«Здравствуй, всякая тварь…»

«Здравствуй, всякая тварь…»

В семь лет я уже хорошо знал растения, особенности их сбора, хранения и приготовления. Но одного собирать травы бабушка меня не пускала.

– Луг тебя еще не знает, – говорила она. – Каждый лекарь, прежде чем запасы делать, должен с лугом подружиться. А потом помощника себе из мира растений завести.

Как-то днем бабушка позвала меня и сказала:

– Пойдем с лугом знакомиться.

– Так он меня давно знает, – обиделся я. – Ведь каждый день там бываю!

– Знать-то знает, – улыбнулась бабушка, – да за своего не считает. Ты вот тоже – сколько ребят знаешь, а с каждым ли делиться захочешь?

Я должен был признаться, что не с каждым. Мы вышли на луг, сели на траву, и бабушка достала из корзиночки немного хлеба, бутылку с водой, семена трав, завернутые в бумагу. Она раскрошила хлеб и бросила несколько кусочков в разные стороны.

– Здравствуй, лужок, здравствуйте, травки, здравствуй, всякая тварь лесная и луговая, – заговорила бабушка. – Давно мы друг друга знаем. Вот пришла к вам в гости, гостинцев принесла. – Бабушка бросила еще несколько кусочков хлеба и немного семян. – Внучка с собой привела, хочу, чтобы знали его, за своего принимали. – Она встала на колени, поклонилась травам. Потом велела мне бросить несколько щепоток семян на землю и продолжила: – Любите его, как меня любите, помогайте, как мне помогаете, взрастут травы из семян посеянных, зашелестят на ветерке, передадут жизнь и память другим. А подрастет внучек, меня заменит и вас не обидит.

Бабушка достала из корзинки засохший стебелек тысячелистника и протянула к травам. Те наклонились навстречу, бабушка погладила их ладонью и дотронулась стеблем до земли. Из зарослей тут же вынырнула шустрая зеленовато-серая ящерица, оперлась лапками о стебелек, который бабушка держала в руках, и уставилась на меня бусинками глаз. От этого взгляда мне стало не по себе. Бабушка улыбнулась:

– Ну вот и помощничек пришел, – сказала она и кончиком пальца коснулась головы ящерки. Та не убежала, а все так же внимательно смотрела в мою сторону.

– Ба, чего она так глядит? – спросил я.

– Запомнить хочет, – сказала бабушка. – Ты возьми-ка семена, по лужайке разбросай да водичкой полей. Сам же их осенью собирал, поэтому они тебя знают. Как прорастут, память свою другим передадут. Вот и подружишься с лугом.

Я вспомнил, как прошлой осенью бабушка посылала меня на луг собирать эти семена, причем не по отдельности, как обычно, а скопом. Я совершенно забыл про них, и вот теперь они пригодились. Я разбросал семена кругом, побрызгал на траву водой и вернулся к бабушке. Ящерка тем временем забралась к ней на руку, и бабушка что-то шептала ей, поглаживая пальцем по головке. Опустив своего помощника на землю, бабушка еще раз провела ладонью по траве, потом поднялась.

– Пора домой, – сказала она, – завтра снова придем.

Еще дважды бабушка ходила со мной на луг и повторяла этот ритуал. И каждый раз из травы выползала серо-зеленая ящерка, забиралась к ней на руки, и было похоже, что они о чем-то разговаривают. Бабушка что-то шептала, а ящерка покачивала головкой и смотрела на нее. Я разбрасывал семена, поливал их водой, и мы уходили. После третьего раза бабушка сказала:

– Теперь один ходить будешь, семь дней подряд семена рассеивай, водичкой поливай да не забывай с лугом разговаривать.

– Ба, а ящерка ко мне выйдет? – спросил я.

– Нет, миленький, у тебя свой помощник будет. Вот с травками подружишься, тогда его звать и пойдем.

Семь дней подряд я ходил на луг, разбрасывал семена, поливал их, пытался знакомиться с травами. Сначала это давалось тяжело. Трудно говорить с безмолвным растением, как с человеком, речь сбивается, не знаешь, что сказать. Но постепенно я привык и начал разговаривать с травами свободно. К тому же я стал замечать, что их молчание весьма условное. Чем свободнее и непринужденнее становилась моя речь, тем тише вели себя растения. Они как бы замирали в радиусе метра, повернув свои верхушки в мою сторону, и, несмотря на окружающие звуки: шум ветра, щебет птиц, – создавалось ощущение полного безмолвия, давящего на уши. Травы слушали. По-другому стали восприниматься и прикосновения к растениям. Когда, уходя с луга, я гладил их, у меня появлялось ощущение, будто я провожу ладонью по теплой кошачьей спинке. Спинка эта выгибается, травинки оплетают пальцы, по руке пробегает волна тепла. Возвращаясь домой, я делился впечатлениями с бабушкой, она улыбалась, гладила меня по голове и говорила:

– Вот видишь, травы научились тебя слушать. Теперь твоя очередь научиться их понимать.

– Ба, а разве они говорят, у них же рта нет? – удивлялся я.

– Так ведь ушей у них тоже нет, – улыбалась бабушка. – Не торопись, придет время, услышишь.