Беседа 4. ЗАВИСТЬ: ИНСТРУМЕНТ ОБЩЕСТВА, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАЗДЕЛЯТЬ И ВЛАСТВОВАТЬ

Беседа 4.

ЗАВИСТЬ: ИНСТРУМЕНТ ОБЩЕСТВА, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАЗДЕЛЯТЬ И ВЛАСТВОВАТЬ

2 января 1985 года

Бхагаван,

Что такое зависть? Показывает ли наша зависть, что мы очень далеки от одиночества?

Общество эксплуатирует индивидуальность такими различными способами, что даже трудно себе представить.

Оно столь умно и ловко создает различные приспособления для этого, что невозможно определить, что это есть приспособление, инструмент. Эти инструменты созданы для эксплуатации индивидуальности, для разрушения ее целостности, для того, чтобы отнять у нее все, что ей необходимо, не вызывая в ней и тени сомнения или беспокойства по поводу того, что с ней сделали.

Зависть - один из этих потрясающе сильных инструментов.

С самого детства каждое общество, каждая культура, каждая религия учит всех вас сравнивать.

И ребенок обязан выучиваться этому. Он всего лишь tabula rasa, чистая страница, и любые родители, учителя, священники пишут на этой странице, и вот ребенок начинает верить, что все написанное и есть его судьба, его предназначение.

Человек приходит в мир, и все двери для него открыты, все направления возможны; любое направление можно выбрать. Но до того, как он может сделать свой выбор, до того, как он станет самостоятельным, до того, как он почувствует свое существование, его портят. И портят его те, кто думают, что любят его -давят, калечат, обусловливают всеми добрыми намерениями, какие только есть в мире.

Но что ожидать от добрых намерений?

Добрые намерения лишь отравляют людей.

Я знаю, что вы и не осознаете, что отравляете, потому что и вы в свою очередь были отравлены, и так происходит со времен Адама и Евы.

Что сделал Бог-отец Адаму и Еве? Он заслужил, чтобы его называли отцом, и неважно, существует он или нет, - он заслужил, чтобы его называли отцом, потому что он выполнил все требования, чтобы быть им. Его наказ был для детей, для Адама и Евы, его созданий: «Вы не должны пробовать плоды двух деревьев — дерева познания и дерева вечной жизни». И этого человека вы называете отцом?

Он предохраняет вас от двух наиболее важных в жизни вещей! Ничего не может быть важнее открытия вашей жизни и ее вечности. И без огромного влечения к знаниям, к мудрости, вы никогда не узнаете, что такое жизнь и где она проходит.

Бог оградил Адама и Еву от наиболее важных вещей, которые делают вас индивидуальностью, наделяют вас самоуважением, составляют вашу целостность, вашу подлинность, вашу сущность. Он хочет, чтобы вы остались невинными навсегда. Он хочет, чтобы вы не знали о вашем источнике жизни. Несомненно, этот человек - ваш отец.

И по примеру великого отца все остальные отцы поступают точно так же.

Я не могу простить Бога. Я могу простить остальных маленьких отцов; они бедные люди. Они проделывают с вами то же, что сделали с ними, они просто передают вам свое наследие. Что же еще они могут поделать? Но я не могу простить Бога. У него не было отца. Он не может найти оправдания: «Ведь это сделали со мной, поэтому я делаю это с ними. Я не знаю другого способа». Нет, это его нововведение.

Так как Бога не существует, вся нагрузка ложится на плечи священников.

Они нашли способы увести вас от самих себя. И если вы далеки от себя, столь многое становится абсолютно определенным. Вы будете страдать всегда; от одного страдания к другому, это и становится вашей жизнью.

Да, вы будете надеяться, что завтра мир изменится, но завтра не наступает никогда, и все становится только хуже. Да, все меняется, но не становится лучше. Вы начинаете истощаться день за днем. Но надежда поддерживает вас, иначе нет ничего, что поддерживало бы вас, поддерживало бы хоть на единое мгновение даже ваше дыхание. Все упущено, потому что упущены вы сами. Даже если все доступно, то какое это имеет значение, раз вас самих нет?

Зависть - одно из величайших приспособлений.

Посмотрите внимательно: что оно означает?

Зависть - это значит жить, постоянно сравнивая.

Кто-то выше вас, кто-то ниже вас. Вы всегда находитесь на средней ступени лестницы. А может быть, лестница - это круг, потому что никто не находит конца этой лестницы. Все застряли на середине, все находятся посредине. Лестница представляется круглым колесом.

Кто-то стоит выше вас - это угнетает. Это поддерживает вас в состоянии войны, борьбы, движения по всем возможным направлениям, ведь если вы добьетесь успеха, никого не будет волновать, правильными ли путями вы шли. Успех — доказательство вашей правоты; неудача — доказательство ошибки. Все, что имеет значение, — это успех, так что подойдут любые средства. Цель доказывает правильность средств. Так что вам не надо беспокоиться о средствах, - да никто и не беспокоится. Вся проблема в том, как подняться повыше по этой лестнице. Но дойти до конца ее невозможно. И все, кто выше вас, создают в вас чувство зависти, вот ведь они преуспели, а вы потерпели неудачу.

Подумайте, что, проводя всю свою жизнь в переходах от одной лестницы к другой, вы всегда обнаруживаете, что кто-то стоит выше вас, — не можете ли вы просто спрыгнуть с лестницы? Нет, вы не можете. Ведь общество очень хитрое, очень умное. Оно за тысячелетия отточило свои методы. Почему вы не можете выйти из круга? Потому что есть те, кто ниже вас, и это дает вам огромное удовлетворение.

Понимаете стратегию? Кто-то выше вас; это порождает зависть, несчастье, разъединенность, унижение, чувство ненужности, чувство, что вы не в состоянии показать ваш характер, что вы совсем не человек. Пока все остальные постоянно движутся, вы где-то застряли. Это наделяет вас чувством опустошенности, незначительности, ненужности, как будто вы напрасное бремя на земле и ничего более.

Если бы только в этом была проблема, вы бы спрыгнули с лестницы и сказали бы всем тем, кто на лестнице, идти туда, куда они хотят. Но вы никогда не спрыгнете, потому, что есть люди, стоящие ниже вас; насколько хватает взгляда вы видите ступени ниже вас и ниже их. Это дает вам огромное удовлетворение, огромное чувство того, что вы обошли многих людей, что вы не до конца бесполезны. Вы доказали, что имеете силу воли, что вы не неудачник, и всех этих людей, стоящих ниже вас, хватает, чтобы доказать это.

Перед вами встала дилемма:

Когда вы смотрите вверх, вас постигает чувство разочарования; когда вы смотрите вниз - чувство удовлетворения.

Теперь, как же вы можете спрыгнуть с лестницы? Ведь прыгая, вы лишитесь обоих чувств, и никого не будет ниже вас. Конечно, никого не будет и выше вас, но никого и ниже; вы останетесь одни, если спрыгнете.

Здесь, на лестнице, вы вместе со всеми, с обществом, с культурой, цивилизацией — и для этого требуется лишь еще немного усилий. А люди все время говорят вам: «Браво, давай! Не впадай в депрессию, не будь пессимистом, оставайся оптимистом. Ночь не будет длиться вечно». Они начинают вам говорить: «Чем ночь темнее, тем утро ближе, так что не пугайся темноты и поражения». Они приведут вам тысячи примеров.

В средней школе я впервые услышал о мусульманском завоевателе Индии Махмуде Газнави. Он атаковал Индию девятнадцать раз и в восемнадцати случаях потерпел поражение. Когда он потерпел поражение в восемнадцатый раз, он укрылся в пещере и там увидел паука, пытающегося плести свою паутину напротив пещеры. Махмуд всего лишь прятался здесь и от нечего делать стал наблюдать за действиями паука. Шел дождь, и стены были мокрыми. Паук все время падал, он падал ровно восемнадцать раз, а на девятнадцатый добился успеха.

Махмуд неожиданно воспрял духом. Он было уже подумывал о том, чтобы прекратить бесплодные попытки. Восемнадцать раз... вся его жизнь была потрачена напрасно, тысячи людей погибли напрасно. Он снова и снова терпел поражение от одного единственного человека, Притхвирджая Чаухана, который стоял на границе Индии; он был правителем пограничной области Индии. Махмуд не мог войти в страну, потому что как раз на границе он терпел поражение, и всего от одного и того же человека. Это было уже слишком, он даже думал покончить жизнь самоубийством, потому что: «Я не могу больше показать свое лицо людям».

Махмуд был царем в своей стране, у него не было повода вторгаться в Индию. Но никогда не достигаешь полного удовлетворения, всегда чего-то не хватает, всегда получаешь меньше, чем хочешь, всегда нужно больше, чем имеешь. У него было небольшое государство, а рядом находилась огромная страна Индия. Тогда Индия была чрезвычайно богата, ее называли Золотой Птицей, потому что население составляло всего двенадцать миллионов человек. Теперь ее население составляет более семисот миллионов. Это было при последней переписи; сейчас численность населения превышает восемьсот миллионов.

Установлено, что к концу нашего века численность населения Индии будет превышать миллиард человек; и это будет огромнейшая страна мира. Китай будет оставлен позади, потому что сейчас там тщательно следят за рождаемостью в стране. Сейчас численность населения Китая превышает численность в Индии, но к концу столетия он уступит позиции Индии. По крайней мере, в одном этом Индия будет олимпийским чемпионом.

Когда население этой страны составляло лишь двенадцать миллионов человек, страна, естественно, была богатой. Ни у кого не было причины быть бедным. Столько земли, столько золота - даже больше, чем необходимо. Несомненно, она привлекала завоевателей. На протяжении трех тысяч лет Индия была привлекательна для завоевателей. Сейчас никто не пытается завоевать Индию; на самом деле, последние завоеватели, британцы, истощили Индию до конца, не оставив ничего.

Затем Индия стала скорее бременем, чем империей. Нужно было заботиться о стольких бедных людях, иначе вас станут обвинять; нужно было заботиться о многочисленных преступниках, иначе вас станут обвинять. Империю станут обвинять во всем, что идет плохо, потому что все эти проблемы вызваны вашим принудительным рабством.

Это не основательный аргумент. Махатма Ганди очень старался быть правдивым, но в том, что касается основ, это ему не удалось. Было неправдой утверждать, что все проблемы Индии вызваны Британской империей. Ведь сейчас с 1947 по 1984 год не существует рабства и страна свободна, но она еще больше погрузилась в нищету и страдание.

Вы удивитесь, когда узнаете, что со времени освобождения от британского господства цены выросли в семьсот раз. Сегодня семьсот рупий равняются одной рупии 1947 года. Так что, получая довольно высокую для Индии зарплату в семьсот рупий, вы получаете все равно, как одну рупию в 1947 году. Не только Британская империя несет ответственность за индийские проблемы; за три тысячи лет столько людей высасывали Индию досуха.

Махмуд обрел уверенность. Он сказал: «Если такое маленькое создание, как паук, имеет столько оптимизма... неужели я хуже паука? Я попытаюсь еще раз». И какое совпадение! На девятнадцатый раз он добился успеха. На самом деле, он победил потому, что Притхвирджай Чаухан просто оставил мысль о том, что этот человек попытается напасть снова. Восемнадцать раз потерпеть поражение... с каким лицом он попробует напасть еще раз?

Так что Притхвирджай Чаухан попросту не предполагал, что будет еще одно нашествие. Все приготовления, которые были предприняты в восемнадцати случаях, не были предприняты на девятнадцатый. Ведь не было больше опасности. Махмуд был единственным врагом на границе земель Притхвирджая Чауха-на, да и тот был сокрушен. Притхвирджай Чаухан также думал: «Да в таком положении я бы покончил с собой. Любой человек с хотя бы маленьким самоуважением скорее бы умер, чем проиграл восемнадцать раз». Так что он просто оставил эту идею. Армия была распущена, отправлена назад к своим занятиям, и Махмуд напал как раз в то время, когда никто не предполагал. Он победил.

Эту историю рассказывал мне учитель истории. Он сказал: «Этому должен следовать каждый. Никогда не будьте пессимистами. Никто не знает заранее, проиграете ли вы на этот раз, так что не волнуйтесь; может быть, завтра вы добьетесь успеха, или послезавтра. Но никогда не теряйте голову; бейтесь до последнего дыхания».

Я поднялся и сказал моему учителю: «Пожалуйста, простите меня. Я думаю, что этот Махмуд был идиотом. В первую очередь потому, что нападал без причины...» Эти люди не совершили никакого преступления, и, в действительности, они были достаточно сильны, - они отражали нападение восемнадцать раз, - чтобы самим напасть на него. Но Притхвирджай Чаухан никогда не покидал пределы своей страны. Он мог разгромить Махмуда, свергнуть его и вернуться назад. Но он не нападал, хотя ему это было сделать проще всего.

Если враг разгромлен, зачем оставлять ему его царство. Он мог бы покончить с этим Махмудом при первом же нападении. Он мог бы завоевать его страну, и у Махмуда не осталось бы шанса напасть снова. Притхвирджай Чаухан был человеком великой гуманности; он никогда не нападал на Махмуда. Ему говорили снова и снова не только его премьер-министр, но и слуги: «Самое лучшее - это разгромить этого человека и захватить его страну. Если вы оставите его, то через два-три года он опять соберет силы и вернется. Даже странно, почему вы не покончите с этим человеком?»

Но Притхвирджай Чаухан сказал: «Люди, живущие в его государстве, ничего плохого не сделали нам, не причинили нам никакого вреда. Как же я могу на них нападать? Мое войско не для того, чтобы завоевывать страны, оно для тех редких случаев, когда какой-то дурак на нас нападет. Это сила для защиты». Он был человеком глубокого ума, человеком, способным увидеть, что все это глупо. Он сказал: «Не беспокойтесь. Этот человек рано или поздно бросит это занятие».

Я сказал своему учителю: «Не смейте хвалить Махмуда при мне и не говорите: "Он был великим оптимистом, вы должны брать с него пример". Я могу понять паука, паук неразумен, и я могу с уверенностью сказать, что паук не считал своих падений. И он мог и не осознавать, что происходит».

Пауки, муравьи и прочие, похожие на них люди, - только вы прогоняете их, они по своеобразной логике сразу же бегут обратно к вам. У них есть возможность бежать в разные стороны, по всей комнате, но как только их гонят, они возвращаются назад по той же самой дороге. Что за упрямство! Если бы они обладали хоть каким-нибудь разумом, по крайней мере этого направления они стали бы избегать. У них есть возможность убежать куда захочешь... но, странно, вы бьете паука, а он снова возвращается к вам.

«Этот паук не считал и не был оптимистом. Это было просто старое эго Махмуда, снова находящее оправдание и способ пойти к своим людям и сказать: "Не волнуйтесь - может быть, на этот раз мы победим. Ведь никто не знает, что будет завтра, так давайте попробуем еще раз'. И не говорите мне, что этот Махмуд был прекрасным человеком. Для меня этот человек отвратителен, как паук. Я не могу его назвать даже человеком. И если это преподается в классе истории, то значит это не для меня. Вы учите нас достаточно хитрым способом бороться, разрушать, убивать, относиться к другим хуже, чем к самим себе».

Родители постоянно учат с самого детства: «Посмотри на соседского мальчика - он первый ученик в школе. А ты, что ты делал целый год? Ты что, совсем глупый?» В классе вам будут говорить то же самое. Будут давать золотые медали тем, кто успевает лучше всех, тем, кто первый в школе, колледже, университете. Мои родители и учителя всегда говорили: «Ты можешь с легкостью быть первым, но ты не беспокоишься об экзаменах, тебя это не волнует».

У меня была привычка приходить на экзамен на пятнадцать минут позже. Этого я придерживался всю жизнь, в школе, в колледже и в университете; я опаздывал на пятнадцать минут. И все это знали. Экзаменатор знал, что мое место будет пусто; я приду, но через пятнадцать минут. И я покину экзаменационный класс на пятнадцать минут раньше всех остальных, до конца экзамена. На экзамен выделялось три часа, а я знал, что экзамен можно написать за два с половиной часа, так что не стоило терять целых полчаса в классе.

Учитель, который присматривал за студентами, чтобы те не списывали, не переговаривались, не подсматривали в книгу, говорил: «Еще не время, осталось пятнадцать минут. Почему вы закончили?»

Я отвечал: «Я уже закончил. Я начал на пятнадцать минут позже, а заканчиваю на пятнадцать минут раньше. И так было всегда, я не вижу, для чего нужны целых три часа, по-моему двух с половиной вполне достаточно. У меня еще много дел».

Все говорили: «Почему тебя не волнуют экзамены?»

Я отвечал: «По очень простой причине - я не хочу быть частью круга зависти. Я не хочу соревноваться. Для меня не имеет значения, сдам я экзамен или нет; для меня нет разницы. Если я буду первым - хорошо, если нет - еще лучше, потому что быть первым мне кажется чем-то насильственным, как будто отнимаешь у кого-то его удовольствие. А для меня это совсем не удовольствие, я зря займу чье-то место; кто-то другой мог бы быть на моем месте, кто сейчас второй, и он мог бы чрезвычайно наслаждаться этим. Может быть, под конец жизни ему больше нечем будет наслаждаться кроме этого, и именно этот шанс я у него отбираю и не получаю от него ни капли удовольствия!»

« Так что лучше, если я буду последним. По крайней мере, у меня есть утешение, что я не испортил чью-то карьеру, я никому не причинил вреда и ни на кого не давил; я не пытался занять чужое место - нет никого позади меня. И потому что нет никого позади меня, я не могу чувствовать свое превосходство».

И это всего лишь логика, простая логика: если не чувствуешь превосходства, то не чувствуешь и унижения. Они приходят вместе и уходят вместе. Если вы освободились от одного, то вам не удастся сохранить другое. Если вы не чувствуете превосходства над кем-либо, как вы почувствуете унижение? Вы просто чувствуете самого себя.

Но самое странное то, что я всегда выходил первым. Мои учителя поражались, мои родители поражались: «Это странно. Ты не заботился об экзаменах. Ты постоянно пропускаешь занятия, а когда приходишь в школу, то покидаешь класс и слоняешься целый день. Ты исчезаешь из школы в любой момент и в любое время. Ты не спрашиваешь разрешения учителей или директора, ты даже не ставишь их в известность».

На это я просто отвечал им: «Я хочу жить своей жизнью -почему я должен спрашивать кого-то? Они делают, что захотят. Они могут меня наказать, похвалить, записать в дневник. Я принесу этот дневник вам, но все это будет между вами и ними; меня это не касается. Я просто делаю то, что хочу».

Когда мне очень хочется пойти к реке, я не пойду слушать глупые рассказы о каком-то Махмуде, который победил с девятнадцатой попытки, а в восемнадцати проиграл. Он был ужасным человеком. Он не вел себя с Притхвирджаем так, как Притхвирджай поступал с ним, - Притхвирджай никогда не захватывал его. Восемнадцать раз Притхвирджай отражал нападение, но никогдане захватывал его, потому что сказал: «Оставьте его с его страной. Почему мы должны беспокоиться о том, чтобы захватить его? С него достаточно поражения и уничтожения его армии. Этого наказания достаточно».

Но Махмуд не был человеком, он был просто животным. Он схватил Притхвирджая Чаухана; и не остановился на этом, он вырвал у него оба глаза. Притхвирджай был очень красивым человеком, и то была месть за поражения: он ослепил его.

Но Притхвирджай Чаухан был великим стрелком. Его придворный поэт, друг, пошел в тюрьму вместе с ним, зная, что ему нужна помощь. Когда Чаухан и его поэт были доставлены на суд, Махмуд восседал высоко на балконе. Он все еще боялся этого человека, несмотря на то, что тот был слеп и закован в цепи. Что за страх! Но ведь именно этот человек побеждал его восемнадцать раз и прогонял из страны, даже не беспокоясь о том, чтобы захватить его. Он должно быть лев!

И поэт сказал Махмуду: «Вы не знаете Притхвирджая. Я бы хотел вам сказать, что во всем мире не найдется лучшего мастера по стрельбе из лука, чем он. До того, как вы его убьете, дайте ему возможность показать свое искусство».

Но Махмуд ответил: «Теперь он слеп, как он может быть великим мастером? Может быть, он и был им».

Поэт ответил: «Не беспокойтесь. Он до того прекрасный стрелок, что и слуха достаточно, чтобы попасть в мишень». И разговор продолжался, так что Притхвирджай мог по голосу определить, где сидит Махмуд. И он убил Махмуда. Махмуд думал, что он просто покажет свое искусство стрельбы, но Притхвирджай просто убил его по слуху, стрелой прямо в сердце.

Я всегда раздумывал над такими людьми, как Александр Великий, Тамерлан, Чингисхан, Наполеон Бонапарт. Почему рассказывают невинным детям об этих людях? Чтобы возбудить в них желание быть завоевателями, быть богатыми, быть президентами, быть премьер-министрами, - но только не самими собой. Никто не учит быть самим собой. В вас порождают лишь зависть. Александр Великий - что было великого в этом человеке? И почему мы храним в памяти имена Надиршаха, Тамерлана, Чингисхана? Всего лишь убийцы, величайшие преступники, каких только знает мир.

Маленьких преступников вы предаете смерти, а больших предаете истории.

Я сказал своему учителю истории: «Ваша история - это история преступлений, а вы пытаетесь всех превратить в преступников. Вы не можете найти невинных людей и поговорить о них, сказать нам, что они были действительно замечательными людьми?» Но нет, в истории есть слишком много других людей. Всю историю мира надо просто спустить в сортир, так чтобы мы могли начать со стартовой черты. Тогда мы сможем стать сами собой, - потому что не будет никакого соперничества.

В университете, когда я сдавал выпускной экзамен, мой профессор, который больше всех меня любил, был очень огорчен тем, что я приходил на пятнадцать минут позже и уходил на пятнадцать минут раньше, - это значило, что я мог упустить то, чем мог бы обладать по праву. Я ему сказал: «У меня нет права становиться первым, быть лучшим в университете, получить золотую медаль. Если я получу золотую медаль, я ее выброшу сразу же после собрания, так что все - и вице-канцлер, и весь деканат, и все профессора, и все учащиеся - смогут посмотреть, как я буду выбрасывать золотую медаль. Мне просто не нравится сама идея разбивать людей на категории: высших и низших, незаурядных и бездарных... Если бы все зависело только от меня, люди бы были просто образованными».

Нет необходимости в экзаменах. Да и что за необходимость в них? Что вы сделали за два года - проболтались? Что сделал учитель за два года? Два года учитель вас учил, два года вы учились; и этого достаточно. И нет необходимости в экзаменах, и нет необходимости помещать кого-то ниже, кого-то выше. Это уже начало соперничества; люди приходят из университета и знают, на какой ступени лестницы они стоят.

Итак, мой учитель, доктор С.К.Саксена, приходил в общежитие, чтобы забрать меня. Всего две минуты ходьбы от общежития до университета, но мой учитель приезжал на машине и забирал меня, чтобы я приходил на экзамен ровно в семь. Он ждал за дверью по три часа, так что я не мог уйти на пятнадцать минут раньше. Но я все равно нашел способ. Во-первых, я медитировал первые пятнадцать минут, и в конце медитировал пятнадцать минут. Экзаменатор заметил: «Несчастный человек, твой профессор, ждет за дверью три часа, а ты все продолжаешь...»

Я сказал: «Не говорите ему, потому что ему будет больно. Не надо ему говорить. Я делаю свое дело. Он делает то, что хочет. Я не отказываюсь, я прихожу... он говорит в семь, я говорю хорошо. Но как я могу изменить стиль моей жизни? Пятнадцать минут я медитирую, потому что не трачу на работу три часа, а трачу два с половиной. У меня есть дела поважнее. Так как я не могу выйти, медитация - это лучшее, что я могу сделать, я это и делаю».

Конечно же экзаменатор рассказал профессору Саксене: «Ты напрасно пытаешься принудить его. Он не будет делать того, что не хочет».

Саксена спросил: «И что же он там делает?»

Человек ответил: «Он пятнадцать минут медитирует. Он даже не прикасается к бумаге эти пятнадцать минут. Он принимает удобную позу и медитирует пятнадцать минут. Затем берет бумагу и начинает работать, и ровно за пятнадцать минут до конца он закрывает тетрадь и отдает ее мне. При этом он говорит: "Теперь пришло время для медитации"».

Саксена сказал мне: «Ты просто невозможен. Потерять целых полчаса? Ты не получишь золотую медаль».

Я ответил: «Кого заботит моя золотая медаль? Ну если вы так в этом заинтересованы, то дайте мне золотую медаль. Вы хотите, чтобы у меня на груди была золотая медаль? Так повесьте ее мне. Вы можете это сделать, у вас достаточно денег».

Он сказал: «Ты не так понял; вопрос не только в золотой медали, вопрос в лучшем окончании университета. Это послужит твоей карьере».

Я сказал: «Неужели моя карьера будет построена на золотых медалях? Неужели вы думаете, что ваш экзамен способен обеспечить мне карьеру?» Он ответил: «Да, конечно, потому что если ты лучшим окончишь университет, ты сможешь получить... Я все устрою, - ты будешь получать стипендию. Если ты не будешь первым, стипендии тебе не видать».

Я сказал: «Ну хватит. Пускай я не буду получать стипендию и не получу степени доктора философии. Кого волнует ваша степень доктора философии? Что вы достигли? У вас две степени доктора философии и одна степень доктора литературы. Что же вы в действительности получили? Вам не удастся меня обмануть, - ваша жизнь полна крушений, вы дважды потерпели поражение. Вы хотели быть выбранным деканом факультета искусств, но вас не выбрали. И я знаю, что вы плакали, вы проливали слезы».

«Вы боролись на выборах за место вице-канцлера, но вы получили только двенадцать голосов. Из тысячи профессоров вы получили только двенадцать голосов. Кто же будет голосовать за профессора философии, если есть кандидатура опытного политика? Он занимал пост главного министра по провинциям. И вы думали, что сможете победить этого преступника? Невероятно! Люди настолько напуганы им, потому что, если он вновь станет главным министром и если они не отдадут за него свои голоса, он будет им мстить».

И все в точности так и было. Этот человек, Дварика Прасад Мишра, был главным министром моего штата Мадхая Прадеш. Но так как он выступал против Джавахарлала Неру... Это был заговор. Морари Десаи был главным министром штата Бомбей, Дварика Прасад был главным министром Мадхая Прадеш, еще несколько главных министров из других штатов присоединились к ним, чтобы выступать против диктаторского режима Джавахарлала Неру. Дварика Прасад был достаточно глуп, чтобы выступить первым.

Джавахарлал Неру был настолько разгневан, что сразу же снял его с поста. Это случилось настолько неожиданно, что Морари и другие имели всего секунду на размышление: либо встать во главе заговора, либо отступить. И они все отступили, так что задержали только этого одного человека. Но он был одного поля ягода с Морари Десаи, всего лишь третьесортным политиком. Он устроил так, чтобы по крайней мере на время быть вице-канцлером университета... и ждать подходящего момента.

А он был хитер. Он немедленно устроил так, что стал вице-канцлером, устроил так, что стал очень близок к Индире. Индира в то время не занимала пост премьер-министра, но она была президентом партии Конгресса, которая была правящей партией. Он стал настолько близок к Индире, что она стала доверять ему и называть его дядей. Она упросила своего отца, Джавахарлала Неру, премьер-министра, простить его и вернуть ему пост. Он был прощен и стал секретарем комитета всеиндийского Конгресса и вновь занял пост главного министра Мадхая Прадеш.

Он отомстил всем, кто голосовал за С.К.Саксену. Он уволил их всех из университета, потому что главный министр является канцлером университета; всякий, кто становится главным министром, становится и канцлером университета. Так что, став главным министром, он автоматически стал канцлером и тут же уволил всех этих людей.

Я спросил доктора Саксену: «Что вы получили, пытаясь забраться выше? И вы советуете мне вступить на тот же путь, на котором вы так страдали? Если вы действительно любите меня, так помогите мне не вступать на этот путь».

Он сказал: «Мой Бог! Ты хочешь, чтобы даже я пошел с тобой? Нет — я буду бороться с ним. Я буду бороться опять, и в один прекрасный день ты увидишь, что я стану вице-канцлером».

Я сказал: «Даже если вы и станете вице-канцлером, что это будет значить? Я знаю вас: вы будете столь же несчастны, как и сейчас. Сначала вы слушали лекции, и вы были несчастны. Вы стали читать, и были несчастны. Вы стали профессором, и были несчастны. Теперь вы глава факультета философии, и вы несчастны. Я вас знаю. Вы думаете, что когда вы станете деканом факультета искусств, ваши страдания исчезнут?»

«Я также знаю декана факультета искусств. Он намного несчастнее, чем вы теперь, потому что его отделяет один шаг от должности вице-канцлера. Его страдание больше, потому что он так близок к цели. И каждый раз, когда кто-нибудь приходит со стороны, он начинает грустить, и его несчастье увеличивается. Вы не удивитесь, если он получит инфаркт».

Но странно, так как я не интересовался экзаменами, не интересовался книгами, но интересовался целиком миром философии, - мой интерес был универсален, - то, конечно, мои ответы были намного разностороннее, чем чьи-либо другие. Они могли лишь повторять то, что было в книгах; я мог же сказать то, что даже экзаменатор читал впервые. С другой стороны... Я знаю экзаменаторов, я сам был экзаменатором почти девять лет. Я ни разу не прочел ни одной работы ни одного экзаменующегося.

Одному умному студенту, который был достоин доверия, который не сказал бы никому ничего, я просто сказал: «Ты получишь половину денег. Просто проверь все эти тетради и помни: все сдали экзамен, каждый получил выше тридцати трех баллов. Но и никто не должен получить выше шестидесяти, потому что я думаю, что никто на это не способен. Так что у тебя есть пределы от тридцати трех до шестидесяти. Так что ты теперь можешь идти и проверять работы так, как ты хочешь». Я знал, что, когда я был студентом, мой профессор заставлял своих учеников проверять работы.

Я сказал доктору Саксене: «Иногда все складывается по-моему. Просто надо подождать». И конечно же, все складывалось по-моему, потому что я отвечал настолько разносторонне и оригинально, ведь я никогда не беспокоился об учебниках. Учебники я отрицал, потому что они застревают в вашем уме. Учебники я никогда не покупал.

Но я собираю книги со времен старших классов. Вы удивитесь тому, что с тех пор, как я был принят в университет, я прочел тысячи книг, - и собрал сотни, - и великих писателей. Я покончил с Халилем Джебраном, Достоевским, Толстым, Чеховым, Горьким, Тургеневым, - лучшими со времен изобретения письменности. Когда я заканчивал среднее образование, я покончил с Сократом, Платоном, Аристотелем, Бертраном Расселом, - всеми философами, которых я смог достать в библиотеке, книжной лавке или занять у кого-то.

В Джабалпуре было одно замечательное место, которое я посещал каждый день; я бы бродил там, по крайней мере, по два или три часа. Оно называется Рынок Воров. Там продаются украденные вещи, я был возле украденных книг, потому что столько людей воруют книги и продают их, и я приобрел там столько прекрасных произведений. Я приобрел первую книгу Гурджиева именно на Рынке Воров, и Успенского «В поисках чудесного».

Книги стоили пятьдесят рупий; здесь же я покупал их за полцены, потому что на Рынке Воров книги продавались на вес. Эти люди, их не волновало, Успенский ли это, или Платон, или Рассел. Все было едино; покупаешь ли ты старые газеты или Сократа, все стоило одинаково. Я приобрел для моей библиотеки тысячи книг с Рынка Воров. Все постоянно спрашивали: «Вы, вероятно, сумасшедший? Почему вы постоянно ходите на Рынок Воров? Ведь так люди не ходят. Быть связанным с Рынком Воров нехорошо».

Я отвечал: «Меня это не волнует. Даже если они думают, что я вор, ничего страшного».

Для меня Рынок Воров - лучший источник, - я находил на Рынке Воров книги, которых не было даже в университетской библиотеке. Все эти продавцы торговали украденными книгами и прочими вещами. В Индии в каждом большом городе есть Рынок Воров. В Бомбее есть Рынок Воров, где можно найти все, что угодно, по смехотворным ценам. Но при этом есть определенный риск, потому что это украденная собственность.

Я однажды попал в неприятную ситуацию, потому что приобрел триста книг в одном магазине, одновременно, в один день, потому что была украдена чья-то целая библиотека. Всего за сто пятьдесят рупий, триста книг! Я не мог оставить ни одной из них. Я должен был занять денег и немедленно мчаться обратно, и я сказал продавцу: «Ни одна из этих книг не должна уйти».

На книгах была печать с одним именем и адресом, и в конце концов пришла полиция. Я сказал: «Да, есть такие книги, и я приобрел их на Рынке Воров. Во-первых, этому человеку почти девяносто лет, - он скоро умрет».

Инспектор полиции сказал мне: «О чем вы говорите?»

Я сказал: «Я просто пытаюсь вам объяснить. Этот человек умрет рано или поздно; эти книги испортятся. Я могу отдать вам эти книги, но вы должны отдать сто пятьдесят рупий кому-то, потому что я занял деньги. И, в действительности, вы не можете схватить меня, потому что вот он, продавец; он будет моим свидетелем, что книги были проданы ему. Он же не может помнить, кто продает ему старые газеты и старые книги; он не знает, кто приносил их».

«Так что, во-первых, вы должны пойти к этому человеку и найти вора. Когда вы найдете вора, получите сто пятьдесят рупий с него, или с кого хотите. Эти книги находятся здесь, и они не могут быть в лучших руках, чем сейчас. А этот девяностолетний старик не сможет прочитать их снова, так в чем же дело?»

Инспектор сказал: «Вы говорите вполне разумно, логично, но есть украденные книги... И я не могу идти против закона».

Я сказал: «Вы следуйте закону. Идите на то место, где я приобрел книги, - а я их приобрел, я их не украл. Этот продавец тоже их приобрел, он их не украл. Итак, ищите вора».

Он сказал: «Так ведь на книгах есть печать с указанием имени».

Я сказал: «Не волнуйтесь - в следующий раз, когда вы придете, не будет ни печати, ни имени. Сначала найдите вора, а затем я всегда здесь у вас в руках».

И как только он ушел, я вырвал из книг одну первую страницу, первая пустая страница ничего не значит; а потом я просто подписал книги своим именем. С этого дня я стал подписывать мои книги, потому что они могут попасть в другие руки, они могут быть украдены, - по крайней мере, теперь там есть моя подпись и дата. А так как сам я вырвал первые страницы, я начал подписывать свои книги на двух или трех страницах внутри - на случай, если они будут украдены, но их пока никто не украл.

Мой профессор часто спрашивал меня: «Ты читаешь днем и ночью, почему же ты питаешь отвращение к учебникам?»

Я сказал: «По очень простой причине: я не хочу, чтобы экзаменатор увидел, что я попугай». И, к счастью, это мне помогало. Я был первым в университете и завоевал золотую медаль. Но как я и обещал, я выбросил медаль перед всеми; целый университет собрался там, и я выбросил золотую медаль. Я сказал им: «С этим я выбрасываю мысль о том, что я первый в университете, так что никто не будет ниже меня. Я просто никто». Вице-канцлер был при этом. В тот вечер он позвал меня и сказал: «Это неправильно. Золотая медаль - это вещь престижная; ты впереди всего университета. И ты навлек на меня неприятности, потому что я должен предоставить тебе стипендию для получения степени доктора философии. Ты же перед всеми выбросил медаль, и они скажут: «Этот человек странный - почему вы даете ему стипендию на три года?»

Я сказал: «Так не давайте ее мне».

Но он сказал: «Только потому, что ты сделал это... Ты выбросил золотую медаль и сказал там людям: «Сейчас я просто никто, не принимайте меня за первого в университете. Пожалуйста, не завидуйте мне, я не превосхожу вас. Это просто случайность. Кто-то был обязан стать первым; это просто совпадение, что я стал первым. Но это никого не унижает». То, что ты сказал, проникло в мое сердце, и я рискну и дам тебе стипендию».

Он, конечно, дал мне стипендию, но ни один профессор не стал моим руководителем, потому что я хотел заниматься религией, и каждый из них говорил: «От тебя одни неприятности, и между нами будет постоянная борьба. Мы знаем твои идеи, может быть, ты и прав, но принять тебя и подписать все бумаги с согласием на то, что я буду твоим руководителем, будет означать также, что я каким-то образом с тобой согласен, - атвои идеи возмутительны! В душе я могу согласиться с тобой, но не на людях».

«А что касается двух других профессоров из других университетов, присутствующих при этом, то они были просто шокированы, потому что ты критиковал Кришну, критиковал Раму, критиковал Будду, критиковал Иисуса. Есть ли кто-нибудь, кого ты не критикуешь?»

Я сказал: «Если я с кем-нибудь повстречаюсь, я скажу его имя, но если я никого не встречаю, что же мне делать? Конечно, когда Галилей открыл, что Земля движется вокруг Солнца, он должен был критиковать всех без исключения, - все священные писания мира, - потому что никто этому и не учил. Все религии, все священные писания, все книги говорили, что Солнце вращается вокруг Земли, как это кажется нам. Но кажущееся - это еще не есть реальное, так как же вы можете быть уверены?»

«Может быть, в том, что касается религии, я первый человек, который прав, вот ведь Галилей мог быть первым человеком, всего лишь триста лет назад... До Галилея прошли тысячи лет. Если он смог стать первым человеком, который был прав, а все остальные до него были не правы, то почему вы думаете, что я не могу быть первым человеком, который прав?»

Один из профессоров сказал: «Это проблема! Ты найдешь кого-нибудь еще. Я посоветую несколько имен - отправляйся к этим профессорам».

Профессора философии не были готовы принять меня. Они советовали: «Было бы хорошо, если исследование подходило под психологию. Ты просто измени предмет на психологию религии. Делай то, что тебе нравится, но просто измени название».

Я сказал: «Я попробую».

Психологи сказали: «Если твои профессора, твои профессора философии, не готовы принять тебя, почему мы должны брать на себя эти ненужные нам проблемы? Ты критикуешь Зигмунда Фрейда, ты критикуешь Юнга, ты критикуешь Адлера, - а весь наш факультет держится на этих трех личностях, мы их преподаем».

Я сказал: « Так мне надо поменять предмет снова - политика религии, экономика религии? Я готов подделаться под любой предмет».

Я сказал вице-канцлеру: «Найдите мне руководителя. Там должна быть религия. Рядом с ней он может поместить все что угодно: математика религии, экономика религии, география религии, - любой предмет меня устроит». Но никто не был готов принять меня, так что я не мог получить ученую степень. Но я был несказанно рад: это были наши профессора, наши лучшие профессора, которые в душе были готовы принять очевидные вещи, но на людях они боялись. Стоит ли им завидовать? Лучшие ли они люди?

И я не желал никого унижать. Да, такое возможно, что в определенной области вы можете знать больше, а кто-то может знать меньше. В одном направлении вы можете быть талантливы, в другом направлении кто-то другой талантливее вас. Это просто показывает, что люди не равны, они имеют разные способности. Но каждая личность обладает своей сущностью, несравненной ни с чем. Я никогда не думал ни о ком свысока, я никогда не думал, что кто-то лучше.

Я есть я, вы есть вы.

Не возникают сопоставления.

Но каждого ребенка заставляют соревноваться, сравнивать, и, естественно, возникает зависть, потому что кто-то преуспевает лучше вас. Кто-то получает то, что не получаете вы.

Я слышал: баптистский священник и раввин жили напротив друг друга через дорогу, и у них постоянно возникало соревнование. Естественно, этот конфликт длится на протяжении двух тысяч лет; он начался с Иисуса, и я не знаю, на ком он прекратится, я надеюсь, что он закончится на папе-поляке. Но это только надежда, нельзя быть уверенным на этот счет. Две тысячи лет они конфликтуют и все более и более переходят на личности.

Если священник приносит розы и растения для своего сада, раввин делает то же самое. Однажды, так случилось, что баптистский священник приобрел Линкольн Континенталь. Это было уже слишком для раввина. Когда тот стоял на крыльце, священник вышел и облил водой Линкольн Континенталь.

Раввин спросил: «Что вы делаете?»

Тот ответил: «Я посвящаю его в баптисты, делаю его христианином ».

Он сказал: «Ну, хорошо».

На следующий день раввин приобрел лимузин Кадиллак -дорогостоящий, шестидверный. Стоя на своем крыльце, он поджидал, когда выйдет священник. Священник вышел, тогда раввин вошел вовнутрь, взял инструменты и начал что-то делать. Священник спросил: «Что вы делаете?»

Раввин ответил: «Обрезание». Он обрезал выхлопную трубу!

Зависть, соревнование, это может вас свести с ума. Если вы можете посвящать в баптисты, то он может обрезать. Он делает Кадиллак евреем. И я думаю, что в Америке Кадиллак действительно еврей, потому что, когда я посоветовал Шиле приобрести Кадиллак для Фонда и президента Фонда, она ответила: «Нет, я не знаю: Кадиллак - это еврей».

Я сказал: «Бог мой! Машины тоже евреи?»

Она ответила: «Да, Кадиллак - это еврей, и я не могу приобрести Кадиллак».

Возможно, машины можно обращать в другую веру.

Эти люди, даже если они священники и раввины, просто глупцы и никто больше; и это справедливо применительно к их Богу. И нет ничего больше в их Боге, потому что они его отражение, а отражение всегда менее значимо, чем отражающий.

Я припоминаю другую историю: раввин и христианский священник играют в гольф и каждый раз, когда раввин промахивается, он говорит: «Черт!»

Священник сказал: «Это нехорошо для религиозного человека, как для раввина, так и для священника! Это не хорошо. Бог рассердится».

«Что поделаешь с привычкой?» - и снова раввин промахнулся и сказал: «Черт!»

Священник был очень зол. Он сказал: «Если вы скажете это в третий раз, я вас уверяю, Бог вас накажет».

И после того, как раввин промахнулся в третий раз и сказал: «Черт», Бог действительно покарал. Ударила молния, и с небес раздалось: «Черт!» - потому что молния ударила в священника! Это был еврейский Бог - что же вы еще ожидали?

Раввин, еврейский Бог, они не могут быть слишком разными: одно отражение, одно мышление.

Зависть не видит простого факта - это вас научили представлять себя ниже кого-то, выше кого-то. И вы стали настолько уверены в этом, что вы постоянно судите людей, кто ниже, кто выше, кто хороший, кто плохой, правильный, неправильный.

Не судите.

Все просто такие, какие они есть.

Принимайте человека таким, как он есть.

Но это возможно только в том случае, если вы принимаете себя за самого себя без стыда, без чувства ненужности.

Был задан вопрос, означает ли зависть отдаление от самих себя. Да. В соперничестве вы разбегаетесь в двух направлениях. В одном направлении нескончаемая очередь людей, стоящих выше; в другом направлении поток людей, стоящих ниже вас, а вы посередине.

У вас не хватает времени обратить на себя внимание. Вы постоянно боретесь за место выше вашего и одновременно подавляете человека, стоящего ниже вас, потому что он пытается занять ваше место. Он наступает вам на ноги, точно так же, как и вы наступаете на ноги кому-то еще. Это странная цепочка, где каждый наступает кому-то на ноги — и у всех проблемы, всем наступают.

Когда в Индии у меня начала болеть поясница, мне прописали растяжение. Я сказал, — Дэварадж присутствовал при этом: «Вы знаете, откуда пошло это растяжение, и то, что вы мне делаете?»

Он сказал: «Нет. Растяжение - замечательное медицинское средство, оно применяется повсюду».

Я сказал: «Его изобрели христиане в средневековье, чтобы мучить людей. То было христианское устройство для мучения людей. Кладете ноги на один конец, руки на другой, и, естественно, если вам нужно признание, они признаются во всем. Если вы хотите, чтобы женщина призналась, что она ведьма, она признается на растяжении, потому что в этом случае она подумает: «Сейчас мои руки оторвутся, и мои ноги оторвутся. Лучше сказать: "Да, я ведьма», и поскорей закончить с этим растяжением". Но как только она признается, что она ведьма, ее заживо сожгут».

Это было приспособлением для пыток. Как метод он был открыт по чистой случайности... Одного человека, про которого думали, что он еретик, подвергли растяжению. У него болела спина, а когда его подвергли пытке, он воскликнул: «Мой Бог! Боль в спине исчезла». Только по случайности было открыто, что растяжение помогает при боли в спине. С тех пор это перешло в раздел медицины; до этого это была прерогатива церкви.

Но свою жизнь вы понимаете, как психологическое растяжение; следовательно, у вас нет времени, сил, места для себя. Вы всегда оглядываетесь на кого-то, чтобы чувствовать себя лучше.

Один христианский священник, Стенли Джонс, знаменитый в свое время, - сейчас он уже умер, — был всемирно знаменитым христианским учителем и, конечно, замечательным оратором, не таким идиотом, как Билли Грэм. Он был действительно великим оратором, глубоким оратором, - Билли Грэм всего лишь орегонец. Вы только вглядитесь; он должен был родиться в Орегоне. Его лицо точно это отражает...

Нет, Стенли Джонс был замечательной личностью, и всемирно известной. Он скитался по всему свету, произнося проповеди, но его основное жилище находилось в Индии: в Гималаях он создал христианский ашрам. Он часто приходил в Джабал-пур, где я был профессором.