Эпилог

Эпилог

Завершить эту книгу мы хотим притчей, которую поведал автору его друг, член масонской ложи английского образца Odd Fellows Свен Дамсхольт. По его словам, эту притчу рассказывают в ходе ритуала посвящения в третью степень – Мастера, причем притча эта является исключительной прерогативой указанной ложи. Откуда или от кого пошла эта традиция и почему эта притча рассказывается только в ложе Odd Fellows и нигде больше, сегодня сказать трудно, но так уж повелось. Связь притчи с указанной степенью вполне понятна, ибо эта сказка имеет прямое отношение к званию Мастера и предостерегает его от опасностей соблазнов и искушений на избранном пути.

С любезного согласия Свена и «братьев» его ложи, очень старой, но на сегодняшний день, увы, весьма немногочисленной, мы приводим эту притчу в нашем собственном переводе.

Копировальных дел мастер

Было некогда на земле королевство, жители которого обладали одним физическим недостатком: они видели лишь в радиусе нескольких метров перед собой. Все, что лежало за пределами этого радиуса, было покрыто для них туманом. Со слухом же у них было все в порядке: они прекрасно слышали на расстоянии, и перекликались, и разговаривали друг с другом сквозь туман. Но вот со зрением, увы, дело у них обстояло неважно.

И жил в этом государстве один мудрец, который день-деньской тихо сидел под деревом, пока другие бегали и суетились вокруг него. И вот однажды этот мудрец воскликнул:

– Вижу! Отчетливо вижу все, что находится передо мной, то, что раньше я видел, лишь подойдя очень-очень близко. Но я вижу и то, что находится надо мной, в небе: днем – большой огненный шар, такой яркий, что глазам становится больно, когда на него смотришь, а ночью – шар поменьше, не такой яркий, но тоже светлый, а вокруг него – множество мерцающих ярких точек. Нас окружают лучезарные, светящиеся существа, которые дают нам тепло. И не только нам, но и всему вокруг. Это из-за них растут растения и расцветает жизнь вокруг нас.

И мудрец взял лист бумаги, кисть и краски и нарисовал то, что он увидел. И этот рисунок произвел на его друзей такое сильное впечатление, что они ему поверили.

– Вовсе не туман нас окружает, – возгласил мудрец, – это у нас с глазами что-то не в порядке, или мы неправильно ими пользуемся. Се, говорю вам, братья: каждый, кто будет тихо сидеть под деревом, в конце концов увидит то же, что вижу я.

Это были если не последние, то одни из последних слов, сказанных мудрецом: едва правитель прослышал о том, что некий человек в его царстве «прозрел», он приказал его схватить и отрубить ему голову. Неприятно, знаете ли, когда люди, которыми ты правишь, видят дальше тебя самого.

Между тем те, кто видел рисунок, – к счастью, о них совершенно забыли, – следуя указанию мудреца, тоже стали сидеть под деревом. И однажды они тоже воскликнули:

– Видим! Мы видим все то, что нарисовал мудрец. Все это правда!

И сразу после этого им отрубили головы. Так оно и пошло: чем больше людей становились зрячими и подтверждали правдивость рисунка, тем больше слетало голов, пока однажды до правителя вдруг не дошло, что он явно переборщил и хватил лишку. И тогда он сказал:

– Раз уж столько людей утверждают одно и то же, мудрец, видимо, все же прав.

И как только правительство признало правоту мудреца и правильность его рисунка, в стране настал великий переворот: все прежние теории о строении вселенной и ее загадках были преданы забвению, а статуи тех, кто создал эти теории, сброшены с пьедесталов. Теперь все улицы были увешаны портретами мудреца, его рисунок был размножен в бессчетном количестве экземпляров, а вместо свергнутых статуй были воздвигнуты новые – статуи самого мудреца и его казненных друзей; но больше всего статуй было поставлено правителю, который признал необходимость принятия новой концепции мира.

И была учреждена при королевском дворе новая должность – копировальных дел мастер: он должен был следить за тем, чтобы все копии знаменитого рисунка выполнялись в полном соответствии с оригиналом. В те дни не знали, что такое фотография, поэтому делали только копии: оригинальный рисунок помещали на лист обычной бумаги, положив между ними копировальную, и затем переводили рисунок на бумагу, старательно обводя карандашом контуры оригинала, после чего изображение раскрашивали; а когда наконец явился страх, как бы оригинал не слишком поистерся и не пострадал, стали делать копии с самых первых копий рисунка, а когда и они поистерлись, взяли следующие копии, сделанные с первых копий, и так далее, и так далее.

И все пошло замечательно. Теперь людям не нужно было понапрасну утруждать себя, забираясь под дерево и тихо сидя там, чтобы увидеть то, что увидел мудрец, ибо у них был его рисунок с изображением всего, что их окружало, а истинность всего этого удостоверяла личная подпись копировальных дел мастера.

И все шло замечательно, пока. Но это случилось через много-много лет. К этому времени копировальных дел мастер, назначенный самим правителем, умер и передал свое дело сыну – эта должность стала наследственной, как и монархическая власть. Ибо она была столь же высокой и ответственной, как и должность короля, и даже более высокой, так как сам король вынужден был кланяться мастеру, который был единственным хранителем и провозвестником истины, а истина, как известно, выше любого короля или монарха.

Династия копировальных дел мастеров владела надежным и незыблемым знанием, касающимся рисунка с тех живых существ, которых увидел и нарисовал старик-мудрец. И столь велико было это знание, что мастера могли даже объяснить неискушенным людям некоторые неясные или размытые места на рисунке и иногда добавляли несколько новых линий, чтобы те лучше поняли изображенное. И как-то само собой оказалось, что одно из тех светящихся существ, которых увидел мудрец, – это не кто иной, как сам копировальных дел мастер, тот, самый первый, в ту пору еще никому не известный ремесленник. При должном желании и усилии можно было различить черты его лица в одной из фигур, изображенных мудрецом; на более поздних копиях они проступали еще отчетливей, а на самых последних были видны совершенно ясно. Поэтому копировальных дел мастер в определенном смысле был равен самому мудрецу и был не менее почитаем, чем тот, ибо последний сам удостоверил своей кистью и несколькими чистыми мазками, что копировальных дел мастер, а стало быть, и все последующие мастера в этой династии являются источником света.

И все шло хорошо, пока однажды несколько юношей, решив последовать совету мудреца, не уселись тихо под деревом и стали ждать. Прошло какое-то время, и вдруг они воскликнули:

– Мы видим светящийся шар, и другой, поменьше, и множество маленьких мерцающих точек над нашей головой. Но никакого копировальных дел мастера мы не видим.

Слух об этом с необыкновенной быстротой облетел всю страну. Когда он достиг ушей нынешнего копировальных дел мастера, тот улыбнулся и тихо сказал:

– Мудрец имел в виду совсем другое. Он вовсе не хотел, чтобы люди тихо сидели под деревом. Он сделал это однажды ради всех нас. Поэтому всякий, кто желает сам увидеть то, что видел мудрец, насмехается и над ним, и над копировальных дел мастером, которого тот назначил в качестве хранителя знаний. К тому же хорошо известно, что, когда молодые люди сидят тихо, они предаются безудержной игре воображения и могут вбить себе в голову все, что угодно, так что, если они не видят копировальных дел мастера, которого изобразил на рисунке мудрец, это верный признак того, что они сбились с пути истинного.

И молодых людей обезвредили. Ибо, как однажды сказал мудрый копировальных дел мастер, лучше, если погибнут несколько человек, чем целый народ. Зато выпустили еще больше экземпляров знаменитого рисунка, которые сделали с копий последующих копий самых первых копий, и постепенно линии на них стали настолько округлыми, что теперь каждый мог видеть: светящиеся точки были лицами самого копировальных дел мастера и его наследников, других мастеров; это они озаряли и просвещали общество и заботились о спокойствии и порядке в нем. А чтобы не допустить в обществе дальнейшей смуты и переворотов, был выпущен указ, запрещавший всем жителям государства сидеть не только под деревом, а и вообще сидеть тихо.

Правда, время от времени все же появлялись люди, нарушавшие запрет и видевшие то, что видел мудрец, и именно они и стали поборниками и распространителями веры в светящиеся небесные тела. Этих людей преследовали при жизни, но, когда они умирали или когда их устраняли, некоторые вещи из тех, что они видели, копировали и включали в общую картину.

В самом деле, если бы нечего было копировать, то не было бы надобности и в копировальных дел мастерах…

* * *

На этом можно было бы поставить точку, но в последнюю минуту автору пришли на память замечательные слова из письма одной девушки из Иркутска, которая, горячо отстаивая гуманистические принципы масонства, отозвалась в его защиту (хотя масонство, безусловно, как и любое эволюционное движение, не нуждается в защите) следующим образом:

«Критики – это своего рода обыватели. Они часто задают один и тот же вопрос: „Как могли умные и чуткие люди, люди духовного горения и высокого стремления видеть в масонстве что-то глубокое, оригинальное и прекрасное? Как могло подобное учение совершенно бесконкурентно господствовать над умами в течение ряда столетий и быть решающим фактором духовной жизни людей?”

Ответ на этот вопрос, в сущности, довольно прост.

Если рассматривать масонство на протяжении всего его исторического развития, то становится ясно: масонство всегда было, есть и будет неким центром сплочения выдающихся и обладающих разными гранями таланта людей. Оно представляет собой некую „завуалированную” форму общественного сознания, которое вне масонов имеет разобщенный и единичный характер.

Что же касается тех античных мифов, которыми так дорожат масоны, то что может быть в них „некрасивого”, если там действуют герои, достигшие божественной силы путем собственного совершенствования?

И что может быть „нехорошего” в масонской теории, которая выдвигает человеческий разум как „меру всего сущего”, создает религию гуманизма и внерелигиозную нравственность, устанавливает принципы всеобщей морали, одинаково приемлемой для всех народов и во всех условиях, зовет к объединению людей без различий национальностей, религии и культуры и провозглашает конечный идеал всех устремлений – царство любви и истины?!»

Воистину, женщина – существо мудрое, и на это возразить нечего, а потому хулящие масонство прежде всего хулят самих себя!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.