Глава 2

Глава 2

Служба, служба, служба. Это только кажется, что всего-то и забот у центуриона — вести свою сотню или манипул в бой. На самом деле, даже находясь в лагере присесть некогда. Маневры, тренировки, работы, распределение отпусков и увольнений, караулы — пока со всем управишься… Да еще проследи за кто как одет, у кого оружие плохо вычищено, у всех ли есть достаточно провизии. Один напьется где-нибудь, другой сбежит в канаб к какой-нибудь девице, третий проиграется в кости, а потом за весь контуберниум работает, пока не угодит в госпиталь. За всеми нужно уследить. Кого-то самому наказать, дать пару раз витисом по хребтине, а кого-то и к легату на суд отправить. Помощников, конечно, хватает, да за ними самими глаз да глаз. Вот и крутишься каждый день как белка в колесе. Так что первые дни в легионе, пока в службу вникал, пока то да се, подумать ни о чем другом времени не было.

Одна радость — встретил старого приятеля Кочергу. С ним вместе мы плечо к плечу стояли насмерть в Дэрском ущелье. Все эти годы он так и служил на границе с германскими племенами. Дослужился до знаменосца. Теперь надеялся, что очередной поход вглубь германских земель сделает его опционом.

Первый раз, когда случайно встретились, отправились в кабак и там накачались пивом так, что нас обоих разносил по палаткам мой раб. Благо был здоровый малый. Здесь, как выяснилось, легионеры предпочитают пить пиво — варварское пойло. Но забористое. Куда крепче вина. Правда, и башка от него наутро здорово трещит. Ну да это ничего, это можно и потерпеть.

Кочерга рассказал мне, что в прошлом году Германик возобновил походы вглубь германских земель, снова покоряя взбунтовавшиеся племена. Шесть лет назад те решили, что навсегда избавились от римской власти, разбив армию Квинтилия Вара. Но они не знали, что римляне проигрывают сражения, но не воины. Настало время дорого платить за свое вероломство. С предателями Германик был жесток. В общем-то и правильно — нечего бить в спину. В этом году все ждали нового похода. Как только начнется летняя кампания, мы двинемся дальше на восток. Чтобы встретиться с самим Арминием, который все никак не мог забыть своей победы в Тевтобургском лесу и смущал племена, готовые покориться. Кочерга сказал, что Германик считает делом чести не только схватить Арминия и разбить непокорных германцев, но и вернуть потерянных шесть лет назад легионных орлов. А это значит, что нам нужно вернуться в те места, где мы уже побывали. Нам предстоит снова пройти тот страшный путь от берегов Везера к Ализо, через Тевтобургский лес и Дэрское ущелье.

Нам обоим это было по душе. Но если Кочерга просто мечтал поквитаться за своих друзей, погибших в том бою, то у меня были и другие цели. Там в последний раз я видел Оппия Вара. И он был в свите Арминия. А значит, встретившись с предводителем германцев, я встречусь и с Варом. Не об этом ли я мечтал шесть лет?

За такие новости я поставил Кочерге лишний кувшин пива.

Оставалось только дождаться летней кампании. И если мне хоть немного повезет, я прикончу вара этим летом. А если нет — что ж, пойду дальше по его следу. Ничего другого мне не остается. Я так долго жил мыслью о мести, что другой жизни уже не представляю. Иногда мне страшно подумать о том, что будет со мной, когда Вар умрет. Эти мысли я гоню прочь, но последнее время они все чаще лезут в голову. Наверное, это предчувствие скорой развязки.

Тогда же Кочерга сказал мне одну вещь, которая здорово насторожила меня.

— Я вот только не понимаю, — проворчал он, теребя бороду, — мы воююем с германцами, так зачем принимать на службу всяких проходимцев из варваров? Один раз уже обожглись, неужели мало? Опять будет как в прошлый раз — в один прекрасный момент они просто повернут мечи против нас, и нам придется драться на два фронта.

— Каких проходимцев?

— В лагере полным полно этого германского сброда. Причем, некоторые из тех племен, которые были в Дэрском ущелье. Дня три назад еще десяток этих мерзавцев попросились на службу. Ходят, вынюхивают, высматривают… Причем, видно, что не простая шушера, а из богатеньких родов. Не совсем уж знать, но и не беднота крестьянская. Отборные головорезы. Ни за что не поверю, что польстились на солдатскую похлебку. Будь моя воля, давно бы уже забил палками как шпионов. А легат ничего, и в ус не дует. Вот всадят ему стрелу в спину, поймет, что к чему. Да поздно будет.

Я хорошо понимал Кочергу. Действительно, верить варвару — все равно, что доверять кобре один раз угостив ее молоком. Но мне не понравилось другое — та подозрительно глупая засада в лесу, теперь, стоило мне появиться в лагере тут же приходят отборные германские бойцы… Было ли это простым совпадением? Не знаю. Но я решил на всякий случай держать ухо востро.

Только сейчас, после слов Кочерги, мне вдруг вспомнилось, что несколько раз я чувствовал на себе внимательные взгляды варваров. Они частенько ошивались рядом с казармами моей когорты… Я-то особого внимания на них не обращал. Голова не тем была занята. Да и привык, что лагерь — для солдата все равно что дом родной, ничего плохого, пока он за валом сидит, с ним не случится. К тому же, откуда мне знать, когда эти ребята здесь появились? Может, с прошлого года службу тянут… Оказывается, не с прошлого года. А сразу после меня в лагерь приехали.

— Слушай, а с ними часом стариков нет? — спросил я. — Жрецов там каких-нибудь, гадателей?..

— Да вроде нет. Все молодые, здоровые как на подбор. Может, какой-нибудь жрец среди них и затесался, да только никто ничего не говорил на этот счет. Кажется, простые бойцы.

На этом разговор о германцах закончился. Дальше пошли обычные для солдат воспоминания — кто, где, как воевал, пил или развлекался с девочками.

После этого разговора прошло несколько дней. Все время я присматривался к вновьприбывшим германцам. Но те вели себя как обычные наемники, желающие не слишком напрягаясь заработать денег. Пили пиво, играли в кости, соревновались друг с другом, кто вернее метнет дротик, время от времени дрались, а остальное время либо спали, либо без дела слонялись по лагерю. Вряд ли это было шпионажем, по-моему, они просто высматривали, где что плохо лежит, дабы прибрать это к своим грязным ручищам. Грубые, волосатые, воняющие застарелым потом и кислым пивом — даже легионные рабы обходили их стороной. Варвары они и есть варвары, что с них взять?

Я перестал обращать на них внимание. Судя по всему самое большее, на что они были способны — стянуть кошелек у какого-нибудь зазевавшегося торговца. К тому же у меня были дела и поважнее, чем наблюдать за германцами. Близилось начало летней кампании и забот у меня прибавлялось с каждым днем. Всего лишь через месяц мы отправимся в поход. И через месяц я обязательно встречусь с Варом. Отец будет отомщен. Так же как и Марк Кривой. Так же как и Бык. То, о чем я мечтал столько лет, наконец осуществится.

Я считал дни до похода, как зеленый новобранец считает дни до первой присяги или как старый ветеран — до своей отставки. И ни о чем другом думать не мог. Ножницы, которыми перерезают нить человеческой жизни уже коснулись нити судьбы Вара. Одно короткое движение, последний рывок, последнее усилие — и он отправится к предкам. Тридцать дней и несколько десятков миль — вот и все, что отделяет нас друг от друга. Не так уж и много. Вернее сказать — вообще ничего. Он у меня в руках.

* * *

Они выбрали удачный момент. Лучше не придумаешь. Третья ночная стража — время, когда лагерь спит мертвым сном. Даже часовые клюют носами и приходится сновать от поста к посту, чтобы не дать этим сукиным детям уснуть. Да и самому так легче бороться с дремотой.

Я обходил наружные пикеты вместе с тессерарием, разносившим таблички с новым паролем. С нами были еще двое легионеров из новобранцев. У нас был приказ не выходить в одиночку за лагерный вал, вот я и прихватил с собой двух юнцов — пусть привыкают к службе. Громыхая плохо подогнанными доспехами они шагали сзади, то и дело налетая на меня с тессерарием. Боялись отстать. Ни один из них не бывал в деле и врага не видел даже издали. Вот и липли к нам, как щенки к ноге хозяина.

Тьма стояла непроглядная. От чадящих факелов в руках тиронес проку было немного. Они больше давали дыма, чем света — опять кто-то решил заработать на нас. Недавно уже прислали червивые сухари и калиги из плохо выделанной кожи, которые рвались через десяток миль. Теперь вот несветящие факелы.

Мы только что отошли от поста и теперь нам предстояло пройти по небольшой роще к следующему. Можно было двигаться и через поле, но тогда пришлось бы давать изрядный крюк. Я решил срезать путь, чтобы успеть навестить и западную сторону до того, как начнется смена.

В этой роще на нас и напали. Я обернулся сказать одному из новобранцев, чтобы перестал наступать мне на пятки и успел увидеть, как у него из шеи словно вырос кинжал с грубой костяной рукоятью. Парень сделал удивленное лицо, в горле у него забулькало и он начал заваливаться набок, выронив факел. А еще через мгновение у второго из груди вышло навершие дротика.

Что есть мочи я заорал:

— К оружию!

Мой крик подхватил было тессерарий, но вопль тут же перешел в предсмертный хрип. С перерезанной глоткой особенно не покричишь.

Все произошло настолько быстро, что я не успел даже обнажить меч. Раз! И три трупа. Это можно было бы назвать очень хорошей работой. Если бы только дело не касалось наших ребят.

Я нагнулся, чтобы поднять факел, второй рукой вытаскивая из ножен меч. И тут на меня набросились со всех сторон. Молча, без радостных воплей. Первому я успел вогнать клинок в брюхо, но второй сбил меня с ног и я отлетел в сторону, крепко приложившись к какой-то коряге. Еще один из нападавших решил, что я уже не опасен и попытался придавить меня к земле своей тушей. Это стоило мне сломанных ребер, а ему — вспоротых кишок. Кое-как спихнув обякшее тело, я откатился в строну и вовремя — рядом с мой головой в землю ударила тяжелая дубина. Я почти вслепую очертил мечом полукруг и еще один разбойник с воплем рухнул на землю, хватаясь за ногу.

Остальные немного поотстали, поняв, что так просто меня не возьмешь. Я прижался спиной к дереву и снова взревел:

— К оружию! Тревога!

Шансов на то, что меня услышат в лагере было немного. Но попытаться стоило. Если это нападение германцев, ребята должны быть предупреждены. Хотя, мне ни разу не доводилось слышать, чтобы врагу удалось внезапной ночной атакой захватить укрепленный римский лагерь. Все равно что дернуть спящего тигра за хвост. Дернуть-то получится, но вряд ли результат понравится шутнику.

Тем не менее, долг требовал, чтобы я поднял тревогу. И я старался изо всех сил. Не переставая отбиваться от наседавших на меня варваров. Теперь я был уверен, что это именно германцы — двое подняли с земли факелы, и я смог увидеть их заросшие лица и грубую одежду, наполовину состоявшую из шкур. Странно, что не чувствовал обычной для них вони — наверное, чем-то обработали тела и одежду, чтобы мы не смогли учуять их. Хороший план. Только на этот раз он сработал не очень хорошо. Я все еще был жив и даже не ранен. А они потеряли троих. Если так пойдет и дальше, завтра меня ждет неплохая прибавка к жалованию.

Но германцы были не так просты. Поняв, что нахрапом меня не взять, они изменили тактику. Трое атаковали меня с фронта, а еще парочка нырнула мне за спину. Дерево, конечно, защитило бы меня какое-то время, но рано или поздно кто-нибудь исхитрился бы воткнуть мне между лопаток копье.

Когда приходится драться сразу с несколькими противниками нужно соблюдать одно простое правило — они постоянно должны находиться на одной линии. Тогда тебе не придется отражать удары со всех сторон, а только с одной. На словах это несложно. А на деле… В темноте, на скользкой земле, в доспехах, против пятерых хорошо вооруженных бывалых воинов… И все же я решил попробовать. Ничего другого мне не оставалось. Я отлепился от дерева, одним прыжком прорвал полукруг германцев и оказался у них за спинами. Врагов осталось четверо. Я принялся кружиться так, чтобы один стоявший напротив меня варвар закрывал своим же телом меня от второго. Ночная роща наполнилась звоном мечей и напряженным дыханием.

Боковым зрением я видел, как двое остальных опять пытаются зайти с тыла. Мне пришлось изменить направление движения, чтобы выстроить хотя бы троих в одну линию. На какое-то время это получилось. Германцы хрипло ругались, натыкались друг на друга, но никак не могли меня достать. Зато я зацепил еще одного.

Но тут силы начали оставлять меня. Уже не такими быстрыми были выпады, не такими выверенными финты. Пару раз острия копий скользнули по поножам — варвары почему-то не метили в грудь или живот. Только в ноги. Я уже не пытался докричаться до своих. Надо было беречь дыхание.

Каким-то чудом мне удалось продержаться еще несколько секунд и перерубить одному из германцев древко копья. Это все, что я смог сделать. На большее не осталось сил. Я понял, что вот-вот дело будет кончено. Я просто свалюсь от усталости. Пот заливал глаза, несмотря на ночной холод, ноги не слушались, руки налились свинцовой тяжестью. Еще чуть-чуть и я не удержу в руке меч. И тогда они доберуться до меня.

Я был близок к отчаянию. Неужели я так и умру, не выполнив свой долг? Неужели эта нелепая схватка в крошечной рощице станет для меня последней? Лучше бы уж я погиб тогда, вместе с Быком и тремя легионами. Или в том страшном бою с парфянами, когда им удалось окружить пять когорт и только сумасшедшая атака кавалерийской турмы спасла нас от верной гибели. Что может быть лучше для солдата, чем геройская смерть в большом сражении? Только так можно оставить память после себя. И горе тем, кто гибнет без толку в мелких стычках, их имена не отзовутся в вечности.

Острие копья вспороло мне кожу на бедре. И варвары радостно завопили. Но тут до нас донесся далекий звук трубы. Радость накрыла меня горячей волной. Играли тревогу. Наверное, кто-то все же услышал мои призывы к оружию и лязг мечей. Раздирая глотку, я заревел:

— Ко мне! Сюда! Германцы!

Квинт Бык и тот не смог бы крикнуть громче, а уж он орал так, что легионная зелень штаны уделывала.

Труба ответила мне.

Собрав последние силы, я попытался развернуться так, чтобы оказаться между спешившими мне на подмогу легионерами и германцами. Мне это удалось, и я шаг за шагом начал отступать в сторону лагеря. Впервые мелькнул проблеск надежды. Если я продержусь еще немного, если не оступлюсь и не сделаю роковой ошибки, возможно, мне удастся спастись. Главное, потерпеть. Несколько минут. Всего-то несколько минут. Приходилось терпеть куда больше. И каждый раз у меня это получалось. Получится и теперь. Не может не получиться. Только не сейчас, когда спасение так близко…

Удар был нанесен сзади. Похоже, на радостях я упустил из виду одного из варваров. Он зашел мне за спину и угостил дубинкой. Если бы не шлем, голова треснула бы как перезрелая тыква. А так я просто провалился в темноту. Даже не успев понять, что произошло.

* * *

Очнулся я от тряски. Я лежал попрек седла, связанный по рукам и ногам. Жутко болела голова. Досталось ей крепко. Варвар, который меня оглушил, явно перестарался. Тошнота то и дело подкатывала к горлу, во рту пересохло.

Я попробовал пошевелиться, но ничего не получилось. Германцы связали меня на совесть. Боялись. Это меня немного обрадовало. Всегда приятно знать, что враг тебя опасается. С другой стороны, это значит, что сбежать будет очень непросто. Впрочем, о побеге думать было рано. Вряд ли я сейчас смогу передвигаться самостоятельно. Руки и ноги затекли, голова кружилась, все тело болело, будто по нему как следует прогулялась дубина. Может, и прогулялась. Варвары вполне могли выместить свою злобу, когда я был без чувств. От них всего можно ожидать.

Я решил немного выждать. Набраться сил. Разузнать, куда меня везут. Ведь если бы они хотели просто прикончить меня, сделали бы это давно. Но не сделали. Выходит, кому-то я очень нужен. И нужен живым. Зачем? Кому понадобился простой центурион? Выкуп за меня никто не заплатит. Разве что ребята скинутся, но те гроши, которые они смогут собрать никому не нужны. Что еще можно с меня взять? Какие-то секретные сведения о будущей кампании? Может быть. Племена, которые живут рядом с границей наверняка хотят знать, через какие земли пойдут римляне. Самый простой способ выяснить это — взять пленного и расспросить его об этом.

Но может быть, мое похищение как-то связано и с друидом. Если бы не та белая тень на дороге, мне такое и в голову бы не пришло. Но сейчас, после той засады и слов варвара, вырванных под пыткой… Я мог допустить все, что угодно.

Мы ехали уже несколько часов. Все тело словно онемело. Трястись, навалившись брюхом поперек седла, да еще по лесной тропинке, удовольствие маленькое. Жутко хотелось пить. Честное слово, не задумываясь отдал бы свой шлем за глоток воды. Хотя, боюсь, шлема мне уже не видать. Как и панциря. Варвары оставили на мне лишь тунику и калиги. Даже пояс забрали. Хорошо еще, что все медали остались в лагере. У меня не было привычки постоянно носить свои награды, как делает большинство солдат. Мог бы лишиться и этого. Но панциря было жалко. Отличная работа. Удобный, хорошо подогнанный, прокованный точно так как нужно, ни больше ни меньше… Великолепный доспех. Теперь достанется какому-нибудь немытому германцу. Бесплатно.

Я дернулся в седле и заорал:

— Эй! Дайте воды!

Германцы словно не слышали. Продолжали также неторопливо трусить на своих низкорослых лошадках. Лишь тот, что вел на поводу моего коня обернулся, глянул из-под косматых бровей и сплюнул.

— Дайте воды, Юпитер вас разрази!

Никакого ответа. Это меня взбесило. Я начал вертеться и дергаться так, что лошадь испуганно зафыркала и попыталась сделать свечку. Упасть мне не удалось — я был намертво привязан к седлу. Но все же добился того, чего хотел. На меня обратили внимание. Германцы остановились и старший что-то сказал остальным. Те засмеялись. Потом отвязали меня, бросили на землю и обступили со всех сторон.

— Руки развяжите. И дайте воды!

Германцы снова расхохотались.

И вместо того, чтобы напоить меня, принялись избивать. Без особой, впрочем, злобы. Устав, снова взвалили меня на коня и мы продолжили путь. Я решил, что они за это здорово поплатятся. Хотя, конечно, война есть война. Не знаю, как бы я сам вел себя на их месте. Как-никак а я ухлопал трех их друзей. Так что, можно сказать, они были еще достаточно вежливы со мной. Почти добры.

Однако я решил до конца дня вести себя тихо. Если вечером не дадут воды и не развяжут руки, попытаюсь еще раз. Надеюсь, здоровья у меня хватит.

Так прошел весь день. Мы ехали без остановок. Все дальше и дальше вглубь враждебных земель. Во всяком случае, я так думал. А куда еще могут держать путь варвары? Уж всяко не в Рим. Правда, точного направления я так и не смог выяснить. Солнца видеть не мог — единственное, что было перед глазами земля и влажный бок лошади.

Когда окончательно стемнело, германцы наконец решили сделать привал. Расседлали коней, развели костер, соорудили что-то вроде навеса из еловых лап. Меня сняли с лошади и привязали к дереву. Единственным послаблением было то, что веревки теперь не так врезались в кожу. В остальном, мое положение нисколько не улучшилось. Пошевелиться было по-прежнему невозможно. Мне дали воды, потом немного поколотили на сон грядущий и оставили в покое.

Следующий день был как две капли воды похож на предыдущий. Правда, вечером мне все-таки дали немного поесть. Заплесневевший сухарь и несколько глотков болотистой воды. С сухарем я разделался за мгновение. Это развеселило варваров. Они были вообще по-своему веселые ребята. Ничего, придет время и мы повеселимся вместе.

Со мной не разговаривали, ни о чем не спрашивали. Я был для них чем-то вроде тюка с шерстью. Утром взвалили на седло, вечером — сняли с седла и бросили на землю. Вот и всех забот. Очень скоро я понял, что пытаться о чем-то расспрашивать или просить их бесполезно. В лучшем случае они просто не обращали внимания на мои слова. В худшем — били. Но ни разу ни один из них не ответил мне по-человечески.

В голову как назло мысли лезли невеселые. Вспомнилось, как я чуть не попал в рабство. Как провел сутки в каменном мешке, ожидая своей участи. Если бы не фракиец Скилас, вполне возможно, что я уже давно умер бы в рудниках или на галерах. Неужели все повторяется, и мне опять грозит рабство? Только на этот раз не римское, а германское. Провести остаток жизни в вонючей яме, выполняя приказы варваров, которые даже не знают, что такое термы мне вовсе не хотелось. Про себя я решил, что если не получится сбежать, я найду способ убить себя. В крайнем случае, брошусь на какого-нибудь знатного германца и зубами вцеплюсь ему в глотку. Сразу прикончат. Да, так я и сделаю. Но для начала нужно попытаться сбежать.

Но как раз вот это сделать и не получалось. Меня не развязывали ни на минуту. Лишь время от времени слегка ослабляли веревки, чтобы руки и ноги не затекли. В этот момент двое варваров всегда были рядом с оружием наготове. Когда кормили, развязывали одну руку и держали нож у горла. Чуть не так двинешься — перережут глотку и охнуть не успеешь. А так либо связанный на лошади, либо спиной к дереву.

Так мы и ехали пять дней. К вечеру пятого дня я опять потерял сознание. На этот раз без всяких дубинок. Просто закрыл глаза и провалился в спасительную тьму. Скудная кормежка, побои, абсолютная невозможность двигаться сделали свое дело. Я был слаб как ребенок. Развяжи меня и скажи: иди, шагу не сделаю. Держался до последнего, хотя перед глазами все плыло… А потом будто кто-то свечу задул.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.