раздражающим было то, что больничные правила навязывались нам людьми, у которых — я совершенно отчетливо это понимал — у самих была масса проблем! Я знал это благодаря природному дару читать людей, Мои родители и друзья навещали меня, оказывая тем самым поддержку. Я отпраздновал свое восемнадцатилетие в стенах больницы и даже пропустил свой выпускной бал. Я не чувствовал себя человеком. У меня была куча причин себя пожалеть. Помнится, как-то я сказал: Я преодолею все это и потом покажу всем другим детям, как это сделать. Я знаю, выход есть.

Когда я закончил школу и решил не поступать в колледж, мои родители отчетливо поняли почему. Я занимался самообразованием, вначале увлекшись книгами о Викке и магии, затем книгами по психологической самопомощи и ченнелинговыми материалами. Это было то самое осознание, в котором я всегда нуждался! Оно дало мне надежду, и теперь я знал, что все будет хорошо.

Даже в те моменты, когда я сидел один в своей комнате или во всем доме, я всегда чувствовал, что за мной наблюдают, что каждое движение и каждая мысль оценивается и записывается где-то. Поэтому просто бытие в одиночестве в лесу было замечательным. Это была одна из лучших техник, которая помогла сбалансировать и интегрировать все, что я чувствовал, она помогла мне найти себя, когда я чувствовал себя потерянным, забыв, кто я есть на самом деле.

Другим аспектом бытия в шкуре Индиго было ощущение невероятного гнева и раздражения в процессе взросления, потому что, когда бы я ни выражал свои чувства, никто не мог меня понять. В итоге я вообще прекратил всякие попытки самовыражения. Я ощущал, что вибрировал на другой частоте и готов был от этого взорваться. Я мог швырнуть стул, накинуться на кого-нибудь с проклятиями или просто выплеснуть свой гнев.

Бы видите, что я все время расширялся и отдалялся от нормы. Мне давали лекарства, чтобы я мог все это сдержать в себе. Но мои чувства рвались на волю, и мне никогда не удавалось контролировать и сдерживать их. Я был и теперь остаюсь постоянно в состоянии расширения. Вот это и означает — чувствовать себя Индиго.

Одним из самых невероятных опытов, пережитых мною в жизни, была техника балансировки электродвижущей силы Пэгги Дабро — переподключение электромагнита человеческого организма на новом уровне. После первой фазы я ощущал себя в своем теле совершенно по-другому, разница была как между ночью и днем. Я чувствовал, что каждая электрическая цепь в моем организме стала замкнутой. Все узенькие дорожки в моем теле и все поля, на которых еще шли дорожные работы, были проработаны. Я ощущал свою заземленность, больший контроль над собой и сбалансированность.

Я чувствовал умиротворение и стал более способным сдерживать себя и понимать свои эмоции. Я был в состоянии освободиться от негативных эмоций.

Плохое настроение улетучилось, и я чувствовал себя просто прекрасно. В балансировке ЭДС, как мне кажется, есть здравый смысл, и я думаю, что и другим Индиго стоит освоить эту технику. Само собой разумеется, что любой человек на Земле должен научиться этому, если хочет, чтобы его жизнь стала хоть чуть-чуть легче, и если он хочет обрести больший контроль над ней.

Огромный прорыв в моей жизни случился, когда я узнал о такой жизненно необходимой пище, как синезеленые водоросли.

Уже через три дня после начала ее приема моя жизнь стала меняться. Я чувствовал, что все электрические цепи в моем организме соединены и мне с еще большим успехом удается сдерживать себя! Я ощущал внутри покой и контроль — вместе с ростом жизненной энергии и развитием памяти возросла и способность концентрировать внимание. У меня появилось новое чувство внутренней силы, и я ощущал себя умиротворенным и уравновешенным, как никогда прежде. Эта пища поистине спасла мне жизнь. Я настоятельно рекомендую ее всем другим Индиго.

Для меня очень важно иметь возможность побыть одному. Когда я один, то становлюсь открытым, как цветок. Рядом с моим домом есть небольшой сквер, где я люблю бывать один. Выходя туда рано утром, я делаю шаг прочь от повседневной суеты и могу наблюдать за своей жизнью со стороны, как будто это — кино. Если у меня нет возможности побыть одному, я могу видеть только то, что непосредственно окружает меня, и становлюсь раздраженным и нервным. А находясь в одиночестве, я могу видеть свою жизнь более отчетливо, как единое целое. Я могу быстрее понять, почему в той или иной сфере у меня возникают проблемы. Я могу видеть свою дорожку в чащобе и то, куда она меня приведет, если я пойду по ней. Я могу видеть тупики и те места, где надо подрезать ветки и листья.

Я также начинаю глубже понимать вещи, и особенно себя. Если что-то раздражает меня, я могу взглянуть на это без осуждения. Когда я нахожусь с людьми, я прекрасно общаюсь с ними, но, когда я один, происходит удивительное: моя интуиция растет. Я чувствую, что могу в большей степени контролировать свою жизнь. Тогда я возвращаюсь к повседневной суете, обладая более высоким уровнем осознания и способностью иметь дело с любой жизненной ситуацией.

Я чувствую, насколько важно уважать личное пространство других людей и их время, — это свято. Когда я один брожу по лесу, я могу быть самим собой, и это все. Я могу беседовать с деревьями и со всем, что окружает меня, а они просто слушают и любят меня таким, какой я есть. Это здорово — быть там, где ты можешь просто быть, где тебя никто не осудит. Я вырос, постоянно чувствуя, что меня оценивают и судят. Это совсем другое.

Если бы у меня был ребенок Индиго, я обращался бы с ним совершенно иначе.

Я немедленно посадил бы его или ее на диету, в которую входили бы такие жизненно необходимые вещи, как синезеленые водоросли, обучил бы заземляющим техникам, и ребенок был бы сбалансирован электродвижущей силой. Я бы убедился в том, что он прекрасно осознает свою уникальность и то, что является даром свыше, и что он вовсе не злой, не плохой и не не такой.

Возможно, я не отдавал бы его в школу. Вместо этого я поговорил бы с другими родителями и сформировал бы группу для обучения детей тем вещам, которые им действительно необходимы. Это были бы уроки духовности, рассказы о том, кто они, как выражать себя, как освобождаться от гнева, как ощущать свою самоценность, самосовершенствоваться, любить себя, любить других и доверять своей интуиции. Мне самому было ужасно скучно в школе.

Какой смысл было учить то, что было в прошлом? Прошлое меня нисколько не волновало. У меня были проблемы в настоящем, а будущее было как в потемках.

Школьная система определенно нуждается в реструктуризации. Это смешно, что с развивающимся человеком обращаются как с мелкой шпаной. Нам необходимо быть уверенными в том, что школьные учителя получили надлежащую подготовку и сами являются уравновешенными людьми. Многие грехи учителей, неспособных себя контролировать, переходят потом на детей. Та же самая проблема существует и в психиатрических больницах. Пациентам надо разрешать общаться с землей, вместо того чтобы давать им лекарства и изолировать друг от друга.

У Индиго есть множество других инструментов, которые они могут использовать в жизни. He-Индиго может иметь лопату, чтобы с ее помощью вырыть яму, в то время как у Индиго имеется трактор или экскаватор.

Поэтому они могут выкопать эту яму быстрее, но могут сделать ее чересчур глубокой и свалиться туда. Если они неуравновешенны, у них нет лестницы, по которой они смогут выбраться из этой ямы. Поэтому Индиго могут использовать свои способности в ущерб самим себе.

Позвольте нам заметить, что Райан не был знаком с этой книгой даже поверхностно. Мы обратились к нему за комментариями, потому что уже слышали его историю, но он не подсадная утка и не получал на этот счет никаких инструкций. Его история — это рассказ о его собственной жизни, как вы могли заметить. Он рассказывает о своей экспансивности и о том, что никто его не понимал даже тогда, когда он пытался объяснить, что происходит. Это — классический Индиго. Кроме того, вы заметили его человеколюбие? В больнице для душевнобольных людей он стал помогать другим, которые очень быстро поняли эту его особенность. Он также заявил:

Я преодолею все это и потом покажу всем другим детям, как это сделать. Я знаю, выход есть. Он заботится о том, чтобы другие также получили помощь.

Интуитивно он знает, что существуют еще и другие, подобные ему.

Он постоянно существовал в сейчас. Он сосредоточивался на том, что есть, а не на том, что будет. Это также классическая черта, присущая Индиго, и одна из причин, почему они не могут предвидеть последствий своих поступков. История с рождественским подарком, история в кондитерском магазине, желание просто быть, подавляющее желание быть одному — все это говорит о его бытии здесь и сейчас. Это свидетельство продвинутого сознания у ребенка, свидетельство того, что другие часто приобретают только в более поздние годы. Он обладал этим изначально и считался странным. Райан сказал: Я был и теперь остаюсь постоянно в состоянии расширения. Вот это и означает — чувствовать себя Индиго.

Райан мог читать людей. Он не особенно распространялся об этом, поскольку многие считают это странным. На наш взгляд, это — способность чувствовать энергию, окружающую людей, и принимать разумные решения, основываясь на своих наблюдениях. Некоторые взрослые называют это интуицией. Он достаточно нахлебался в детстве, потому что видел, что его учителя и врачи сами были неуравновешенными людьми, и это его раздражало. Какой великолепный дар!.. Но зато и какая проблема, если в ней не разобраться.

Райан развивался, но чувствовал, что этого никто не знает. Помните то место, где мы писали, что чувствуют себя как царственные особы? Райан сказал, что чувствовал себя как король, работающий на крестьянина, и выглядел как раб. Горькие впечатления остались у него и от школы. Что за пародия — иметь учителями тех, кто не признает тебя? Его ссылки на синезе-леную водоросль и технику балансировки ЭДС Дабро явились для нас настоящим откровением! Мы не имели представления о том, что Райан использовал эти источники. Его рассказ звучит прямо как реклама — вероятно, эти средства здорово ему помогли.

Возможно, вы захотите узнать, что родители Райана пережили все это и сегодня у них есть любящий, уравновешенный, счастливый, устроенный сын и он — лучший друг. Честно. Может быть хоть это поможет увериться вам и вашим близким, у которых опустились руки, что надежда еще есть. Никогда не сдавайтесь!

Мы получили следующее коротенькое и радостное послание от другого Индиго Кэти Райтер:

Мне 16 лет. Я верю, что я — посвященная, и меня раздражает, когда надо пытаться понять поступки, мысли и чувства моих сверстников. Недавно я встретила человека, который разделяет мои мысли, он тоже посвященный. Я так удивилась, когда нашла того, кого искала всю свою жизнь и кто может разделить мои переживания.

Я только что прочла главу вашей книги, в которой говорится о Детях Индиго, и почувствовала облегчение оттого, что на свете существуют другие дети и подростки, которым так же нелегко, как и мне.

Уже сам факт, что я написала об этом и меня услышали, рождает во мне уверенность, что что-то может измениться. Вы часто получаете письма от моих ровесников? Я не знаю, куда мне идти дальше. Я думаю, что просто пойду по жизни и посмотрю, куда приведет меня эта дорожка.

Как и письмо Райана, это краткое послание пришло к нам после упоминания о Детях Индиго в моей (Ли Кэрролла) последней книге Воспитание с Богом.

Кэти не утверждает, что она умна. Она говорит посвященная. Она также нашла информацию об Индиго самостоятельно, читая недетские книги по метафизике и психологической самопомощи! Ее интересует, есть ли на свете люди, подобные ей. И, наконец, она счастлива, потому что нашла ровесника, который понимает ее в отличие от большинства других людей. Если Кэти — Индиго (а мы думаем, что это так), то она, должно быть, всегда чувствовала себя одинокой. Большинству Индиго сейчас от шести до десяти лет. Кэти — еще один предвестник будущего, так же как и наш помощник Кэндис Крилмэн.