Глава II. Этика в примитивном обществе
Глава II. Этика в примитивном обществе
Всякая этическая система должна иметь санкцию для подтверждения своих моральных принципов и цель, дающую человеку стимул, в котором он нуждается, чтобы преодолевать антиэтические инстинкты, подавляя или искореняя их. Человек не есть чисто этическое существо, в нем живут аморальные и внеморальные импульсы, изначально более сильные, чем этические наклонности. Обуздание первых, высвобождение, усиление и воспитание вторых – главная задача всех практических систем этики, религиозных или нерелигиозных. Предпосылкой для этого является истинное знание человеческой природы с ее психологией; ибо если система этики не является психологически верной, если ее взгляд на человеческую природу существенно ошибочен или неспособен различить и затронуть высочайшие и благороднейшие инстинкты в человеке, то система эта либо будет неэффективна, либо даже может оказаться столь же вредной, сколь и полезной для морального роста человечества. Но и психологически здравая мораль не встретит на практике общего согласия без опоры на санкцию, которую рассудок или предрассудки человечества сочтут достаточно сильной, чтобы повиновение ей стало необходимостью. Вооруженная такого рода санкцией, она окажет воздействие на мысли, а мысли – на действия людей, однако и в этом случае воздействие будет носить только репрессивный и дисциплинарный характер; чтобы играть роль активного стимула или мощного морального рычага, она должна быть в состоянии выдвинуть перед нами такую цель, которая привлечет на сторону добродетели могучие естественные силы, или выдвинуть такой идеал, который вызовет отклик на уровне глубинных и стойких инстинктов универсального человечества.
Более чем вероятно, что моральность явилась результатом социального развития и была ограничена общинными привычками и общинными потребностями. Цель, стоявшая перед человеком, заключалась в продолжении привилегии жить в общине, пользуясь жизненно важными преимуществами безопасности, поддержки и социального обеспечения, которые могло дать ему только членство в сообществе. И санкция была общинной санкцией; кодекс обычаев племени или общины требовал от индивида согласия и подчинения именно потому, что требования исходили от племени и общины, которые могли обеспечить их выполнение жесткими социальными наказаниями – смертью, остракизмом, изгнанием. Происхождение этики от племенных обычаев, в свою очередь ведущих происхождение от фундаментальных потребностей самосохранения, подтверждается фактами социологии, как о том свидетельствуют недавние исследования. Это также согласуется со взглядами ведических искателей истины на природу и эволюцию. Ибо, рассмотрев историю сообществ и народов, как мы их знаем, мы убедимся, что пока что она состоит в переходе от общества к индивиду в обществе, от тамасической основы – к усилению раджаса в тамасической основе, в то время как саттва, достигая совершенства в отдельных личностях, в качестве социальной силы еще не высвобождена.
Мы видели, что Пракрити – природа неизменно оперирует через три присущие ей гуны, или свойства, повторяющиеся на всех стадиях и во всех формах ее многообразной деятельности; они в той же степени присутствуют в психической и духовной эволюции, что и в физической; и так велика их роль, что можно говорить о том, что вся деятельность вообще, любого вида, вся жизнь, ментальная, витальная, физическая, есть всего только естественная операция трех гун, взаимодействующих между собой. В терминологии Санкхьи эти три гуны носят названия: саттва, раджас, тамас – понимание, активность, пассивность или, при их проявлении в физическом веществе, – удержание, активная реакция, пассивное принятие. Ни одна из гун не может ни существовать, ни действовать в отрыве от других: деятельность каждой вовлекает в действие две другие, но в зависимости от преобладания той или другой гуны действие, состояние вещей, вещество или характер получает название тамасического, раджасического или саттвического. На ранних стадиях эволюции, направленной вверх, преобладает тамас, на срединных стадиях – раджас и на конечной стадии – саттва. Следовательно, на ранних стадиях эволюции человека затемненность тамасом неизбежно очень сильна, в силу чего должна заметно преобладать тамасическая характеристика, пассивное принятие внешних условий. Древний человек проявляет активность только под давлением голода или когда им движут примитивные импульсы: чувства, витальность и потребность в самосохранении. Его чувства остры, сила его активности велика, потому что острота чувств и сильное, ловкое тело необходимы ему для самосохранения, однако при отсутствии необходимости или стимула он глубоко ленив, даже инертен. Его чувствительность, физическая ли, или ментальная, весьма невелика, ибо чувствительность зависит от раджаса и увеличивается вместе с ним, с силой реакции, а эта сила в дикаре сравнительно недоразвита. Его эмоциональные реакции тоже слабы и примитивны; их преимущественно физический характер и беспомощная спонтанность реакции на впечатления обнаруживают преобладание тамасической пассивности. Личностные центры, которые характеризуются саттво-раджасической функцией, еще слишком слабы и не могут контролировать, регулировать и осмысливать реакции. Поэтому эмоциональная природа проявляет себя, с одной стороны, в детски несдержанном удовлетворении приятных ощущений – дикарь с легкостью поддается обжорству или пьянству, хотя при близком соприкосновении с более высокой натурой способен на детское обожание и собачью преданность; с другой же стороны, она проявляет себя в грубых и яростных реакциях на ощущения неприятные. Всем достаточно знакома злость – примитивная реакция на неприятное, страх – примитивная реакция на неприятное соприкосновение с чем-то новым и неожиданным. Вот почему дикарь в присутствии неизвестного может поддаться детскому ужасу, проявить яростную злобу и мстительную жестокость, когда обида или присутствие чего-то, даже знакомого по форме, но чуждого, а потому ненавистного по чертам, возбуждает в нем ненависть. Привычка потакать себе в злости, проистекающая из очень пассивной организации и низкой физической и ментальной чувствительности, формирует черту жестокости спокойной и бесстрастной – дикарь, как правило, бывает холодно жестоким. Стоицизм американского индейца, его бесстрастие, неподвижность, спокойная выносливость боли – это всего лишь инертность тамасического ума и тела, систематизированная и обращенная в часть морали его племени. Однако вершина пассивности – это его интеллектуальная организация, единственной сильной реакцией которой является любопытство, примитивная ментальная реакция на впечатления извне. Это любопытство отличается от желания познать, ибо заключается в веселом детском восхищении и стремлении просто повторить опыт, а не научиться из него чему-то. Именно такое любопытство лежит в основе практики пыток – примитивный ум находит неизменное удовольствие в реакции, вызванной интенсивной и мучительной болью. Удовольствие от неприкрытой интенсивности и яростности грубых физических, моральных, эстетических или интеллектуальных реакций является явным признаком тамасического ума, все еще достаточно распространенным в большинстве цивилизованных сообществ. Оригинальность и независимость ума и характера возникают благодаря сильному раджасическому развитию, а потому неизвестны дикарю – созданию и рабу окружающей среды. Сильней и заметней всего в его окружении община, в которой он живет и в которой нуждается на каждом шагу для своей защиты и удовлетворения потребностей. Поэтому его пассивная ментальность не просто приемлет, но и приветствует жесткий контроль общины, воспринимая наследственный закон обычаев племени как нерушимый закон природы; его индивидуальность слишком слаба, чтобы противиться диктату или желать перемен и прогресса. В силу этого примитивная община устойчива; индивид живет в ней не в качестве индивида, но в качестве фрагмента, неотделимого от целого. Эта социальная организация, даже в лучшем варианте, по типу и уровню сопоставима с пчелиным ульем или муравейником.
Тамасическое состояние общества достигает высшей точки развития, когда община, полностью превзойдя влечения кочевого инстинкта, на столетия оседает в определенной местности, добавляя к первоначальному смыслу существования – общинному самосохранению – более плодотворный импульс общинного накопительства. Тут и начинают складываться условия, необходимые для продвижения от тамасической стадии к субтамасической, на которой впервые начинает складываться личность, хотя человек еще по-прежнему подчинен общине и живет, главным образом, для общего блага, а не для собственного. Оседлое состояние общества и расширение общины в результате возросшей зажиточности и стабильности приводит к появлению более сложной социальной организации. Становится отчетливой специализация функций, так как возросшие потребности общины требуют большего разделения труда. Формируется иерархия и частная собственность, появляется неравенство. Большее многообразие форм деятельности, более разнообразный опыт, менее примитивный набор желаний и потребность в более широком познании вещей и людей приводят к повышению остроты ментальной деятельности и увеличению ментальной дифференциации. А это, в свою очередь, означает рост индивидуальности. Как мы уже видели, в основе личности лежит память, которой она и определяется; индивидуальность или различие в личности первоначально создается различием в природе и широте впечатлений, пережитых и удержанных умом, из чего естественно вытекает обретение различных навыков эмоционального и ментального реагирования. Фундаментальное «я» – одно и то же у всех людей, действие внешней Пракрити в массе – одно и то же во всем мире, поэтому человеческая личность по своей общей природе одна и та же повсеместно. Отличие личности целиком возникает из отличий в масштабе эмоционального и ментального опыта, из различного распределения опыта разного рода и из различно развившихся навыков реагирования на получаемые впечатления. Ибо характер есть не что иное, как привычка, а привычка есть не что иное, как операция памяти. Ум запоминает, что уже получал ранее определенное воздействие, что отреагировал на него определенным образом – и повторяет уже известный ему опыт. Повторение превращается в привычку ума, в часть личности и в постоянную ее характеристику. Таким образом, различия в опыте формируют различия в личности, а различия в опыте зависят от различий в образе жизни, устремлений, занятий. До тех пор, пока жизнь в рабстве у желаний, связанных с потребностью в питании, самосохранении и размножении, в роде человеческом невозможно появление подлинной индивидуальности, поскольку процессы и переживания, вовлеченные в эти функции, практически одни и те же для всякого члена рода. Даже удовлетворение примитивных чувственных желаний не вовлекает в себя ничего большего, кроме мелких и едва заметных различий. Поэтому дикарь весьма похож на любого другого дикаря, как животное определенного вида похоже на другое – того же вида; и одна дикарская община отличается от другой, как животное подвида от животного родственного ему подвида. Только когда умножаются желания и потребности, различия в жизни и занятиях могут дать различия в опыте и развить индивидуальность. Возросшая сложность общины означает рост индивидуальности и высвобождение раджаса в человеческой психологии.
Раджас представляет собой принцип активности и увеличивается с интенсивностью и скоростью реакций Воли на внешние объекты; в отличие от тамасараджас не удовлетворяется пассивным восприятием впечатлений и подчинением окружающей среде, он улавливает впечатления и постоянно старается обратить их на служение индивидуальной личности, подчинить себе окружение и использовать его для собственного удовольствия. Все, что он переживает, он использует на радость и боль индивида. Раджасический человек – творец, работник, он трудолюбив, предприимчив, изобретателен, оригинален, ему по душе новое, прогресс и реформы. Поэтому возрастание раджаса необходимо должно было поставить перед обществом большую проблему. В состояниях тамасическом и субтамасическом человек развил в себе чрезвычайно важные качества: консерватизм, уважение к прошлому, верность общинному наследию, подчинение интересов и страстей частного – будь то класс или индивид – стабильности и безопасности общего. Но теперь появился новый элемент, вполне способный нарушить и вывести из равновесия прежнее положение дел. Раджасическая личность едва ли примет традиционные предписания, едва ли согласится с целью общины, как удовлетворительной целью и обязательным законом. Чем больше он будет развиваться, тем сильнее будет стремиться к удовлетворению его растущих индивидуальных желаний, идей, действий, все меньше заботясь о преимущественном значении социальной стабильности. Как быть обществу с этим элементом? Из этой единственной трудности возникла целая социологическая проблема, включающая в себя этические трудности, законодательство, политику – и по прошествии многих тысячелетий человечество так и не нашло вполне удовлетворительного ее разрешения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.