Глава 6 СЫНЫ ГЕРАКЛА — СКИФЫ

Глава 6

СЫНЫ ГЕРАКЛА — СКИФЫ

Мы — те, об ком шептали в старину,

С невольной дрожью, эллинские мифы:

Народ, взлюбивший буйство и войну,

Сыны Геракла и Ехидны, — скифы.

? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ?

Что были мы? — Щит, нож, колчан, копье,

Лук, стрелы, панцирь да коня удила!

Блеск, звон, крик, смех, налет — все бытие

В разгуле бранном, в пире пьяном было!

Лелеяли нас вьюги да мороз;

Нас холод влек в метельный вихрь событий;

Ножом вино рубили мы, волос

Замерзших звякали льдяные нити!

Валерий БРЮСОВ.

Мы — скифы (1916)

Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!

Александр БЛОК.

Скифы (1918)

Три тысячи лет, начиная с Гомеровых времен, во всем мире русских людей величали скифами. Да и сами мы никогда не отрекались ни от родственности, ни от тождественности с древним народом. Уже в «Сказании о Словене и Русе» праотцы русского народа и всех славян поименованы скифами. В Несторовой летописи Русская земля также зовется Великой Скуфью, то есть Великой Скифией. Одно из первых русских собственно исторических сочинений Андрея Лызлова названо «История Скифийская» (I692), в которой он пишет: «В соседстве [с восточноазиатским регионом. — В.Д.] и в прилеглости с ним всегда жили славяне, прародители наши — москва, россиане и прочие, их же древния историки для общих границ единако и обще скифами и сарматами называли…»

Сохранившиеся изображения скифов, а также их лица, восстановленные по черепу (рис. 44), позволяют сравнить облик современных людей и их далеких предков. В XX веке у русских вновь пробудилось скифское самосознание. Особенно усердствовали поэты. Через увлечение «скифскими корнями и истоками» прошли Валерий Брюсов, Александр Блок, Андрей Белый, Сергей Есенин и другие, о чем красноречиво свидетельствуют два помещенных выше эпиграфа.

Рис. 44. Реконструкция М.М. Герасимовым облика скифов и сарматки

И в том нет никакой натяжки: этноним «скифы» (сейчас я это покажу) — чисто русское слово, лишь слегка искаженное в греческом языке. Эллины и византийцы обладали ни с чем несравнимым даром перевирать русские и славянские слова: например, название Смоленска в передаче императора Константина Багрянородного звучит так — Милиниски. А вот самоназвание скифов не оказалось столь изуродованным — просто греки не знали или не понимали его истинного смысла. Еще В.Н. Татищев настаивал на русскости древнегреческого наименования «скифы». В соответствии с нормами греческой фонетики это слово произносится как «скит[ф]ы». Второй слог в греческом написании слова «скифы» начинается с «теты» ~, в русском озвучивании она произносится и как «ф» и как «т», — причем с течением времени произношение звука менялось. Так, заимствованное из древнегреческого языка слово «театр» до XVIII века звучало как «феатр», а слово «теогония» («происхождение Богов») еще недавно писалось «феогония». Отсюда же расщепление звучания в разных языках имен, имеющих общее происхождение: Фе[о]дор — Теодор, Фома — Том[ас]. До реформы русского алфавита в его составе (в качестве предпоследней) была буква «фита» ~, предназначенная для передачи заимствованных слов, включающих букву «тета». И слово «скифы» в дореволюционных изданиях писалось через «фиту». В действительности же «скит» — чисто русский корень, образующий лексическое гнездо со словами типа «скитаться», «скитание». Следовательно, «скифы-скиты» дословно означает: «скитальцы» («кочевники»).

Данное толкование содержится еще в знаменитой «Истории русов», которая долго приписывалась белорусскому архиепископу Георгию Конисскому (1717–1795), однако его авторство нынче оспаривается. На этом основании известный в прошлом археолог и историк русского права Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843–1911) удачно реконструировал и восстановил автохтонное название Древней Скифии, поименовав ее Скитанией. Вторично, в качестве позднейшего заимствования из греческого языка, где оно служило названием пустыни, общая корневая основа «скит» вновь вошла в русское словоупотребление в смысле: «отдаленное монашеское убежище» или «старообрядческий монастырь».

Гораздо большему искажению подверглось в греческом мировосприятии самоназвание одного из скифских племен, озвученное в «Истории» Геродота как сколоты. Между тем в этом странном на первый взгляд слове легко угадывается русское «с[о]колоты» (от тотемного имени «сокол» — одного из главных символов русского народа и всех славян). В передаче арабских географов, описавших наших предков задолго до введения христианства, их самоназвание звучало практически по-геродотовски: «сакалиба» («соколы»). Отсюда и знаменитые «саки» — одно из названий славяно-скифов — «скитальцев»-кочевников.

* * *

От скифской эпохи до нашего времени дошло наибольшее число памятников (рис. 45). Подробнее всего о скифах рассказал Геродот (между 490 и 480 — ок. 425 года до н. э.) в 4-й книге своей «Истории», носящей название «Мельпомена». Основоположник европейской исторической науки, как известно, странствуя по миру, лично побывал в Северном Причерноморье, много общался со скифами и непосредственно от них записал известные легенды о происхождении всего народа:

рис. 45. Сосуд из кургана Куль-Оба с изображением скифов

«По рассказам скифов, народ их — моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший — Колаксаис. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но, когда подошел третий, младший, брат, пламя погасло и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему. <…>

Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата — племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев — царя — племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т. е. царскими. Эллины же зовут их скифами. Так сами скифы рассказывают о себе и о соседних с ними северных странах. Эллины же, что живут на Понте, передают иначе. Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в эту тогда еще необитаемую страну (теперь ее занимают скифы). Герион же жил далеко от Понта, на острове в Океане у Гадир за Геракловыми Столпами (остров этот эллины зовут Эрифией). Океан, по утверждению эллинов, течет, начиная от восхода солнца, вокруг всей земли, но доказать этого они не могут. Оттуда-то Геракл и прибыл в так называемую теперь страну скифов. Там его застали непогода и холод. Закутавшись в свиную шкуру, он заснул, а в это время его упряжные кони (он пустил их пастись) чудесным образом исчезли.

Пробудившись, Геракл исходил всю страну в поисках коней и наконец прибыл в землю по имени Гилея. Там в пещере он нашел некое существо смешанной природы — полудеву, полузмею. Верхняя часть туловища от ягодиц у нее была женской, а нижняя — змеиной. Увидев ее, Геракл с удивлением спросил, не видала ли она где-нибудь его заблудившихся коней. В ответ женщина-змея сказала, что кони у нее, но она не отдаст их, пока Геракл не вступит с ней в любовную связь. Тогда Геракл ради такой награды соединился с этой женщиной. Однако она медлила отдавать коней, желая как можно дольше удержать у себя Геракла, а он с удовольствием бы удалился с конями. Наконец женщина отдала коней со словами: „Коней этих, пришедших ко мне, я сохранила для тебя; ты отдал теперь за них выкуп. Ведь у меня трое сыновей от тебя. Скажи же, что мне с ними делать, когда они подрастут? Оставить ли их здесь (ведь я одна владею этой страной) или же отослать к тебе?“. Так она спрашивала. Геракл же ответил на это: „Когда увидишь, что сыновья возмужали, то лучше всего тебе поступить так: посмотри, кто из них сможет вот так натянуть мой лук и опоясаться этим поясом, как я тебе указываю, того оставь жить здесь. Того же, кто не выполнит моих указаний, отошли на чужбину. Если ты так поступишь, то и сама останешься довольна и выполнишь мое желание“.

С этими словами Геракл натянул один из своих луков (до тех пор ведь Геракл носил два лука). Затем, показав, как опоясываться, он передал лук и пояс (на конце застежки пояса висела золотая чаша) и уехал. Когда дети выросли, мать дала им имена. Одного назвала Агафирсом, другого Гелоном, а младшего Скифом. Затем, помня совет Геракла, она поступила, как велел Геракл. Двое сыновей — Агафирс и Гелон не могли справиться с задачей, и мать изгнала их из страны. Младшему же, Скифу, удалось выполнить задачу, и он остался в стране. От этого Скифа, сына Геракла, произошли все скифские цари. И в память о той золотой чаше еще и до сего дня скифы носят чаши на поясе (это только и сделала мать на благо Скифу)».

Эллины на протяжении нескольких веков соприкасались или же вообще тесно общались со скифами — и когда те, преследуя киммерийцев, достигли Египта (где фараону лишь чудом удалось откупиться от орды, нахлынувшей из Русских степей, и избежать разгрома), и в более продолжительные мирные времена, когда между Грецией и Скифией налажена была взаимовыгодная торговля. Безусловно, эллины видели в детях приднестровских, приднепровских, придонских и прикубанских просторов исключительно диких варваров, но ценили их природную сметку, беспримерное мужество, выносливость и жизнестойкость (рис. 46). И еще скифы оставили о себе память как разудалые пьяницы, не знавшие меры винопитию в нескончаемых пирах и дружеских попойках (рис. 47). Традиция эта, как нетрудно догадаться, впоследствии перешла к русским.

Рис. 46. Скифы, отбивающиеся от окруживших их врагов

Рис. 47. Пирующие скифы

На Руси долгое время в ходу была поговорка: «Пьет как сапожник». Эллины говорили: «Пьет как скиф». Анакреонт вынужден был даже откреститься от входивших в моду скифских привычек. В вольном пушкинском переложении Анакреонтовы слова звучат так:

Мы не скифы, не люблю,

Други, пьянствовать бесчинно…

В конечном итоге пристрастие к вину скифов и погубило. 28 лет были они безраздельными хозяевами Передней Азии. Наконец мидяне заманили на очередной пир скифских вождей и, когда те перепились до умопомрачения, перебили всех до одного. Точно так же татары спустя 2 тысячи лет опоили и перебили сподвижников Ермака. А за полтора столетия до этого (в 1382 году, всего лишь через два года после Куликовской битвы, правда, в отсутствии Дмитрия Донского) перепившиеся вусмерть москвичи открыли ворота хану Тохтамышу, и татаро-монголы подчистую разграбили и дотла сожгли Москву, перебив или угнав в полон практически все ее население.

* * *

Геродот посетил южные территории, занятые скифами, примерно в середине V века до н. э. Потому-то на долгое время и укоренилось неверное представление о том, что скифы населяли исключительно южные степи. Сложилось и понятие Геродотовой Скифии, относящееся к Северному Причерноморью, хотя античным авторам было прекрасно известно, что скифское племя саков обитало в Средней Азии. А В.Н. Татищев называл все древние северные народы скифами [г]иперборейскими. Язык скифов был в свое время определен как относящийся к иранской ветви индоевропейской языковой семьи (наиболее близкий к современному осетинскому языку). Оспаривать здесь особенно нечего, если, конечно, ограничиться срезом мировой истории, известной Геродоту. Но были ведь и другие, более ранние времена, когда социокультурная и языковая общность была недостаточно расчленена. Впоследствии же многие общие в прошлом корневые субстраты, мифологемы, обычаи и верования сделались достоянием вновь сформировавшихся этносов. Сходное и тождественное в данном случае — это результат общего прошлого.

Кроме того, Геродот положил начало еще одному стойкому заблуждению: он поименовал скифами не единый народ, а, по существу, совокупность разных народов, заселявших в те времена юг современной России и Украины. Так, именно «отец истории» ввел в оборот понятие «скифы-пахари», имея в виду население степной и лесостепной зоны, занимавшееся земледелием и на протяжении нескольких веков продававшее отборное зерно не только в греческие города и колонии, но и в материковую Грецию. Между тем общеизвестно, что кочевые народы, к коим принято относить скифов, земледелием на постоянной да к тому же еще и товарной основе никогда не занимались. Геродот сам же подчеркивает: скифы-кочевники ничего не сеют и не пашут.

Следовательно, он либо назвал скифами-пахарями совершенно другой (например, славянский) народ, который издревле сеял и убирал хлеб на русской земле, приторговывая к тому же и с остальным миром. Либо же речь идет об оседлых родственниках и предках скифов-кочевников — конниках и степняках. Между тем приручение, одомашнивание и повсеместное использование коня — результат сравнительно недавней истории — не ранее III тысячелетия до н. э. Когда первые арии-мигранты устремились с севера на юг, тягловой силой для их тяжелых возов служили быки (волы). Они же использовались при пахоте земли. Ситуация мало менялась на протяжении тысячелетий. Бескрайние степные просторы еще совсем недавно бороздили караваны возов, влекомые волами, и чумаки-обозники блаженно дремали, посасывая трубки, на мешках с солью. И все так же степные земледельцы — крестьяне и казаки — пахали землю на волах. Кони появились значительно позже, и запрягали их первоначально уже не в возы, а в колесницы. Одновременно появились и всадники на конях. Использование лошадей для пахоты — явление совсем уж позднего времени.

Скифы-кочевники, как это следует из книги все того же Геродота, появились в южнорусских степях примерно за четверть тысячелетия до того, как здесь побывал сам автор знаменитой «Истории». Около 700 года до н. э. скифская орда вытеснила отсюда прежних хозяев — киммерийцев. Сами же они прибыли сюда из Закаспия, теснимые другим воинственным племенем — массагетами, впоследствии разгромившими считавшееся непобедимым персидское войско Кира (голова самого царя была брошена, как известно, в бурдюк с кровью и стала трофеем предводительницы массагетского войска — воительницы Томирис).

Что было дальше, известно из любых учебников. Преследуя киммерийцев, скифская орда через Кавказ вторглась в Переднюю Азию, завоевала Мидию, Сирию и Палестину, дошла до Египта и лишь случайно не завладела им. Начиная с 70-х годов VII века до н. э. в течение 28 лет скифы безраздельно властвовали в Малой Азии и, как уже говорилось, лишились всего за одну пирушку в результате собственной беспечности. Обезглавленной оказалась верхушка, погибли многие воины, остатки разгромленного войска бесславно вернулись в родные степи. Между прочим, здесь их не очень-то уж и ждали.

Возникшую довольно-таки нетипичную коллизию, не жалея красок, описывает Геродот:

«Когда скифы, проведя на чужбине двадцать восемь лет, после столь продолжительного отсутствия возвращались на родину, им пришлось выдержать войну не меньше мидийской: они встретили выступившее против них немалое войско, потому что скифские женщины, вследствие продолжительного отсутствия своих мужей, вступили в связь с рабами. <…> От этих-то рабов и жен скифских произошла молодежь, которая, узнав о своем происхождении, решила воспротивиться скифам при их возвращении из Мидии. Прежде всего они отрезали свою землю, выкопав широкий ров от Таврических гор до озера Меотиды, где оно было наиболее широко. Затем при всякой попытке скифов вторгнуться они выходили против них и вступали в битву…»

Итак, разразилась первая гражданская война на территории России. Но первая ли? Разве нельзя считать таковыми мифическую титаномахию или гигантомахию, основные события которых развертывались в гиперборейские времена на территории Крайнего Севера? Вполне! С той разницей, однако, что это баснословно далекая и не поддающаяся точной хронологизации эпоха, о которой говорится в моих предыдущих книгах «Тайны русского народа» (М., 1997) и «Загадки Русского Севера» (М., 1999). В настоящей же работе речь идет не о предыстории, а об историческом времени.

Неизвестно, чем бы завершились межплеменные распри и разборки, никогда и никого к добру не приводившие. Новая общая опасность заставила скифов опомниться и сплотиться: с юга надвигались полчища персов. Про вторжение Дария с несметным войском на южные земли современной России и Украины и его позорное поражение знают многие: и как заманили скифы самодовольных и кичливых персов в безводные степи, и как подожгли траву, и как налетали отовсюду молниеносными отрядами на умирающих от жажды врагов (положив начало эффективной партизанской тактике), и как заставили в конце концов царя бежать в ужасе с Русской земли, бросив остатки погибающей рати.

Избежать смерти или плена Дарию помогли греки-ионяне из подвластных персам средиземноморских колоний: они переправили остатки разбитого войска через Дунай, а скифов пустили по ложному следу. С тех пор гордые сыны степей навсегда затаили обиду на эллинов, считая их подлыми трусами, вероломными предателями и бессовестными лгунами. Даже мудрейший из них — скиф-философ Анахарсис — был убит собственными сородичами только за то, что слишком уж увлекся греческой культурой. Зато эллины сохранили о нем светлую память и включили его в состав «семи мудрецов», представлявших в античном мире критерий и эталон философской просвещенности. Хотя представление о составе «семи мудрецов» не совпадало у отдельных авторов, в подавляющем числе списков, наряду с Солоном и Фалесом, обязательно присутствовал Анахарсис. Одним из главных действующих лиц выступает он и в известном диалогическом трактате Плутарха «Пир семи мудрецов», где блещет своим умом, не уступая в мудрости ни одному из великих греков.

Вот что можно прочесть об Анахарсисе в известной книге Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»:

«…В Афины он прибыл в 48-ю олимпиаду, в архонтство Евкрата. Гермипп говорит, что он явился к дому Солона и велел одному из рабов передать, что к хозяину пришел Анахарсис, чтобы его видеть и стать, если можно, его другом и гостем. Услышав такое, Солон велел рабу передать, что друзей обычно заводят у себя на родине. Но Анахарсис тотчас нашелся и сказал, что Солон как раз у себя на родине, так почему бы ему не завести друга? И пораженный его находчивостью, Солон впустил его и стал ему лучшим другом.

По прошествии времени Анахарсис воротился в Скифию; но там по великой его любви ко всему греческому он был заподозрен в намерении отступить от отеческих обычаев и погиб на охоте от стрелы своего брата, произнесши такие слова: „Разум оберег меня в Элладе, зависть погубила меня на родине“. Некоторые же утверждают, что погиб он при совершении греческих обрядов… Это он сказал, что лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.

Удивительно, говорил он, как это в Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их неискусные. На вопрос, как не стать пьяницей, он сказал: „Иметь перед глазами пьяницу во всем безобразии“. Удивительно, говорил он, как это эллины издают законы против дерзости, а борцов награждаю за то, что они бьют друг друга. Узнав, что корабельные доски толщиной в четыре пальца, он сказал, что корабельщики плывут на четыре пальца от смерти. Масло он называл зельем безумия, потому что, намаслившисъ, борцы нападают друг на друга как безумные. Как можно, говорил он, запрещать ложь, а в лавках лгать всем в глаза? Удивительно, говорил он, и то, как эллины при начале пира пьют из малых чаш, а с полными желудками — из больших. На статуе его написано: „Обуздывай язык, чрево, уд“.

На вопрос, есть ли у скифов флейты, он ответил: „Нет даже винограда“. На вопрос, какие корабли безопаснее, он ответил: „Вытащенные на берег“. Самое же удивительное, по его словам, что он видел у эллинов, — это что дым они оставляют в горах, а дрова тащат в город. На вопрос, кого больше, живых или мертвых, он переспросил: „А кем считать плывущих?“

Афинянин попрекал его, что он скиф; он ответил: „Мне позор моя родина, а ты позор твоей родине“. На вопрос, что в человеке хорошо и дурно сразу, он ответил: „Язык“. Он говорил, что лучше иметь одного друга стоящего, чем много нестоящих. Рынок, говорил он, — это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга. Мальчику, который оскорблял его за вином, он сказал: „Если ты, мальчик, смолоду не можешь вынести вина, то в старости придется тебе носить воду“»…

Память о скифе-философе продолжала жить и в последующие эпохи. Во времена Великой французской революции его имя даже присваивали себе некоторые якобинцы: например, Анахарсис Клоотс — выходец из Пруссии, просветитель и атеист, известный своими крайне радикальными взглядами, которого Робеспьер отправил на гильотину.

* * *

Довелось скифам соприкоснуться и с «повелителем Вселенной» — Александром Македонским. Первый раз это произошло, когда его отец Филипп поручил тогда еще юному Александру разгромить несметную орду приближающихся с севера скифов (рис. 48). Эллинистический историк Псевдо-Каллисфен называет цифру 400 000; македонян было в десять раз меньше. Далее произошло следующее:

Рис. 48. Скиф, сражающийся с греческим всадником

«Скифское войско было бесчисленно, но счастье Александра было непреодолимо. И вот он берет с собою немногих людей, занимает одну горную вершину и, видя значительное число неприятелей, высматривает удобное место, которое было для них выгодно, а скифам неизвестно. Вернувшись, он берет с собою всю свою рать и ночью расставляет ее вокруг скифских полчищ. В недоступном месте он ставит засаду, приказав спрятаться в ней двум тысячам отборных мужей, а всем окружавшим скифов он приказал зажечь костры по группам в 38 человек и больше. Когда это было сделано, скифы, осмотревшись повсюду, видят в том месте, где Александр устроил засаду, как бы свободу от огней. Увидев величину македонской рати и испугавшись, они решили ночью спастись оттуда бегством. Они немедленно обратились в бегство, покинув весь обоз. Александр, увидев это, бесшумно последовал за ними со всеми своими войсками. Когда скифы вступили в место засады, Александр в тылу их затрубил в трубы, македоняне подняли крик, скифы стали толкать друг друга, засадный отряд оказался впереди их, другие напали на них сверху, — и скифы остановились, ничего не ожидая, кроме смерти. Они стали просить пощады, но македоняне беспрепятственно резали всех их. Александр сжалился над ними и тотчас повелел прекратить резню, приказав всех связать и привести в его войско, чтобы придумать, что с ними делать. Когда они отошли на указанное место, Александр приказал представить их начальников. Они предстали, дрожащие от страха, и Александр говорит им: „Вы видели, как провидение предало вас в руки македонян и вы не могли противостать следам ног наших. Рабы вы мои или нет?“ Они со страхом сказали: „Мы рабы твои, государь, и мы будем служить тебе вовеки по желанию твоему“. И, пав ниц на землю, поклонились ему. Александр, отнесясь к ним благосклонно, приказал освободить их от оков и велел войти вместе с ними в столицу Филиппа, чтобы показать трофей своей победы, а затем дозволил возвратиться восвояси и приказал платить ежегодную дань македонянам».

В следующий раз встреча произошла в пределах завоеванной Центральной Азии, в древнем городе Мараканде (современный Самарканд). У ног баловня судьбы лежало уже полмира. Скифский царь, памятуя о прошлом разгроме, прислал послов к Александру с предложением о мире и союзе. Речь шла о нынешних российских территориях, коими владели скифы, — придонских степях. На берегу Дона (по-гречески Танаиса) Александр Македонский велел скифам воздвигнуть неприступную крепость — северный форпост мировой державы и опорный пункт для дальнейшего продвижения на север. Однако донской Александрии не довелось поражать своим блеском покоренные народы — величайший полководец Древнего мира вскоре неожиданно скончался в самом расцвете сил.

Эллины, а впоследствии и римляне, относившиеся к скифам высокомерно, как к диким варварам, не жалели красок для описания жутких нравов, царивших в скифской среде: поедание родителей, ставших обузой для детей, ослепление пленников, отрезание голов у побежденных врагов, вываривание черепов и превращение их в сосуды для винопития — такие свидетельства древних авторов и поныне заставляют содрогаться читателей. Впрочем, Геродот повествует обо всем вполне бесстрастно:

«Военные обычаи скифов следующие. Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь. Головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю. Ведь только принесший голову врага получает свою долю добычи, а иначе — нет. Кожу с головы сдирают следующим образом: на голове делают кругом надрез около ушей, затем хватают за волосы и вытряхивают голову из кожи. Потом кожу очищают от мяса бычьим ребром и мнут ее руками. Выделанной кожей скифский воин пользуется как полотенцем для рук, привязывает к уздечке своего коня и гордо щеголяет ею. У кого больше всего таких кожаных полотенец, тот считается самым доблестным мужем. Иные даже делают из содранной кожи плащи, сшивая их, как козьи шкуры. Другие из содранной вместе с ногтями с правой руки вражеских трупов кожи изготовляют чехлы для своих колчанов. Человеческая кожа, действительно, толста и блестяща и блестит ярче почти всякой иной. Многие скифы, наконец, сдирают всю кожу с вражеского трупа, натягивают ее на доски и затем возят ее с собой на конях.

Таковы военные обычаи скифов. С головами же врагов (но не всех, а только самых лютых) они поступают так. Сначала отпиливают черепа до бровей и вычищают. Бедняк обтягивает череп только снаружи сыромятной воловьей кожей и в таком виде пользуется им. Богатые же люди сперва обтягивают череп снаружи сыромятной кожей, а затем еще покрывают внутри позолотой и употребляют вместо чаши. Так скифы поступают даже с черепами своих родственников (если поссорятся с ними и когда перед судом царя один одержит верх над другим). При посещении уважаемых гостей хозяин выставляет такие черепа и напоминает гостям, что эти родственники были его врагами и что он их одолел. Такой поступок у скифов считается доблестным деянием.

Раз в год каждый правитель в своем округе приготовляет сосуд для смешения вина. Из этого сосуда пьют только те, кто убил врага. Те же, кому не довелось еще убить врага, не могут пить вина из этого сосуда, а должны сидеть в стороне, как опозоренные. Для скифов это постыднее всего. Напротив, всем тем, кто умертвил много врагов, подносят по два кубка, и те выпивают их разом».

Греческие и римские писатели почему-то нигде не вспоминают, что на заре формирования средиземноморских цивилизаций и тем более еще раньше — когда предки и прапредки основателей высокоразвитых культур еще находились в состоянии варварства — среди них бытовали не менее страшные обычаи. Сатурн-Крон, оскопляющий отца и проглатывающий собственных детей, Антей, воздвигающий кумирни из черепов убитых им путников, — все это мифологизированные воспоминания о далеком и сравнительно недавнем прошлом самих хранителей подобных преданий. Похожие обычаи, связанные с черепами, бытовали и у других народов. У кельтов существовал даже культ черепов. Из черепа киевского князя Святослава был сделан кубок для победившего его печенежского князя Кури. Славяне в древности насаживали головы убитых врагов на кол и окружали ими свои жилища: память о том сохранилась хотя бы в архаичной русской сказке о Василисе Прекрасной, запечатлевшей матриархальные времена: здесь описана избушка Бабы Яги, где на заборе из человечьих костей торчат людские черепа с горящими глазами.

Запомнились античным авторам и устрашающие скифские военные значки в виде драконов, развивающихся на длинных шестах. Про них рассказал известный историк II века н. э. Арриан, правда, в связи с событиями, происходившими задолго до того. Скифы сшивают своих страшных драконов из цветных лоскутьев в большом множестве. Однако главная выдумка заключается в другом. Когда кони стоят смирно, видны только обвисшие лоскутья. Но стоит подуть ветру или всем конникам устремиться вперед — картина незамедлительно меняется: над головами скифских всадников появляются огромные змеевидные тела с оскаленными мордами, которые к тому же издают устрашающий свист, похожий на громкое шипение, переходящее в вой: так воздух проходит через хитроумно вмонтированные свистульки.

Античные историки и географы достаточно точно представляли ареал расселения скифов как в Европе, так и в Азии. Не было для них секретом и генетическое родство между азиатскими саками и европейскими скифами. Имя последних, как уже упоминалось, нередко переносилось и на другие народы, что, впрочем, свидетельствует и об их прошлом этническом единстве. Так, в сочинениях античных землеописателей можно встретить утверждение, что скифы живут близ Кронийского (Кронидского) моря — так в древности именовался Северный Ледовитый океан. А назван он был так по имени Крона — вождя «партии титанов», отца Зевса и многих других олимпийских богов. Когда-то (как уже говорилось в 1-й части) Крон и другие титаны властвовали на северных Островах Блаженных (коррелят Гипербореи-Туле), где царил Золотой век. Эсхил в «Прометее прикованном» также называет Крайний Север «безлюдною пустыней диких скифов». Поэтому неудивительно, что у Плиния Старшего и в некоторых средневековых источниках Ледовитый океан именуется также и Скифским.

Насколько были связаны тогдашние народы, населявшие север Европы и Азии с собственно скифами (их древнейшее родство не подлежит сомнению), истории и археологии еще предстоит ответить. Впрочем, и здесь особой проблемы нет. Археологические раскопки в Сибири позволили раздвинуть границы скифско-сакской культуры, главной отличительной чертой которой является так называемый «звериный стиль» (рис. 49), до Забайкалья и Монголии. На Алтае, в течении Нижней Оби, в Туве были открыты выдающиеся памятники скифской и доскифской истории, позволяющие лучше представить как происхождение самого этноса, так и неразрывные связи между европейскими и азиатскими скифами.

Рис. 49. Золотые и бронзовые украшения древних скифов, выполненные в «зверином стиле»

Достаточно познакомиться с сокровищами Пазырыкских курганов, раскопанных на Восточном Алтае, дабы воочию убедиться в сказанном. Сделать это нетрудно, так как большинство наиболее ценных и интересных в историческом плане предметов выставлено в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге (рис. 50). Для экспозиции потребовался огромный зал, ибо только такой вмещает огромный сруб из прекрасно сохранившихся лиственничных бревен — общей площадью около 12 квадратных метров, и высотой до полутора метра. Причем это лишь внутренняя часть погребальной камеры: имелась еще и внешняя обшивка. Вырытая же археологами в грунте могильная яма имела площадь 55 квадратных метров и глубину 4 метра. В срубе находилась огромная колода-саркофаг, а в ней — мумифицированные трупы мужчины и женщины, по всей видимости, вождя и его жены (или наложницы). По определению антропологов, вождь умер в 55-летнем возрасте, его рост 176 сантиметров, что мало соответствует низкорослому монголоидному типу, представители которого испокон веков обитали на данной территории.

Рис. 50. Конь в уборе. Реконструкция. Первый Пазырыкский курган

Тем не менее для европейцев — особенно в прошлом — скифы ассоциировались прежде всего с причерноморскими и околочерноморскими (циркумпонтийскими) степями. Для античных авторов скифы и припонтийские территории были связаны неразрывно. Однако Черное море (Понт Евксинский — дословный перевод «Море Гостеприимное») в сочетании с обитавшими по его берегам скифами далеко не всегда вызывало у греков и римлян положительные эмоции. Эти настроения прекрасно переданы в одной из «скорбных элегий» поэта-изгнанника Овидия (43 год до н. э. — ок. 18 года н. э.), сосланного «божественным императором» Августом на десять лет в захолустный причерноморский город Томы (современный румынский порт Констанца):

Времени ход для людей одинаков ли ныне, как прежде,

    Только ли к жизни моей стало жестоким оно

Здесь, где у моря живу, что прозвано лживо Евксинским,

    Скифским прибрежьем пленен, истинно мрачной землей?

Дикие тут племена — не счесть их! — войной угрожают,

    Мнят позорным они жить не одним грабежом.

Небезопасно вне стен, да и холм защищен ненадежно

    Низкой непрочной стеной и крутизною своей.

Ты и не ждал, а враги налетают хищною стаей,

    Мы не успеем взглянуть — мчатся с добычею прочь.

Часто в стенах крепостных, хоть ворота всегда на запоре,

    Стрелы, сулящие смерть, мы подбираем с дорог.

Редко решается кто обрабатывать землю; несчастный

    Пашет одною рукой, держит оружье другой.

?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?   ?

Нас укрепленья едва защищают, и даже внутри их,

    Смешаны с греками, нас скопища диких страшат.

Ибо живут среди нас, безо всякого с нами различья,

    Варвары: ими домов большая часть занята.

Пусть в них опасности нет, но они отвратительны с виду

    В шкурах звериных своих, с космами длинных волос…

(Перевод С. Шервинского)

Похоже, Овидий сочинял очередную элегию в состоянии глубочайшей депрессии. Искусные воины (рис. 51), доходившие до Египта, сокрушавшие бесчисленные полчища персов и не раз одержившие победы над эллинами, римлянами и разными кочевыми соседями, заслуживают более возвышенных стихов.

Рис. 51. Скифские воины (реконструкция)

* * *

Скифы вполне обустроили кочевой образ жизни. Одни погружали войлочные кибитки на четырехколесные возы, впрягали в них по две, а то и по три пары волов с отпиленными рогами, и сей город на колесах отправлялся в свободное плавание по безбрежному степному морю. Модели таких жилищ (то ли детские игрушки, то ли памятные фигурки) сохранились до наших дней (рис. 52). Когда требовалось, кибитки снимались и превращались в обычные юрты. Они использовались и для жилья и в качестве бани, первенство в ее открытии и дальнейшем повсеместном распространении также принадлежит скифам. Причем мылись примерно так же, как и сейчас: калили на костре камни, клали их в чаны с водой и парились, пока не сойдет семь потов.

Рис. 52. Юрты скифов:

вверху — юрта Анфестерия (фреска из Керчи);

внизу — юрта на колесах (детская игрушка из глины)

Как рассказывает Геродот, процедура омовения в бане практиковалась и после похоронного обряда, по истечении 40 дней после смерти скифа. Как видим, в смысле сороковин ничего с тех пор не изменилось. Правда, скифы в течение всего названного времени возили забальзамированного покойника по ближним и дальним родственникам, устраивая всюду поминки, во время которых умершему предлагались те же яства, что и остальным. И только через 40 дней, когда полагающиеся поминальные обычаи были полностью выполнены, умершего хоронили, насыпая над телом высокий курган.

А бывало еще — собирались мужики в юрте, закрывали все щели и разжигали на костерке какие-то наркотические травы, вроде конопли, и дурманили себе башку. Курительных трубок ведь тогда еще не знали; вместе с табаком они впервые попали в Европу на каравеллах Колумба, возвратившихся в Испанию после открытия Нового Света.

Хотя у скифов практиковалось многоженство, насильников чужих жен карали безжалостно и жестоко. В одном из описаний Скифии, принадлежащих Псевдо-Плутарху, рассказывается о необычном «орудии» казни, получившем у скифов название «уста нечестивых». Это — круглое отверстие в земле, похожее на колодец. Туда бросали уличенного в покушении на честь чужой жены, предварительно зашив насильника в кожу. Спустя 30 дней полусгнившее тело, кишащее червями, доставалось и демонстрировалось народу, дабы впредь кому-то еще неповадно было.

И сколько бы времени ни прошло, какие бы новые напасти ни обрушились на Русскую землю, все новые и новые поколения будут по-прежнему обращаться к историческим истокам русского народа и, быть может, по-новому переосмысливать старые-престарые стихи. Например, такие:

Мы блаженные сонмы свободно кочующих скифов.

Только воля одна нам превыше всего дорога.

Бросив замок Ольвийский с его изваяньями грифов,

От врага укрываясь, мы всюду настигнем врага.

Нет ни капищ у нас, ни богов, только зыбкие тучи

От востока на запад молитвенным светят лучом.

Только богу войны темный хворост слагаем мы в кучи

И вершину тех куч украшаем железным мечом.

Саранчой мы летим, саранчой на чужое нагрянем,

И бесстрашно насытим мы алчные души свои.

И всегда на врага тетиву без ошибки натянем,

Напитавши стрелу смертоносною жёлчью змеи.

Налетим, прошумим — и врага повлечем на аркане,

Без оглядки стремимся к другой непочатой стране.

Наше счастье — война, наша верная сила — в колчане,

Наша гордость — в незнающем отдыха быстром коне.

Константин БАЛЬМОНТ

Данный текст является ознакомительным фрагментом.