Глава 15

Глава 15

Архонт Гродж праздновал победу. Все намеченное им свершилось легко и просто, неприступная доселе крепость, поверженная его нежданным, решительным наступлением, сдалась без борьбы на милость победителя.

Последнее время Гродж почти не покидал Аталлы. Лишь иногда он отлучался в свои пенаты, чтобы посмотреть, все ли там подчинено заведенному им порядку. Но не успев прибыть в свои владения, он сразу же возвращался в столицу, справедливо полагая, что успех его рискованного дела возможен лишь при неотступном его присутствии подле царя Хроноса и его дочери. И действительно, для Хроноса архонт теперь стал самым близким человеком, с которым он встречался теперь каждый день, с ним он делил все свои трапезы и вечера. Впрочем, посвящать свое время лишь беседам с царем Гродж не мог, он должен был видеться и с Лессирой, ведь она, оставленная надолго без его общества, могла отвыкнуть от него и вновь вспомнить о молодом наглеце, дерзнувшим посягать на чувства дочери самого Хроноса.

С течением времени уже ни у кого не возникало удивления по поводу обоснования архонта в царском дворце. Мало помалу, но всем стало ясно, что Гродж намерен породниться с царем. Эта событие, еще некоторое время тому назад дерзкое и удивительное, теперь уже многими воспринималось, как само собою разумеющееся. Действительно, дочери Хроноса уже пора подумать о замужестве, и почему бы ей не стать супругою одного из архонтов. Не за мастерового же ей выходить, в самом деле.

Конечно, многие приближенные к царю какое-то время пребывали в большом недоумении, отчего вдруг избранником стал Гродж, до последнего времени самый нежеланный для царской власти архонт. Откуда у Хроноса взялись сердечные и трепетные чувства к человеку, в распрях с которым было сломано немало копий. Можно было предположить истинные и высокие чувства Гроджа к дочери царя, сыгравшие главенствующую роль в выборе жениха для Лессиры, но в это и вовсе не верилось, ведь Гродж слыл хладнокровным и суровым человеком. Лишь самые наивные и легковерные могли поверить в истинность пылкой страсти, вдруг вспыхнувшей в безжалостном сердце архонта.

И только Хронос, однажды вдруг уверовавший в добросердечие сурового и воинственного архонта, не задавал себе вопросов, не мучился сомнениями. После судьбоносного разговора с Гроджем, когда тот, преклонив колени и смиренно опустив долу очи, поведал царю о высоких чувствах к прекрасной Лессире, сжигающих всю его душу, и попросил благословения, Хронос пребывал в слегка опьяненном состоянии.

Под влиянием новых ощущений, связанных, должно быть, с переменами в судьбе любимой дочери, столь желанных для сердца отца, ему казалось, что все страшные тревоги последних дней и месяцев были тщетными. И в самом деле, жизнь продолжается, разве же могут наступить фатальные перемены? Нет, это просто безумие! Как он мог поверить Микару, да тот просто выжил из ума! Нет, нет и еще раз нет — жизнь в его Атлантиде будет вечной. Его дочь после того, как Хронос отойдет от власти, станет правительницей страны, и в этом ей поможет ее супруг, столь решительный и мужественный. Да, и вправду, лучшей партии для его дочери и не найти.

Но иногда перед его взором возникало печальное лицо Синапериба, многие годы бывшего добрым советчиком, приятным собеседником и, более того, дорогим другом. Сквозь завесу странного восторженного состояния в его сознание временами прорывался образ Синапериба, звучали отголоски последней встречи, когда архонт попытался убедить Хроноса в совершаемой ошибке.

— О, достопочтенный Хронос, мне горько видеть твое заблуждение касательно Гроджа. Вспомни, не ты ли считал его недостойным архонтства и опасным для государства человеком, так почему же теперь ты изменил свое мнение о нем?

— Пойми, Синапериб, я заблуждался. Как и всякий смертный, я тоже могу заблуждаться. Увидев его истинное раскаяние в совершенных ошибках, не мог же я отказать ему в прощении. А поговорив с ним, я нашел в нем достойного, умного собеседника и искреннего человека. И ты, друг мой, так же, как и я, узнав его поближе, изменишь свое мнение о нем. Тем более, что ему предстоит стать моим зятем.

— О, Боги, ты еще и дочь свою готов отдать ему на заклание! — в сердцах воскликнул Синапериб. — Прошу, пощади хотя бы Лессиру, любимую и прекрасную дочь свою!

— Больно мне слышать сие от тебя, архонт Синапериб, от тебя, кто был мне другом, почти братом; меня ранит твое упорство и непонимание. Но, надеюсь, со временем ты все поймешь и встанешь на мою сторону, ибо мне страшно и подумать, что разделенные этим спором, мы с тобою сделаемся врагами.

Синапериб, которому не чуждо было красноречие, пожалуй, впервые в жизни не находил слов, лицезрея эту почти детскую, ничем необъяснимую восторженность Хроноса мнимыми качества недостойного человека, очевидными, по мнению архонта, для любого здравомыслящего человека. Синапериб впервые покидал царские покои не с чувством привычного умиротворения после мудрой беседы с Хроносом, но с чувством великой тревоги и печали, ибо он понимал, что близкий и хорошо знакомый ему человек покинул его, сменил же его другой, неведомый, по-детски наивный и пугающе упрямый. Синапериб старательно искал объяснений случившемуся, и не мог их найти. Но одно он знал твердо, что новый Хронос — это человек, всею своею сущностью находящийся под влиянием архонта Гроджа, и говорить с ним прежним языком было теперь неблагодарным занятием.

В день свадьбы Лессиры и Гроджа Хронос ранним утром вошел в опочивальню своей дочери. Он не застал ее в покоях, не было Лессиры и на террасе. Он в великом волнении вышел в сад, но и там царило безмолвие. Неожиданно Хронос увидел Лессиру, подобно призраку, бредущей вдали меж могучими эвкалиптами. Она, приметив отца, медленно приблизилась к нему. Хронос с беспокойством взирал на необычайную бледность ее лица, было видно, что слабость овладела ею, капельки пота мелким бисером застыли на лбу, нежные пальцы, державшие цветок, дрожали.

— Тебе нездоровится, дочь моя? Почему ты так бледна? — с волнением спросил он.

— Мне неведомо, что со мной. Должно быть, я больна. Ноги почти не держат меня, а сердце бьется в странной тревоге.

— Я, кажется, знаю, что с тобой, прекрасная дочь моя, ты волнуешься накануне важного события, ведь сегодня твоя свадьба.

— Свадьба? — рассеянно спросила Лессира, нахмурив лоб, словно, стремясь припомнить что-то важное. — Ах, да, конечно! Я почти забыла об этом.

— Лессира, как же ты могла об этом забыть, — нежно попенял дочери Хронос. — Такое случается не каждый день, а лишь раз в жизни.

— Отец, почему-то я многое стала забывать, — Лессира, будто только проснувшись, более осмысленным взглядом посмотрела вокруг, словно, она не могла понять, как оказалась в саду. — Разве так бывает, что живешь, как будто во сне или в тумане? Почему так происходит?

— О, дочь моя, мне понятно твое новое состояние, ведь ты влюблена и готовишься выйти замуж. Такие перемены грядут, как же тебе не стать забывчивой. Я не вижу в этом ничего особенного.

— Но я никогда раньше не ощущала себя такой… такой потерянной… ты сказал я влюблена… Я влюблена, — с удивлением произнесла Лессира. — Так, значит, ты уже знаешь, что я влюблена? И ты не сердишься на меня?

— Помилуй, за что же?

— Так ведь я не сказала тебе об этом, скрыла от тебя!

Хроноса немного смутила резкая перемена в Лессире, на миг поразило, каким светом вдруг зажглись глаза, до сего момента почти безжизненные.

— Ты не сказала? Зачем, я и так все знаю! Ты что забыла, Гродж сам говорил со мною, рассказал мне о своих чувствах к тебе.

— Гродж… да-да… Гродж…

Лессире казалось, что она находится в разных местах одновременно: то она вспоминала Гроджа, его горящие глаза, его пылкие признания, то вдруг ей представлялся Тод и она ясно видела его нежную улыбку и прекрасное лицо. И с каждым новым видением менялись ее настроения. Она не успевала осознать виденное внутренним взором, тем более, что отец ждал от нее каких-то ответов. Что им всем нужно от нее? Зачем они ее терзают? Пусть бы ушли все и оставили, наконец, ее в покое, дали бы ей уснуть, чтобы навсегда избавиться от страшной головной боли, неотступно следовавшей теперь за нею изо дня в день. В сей миг ей страстно хотелось освободиться от чего-то, сковывающего всю ее душу, прорваться сквозь сплошную пелену тумана, и новым взглядом окинуть и настоящее и прошлое. Но что же мешает ей сделать это? Разве она больше не свободна? Кто ее держит в невидимом плену?

И вдруг в ее голове, как яркий луч, вспыхнула мысль, которая полностью подчинила себе Лессиру, она стерла из ее сознания все сомнения и тревоги. Ею овладело лишь одно желание, страстное и непреодолимое, бежать, скорее бежать к нему! Что она здесь делает? Ее ждет жених! Как же ей хочется его поскорее увидеть!

— Отец, мне надо идти. Прости, я спешу! — она торопливо поцеловала его и устремилась к террасе, провожаемая встревоженным взглядом Хроноса. Впрочем, тревоги быстро покинули царя, уже в следующий миг он светло улыбнулся. Он был счастлив безмерно, ведь сегодня свадьба у его единственной, нежно любимой дочери! Ему казалось, что отныне счастье, радость и любовь навсегда поселятся в его прекрасном дворце.