1. Путь воина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Путь воина

Дон Хуан утверждает: чтобы на практике реализовать высшие достижения магического искусства, т. е. преодолеть ограничения тоналя и прийти к непосредственному контакту с энергетическими полями Реальности, не разрушив при этом ни тела своего ни разума, необходимо следовать пути воина, что означает, в первую очередь, быть безупречным.

Безупречность — особая тема кастанедовских книг, и, по-видимому, одна из наиболее объемных. Внимательный читатель легко обнаружит, что большую часть проблем, возникающих у Карлоса, в процессе обучения сдвигу точки сборки и любым другим магическим техникам, дон Хуан рекомендует разрешать при помощи безупречности. Фактически, это постоянная оговорка учителя. "Безупречный воин может делать то-то и то-то", — обычно так заявляет дон Хуан. Благодаря своей безупречности воин достигает того-то", — говорит он, и никакие другие условия, обходные пути или компромиссы учителя не устраивают. В данной традиции отсутствие безупречности у мага для него равносильно смерти. Энергетика человека, ведущего обычный образ жизни, не выдерживает соприкосновений с нагуалем, «кокон» разрушается либо так меняет свою форму, что личность становится недееспособной — в конечном итоге, безумной. Здесь не до морали — таковы энергетические законы Бытия, не имеющие ничего общего с нравственными проблемами человечества. Опасно и неразумно пытаться обойти этот пункт дон-хуановского учения, надеясь чудесным образом добраться до его высот и миновать кардинальную перестройку психических процессов, которую подразумевает это исключительно важное слово — безупречность.

Это принципиальный этап в развитии человеческой психологии и особое состояние духа. Это трансформация практически всех жизненных установок личности, влекущая за собой явление нового существа, мало в чем подобного человеку в его нынешнем, ординарном состоянии. Концепция безупречности содержит столько коренных, фундаментальных приемов по изменению психики, а эффективность ее и воздействие на индивидуума столь значительны, что вполне можно утверждать: безупречность заслуживает того, чтобы следовать ей безо всяких «потусторонних», магических или сверхъестественных целей. Безупречность сама по себе достойна того, чтобы ею жить. Более того, практикуемая исключительно ради высоких плодов дон-хуановской магии, она перестает быть безупречностью и превращается в обычную разновидность аскетизма, тренировку воли для демонстрации своего характера ближним, не более того. Уже здесь, в самом начале главы, я хотел бы подчеркнуть особенную деталь, на которую не всегда обращают внимание читатели Кастанеды. Каждый отряд магов, не исключая и отряда дона Хуана, перед тем, как достичь высшего акта трансформации — третьего внимания, — вынужден был пройти через период своеобразного отречения от цели. Все они знали момент крайнего отчаяния и безнадежности, все какое-то время искренне верили, что им не суждено добраться до вершины, и все выбирали единственный выход: жить безупречно ради самой безупречности. Собственно говоря, только в этот момент и достигается абсолютная (а не относительная) безупречность, необходимая для наивысшего взлета. Психология, как всегда, парадоксальна: лишь отказавшись от цели, получаешь возможность ее достижения. Поэтому мы будем рассматривать безупречность, в основном, саму по себе, как бы оторвавшись от полетов в Непостижимое и прочих сложностей нагуаля. И тогда мы поймем, что имеем дело с подлинным искусством жизни во всех ее аспектах и проявлениях. А так как жизнь сложна и многообразна, то говорить о безупречности — очень трудная задача. Слишком часто приходится обращаться к метафорам и аллегориям. Выразительный намек дал дон Хуан Кастанеде после того, как тот чуть не попал под сорвавшийся кусок скалы во время их прогулки в горах.

"Он сказал, что сила, которая правит нашими судьбами, находится вне нас и не обращает внимания на наши действия или волеизъявления. Иногда эта сила заставляет нас на нашем пути наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках, как это только что сделал я. И, заставляя нас остановиться, эта сила заставляет нас добраться до точно определенного момента. Если бы мы продолжали идти, этот огромный валун явно раздавил бы нас насмерть. Однако в некоторый день, в другом ущелье, та же самая руководящая сила заставит нас наклониться и завязать шнурки, в то время как другая глыба сорвется в точности над тем местом, где мы будем стоять. Заставив нас остановиться, эта сила заставит нас упустить точно определенный момент. На этот раз, если бы мы продолжали идти, то спаслись бы. Дон Хуан сказал, что поскольку у меня полностью отсутствует контроль над силами, которые решают мою судьбу, моя единственная свобода в этом ущелье состоит в безупречном завязывании своих ботинок." (V, 562)

Именно в этом пассаже исключительно ярко выражено извечное отношение между ограниченным человеком и непостижимой Реальностью — отношение, наполненное особым трепетом и неопределенностью, сплошной и никогда не разрешимой таинственностью самого процесса существования. Где-то здесь обнаруживается сокровенная суть всякого мистицизма как особенного и нерасчленимого сплава смирения и дерзости перед безличной мощью нагуаля. В этой загадке отношения человека к бесконечно превосходящей его силе и заключен, должно быть, исток эмоционального состояния, лежащего за гранью страха или надежды, за гранью любой человеческой привязанности, — исток безупречности как таковой. Выражаясь условно, мы все "прижаты к стене" и уже не можем позволить себе даже испугаться, поскольку Реальность не знает такого чувства, не может испытывать симпатий, и раздавит нас, стоит совершить одно неверное движение. В мире тоналя она тоже мстит за ошибки не так очевидно, но, в конце концов, так же сокрушительно. И все наши судьбы (не воинов, а обычных людей) — сплошная вязь, состоящая из удач и поражений, из движений вслепую, наощупь, рискованная игра в судьбу, где интуиция заменяет безупречность, иногда совпадая с ней (и тогда мы на коне), иногда — противореча ей (и тогда мы несчастны). Следуя безупречности, мы всегда "то, что есть", и все, что происходит с нами, истина нашего пути, а не слепая игра случая. «Безупречно» завязывая шнурки, мы не попадем под горный обвал или, что куда прозаичнее, под трамвай. Почему? Никто не знает, никто не объяснит. В этом — самое впечатляющее проявление мистики повседневного, демонстрация того, что жизнь насквозь пронизана непостижимым и является великой тайной отношения "человек — мир". Невозможно умствовать на этот счет, невозможно строить гипотезы и делать теоретические выкладки: оно случается неизвестно как. Вы можете только попробовать и убедиться на собственном опыте. Тем более, что в самой работе над безупречностью нет абсолютно ничего мистического. Безупречность полностью и целиком принадлежит тоналю. Это тональное действие, контролируемое разумом, рациональностью, здравым смыслом. Вспомните, с чего начинается безупречность: "… дон Хуан указал на кажущееся противоречие, заключенное в идее изменения. С одной стороны, мир магов призывал к полной трансформации, с другой — объяснение магов говорит, что остров тоналя является цельным, и ни один из его элементов не может быть перемещен. В таком случае изменение не означает уничтожения чего бы то ни было, а скорее замещение значения, которое мы придаем этим элементам.

— Жалость к самому себе, например, — сказал он. — Нет никакого способа избавиться от нее, освободиться от нее с пользой. Она имеет определенное место и определенный характер на твоем острове, определенный фасад, который видно издалека. Поэтому каждый раз, когда предоставляется случай, жалость к самому себе становится активной. У нее есть история. Если ты сменишь фасад жалости к самому себе, то ты уберешь и ее выдающееся положение.

Я попросил его объяснить значение этих метафор, особенно идею смены фасадов. Я понял это как возможность играть несколько ролей одновременно.

— Фасады изменяешь, изменяя использование элементов острова, сказал он. Возьмем опять жалость к себе. Она была полезной для тебя, потому что ты чувствовал свою важность, и считал, что ты заслуживаешь лучших условий, лучшего обращения. Она, может быть, еще и потому имела значение, что ты не хотел принимать ответственность за поступки, которые побуждали тебя жалеть самого себя, или потому, что ты не был способен принять идею своей нависшей смерти как свидетеля твоих поступков и советчика. Стирание личной истории и три сопутствующие ей техники являются средствами магов для изменения фасадов элементов острова. Например, стиранием личной истории ты отрицал использование жалости к самому себе. Для того, чтобы жалость к себе сработала, тебе необходимо быть важным, безответственным и бессмертным. Когда эти чувства каким-либо образом изменены, ты уже не можешь жалеть самого себя.

То же справедливо и в отношении всех других элементов, которые ты изменил на своем острове. Без использования этих четырех техник ты бы никогда не добился успеха в перемене их. Смена фасадов означает только то, что ты отводишь второстепенное место первоначально важным элементам. Твоя жалость к себе все еще предмет на твоем острове. Она будет там, на заднем плане, точно так же, как идеи нависшей смерти, или смиренности, или твоей ответственности за свои поступки уже находились там раньше без всякого использования." (IV, 244–245)

Итак, прежде всего важно понять, что подлинная трансформация психики заключается в перестановке ее элементов согласно тому порядку, которому мы намеренно хотим следовать. Решение о такой перестановке принимает разум и начинает работу с собой и другими частями тоналя, не прибегая ни к каким «внешним» средствам. Все совершается на острове тональ. Нагуаль со своей магией придет гораздо позже. И здесь возникает сильное искушение: обращаться со своим внутренним миром теми же способами, что и с внешним, т. е. подавлять, подчинять, сражаться, завоевывать позиции и т. д. Дон Хуан предостерегает против этой очень серьезной ошибки:

"Он указал вокруг меня быстрым движением руки, а затем коснулся моей записной книжки.

— Это твой мир, и ты не можешь этого отрицать. Бесполезно сердиться или разочаровываться в самом себе. Все, что в данном случае происходит, — это то, что твой тональ ушел в свою внутреннюю битву. Битва внутри собственного тоналя — это одно из самых нежелательных состояний, какие только можно представить. Безупречная жизнь воина предназначается для того, чтобы закончить эту битву. Для начала я обучил тебя, как избегать опустошенности и измотанности. Теперь в тебе больше нет войны. Нет в том смысле, в каком она была, потому что путь воина — это сначала гармония между действиями и решениями, а затем гармония между тоналем и нагуалем.

В течение всего времени, что я тебя знаю, я говорил, обращаясь как к твоему тоналю, так и к твоему нагуалю. Именно таким способом должны даваться инструкции.

Сначала следует разговаривать с тоналем, потому что именно тональ должен уступить контроль. Но он должен сделать это с радостью. Например, твой тональ без особой борьбы уступил часть своего контроля, потому что ему стало ясно, что в противном случае твоя целостность была бы разрушена. Иными словами, тональ должен отказаться от таких ненужных вещей, как чувство собственной важности и потакание себе, которые лишь погружают его в скуку. Но проблема в том, что тональ цепляется за все это, хотя он должен был бы радостно избавиться от подобной мути. Необходимо сначала убедить тональ стать свободным и текучим. Прежде всего магу необходим сильный, свободный тональ." (IV, 158–159) Внутренняя битва — это враг безупречности, состояние, ни в коем случае несовместимое с безупречностью. Тибетский мистик Чогьям Трунгпа издал в 1984 г. замечательную книгу "Шамбала: священный путь воина". Разумеется, тибетская традиция сильно отличается от дон-хуановской, в первую очередь, тем, что ставит перед собой иные цели, иначе описывает психологический механизм и технику трансформации (в частности, автор, как и другие ориенталисты, проповедует медитативную технику «свидетель», уже рассмотренную нами выше), так что совпадения в словах не должны вводить читателя в заблуждение. И все же некоторые подходы и приемы оказываются близкими, в чем легко убедится всякий, кто возьмет на себя труд прочесть эту действительно полезную книгу. Например, Чогьям Трунгпа, как и дон Хуан, подчеркивает пагубность "внутренних битв" любого рода: "С точки зрения Шамбалы, когда мы говорим, что люди обладают глубинным добром, мы имеем в виду то обстоятельство, что они обладают всеми необходимыми им качествами, так что не следует бороться против своего мира. "Подозревая в себе непоследовательность и огромное количество недостатков, мы часто побаиваемся самих себя, так как знаем лишь один способ самоулучшения — внутреннюю войну, войну с самим собой. А воевать не хочется. Тибетский автор справедливо спрашивает: "Как часто вы желали посмотреть на свое лицо в зеркале, не испытывая при этом замешательства? Сколько раз вам приходилось скрываться от самих себя при помощи чтения газет, телевизора или прогулок?" Но если мы знаем, что воевать с собой не придется, ничто не помешает пристально разглядеть собственную природу и спокойно разобраться, что и на каком месте в ней должно находиться. Подобную процедуру дон Хуан называет "стратегической инвентаризацией".

"Безупречность есть не более чем адекватное использование энергии, сказал он. — И все, что я говорю, к вопросам морали и нравственности не имеет ни малейшего отношения. Я обладаю энергией, и это делает меня неуязвимым. Чтобы понять, тебе необходимо самому накопить достаточное количество энергии.

<…>Воин проводит стратегическую инвентаризацию. Он составляет список всего, что делает. А затем решает, какие пункты этого перечня можно изменить, чтобы дать себе передышку в расходовании энергии.

Я возразил, что в такой перечень должно входить все, что только есть под солнцем. Дон Хуан терпеливо пояснил, что стратегической инвентаризации, о которой идет речь, подвергаются только те поведенческие структуры, которые не являются существенными с точки зрения выживания и благополучия." (VII, 274–275)

Конечно, на первых порах нелегко понять, о чем именно идет речь и как подобную «инвентаризацию» производить. К счастью, большую часть этой работы проделали до нас, и достаточно квалифицированно. По сути, речь идет об определенных стереотипах реагирования на окружающий мир, — стереотипах, неоправданно энергоемких и мотивирующих поведение, с точки зрения воина безрассудное и бессмысленное. Даже обычный человек порою ощущает нелепость своих реакций и поступков, особенно если легко поддастся настроению минуты или врожденной импульсивности собственного темперамента. В таких случаях мы часто раскаиваемся, но нашего здравомыслия хватает ненадолго, и вскоре все повторяется с обидным однообразием. Кроме того, в нашей психике существует масса нелепых и ненужных стереотипов, о наличии которых мы и не догадываемся. Однако именно эти стереотипы, будучи неосознанными, каждодневно выкачивают из нас силы, делая жизнь такой утомительной и болезненной. Можно сказать, что тональ обычного человека всегда несовершенен, в той или иной степени уродлив и проявляет свое уродство в самом обычном, повседневном мире. Парадоксальным образом он направлен в основном на саморазрушение, хотя его первейшая забота — выживание индивида.

В четвертой книге ("Сказки о силе", гл. 3 "День тоналя") Кастанеда убедительно повествует о том, как дон Хуан демонстрировал ему различные гримасы человеческого тоналя. Там же учитель объясняет Карлосу, что такое правильный тональ, который, к сожалению, встречается у людей довольно редко. Дон Хуан говорит:

"… у каждого тоналя есть две стороны. Одна — внешняя сторона, бахрома, поверхность острова. Эта часть связана с действием и деятельностью — беспорядочная сторона. Другая часть — это решения и суждения, внутренний тональ — более мягкий, более нежный, более сложный.

Правильный тональ — это такой тональ, где оба уровня находятся в гармонии и равновесии." (IV, 145–146)

Это еще не тональ воина, который является воплощением безупречности во всех аспектах своего функционирования, но тот тип, который легче всего поддается внутренней работе и расположен к необходимому самосовершенствованию. Организация и оформление правильного тоналя — это фундамент для достижения безупречности воина.

Нельзя не сказать, что понятие безупречности, несмотря на то, что ему уделяется много внимания в книгах Кастанеды, все же зачастую остается несколько расплывчатым. Охватывая сразу столько аспектов жизнедеятельности, безупречность не открывает свою подлинную суть поверхностному взгляду. Чтобы более четко определить характер этого особенного состояния, нам проще обратиться к общеизвестной терминологии и назвать его «растворением» или «преодолением» эго. Подобная дисциплина широко распространена и хорошо известна почти во всех направлениях мистических и оккультных школ, особенно на Востоке. Каждая школа, конечно, предлагает собственную модификацию процесса, собственную метафизику и метапсихологию, объясняющую и оправдывающую путь "отречения от эго", каждое направление полагает свою технику наиболее эффективной, но в сущности речь идет об одном и том же. Ортодоксальная йога, тибетские учения калачакры, древние школы буддизма, даосизм, дзэн — все они провозглашают различные теории, как онтологические, так и психологические, декларируют различные цели своих дисциплин, но в отношении эго всегда единодушны и категоричны: эго — главное препятствие на пути духовной практики. Дон Хуан, владеющий знанием совершенно иной цивилизации, своими суждениями как бы еще раз подтверждает истинность этой идеи:

"Затем он заговорил о древнем человеке. Он сказал, что древний человек самым непосредственным и наилучшим образом знал, что делать и как делать что-либо. Но, выполняя все действия так хорошо, он начал развивать эгоизм, из-за чего у него возникла уверенность в тем, что он может предвидеть и заранее намечать действия, которые он привык выполнять. Вот так появилось представление об индивидуальном «я», которое начало диктовать человеку характер и диапазон его действий… Современный человек, пожиная плоды этого процесса, в конечном счете обнаруживает, что безвозвратно утратил связь с источником всего сущего и что ему под силу лишь насильственные и циничные действия, порожденные отчаянием и ведущие к саморазрушению…

<…> Битва для воина — ото тотальная борьба против индивидуального «я», которое лишает человека его силы." (VIII, 146)

Эго, или представление об отдельном, индивидуальном «я», порождает весь комплекс психологической деятельности современного индивидуума. Это истинный генератор мотивов и целей всей человеческой цивилизации. В первую очередь, эго понуждает личность к целенаправленной деятельности либо к отказу от деятельности, если для эго она не мотивирована. Поэтому одним из первых шагов в работе по преодолению власти эго является известная практика т. н. "незаинтересованного действия", т. е. практика совершения действий при полном безразличии к их «плодам» — поощрению, награде, удовлетворению каких бы то ни было ожиданий или амбиций, достижению цели. Этот принцип усиленно пропагандируется еще в древней «Бхагавадгите», и с тех пор известен как "кшатрийская этика незаинтересованного действия". Особое развитие он получил в карма-йоге, но используется практически во всех школах индо-буддистского мистицизма. Китайская мистическая доктрина тоже включает его в качестве важного элемента с древнейших времен. Помните, как писал Чжуан-цзы? "Правда мира в том, чтобы быть возвышенным без горделивых дум, воспитывать себя, не думая о гуманности и справедливости, править, не имея заслуг и славы…" Дон Хуан также обучал этому принципу своих учеников и называл его "действием ради действия".

Действие ради результата — это стереотип, выработанный аппаратом эго. Действие без результата — это разрушение стереотипа. Эго вообще является кладезью всех и всяческих шаблонов восприятия и действия, гарантируя неизменность мира и монотонность переживаний. Как пишет Чогьям Трунгпа, "мы пользуемся привычными стереотипами, чтобы изолировать себя и изобразить в лучшем виде". И дальше: "Привычные стереотипы позволяют вам видеть перед собою лишь на три шага вперед. Вы всегда смотрите на землю, никогда не взглянете вверх, на синее небо или горные вершины. Вам не дано улыбнуться при виде тумана, поднимающегося над ледниками. Практически вас приводит в замешательство все, что находится выше головы — там нет для вас ничего интересного." Отбрасывая действие ради плодов и культивируя действие ради действия, мы обретаем неожиданную широту восприятия и начинаем переживать мир в большем объеме. Бескорыстное внимание замечает красоту бытия, возвращая ему первозданную яркость и насыщенность.

Результат безупречности — это, собственно говоря, анатман, т. е. отсутствие «я», как это состояние именуется в некоторых школах буддизма. Мы проводим последовательную работу по отключению механизмов эго, мы делаем эго все более тонкой и гибкой структурой, мы сокращаем его притязания до нуля и неожиданно открываем, что в самой сердцевине нашего существа, кроме центра восприятия, вообще ничего нет. Буддисты говорят, что находят в себе «пустоту». Это необыкновенное чувство не имеет ничего общего с эмоциональным оцепенением или абсолютным безразличием. Эта «пустота» удивительным образом оказывается более полной, чем наша обычная эгоистическая суета. Полноценное восприятие и яркое переживание буквально врываются в открывшееся пространство. В большей, чем когда-либо, степени мы оказываемся способны чувствовать, и сложный комплекс «чувствований» воина частично описан самим Кастанедой в его поздних книгах. Легкость и подвижность психики дают ни с чем не сравнимое ощущение освобожденности, воспринимаемый мир как бы проясняется, все становится прозрачнее, отчего кажется, будто нас стало больше, и мы проникаем в окружающую Реальность шире и глубже. Все обострено до предела, и явным делается неразделимое чувство обретения и разлуки, полноты и пустоты, единства с потоком жизни и одиночества. Печаль и радость — непременные спутники этого нового состояния. Новая печаль и новая радость, прежде незнакомые, они приходят в жизнь воина, подтверждая значительность пройденного пути, ибо много обретено и много оставлено. Он уже не совсем человек или, можно сказать, он уже слишком человек — в зависимости от того, где мы помещаем точку отсчета.

Все эти странные чувства невыразимы и необъяснимы для тоналя. Он лишь свидетельствует некое превращение, сути которого ему не постичь. В мире нагуаля видящий может воспринимать изменение энергетической формы такого существа. Точка сборки у безупречного воина находится несколько глубже, она лишена жесткой фиксации на поверхности светящегося кокона и собирает воспринимаемые эманации внутри волокнистой массы энергетического света. Столь необычные субъективные переживания связаны, видимо, с расширением зоны перцепции и соответственным изменением в качестве энергообмена между внутренними и внешними эманациями. Преимущества такого положения точки сборки очевидны — отсюда она может с легкостью изменять свою позицию, так как уже не связана привычной фиксацией, вырабатывавшейся на протяжении всей предыдущей жизни.

Такое понимание перцептивного механизма объясняет, наконец, почему безупречность сама по себе может вызывать изменения в режиме восприятия. Удивительный факт! Не используя никаких медитативных приемов, специальных психотехник, следуя только последовательной дисциплине по изменению отношений между личностью и окружающим ее миром, мы спонтанно входим в сферу «магического» видения и открываем для себя состояния, обычно относимые к области парапсихологии. Примеры подобных явлений, прежде необъяснимых, можно найти во множестве известных ситуаций, когда человек в силу религиозных убеждений или жизненных испытаний начинал неосознанно применять элементы безупречности в повседневной жизни.

Итак, обретение безупречности достигается благодаря преодолению эго. Каким образом эго манифестирует себя в наших ежедневных переживаниях? Что наиболее характерно в нашем реагировании на мир отражает природу эго и работу его механизма? Именно это становится предметом выяснения при проведении воином стратегической инвентаризации, о которой мы сказали выше.

Первейшая функция эго — это забота о выживании существа как уникальной психофизиологической и социальной единицы. Знание дона Хуана сообщает нам, что основными плодами такой заботы в психологии индивида оказываются страх и чувство собственной важности. И то и другое вполне способно довести личность до крайнего энергетического истощения, так как почти постоянно имеет почву для своего проявления. Когда мы говорим о страхе, то имеем в виду прежде всего страх смерти. Ниже читатель сможет убедиться в реальных масштабах этого чувства, которое распространяется не только на непосредственную угрозу гибели, но и на значительную область повседневной жизни. Подобным же «айсбергом» является и чувство собственной важности. Те явные всплески, что мы обычно замечаем, — лишь крохотная часть его подлинного присутствия в нас.

Обратной стороной вышеназванных продуктов эго неминуемо оказывается жалость к себе. Как результат эгоистической рефлексии она постоянно настигает нас в случае фрустрации, когда работа эго в области самосохранения подвергается угрозе или не достигает желаемого.

Кроме того, отдельное явление в процессе рефлексии представляет потакание себе (как его называют изобретательные переводчики Кастанеды на русский язык, «индульгирование» — от англ. слова indulge). Это общая способность человеческой психики искусственно затягивать, продлевать любое переживание, будь то приятное или неприятное. Потакание себе можно назвать своеобразной психической реверберацией, когда испытанное раз чувство благодаря многократному отражению в механизме эго гулким эхом блуждает во внутреннем мире личности, требуя огромного количества психической энергии, которая уходит в пустоту. Каждый из нас прекрасно знает, что такое «индульгировать» или потакать себе. Иногда мы способны удерживать какое-то чувство в себе годами — например, обиду, раздражение или злость. Дон-хуановский воин не может позволить себе такой роскоши. Любое потакание себе в данной дисциплине совершенно исключено как необоснованное и вредное растрачивание сил, необходимых для неуклонного продвижения вперед.

Следующий раздел мы посвятили рассмотрению трех самых серьезных препятствий на пути к безупречности — страху смерти, чувству собственной важности и жалости к себе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.