ГЛАВА СЕДЬМАЯ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДОГОНОВ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДОГОНОВ

Вернемся к Геркулесу и числу 50. Из сочинений Павсания (книга IX, 27, 5) становится ясно, что между ними существует определенная связь. Рассказывая о Феспиях — беотийском городе, расположенном недалеко от Орхомена, он писал:

«Есть у феспийцев и храм в честь Геракла; жрицей в нем является девушка, несущая эту службу до самой своей кончины. Причиной этого, говорят, было следующее: у Феспия было 50 дочерей, и с ними со всеми в одну и ту же ночь сочетался Геракл, со всеми, кроме одной, которая одна только не пожелала сойтись с ним. <Разгневанный на нее>, Геракл решил наказать ее тем, что осудил ее на всю жизнь остаться девственницей и быть жрицей в его храме. Я лично слыхал другой рассказ, будто Геракл в одну и ту же ночь имел связь со всеми дочерьми-девственницами Феспия и что все они родили ему сыновей, а самая старшая и самая младшая — даже двойни. Первый рассказ я не могу считать верным, так как едва ли Геракл мог прийти в такой гнев по отношению к дочери своего друга. Кроме того, когда он еще жил среди людей, наказывая других, позволявших себе насилие, и особенно за преступления по отношению к богам, как мог бы он воздвигнуть себе храм и назначить жрицу, как богу. В действительности этот храм мне показался более древним, чем время Геракла, сына Амфитриона, и принадлежит, вероятно, так называемому Гераклу из идейских Дактилей, тому самому, храмы которого, по моим разысканиям, были и у эритрейцев в Ионии, и у жителей Тира. Да и беотийцы не могли не знать имени этого Геракла, поскольку, говорят, они сами поручили наблюдение за храмом Деметры Микалес-сийской этому ид ейскому Гераклу».[299]

Леви в своих примечаниях сообщает, что о тирском святилище есть сведения у Геродота (2, 45) и в других древних произведениях.[300]

Рассказ о любвеобильном Геркулесе имеет определенное отношение к Ближнему Востоку: в нем упоминается Тир — крупный город на побережье современного Ливана. Здесь наконец-то мы находим прямое указание на то, что число 50, постоянно встречающееся в греческой традиции, связано с традицией ближневосточной.

Небезынтересно выяснить, что думает об этой истории Роберт Грейвс. Он, в частности, детально анализирует значение имени «Феспий».[301] По мнению Грейвса, его можно понять как «божественно звучащий»; но это не единственный вариант. Лично меня он, впрочем, вполне устраивает, ибо ясно демонстрирует то значение, которое в глазах древних имели звук, музыка и гармония. Греки, к примеру, считали музыку самым высоким из искусств, а Пифагор возвел гармонию и число в настоящую религию. Мы уже рассматривали октаву в плане нашей темы и говорили о возможной связи между словами «омфал» и «ом». Последнее представляет собой священный индоарийский слог, почитавшийся за его «божественное звучание» и сохранившийся в христианстве и исламе как «аминь». Если попытаться представить себе, как греки могли описать священный слог ом, выражение «божественно звучащий» окажется едва ли не самым подходящим.

«У царя Феспия, — сообщает Грейвс, — было пятьдесят дочерей от его жены Мегамеды (мега-. Медея?), дочери Арнея, веселой, как все феспийки. Опасаясь, что найти для них подходящих мужей не удастся, он распорядился, чтобы каждая из его дочерей родила ребенка от Геракла (Геркулеса). Последний в это время целыми днями охотился, а ночами отдыхал в Феспиях. Всего он провел там пятьдесят ночей подряд. (Заметьте, что число 50 может определять любой промежуток времени — дни, месяцы, годы; важно только, чтобы само это число оставалось неизменным. — Р. Т.) Следуя законам гостеприимства, Феспий предложил Гераклу в качестве наложницы свою старшую дочь — Прокриду. Но на самом деле в последующие ночи с ним делили ложе все сестры по очереди. Впрочем, некоторые утверждают, что Геракл переспал со всеми пятьюдесятью дочерьми царя Феспия в течение одной ночи».[302]

Примечательно, что имя старшей дочери Феспия — Прокрида — значит «избранная первой». Греческое же слово Прокроссон, образованное от того же корня, описывает «нечто, разделенное регулярными интервалами». Невозможно яснее выразить мысль о том, что пятьдесят дочерей Феспия — это не конкретные личности, а всего лишь определенная форма выражения для пятидесяти следующих друг за другом интервалов времени — в данном случае суток. Сестры, которых ублажил могучий герой Геракл, то и дело появляющийся в сюжетах, связанных с загадкой Сириуса, просто олицетворяют собой некий промежуток времени.

Далее Грейвс пишет: «Пятьдесят дочерей Феспия — подобно пятидесяти данаидам, паллантидам и нереидам, а равно и пятидесяти девам, с которыми проводил ночь кельтский бог Бран (Фороней), были, по всей видимости, жрицами богини Луны. Священный царь в шкуре льва один раз в году участвовал вместе с ними в оргии, происходившей вокруг каменного фаллоса, который назывался «Эрос» («любовное желание»). Число этих жриц соответствовало числу лунных месяцев между Олимпийскими играми».[303]

Ну, разумеется, как же можно обойтись без богини Луны! А где эта богиня — там, конечно, и ее месяцы. К сожалению, смелая попытка Грейвса найти универсальное объяснение для числа 50 вряд ли может считаться удачной. Действительно, Олимпийские игры происходили раз в четыре года, и отсчет Олимпиад (четырехлетних промежутков между играми) велся от 776 г. до н. э. На фоне многочисленных случаев появления числа 50 в значительно более глубокой древности эта дата не особенно впечатляет. Так, в гомеровскую эпоху, когда «история «Арго» была у всех на устах», об Олимпиадах речи еще не шло, а пятьдесят минийцев уже плыли в свое будущее бессмертие. Значительно более вероятно, что период в пятьдесят месяцев отражает более древнюю эзотерическую традицию о пятидесяти годах. Подражанием этой традиции является и период в пятьдесят суток.

Упомянутый Грейвсом интервал в пятьдесят месяцев совпадает с продолжительностью царствования священного царя (которая в свою очередь равна половине «Великого года, состоящего из ста месяцев»). Не значит ли это, что в постоянном удвоении этого и аналогичных ему периодов (2 х 50 = 100) выражен принцип музыкальной октавы с ее отношением два к одному?

И не потому ли, наряду с утверждением, что «весь «Арго» находится в небе» (Арат), считалось также, что туда вознесена только половина корабля? Не свидетельствует ли это противоречие о важности отношения 2:1?

Существенно также, что каждый пятидесятимесячный период представляет собой «одно правление», несмотря на то что это только половина «Великого года». По-видимому, «одно правление» соответствовало (в цифровом выражении) одному обороту Сириуса В вокруг Сириуса А, а «Великий год» — двум оборотам. Соотношение же между ними выражало гармоническое отношение два к одному.[304]

В мифологии числа 100 и 50 соседствуют не так уж редко. К примеру, Гея (богиня земли) родила от Урана (бога неба) трех чудовищ — Котта, Бриарея и Гиеса. «У каждого из них было по сто мощных рук и по пятьдесят голов… «Потому они и были названы гекатонхейрами, или Сторукими».[305]

Эти чудовища напоминают адского пса Цербера, у которого поначалу тоже было пятьдесят голов, но затем их количество сократилось до трех. Три гекатонхейра, трехголовая Геката, три богини в египетской небесной лодке — все эти образы, по-видимому, выражают одну и ту же идею: наличие трех звезд в системе Сириуса. (Долгое время астрономические данные не подтверждали гипотезы о существовании Сириуса С, но в последнее время ситуация изменилась.[306])

Вспомним, что в «Аргонавтике» Аполлония Родосского Геракл участвует в экспедиции аргонавтов, а в ранних версиях эпоса — даже возглавляет ее. Из книги Грейвса мы можем узнать и о другом подвиге Геракла, совершенном им на берегах Черного моря.[307] Он отправился туда, чтобы завладеть поясом царицы амазонок Ипполиты — дочери Бриарея («сильного»), одного из сторуких и пятидесятиго-ловых чудовищ. Замечательное имя — Сильный! Греческое слово бриарос значит «сильный», а бриаротес — «сила, мощь». Родственные же им слова бритое и бритосине имеют значения «вес» и «тяжесть». Насколько помнится, с этими понятиями мы уже встречались…

«Ипполита», кстати говоря, значит «освобождающая коней». Кони же Гелиоса ежедневно «освобождались» из колхидского дворца, ибо именно там они, согласно греческим мифам, проводили каждую ночь в ожидании утра. Астроном Евдокс, как сообщает нам Симпликий (в комментариях к трактату Аристотеля «О небе») и Прокл (в комментариях к Евклиду), использовал слово иппопеде — путы, которыми стреноживают лошадей — в весьма необычном (космическом) значении. Он назвал так петли, описываемые планетами в их видимом движении по небосводу.[308] Вероятно, за этим термином кроется нечто большее, чем мы в состоянии сейчас представить, но увы — соответствующие тексты утеряны.

Если мы проанализируем имя одного из гекатонхейров — Гиеса, то обнаружим, что оно имеет общий корень с греческим словом гигантелос — «гигантский». Однако значение этого имени отнюдь не сводится к понятию «огромный». По мнению Грейвса, его следует переводить как «земнорожденный» — и здесь мы снова оказываемся в кругу идей, связанных с проблемой Сириуса. Вспомним, что Девкалион и его жена Пирра после потопа бросали через плечо камни — «кости Геи», чтобы снова заселить Землю, и эти камни становились людьми. Вспомним также, что Ясон и Кадм сеяли зубы, и из этих странных семян вырастали «земнорожденные люди». Аналогичным образом и Гиес назван «земнорожденным».

Гильгамеш, как известно, обретал силу, «приближая рот [свой] к земле», когда «зубы [его] скрежетали». Слово же гигас — в значении «могучий», «сильный» — использовал Гесиод, говоря о «сыновьях Геи (Земли)». Здесь прослеживается вполне определенная связь между «детьми Геи» (Девкалион), «отпрысками Геи» (колхидские зубы), «сыновьями Геи» (гиганты) и Гиесом, чьей матерью была все та же Гея.

Не забудем также, что и «Гиес», и «Бриарей» могут значить «сила» и «мощь» — с оттенком «плотности», ибо они получают свою силу и мощь от земли. Не исключено, что таким образом описывалось небесное тело, состоящее из сверхплотного вырожденного вещества. В конце концов, древние вполне могли назвать сверхплотное вещество «сильной землей». И при этом у Гиеса — пятьдесят голов!

Что касается имени третьего гекатонхейра — Котт, то Грейвс полагает, что оно по своему происхождению не греческое. «Котт — это эпоним племени коттийцев, поклонявшихся оргиастической богине Котитто и распространивших это поклонение из Фракии по всей Северо-Западной Европе. Эти племена именовались «сторукими» — то ли потому, что их жрицы были организованы в общины по пятьдесят женщин в каждой, подобно данаидам и нереидам, то ли потому, что их мужчины промышляли разбоем, объединяясь в шайки по сто воинов в каждой».[309]

Коттийцы, возможно, получили свое наименование от египетского слова кети, которое значило «гребец» и употреблялось, в частности, по отношению к «божественным гребцам». В несколько измененной форме это слово получало значения «орбита», «обращение», «обходить». Так же назывались жители одного из районов Ближнего Востока: кету были обитателями Кети — «Круга», то есть, по мнению Уоллиса Баджа, «северного побережья Сирии около залива Иссус и пустынь, лежащих между Евфратом и Средиземным морем».

Известен и древнеегипетский бог, носящий то же имя –

Кети; он был «богом бездны». Удвоение же этого слова — Кеткет — дает имя одного из тридцати шести деканов. Наконец, Кетшу обозначает «Обнаженную», или Сирийскую богиню.[310] Это обстоятельство привносит сюда оргиастический элемент, поскольку Котитто была, как подчеркивает Грейвс, богиней оргазма. В целом, однако, ясно, что имя «Котт» имеет египетские корни, и первоначально оно, вероятно, обозначало орбиту Сириуса В. Со временем этим именем был назван один из ближневосточных народов, впоследствии переселившийся во Фракию.

Мы нашли, таким образом, древнее египетское слово, которое включало в себя понятие «орбита» и образ «божественных гребцов». Эти значения сохранились в имени пя-тидесятиголового Котта! Пятьдесят гребцов, пятидесятилетний период обращения, пятьдесят голов космического чудовища. Как просто и как изящно!

Мой покойный друг Майкл Скотт, бывший в Оксфорде загребным, подсказал мне очень остроумную идею о том, что лучший способ выразить периодичность некоего процесса во времени и пространстве — это сравнить его с греблей. Ведь гребля — строго периодическое действие, к которому древние относились со всей необходимой серьезностью. Весла, наряду с парусом, были одним из двух — и только двух — существовавших тогда корабельных двигателей и единственно надежным двигателем в тех случаях, когда ветер стихал (что, видимо, происходило не так уж редко). Кроме того, плывущая лодка или корабль неплохо символизируют небесное тело, движущееся по орбите.

Хочу обратить внимание читателя на то, что, как пишет Роберт Грейвс в «Греческих мифах» (132. h.), мифологический герой, получивший впоследствии имя Геркулеса, вначале звался Бриареем. Мы также знаем, что предводителем аргонавтов был некогда Геркулес, а не Ясон. Таким образом, на роль первого капитана пятидесятивесельного «Арго» претендует пятидесятиголовый Бриарей. Тот самый Бриарей, чье имя значит «вес», а имена братьев — «гребец» и «орбита».

Помимо этих трех чудовищ, Гея родила также Гараман та, «поднявшегося из равнины» подобно земнорожденным мужам Колхиды. Грейвс пишет: «Ливийцы, однако, утверждают, что Гарамант родился до Сторуких и, поднявшись из равнины, принес в жертву матери-Земле сладкие желуди».[311] Желуди, как известно, растут на дубе, и не случайно дуб был символом Додоны, помогал вести корабль «Арго» и произрастал в колхидской роще!

Грейвс сообщает и еще одну существенную деталь: «Гарамант был предком и эпонимом ливийских гарамантов, живших в оазисе Джадо, к югу от Феццана. В 19 г. до н. э. римляне под командованием Бальба разбили их войско. Утверждают, что гараманты были кушитско-берберского происхождения, и во втором столетии нашей эры их покорили другие берберы, у которых еще сохранялся матриархат. Позже они смешались с негритянскими племенами, жившими на южном берегу Верхнего Нигера, и переняли их язык. Сегодня гараманты живут в одной-единственной деревне, называемой Короманце».[312]

Читатель, конечно, помнит, что южный берег Верхнего Нигера — это место обитания догонов! Очень важно было бы выяснить, какие отношения существуют между ними и последними остатками некогда могущественного народа. Не исключено, что жители деревни Короманце тоже знают кое-что о Сириусе.

На самой крупномасштабной французской карте этого района, которой я располагаю, нет деревни с таким названием, но есть — с названием Коринце (она расположена на южном берегу Нигера, всего в 60 милях от Бандиагара, то есть в самом сердце Страны догонов). Видимо, Грейвс имел в виду именно ее.

Рис. 39. Этнический состав Северной Африки по Геродоту. Район обитания гарамантов.

В дополнение к этому важному наблюдению хочу еще раз процитировать одно место из Геродота (книга 2, 104): «Ведь колхи, по-видимому, египтяне… Только три народа на земле искони подвергают себя обрезанию: колхи, египтяне и эфиопы. Финикияне же и сирийцы, что в Палестине, сами признают, что заимствовали этот обычай у египтян. А сирийцы, живущие на реках Фермодонте и Парфении, и их соседи-макроны говорят, что лишь недавно переняли обрезание у египтян. Это ведь единственные народы, совершающие обрезание, и все они, очевидно, подражают этому обычаю египтян».

Обрезание играет важнейшую роль в культуре догонов: праздник Сиги, отмечаемый раз в 60 лет, в значительной мере связан с этим обычаем. Хотя я уже и говорил об этом, повторить не помешает.

Те, кто читал «Аргонавтику», помнят, конечно, что на пути домой аргонавты сбились с курса, их корабль отнесло к берегам Ливии, и они некоторое время провели, сидя на мели, а затем перенесли «Арго» на своих плечах через Ливийскую пустыню. В книге С. Бернадета «Геродотовские исследования»[313] подробно обсуждаются обстоятельства этого путешествия. В четвертой книге «Истории» Геродота говорится, что гараманты живут «дальше к югу… в стране диких зверей». В абзаце 179 Геродот связывает между собой визит аргонавтов в Ливию и пророчество о возникновении в этой стране «ста эллинских городов». О ливийском городе Кирене Бернадет говорит следующее:

«Геродот первый заметил, насколько тесно связаны между собой Ливия, Египет, Скифия и Греция. Основатели Кирены были потомками спутников Ясона, плывших в Колхиду, некогда — египетскую колонию на восточном берегу Черного моря. Третье по счету поколение потомков аргонавтов было изгнано с Лемноса теми же пеласгами, которые позже похитили афинских женщин из Браврона, где поклонялись Артемиде-Ифигении (культ которой существовал и у крымских тавров). Утверждают, что Ясон сбился с курса и его корабль был отнесен к берегам Ливии. В Кирене смешивались египетская, ливийская и скифская культуры. Ее основание приводит на память предание о происхождении царской власти у скифов. Рассказывают, что пылающие золотые предметы — плуг, ярмо, секира и чаша — упали с неба и два старших брата Колаксаиса пытались их поднять, но только сам Колаксаис смог унести их к себе домой. Этим небесным пойэмата здесь соответствуют пророческие слова, произнесенные в Дельфах, в результате чего… и была создана ливийская колония».

Сведения о миграции гарамантов к верховьям Нигера приводятся Робертом Грейвсом со ссылкой на серию книг Евы Мейеровиц, которая в течение многих лет изучала культуру народа аканов, живущих на территории Ганы, к югу от Страны догонов.[314] Грейвс резюмирует основные результаты ее исследований в следующих словах: «Народ аканов возник в результате миграции ливийских берберов (близких родственников догреческого населения Древней Греции) из сахарских оазисов в южном направлении и их смешения в районе Тимбукту с неграми, проживавшими в верховьях Нигера». Тимбукту — это единственный сравнительно крупный город, расположенный недалеко от Страны догонов. «В одиннадцатом веке, — продолжает Грейвс, — они продвинулись дальше к югу, на территорию современной Ганы». В процессе этого переселения аканы должны были двигаться через Страну догонов, которая лежит к югу от Тимбукту. Очевидно, таким образом, что знания о системе Сириуса были перенесены из Греции в Ливию, оттуда — в оазисы Сахары, а затем дальше к юго-западу — через пески великой пустыни в Тимбукту и на плоскогорье Бандиагара. Там их носители смешались с местными жителями, заимствовав их язык, и со временем стали неотличимы от африканских племен также и по своей внешности. Тем не менее они сохранили знания о Сириусе как свой самый большой секрет. Маршрут, по которому проходила эта миграция, показан на рис. 40.

Рис. 40 Маршрут миграции догонов.

— Маршрут миграции тарамантов (догонов).

— Маршрут дальнейшей миграции аканов.

— Караванная дорога из Триполи к озеру Чад.

Просто невероятно, как смогли выжить эти люди в пустынях и дебрях Африки! Тем не менее я полагаю, что и догоны, и их ближайшие южные соседи (с которыми они, кстати говоря, поддерживают довольно оживленную торговлю) являются прямыми потомками лемносских греков (считавших себя внуками аргонавтов). Начав рассмотрение проблемы Сириуса с загадок «догонской астрономии», мы установили, что те же знания некогда бытовали в районе Средиземноморья и что их источником был Древний Египет; проследив же пути их распространения, мы снова вернулись в Африку и обнаружили, что здесь все еще живут потомки древних хранителей этих тайных знаний! Можно считать, что нам очень повезло!

Несколько слов о пеласгах, живших в Аркадии и, по словам Геродота, успешно сопротивлявшихся дорийцам, когда последние завоевывали Грецию. По-видимому, именно пеласги (как и те народы, которые были вытеснены дорийцами с их прежних мест обитания) были в числе главных хранителей знаний о Сириусе. Но еще более важно то обстоятельство, что они тоже имели отношение к Ливии. «Как полагали пеласги, — отмечает Грейвс, — богиня Афина родилась в Ливии, близ Тритонийского озера. <…> Платон отождествлял Афину, покровительницу города Афин, с ливийской богиней Нейт. <… > В Саисе находился храм, посвященный Нейт, и жрецы этого храма оказали теплый прием Солону — просто потому, что он был родом из Афин. <…> Геродот писал (IV, 189): «Одеяние и эгиду на изображениях Афины эллины заимствовали у… ливиянок». <…> Эфиопские девушки все еще одеваются таким же образом. <… > Геродот также добавляет, что громкие крики восторга алулу, ололу, издававшиеся в честь богини Афины (Илиада, VI, 297–301), «впервые возникли в Ливии». Тритон же значит «третья царица».[315] Снова мы встречаемся здесь с упоминанием трех богинь. Вспомним, что в Ливии располагалось святилище Амона, столь же знаменитое, как и додонский оракул Зевса. И именно туда летел голубь из египетских Фив. Афина же как дочь Зевса равнозначна дочери Амона, ибо последний отождествлялся с Зевсом.

Рис. 41. Младенец Аполлон, будучи всего четырех дней от роду и сидя на руках у своей матери Лето, пускает стрелу в чудовищного Пифона. Рядом с ними стоит Артемида. Судя по изображению пальмы, дело происходит не в Дельфах, а на Делосе (напомним, что в системе «древесного кода» этот остров обозначался именно пальмой). Эта аттическая ваза свидетельствует, что, хотя поединок Аполлона с Пифоном и произошел, как считалось, в Дельфах, он имел какое-то отношение и к Делосу. Не был ли «Пифон» скорее обобщенным символом, чем конкретным образом? Все это хорошо укладывается в модель геодезической октавы, включавшей, в частности, оракульские центры в Дельфах и на Делосе — пунктах, разделенных одним градусом широты. Поскольку оракул на Делосе прекратил свое существование около 600 г. до н. э., эта традиция явно уходит в глубокую древность.

Богиню Афину знали также под именем Афины Паллады (в книге Грейвса объясняется, почему). Он сообщает, в частности, что «третий Паллант» был отцом «пятидесяти паллантидов, с которыми воевал Тесей (см. 97g и 99а), поначалу, судя по всему, враждовавший со жрицами Афины». Опять то же самое число — 50!

«Керамика, найденная на Крите, — подчеркивает Грейвс, — свидетельствует о волне переселенцев из Ливии, достигшей острова примерно в 4000 г. до н. э. Кроме того, большое число беглецов из западной части нильской Дельты, поклонявшихся этой богине, прибыло на Крит вслед за насильственным объединением Верхнего и Нижнего Египта около 3000 г. до н. э. (при Первой Династии). Вскоре после этого началась Первая минойская эпоха, и критская культура распространилась на Фракию и на материковую Грецию».[316]

Возвращаясь к вопросу о числе 50, хочу привести некоторые дополнительные сведения о Цербере, пятидесятиго-ловом адском псе. По словам Грейвса, «Эхидна родила от Тифона чудовищ: Цербера…»[317] и т. д. Вспомним, что в гомеровском «Гимне Аполлону» и в других древних текстах Ти-фон отождествляется с Пифоном;[318] последнего же победил Аполлон, и над гниющим трупом этого чудовища был воздвигнут Дельфийский оракул.

«Цербер, — продолжает Грейвс, — которого дорийцы отождествляли с собакоголовым египетским богом Анубисом, сопровождавшим души умерших в загробный мир, первоначально представлял собой богиню смерти Гекату (или Гекабу); ее изображали в виде суки, поскольку псы едят мертвечину и воют на луну. Орф, от которого Эхидна родила [различных чудовищ] — это Сириус, Собачья звезда, отмечавшая в Афинах начало Нового года. У него было, как у Януса, две головы, поскольку после реформы афинского календаря в нем осталось только два времени года».[319] Три головы Гекаты и Цербера (в «упрощенном» варианте) могли, вообще говоря, символизировать три времени года, принятые в египетском календаре: (1) разлив Нила, (2) сев, (3) сбор урожая. Но это довольно натянутое объяснение. Почему тогда три богини Сириуса находятся в одной лодке на изображениях, не имеющих ничего общего с календарем? На самом деле и три богини, и «трехголовость» всегда связаны с Сириусом и никогда — с календарным годом. Но позже, во времена классической Греции, было, видимо, решено, что лучше «календарное» объяснение, чем никакого.

Надеюсь, что читатель уже обратил внимание на связь между египетским богом Анубисом (которого в главе 3 мы отождествили с орбитой Сириуса В) и пятидесятиголовым Цербером. Последнего можно назвать греческой ипостасью Анубиса. Мне не удалось найти каких-либо свидетельств о связи между собственно Анубисом и числом 50. Правда, мы отыскали египетское слово кети, в число значений которого входят и «гребец», и «орбита»; а поскольку количество гребцов в небесных ладьях (имеющих отношение к Сириусу) всегда равно пятидесяти — и в греческих, и в шумерских мифах, — это обстоятельство показывало, что мы уже тогда были на верном пути. Теперь же перед нами — прямое подтверждение наших гипотез! И кроме того, оказалось, что пес Орф, брат Цербера, отождествлялся с Сириусом. Таким образом, нам удалось доказать, что в Средиземноморском регионе присутствовали все те элементы знаний о Сириусе, которыми располагают догоны. Мы также проследили путь, по которому эти знания были перенесены из Средиземноморья в Страну догонов — через Ливию, сахарские оазисы и Тимбукту на южный берег Нигера. Преодолев тысячи лет и тысячи километров, мы вышли к источнику удивительных знаний, сохраняющихся в нетронутом виде в глубине «черной Африки». Но многое еще остается непонятным. Необходимо глубже разобраться в содержании этой средиземноморской традиции, особенно в ее древнейших египетских корнях, укрытых в туманном додинастическом мире Бехдета (который, судя по всему, до сих пор лежит нераскопанным в тине нильской дельты).

Отцом пса Орфа (Сириуса) и его брата — пятидесяти-голового пса Цербера — был чудовищный Тифон, о котором шла речь чуть выше. Небесполезно выяснить, что говорят о значении слова «Тифон» (и однокоренных с ним слов) Лидделл и Скотт.

Одно из значений этого слова — как ни странно, «разновидность кометы» — или, другими словами, движущаяся звезда! Тифосом (или Тифойесом) именовался младший сын Геи, которая была, как известно, также матерью трех пяти-десятиголовых чудовищ и Гараманта. Тифос значит «дым», «туман», а также «тщеславие, суетность (ибо они помрачают разум человека)». Тифлос — это «слепой» — прежде всего «в смысле «смутный», «затуманенный», «затемненный». Глагол тифлоо имеет значение «ослеплять», а также «сбивать с толку». Он также значит «окутывать дымом».

Поскольку о Тифоне определенно говорится как об отце Сириуса (Орфа), и этим словом именовали, в частности, движущуюся звезду, а у второго его сына пятьдесят голов, я склонен понимать все эти ссылки на «затемненность» и «невидимость» как указания на Сириус В. Последний, как известно, для невооруженного глаза невидим. Другими словами, мы тифлос (слепы) в отношении Тифона, поскольку он как бы заслонен (тифлоо) тифосом (туманом, дымом); и мы сбиты с толку (тифлоо), ибо вопрос о спутнике Сириуса весьма темен (тифлос).

Не исключено, что слово «Тифон» произошло от египетского слова тефит, или теф-т, которое обозначает «пещеру, полость, отверстие в грунте». Это египетское понятие очень хорошо приложимо к той расщелине в Дельфах, где, как считали греки, валялся гниющий труп Пифона, испуская отвратительную вонь. А как мы знаем, первоначально Пифон и Тифон — одно и то же чудовище.

Египетское слово теп значило «рот». Словосочетание теп ра буквально переводится как «рот бога», а по смыслу — как «божественный оракул». Теп — это непридыхательная форма слова теф. Отсюда — тефит, или пропасть под дельфийским тепом. Ниже мы рассмотрим и другие аспекты слова теп. Пока же отметим только, что имя «Тифон», по всей видимости, происходит от египетского слова, описывающего пещеру или расщелину в земле. Египтяне, основавшие дельфийский теп (оракул), естественно, должны были использовать египетское же слово для обозначения существовавшей там расщелины. Со временем, когда этим оракулом завладели греки и память о египтянах осталась разве что в легенде о посещении Дельф Гераклом из Канопуса, первоначальное слово, обозначавшее эту расщелину, не было забыто лишь благодаря врожденному консерватизму жрецов. Во многих религиях в течение очень долгого времени сохраняются древние слова и выражения, несмотря на то что истинный смысл этих слов давно канул в Лету. Поэтому какой-нибудь грек, не имевший понятия ни о египетской культуре, ни о ее влиянии на культуру греческую, продолжал тем не менее называть расщелину в Дельфах, извергавшую серные испарения и считавшуюся логовом Тифона, древнеегипетским словом тефит. Языковеды давно уже обратили внимание на то, что шумерское слово абзу — «пещера» — приняло в греческом языке форму абиссос, а оттуда попало в другие европейские языки, и в частности в английский: «abyss» — «бездна», «пропасть».

Испарения, поднимавшиеся из дельфийской расщелины, по-видимому и привели к тому, что слова, производные от «тефит», получили значения «затуманивать», «затемнять» и т. п. А тесная связь между Тифоном и Сириусом объясняется тем, что приобретенное этим словом в греческом языке значение «тьмы», «мрака» хорошо ложилось в общую канву знаний о Сириусе. «Дополнительные» же его значения — «суета», «тщета» (поскольку суетность затемняет разум человека) — замечательный пример того, как в процессе использования слова в поэтической и повседневной речи оно может приобретать существенно новые оттенки.

Вероятно, именно благодаря тому, что Тифон и — соответственно — Сириус В ассоциировались с тьмой и с чернотой бездны, в более поздние времена считалось, что некоторые божества, имеющие отношение к Сириусу, обитают в темном подземном мире. Прототипом таких божеств явился Анубис — бальзамировщик мумий умерших. Поначалу Анубис не был богом мертвых и стал таковым в какой-то мере случайно. Я уже упоминал, что мумию бальзамировали строго в течение семидесяти дней, и этот срок соответствовал продолжительности пребывания Сотис в Дуате, загробном мире. Ровно столько дней Сириус не появлялся на ночном небосклоне. Ежегодная семидесятидневная «смерть» Сотис — это наиболее фундаментальный «потусторонний» аспект древних представлений о Сириусе. Разумеется, Анубис, представляющий собой орбиту Сириуса В, невидим всегда, а не только в течение какого-то промежутка времени. Темнота как постоянное качество Тифона хорошо соответствовала этому обстоятельству и способствовала усилению «потустороннего» элемента в сириусной традиции. Представления о «невидимости» и «тьме» с течением времени становились самодовлеющими — по мере того, как понимание их подлинного смысла ослабевало со сменой поколений жрецов, посвященных в тайну. Хотя догоны смогли тем не менее сохранить знания о системе Сириуса в поразительно чистом виде.

Таким образом, пятидесятиголовый Цербер-Анубис в греческие времена переселился из космоса в загробный мир. У древних египтян его потусторонность носила, впрочем, скорее символический характер, чем буквальный. Для широких масс пребывание Сотис в Дуате отождествлялось с отсутствием Сириуса на небосводе в течение 70 суток — факт легко проверяемый — и его последующим появлением в лучах утренней зари. Но жрецы знали, что темный спутник Сириуса невидим для невооруженного глаза даже тогда, когда эта звезда сверкает на ночном небе.

Взглянем еще раз на пса Орфа, отождествлявшегося с Сириусом и принадлежавшего пастуху Эвритиону. Грейвс проводит интересную параллель между этим пастухом и Энкиду, спутником Гильгамеша. Последний был волосат, невероятно силен и жил в дикой степи. «По своему характеру Эвритион был «прерывателем» — одним из многих в мифологии. <… > Самый древний образ «прерывателя» — это Энкиду он помешал священному браку Гильгамеша с богиней Эреха (Урука. — Прим. авт.) и вызвал героя на поединок».[320] Очень интересно обнаружить, что Грейвс по сути дела сравнивает между собой греческое и шумерское представления о Сириусе В — ибо выше мы уже отождествили Энкиду со спутником Сириуса. Эвритион — «спутник Сириуса» в самом буквальном смысле этого слова: если Орф — это Сириус, а Эвритион — пастух, который его сопровождает, то Эвритион и представляет собой «спутник Сириуса». А Энкиду — наделенный необычайной силой волосатый дикарь, устоявший в поединке против Гильгамеша и ставший после этого его другом и спутником. И Эвритион, и Энкиду далеки от цивилизации и чуть ли не покрыты шерстью; в этом отношении они очень напоминают греческого бога Пана.

Мотив вмешательства, «прерывания» и вызова на поединок связан, по всей видимости, с тем фактом, что на движение Сириуса А оказывает постоянное возмущающее действие его достаточно массивный спутник. Грейвс отмечает, что еще одним примером «прерывателя» служит в греческой мифологии образ Агенора, чье имя значит «очень мужественный». Он, в частности, вмешался в свадьбу Персея и Андромеды. Персей, как известно, — сын Данаи, правнучки царя Даная, у которого было пятьдесят дочерей. Как сообщает Грейвс,[321] в истории Данаи также не обошлось без ковчега. Ее отец «запер ее и младенца Персея в деревянный ящик и бросил в море». Позже Персея в его странствиях сопровождали циклопы.[322] Еще один знакомый образ!

Персей влюбился в Андромеду, дочь Кассиопеи. «Кассиопея похвалялась своей красотой перед нереидами. Дочери Нерея разгневались на нее и пожаловались Посейдону…»[323] Дальнейший ход событий всем известен, но примечательно, что число нереид и в этом случае равно пятидесяти. Грейвс полагает, что они представляли собой общину жриц, поклонявшихся богине Луны.[324] По мнению Грейвса, число 50 в мифах связано с Луной. Смелое, но неубедительное предположение.

В свете того, что мы знаем о Данае и его дочерях, небезынтересно перечитать начало десятой Немейской оды Пиндара,[325] которая в основном посвящена городу Аргосу (чье название заставляет вспомнить о корабле «Арго» и о его строителе):

«Город Даная и пятидесяти его дочерей

на блистательных тронах,

Аргос, Благолепную обитель Геры,

Воспойте, Хариты!»

Персей и Даная также связаны с Аргосом. Что же касается упомянутых в этом отрывке Харит, то впервые им начали поклоняться в Орхомене. Хариты часто появляются вместе с Гермесом; их даже называли «Харитами Гермеса» (например, в «Жизнеописаниях философов» греческого историка Евнапия,[326] чья «Всемирная история», к сожалению, утеряна). В работе Евнапия сообщаются исключительно интересные сведения о том районе Египта, где располагались Бехдет и Канопус. Говоря об Антонине, сыне одной из замечательных женщин древности — Сосипатры, Евна-пий пишет: «Он побывал в Александрии и был настолько восхищен устьем Нила близ Канопуса, что остался там и посвятил себя поклонению богам и исполнению тайных ритуалов».[327] А также: «Антонин был достоин своих родителей, ибо поселившись в канобском устье Нила, он полностью погрузился в религиозную жизнь этого места».[328] Выходит, что в Канопусе практиковались некие ритуалы, которым следовало всецело себя посвящать. Несколько ниже Евнапий упоминает, что христиане разрушили древние храмы, располагавшиеся в этой местности, и уничтожили александрийский Серапеум.[329] Чтобы вытеснить из Канопуса язычников, там поселили черноризных монахов. Таким образом, это место имело в древности исключительно важное религиозное значение. Безусловно, там необходимо было бы организовать серьезные раскопки. Языческие мистерии, практиковавшиеся в Канопусе, по всей видимости, продолжали традиции Бехдета и имели прямое отношение к загадке Сириуса.

Вернемся к приведенному выше отрывку из Пиндара. Особенно симптоматично упоминание в нем «пятидесяти дочерей на сияющих тронах». Как мы знаем, иероглифическое написание имен Аст (Исиды) и Асара (Осириса) включает в себя изображение трона. На тронах сидят и пятьдесят Ануннаков — шумерских богов судьбы. Около проблемы Сириуса трон появляется с поразительной регулярностью; Пиндар — поэт, живший уже в эпоху классической Греции (хотя и в самом ее начале) — тоже не проходит мимо этого образа.

Между Сириусом, с одной стороны, Аргосом и Данаем — с другой, существуют многообразные связи, в частности — через минийских ливийцев. Отец Даная был «сыном Ливии от Посейдона».[330] Сам Данай «отправился в Ливию, чтобы стать ее царем».[331] Но и перекличка с Египтом не менее многообразна. Брата-близнеца царя Даная звали Эгиптом; он «получил во владение Аравию и завоевал Страну черно-ногих (то есть египтян. — Прим. авт.). Его имя и стало названием этой страны. Пятьдесят сыновей было у Эгипта от разных матерей — ливиек, арабок, финикиянок и др.».[332] Итак, у Даная было пятьдесят дочерей, а у его брата-близнеца — пятьдесят сыновей. Это сразу делает гипотезу Грейвса о «жрицах, поклонявшихся лунной богине», крайне маловероятной и выводит на первый план параллель с пятьюдесятью спутниками Гильгамеша, Ануннаками и аргонавтами.

Обратим внимание на то, что здесь перед нами — две родственные (но и различные) группы по пятьдесят человек в каждой. Вместе они составляют сотню — одну гекату, — и у них общие предки через одно поколение. Однако у этих групп разные родители (прежде всего — разные отцы) и подчеркнуто разный пол.

Данай узнал, что его брат хочет женить своих сыновей на его дочерях лишь для того, чтобы убить их в первую брачную ночь. Поэтому он со всеми своими дочерьми бежал на Родос,[333] а оттуда в Грецию, где заявил, что боги избрали его царем Аргоса. Заметьте: не какого-нибудь другого города, а именно Аргоса! Это обстоятельство — как и связь Даная с числом 50 — сыграет свою роль, когда мы займемся анализом происхождения слов «Арго», «Аргос» и др. Особенно примечательным является тот факт, что, спасаясь от своего брата, Данай пересекает Средиземное море на корабле, построенном с помощью Афины. «Арго», как известно, также был построен с ее помощью.

Царем Аргоса Данай стал благодаря волку, который появился из леса, накинулся на стадо быков и растерзал его вожака. Аргивяне восприняли сей факт как знамение свыше и подчинились. «Данай, убежденный, что в облике волка явился сам Аполлон, посвятил ему знаменитый храм в Аргосе и быстро достиг такой мощи, что пеласги в Греции стали называть себя данайцами. Он также построил аргосскую крепость, а его дочери обучили пеласгических женщин мистериям Деметры (Фесмофориям), знания о которых они принесли с собой из Египта. Увы, со времени вторжения дорийцев о Фесмофориях помнят только жители Аркадии».[334]

Хорошо известно, что после вторжения дорийцев пеласги уцелели лишь в Аркадии. Вот почему в этом отдаленном районе долго еще сохранялись обычаи и поверья, давно забытые в остальных районах Греции. Аркадию можно назвать греческим Уэльсом. Как мы увидим чуть ниже, пеласги именовали себя «земнорожденными». Показательно, что среди них прижились египетские мистерии, перенесенные в Грецию Данаем и его дочерьми. По-видимому, Фесмофории содержали в себе и знания о Сириусе.[335] Волк, кстати говоря, иногда замещал пса в связанной с Сириусом мифологической традиции. Надо полагать, отсутствие в Европе шакала (который олицетворял Анубиса), заставило искать ему подходящую замену — и таковой послужил волк. Аполлон в образе волка — это практически то же, что Аполлон в образе шакала. Именно эта замена, соответствующая животному миру Европы, привела к тому, что уже в доклассические времена в Аркадии получили хождение представления об оборотнях-вервольфах. Легенды о кровопийцах-вампирах, использование чеснока для защиты от них, превращение людей в волков — все эти истории процветали в дебрях Аркадии среди уцелевших после дорийского нашествия пеласгов. Сходным образом сохранился кельтский фольклор в Ирландии. Но что представляет собой вервольф? Это человек с головой волка, иначе говоря — по сути дела, Анубис. На плечах последнего сидела голова шакала, но, как я уже сказал выше, этого животного в Греции не знали. А храмы волчьего (ликийского) Аполлона не так уж редки в этой стране. Знаменитая философская школа Аристотеля в Афинах — Ликей — была расположена в храме Аполлона Ликийского, находившемся возле Диошарских ворот города. Само название «Ликей» происходит от Ликийского — то есть волчьего — Аполлона.

По словам Павсания («Описание Эллады», книга II, 38, 4), жители Аргоса показывали место, расположенное недалеко от этого города, где «Данай и пятьдесят его сыновей впервые высадились в Арголиде». Выходит, что у него были сыновья, а не дочери? Судя по этой фразе, пол потомков Даная особой роли не играет, важно только их количество. Пиндар же сообщает, что они сидели на пятидесяти тронах. Тот факт, что у египетского царя Эгипта тоже было пятьдесят сыновей и что дочери (или сыновья) Даная научили гречанок египетским мистериям, говорит о передаче из Египта в Грецию древних знаний о Собачьей звезде Сириусе, числе 50 и небесных тронах. Другими словами, речь шла о Сириусе В, обращающемся вокруг Сириуса А за 50 лет. Как пишет Грейвс, Ясон располагал несколькими зубами дракона, которые «сохранились после того, как большую их часть Кадм посеял в Фивах».[336] О Кадме же Грейвс сообщает следующее: «Похоже, что небольшое племя, говорившее на одном из семитских языков, переселилось с сирийских равнин в карийскую Кадмейю («Кадм» — это семитское слово со значением «восточный»), откуда к концу второго тысячелетия [до нашей эры] они двинулись в Беотию, овладели Фивами и стали хозяевами страны. Миф о Посеянных людях…»[337] Но прежде чем закончить эту цитату, я хочу изложить этот миф в деталях. На рисунке 42 можно видеть древнегреческую вазу с изображением Кадма. У ног его притаился заяц (точно так же, как созвездие Зайца в ночном небе располагается «под» созвездием Ориона).

Итак, Грейвс пишет:[338]

«Кадм приплыл вместе с Телефассой на Родос (где останавливался и Данай, спасаясь бегством из Египта. — Прим. авт.). Там он принес в жертву Афине Линдусской бронзовый котел и воздвиг храм Посейдону, учредив систему наследственного жречества для службы в нем. (Подобно Данаю, Кадм основывал религиозные центры всюду, где появлялся. — Прим. авт.) Затем он отправился на Феру (Санторин — остров, который впоследствии покинули минийцы, чтобы основать новые поселения на территории Ливии. — Прим. авт.) и воздвиг там такой же храм. Наконец, Кадм достиг страны Фракийских эдонийцев, гостеприимно встретивших его. Здесь Телефасса[339] неожиданно умерла, и после ее похорон Кадм и его спутники пешком отправились к Дельфийскому оракулу. Там он спросил, как отыскать Европу (его исчезнувшую сестру), но дельфийская пифия посоветовала Кадму прекратить бесполезные поиски сестры, а вместо этого следовать за коровой и там, где она приляжет отдохнуть, основать город. <…> И в том месте, где легла корова, Кадм основал Фивы и воздвиг статую Афины, назвав богиню ее финикийским именем — Онга. Предупредив своих спутников, что корова должна быть без промедления принесена в жертву Афине, Кадм отправил их за очистительной водой из источника Ареса (Марса), который потом назвали Кастальским ключом. Источник, однако, охранялся драконом, и тот убил большинство спутников героя. Кадм отомстил дракону, раздробив его голову обломком скалы. После этого к нему явилась Афина, воспела герою хвалу за его подвиг (а он принес ей в жертву корову) и приказала посеять зубы дракона, как семена, на вспаханном поле. Когда он это сделал, из земли появились, звеня оружием, Спарты, или Посеянные люди. Кадм бросил в их толпу камень (позже так же поступит Ясон. — Прим. авт.), и они передрались между собой, не поняв, что же произошло. После стычки в живых остались лишь пятеро воинов — Эхион, Удей, Хтоний, Гиперенор и Пелор, предложивших Кадму свои услуги. Однако Арес потребовал выкупа за убитого дракона, и суд богов приговорил Кадма нести у него искупительную службу в течение одного Великого года».

Рис. 42. Исключительно важный древнегреческий рисунок, хранящийся в Лувре. Кадм убивает змея или дракона на том месте, где возникнет великий греческий город — семивратные Фивы. Из посеянных в землю зубов дракона вырастут воины в полном вооружении. По всей видимости, фигура Кадма символизирует созвездие Ориона, ибо у его ног (там, где на небе находится созвездие Зайца) расположился заяц. Положение дракона по отношению к Кадму и зайцу соответствует положению Сириуса по отношению к созвездиям Ориона и Зайца (см. звездную карту на рис. 14). Мы знаем, что два мифологических героя, сеявшие змеиные (или драконьи) зубы, — это Ясон и Кадм. У изображенного же здесь змея пасть полна зубов (что отличает его от ядовитой змеи). Таким образом, можно предположить, что греки отлично понимали смысл египетского каламбура «змеиный зуб» — «богиня Сириус». Голуби и храм, колонны которого обвивают змеи, — также элементы сириусной традиции, сохранявшейся в античных оракульских центрах.