Вопрос 2
Вопрос 2
Любимый Бхагван!
Мою голову посещают различные вопросы. Я записываю их и перечитываю. Потом, занявшись медитацией, я часто получаю ответ. И какое совпадение! Часто в тот же самый вечер на лекции или на видео Вам задают тот же самый вопрос. Пусть задает его кто-то другой, но я все равно чувствую, что это был мой вопрос и будто Вы ответили именно мне. Чем объяснить это, мой любимый мастер?
То, что любой вопрос исходит лично от вас, — это заблуждение. Все это от древних собственнических привычек: мой дом, моя жена, ребенок мой, ну и вопрос тоже. Каждый человек потенциально способен задать любой вопрос, задаваемый кем-либо другим, поскольку все вопросы порождаются вашим безумным умом и все вы в равной степени безумны. Безумие — одно из тех немногих качеств, в проявлении которых все люди равны. Лишь изредка кто-то один становится безумнее остальных, и тогда за него берутся.
Функции психологов, психиатров и психоаналитиков вовсе не сводятся к искоренению безумия. Это просто им не под силу, они не имеют и отдаленного представления о том, что такое нормальная психика. Максимум, на что они способны, — это одернуть того, кто слегка опередил окружающих по степени безумия: «Будь нормален.» Все равно, что: «Будь безумен в рамках нормы, не пытайся выйти за эти рамки.»
Люди, чье безумие выходит за пределы нормы, считаются сумасшедшими.
Оставшиеся — нормально безумные: не вызывают вопросов и не создают проблем, хотя сами исполнены все тех же проблем, что и сумасшедшие.
Разница чисто количественная.
Попробуйте удобно расположиться в своей комнате, запереть изнутри все двери и записывать в блокнот то, что будет твориться у вас в голове. И никакой редакции: просто записывайте все, что будет посещать вашу голову. Вы будете поражены. Перечитайте это минут через десять — и придете в ужас: «Кто это писал, я или какой-то сумасшедший? Что за чушь, что за вздор непрерывно засоряет ум?»
Говорят, Бог сотворил мир. Но в этом мире столько людей, являющихся живым примером ошибок мироздания... Бог не мог такого создать. Совершенный Бог не мог сотворить мир, столь несовершенный.
И вот в чем я усматриваю его слабость: он не предусмотрел в ваших головах маленьких окошечек, сквозь которые окружающие могли бы видеть, что там творится. Вот тогда мир стал бы самим совершенством. Всего лишь маленькие окошки, через которые происходящее внутри могли бы видеть хотя бы ваши Друзья. Вот бы они удивились, что у человека, голова которого забита таким мусором, ничего такого не отражается на лице. И это двадцать четыре часа в сутки.
В моих медитационных лагерях я прибегал к особой медитативной технике. Заключалась она в том, что все в течение часа сидели в расслабленных позах и высказывали вслух все, что приходило им в голову, становясь как бы глашатаями, громкоговорителями для собственных мыслей. При этом они делали все, что хотелось, свободные от каких бы то ни было запретов. И так на протяжении одного часа. Это просто прелесть! Чего они только не вытворяли! А на вид такие милые... кто бы мог подумать.
А один... Никогда бы не поверил, что такое возможно: он просто сидел напротив меня и все время звонил по телефону. Казалось бы, человек в возрасте, лет шестидесяти, богатый... И вдруг непрерывно звонит по телефону: «Алло! Алло!» Потом я выяснил, что этим он всю жизнь и занимался: сферой его деятельности был рынок ценных бумаг.
И вот он сидит напротив меня и иногда еще так с улыбкой поглядывает: понимает, что делает что-то не совсем то, — и несет какой-то вздор. Но что поделать — медитация!
Здесь сидит и Джаянтибхай. А один его старый и близкий друг (они дружны и по сей день) встает так запросто и принимается сталкивать с горы его автомобиль. На этом автомобиле я часто добирался до лагеря. И вот он собирается пустить его под откос. И это закадычный друг. Мне пришлось попросить нескольких людей прервать медитацию и схватить его, пока он не угробил машину. И ведь он знал, что это машина друга, что она понадобится мне, ведь знал... Кое-как удалось его оттащить от автомобиля. Но он так завелся, что в ярости взобрался на дерево, вокруг которого сидели медитирующие, и принялся швырять в них своей одеждой, пока не остался голым.
Вообще-то это очень серьезный, молчаливый человек. Никогда и не подумаешь, что он на такое способен. А до чего же трудно было снять его с дерева! Когда объявили, что медитация окончена и нужно спускаться, он и бровью не повел: слишком трудно было ему выйти из этого состояния. Подобные вещи обычно возникают в голове, но их не делают. В конце концов мне пришлось отказаться от подобных медитаций в силу их опасности. Здорово, конечно, избавляться от своего мусора, отлично очищает. Но опасно: люди могли поколотить друг друга.
Как-то раз во время медитации один сардаржи начал драться. Не то чтобы кто-либо из присутствующих был ему врагом, ничего подобного. Перед нанесением ударов он совершал такие гигантские прыжки, что вскоре расчистил всю площадку. Медитирующие жались к ее краю, и в центре остался он один.
«Ну хватит, Сардаржи, можете сесть. Все уже разбежались», — обратился я к нему. «Что это на меня нашло, — удивился он. — Я же не насильник».
Люди того города подтвердили, что это очень хороший человек, и диву давались, что подобное могло прийти ему в голову.
«Должно быть, это приходило ему в голову изо дня в день; просто не представилось удобного случая, — объяснил я. — А вот сегодня он наконец и представился. Он один справился со всеми медитирующими, а было их, по меньшей мере, пятьсот человек».
«Ты что, не осознавал, что делаешь?» — спросил я его потом.
«Я сам хотел бы спросить об этом после вашей медитации, — ответил он. — Ведь это крутится у меня в голове изо дня в день. Случись что-то, выйди ситуация у меня из-под контроля, и я обезумею. Безумие уже овладело мною, просто оно подавлено». Человечество делится всего на две категории: нормально сумасшедших и ненормально сумасшедших.
Один человек сошел с ума... А сумасшедшие весьма изобретательны, поскольку никто им не страшен. Плевать им на респектабельность и на то, что подумают окружающие. Они становятся очень бесстрашны, реализуя в действии те желания, которые всегда в себе подавляли.
У этого человека была навязчивая идея, что по нему ползают некие странные, скользкие существа. И весь день он их с себя сбрасывал. «Что ты делаешь, — возмущались домашние. — Мы не видим никаких существ».
«Да вы не можете их увидеть, — отвечал он. — Я раньше тоже был в вашем положении. Я об этом подозревал, но никогда этого не видел. Теперь, похоже, у меня открылся третий глаз. Я вижу это!» И он все сбрасывал и сбрасывал это с себя.
«Ты будешь работать или нет?» — спрашивали его.
«Как же я пойду, если они такие мерзкие. Они ползают по моему лицу, заползают в волосы. Не могу я никуда идти!»
В конце концов его отвели к психиатру. «Не волнуйтесь, мне уже приходилось сталкиваться с подобными случаями, — успокоил врач. — Пройдите и присядьте».
Пациент сел, продолжая сбрасывать с себя нечто. «Ничего подобного на самом деле не существует. У вас просто навязчивая идея. Она завладела вами», — объяснил психиатр.
«Завладела? Сейчас я вам покажу».
Он пододвинулся на стуле поближе к врачу. «Что вы делаете?» — воскликнул тот.
А наш герой давай сбрасывать на него своих существ. «Прекратите! — запротестовал психиатр. — Не бросайте их на меня! Да что же вы за человек? Вы пришли лечиться или меня заражать? Вот мерзавец!»
«Теперь вы, надеюсь, убедились, что это вовсе не навязчивая идея», — сказал пациент.
«Я все понял. Это не навязчивая идея. Я их тоже вижу; похоже, открылся и мой третий глаз! Только не приходите больше, пожалуйста. Попробуйте обратиться к другому психиатру: он живет напротив меня. Он мой враг, и в подобных случаях я направляю пациентов к нему. Вы уж меня извините. Вот, возьмите ваши деньги. Но только не разбрасывайте здесь своих существ. Сохраните их для другого психиатра — вот его клиника. Носите их ему каждый день. Если вам угодно, я мог бы даже оплачивать ваши визиты. Только откройте ему третий глаз подобно тому, как вы открыли его мне. Вы же просто великий человек. Столько йогинов бьется над открытием третьего глаза, и ничего у них не выходит. А вы открыли мне его за какую-нибудь минуту.» Выходя из кабинета, пациент оглянулся: психиатр сбрасывал с себя его существ.
Все мы в одной лодке. Просто кто-то в центре, а кто-то с краю, и ему легче оказаться за бортом. Этот вопрос не принадлежит вам лично. У вас нет собственных вопросов. Помните, что все ваши вопросы — порождение нормального безумия. Так что пусть вас не обескураживают и вопросы, задаваемые другими. Это все те же скользкие существа. И у вас нет на них монополии: у каждого они свои. Пребывая в безмолвии, вы обнаружите, что каждым из волновавших вас вопросов кто-нибудь еще задавался. Ведь мы не изолированы Друг от друга — мы связаны, мы живем на одном континенте. И мы постоянно транслируем свои идеи, для чего вовсе не обязательно говорить нечто кому-то, сидящему рядом. Вы не пытаетесь ему ничего сказать, и он не пытается услышать; однако идеи излучаются.
Поймите, что большинство ваших идей — незваные гости из ниоткуда. Они носятся в воздухе и в один прекрасный миг входят в вашу голову. И тогда вы думаете: «Это моя идея.»
И если вы хорошенько прислушаетесь, то обнаружите, что каждый ответ предназначен для вас. Пусть это не вы задали вопрос, пусть вы не усматриваете его сходства с вопросами, роящимися в вашей голове. Но ответ, конечно, предназначен для вас, поскольку он предназначен для всех.
Ведь я скорее сродни, как вы выражаетесь, оптовику, нежели розничному торговцу. А если бы я принялся работать «в розницу», это оказалось бы слишком обширной работой для слишком короткой жизни. Я сумел бы помочь лишь немногим.
Поэтому я «оптовик». Мой ответ предназначен вам независимо от того, вами ли задан вопрос. Кто знает, может быть, вы зададите его завтра или послезавтра? Подождите немного, но храните ответ в памяти. И вопрос возникнет. Возможно, он уже возникает, поднимаясь из напластований вашего бессознательного. Просто время его еще не пришло. Так что будьте вооружены ответом, а вопрос не заставит себя ждать. Я отвечаю на ваши вопросы лишь для того, чтобы их убивать, разрушать, тем самым предоставляя вам возможность выхода за их пределы, равно как и за пределы ответов, в пространство безмолвия, где нет ни вопросов, ни ответов. Это пространство всего чудесного и загадочного. И это магическое пространство я называю истинной религией.
Войти в него означает быть религиозным человеком.